Читать книгу Деревянный каземат - Сергей Дубянский - Страница 2

Особняк с желтой крышей, возвышался над остальными домиками, как куча песка над детскими куличиками. Он походил на замок со средневековой гравюры, и только телевизионная «тарелка» над окнами третьего этажа напоминала прохожим, что они не заблудились во времени. Правда, взирали они на этого монстра, как правило, с другой стороны улицы, предпочитая даже в слякоть месить грязь, хотя вдоль высокого каменного забора имелся замечательный участок, выложенный тротуарной плиткой; а все потому, что периодически над забором возникала злобная, мохнатая морда. Собака, по видимости, была огромной, но какой конкретно, не знал никто; как, впрочем, и ее породы. А еще, когда зверь начинал рычать и рваться на свободу, отчетливо слышался противный вибрирующий звук – это пел металлический трос, натянутый по всему периметру; казалось, он вот-вот лопнет, и тогда начнется невообразимое…

В отсутствие деревьев, плотные, вечно задернутые шторы скрывали происходившее в доме. Хотя, по мнению соседей, ничего особенного там и не происходило – никаких гостей с шумными застольями, никаких фейерверков по праздникам. Такая размеренная жизнь даже вызывала уважение, если б еще не эта жуткая собака.

Каждое утро черный «Лексус» выползал из ворот, которые тут же автоматически закрывались. Дотошный наблюдатель успевал разглядеть ровный газон, да два фонаря, выполненных в таком же странном стиле, что и сам дом. Возвращался «Лексус» всегда в одно и то же время, никогда не задерживаясь. Идеальный объект для грабителей, но ни одной попытки пока не было – наверное, атмосфера, окружавшая дом, внушала страх даже самым последним «отморозкам».

Кого возил «Лексус» тоже никто не знал, потому что тонированные стекла полностью скрывали водителя… а, может, кроме водителя там находился и еще кто-нибудь. Зато второго обитателя дома могли лицезреть все, причем, в самое непредсказуемое время. Он мог пропадать по нескольку дней, а потом вдруг появиться, усталый, с явными признаками злоупотребления алкоголем или, наоборот, с просветленным лицом, словно заново взирающий на мир. Последнее случалось не часто, и определенно было связано с большими плоскими предметами, завернутыми в серую бумагу и очень походившими на картины. Возможно, он являлся художником, но никто никогда не видел его на проспекте, где тусовались местные живописцы. Выдвигались также предположения, что он пропивает фамильную коллекцию, но тогда почему хозяин «Лексуса» до сих пор не избавился от пьяницы и дармоеда или, по крайней мере, не изолировал его от ценностей?

Вообще, статус «художника» был совершенно непонятен, и, тем не менее, он жил в этом доме и, вроде, неплохо себя чувствовал – только никогда не ездил на «Лексусе», предпочитая пользоваться маршруткой, хотя это и не делало его более доступным для общения. Заняв место у окна, он сразу отворачивался и только если кто-то трогал его за плечо, передавая за проезд, молча протягивал руку.

Больше в дом никто не входил и не выходил из него…

* * *

Часы показывали восемнадцать двадцать пять. Как всегда, ворота перед «Лексусом» открылись и легко заглотив тяжелую машину, закрылись вновь, прервав секундное сношение дома с внешним миром. Перед пологим съездом в гараж Вадим остановился и заглушив двигатель, опустил стекло. Сет (названный так по имени египетского бога) с рычанием рванулся к хозяину, но трос удержал его. Мощный ошейник впился в его шею; пасть оскалилась, обнажив клыки; язык вывалился…

– А вот это не надо, – Вадим усмехнулся, – если сожрешь меня, кто будет тебя кормить?

Он протянул руку на заднее сиденье и перетащил оттуда тяжелый пакет. Достав кусок мяса, швырнул его к забору, и зверь поймал его на лету; было слышно, как хрустят кости под могучими челюстями; потом бросил «добычу» на землю и придавив лапой, принялся рвать, довольно рыча.

– Ох, зверюга! – подняв стекло, Вадим убрал ногу с тормоза, и машина плавно скатилась в поднявшиеся ворота гаража. Подхватив изрядно похудевший пакет, Вадим прошел по узкому коридору и оказался в просторном холле. По привычке прислушался, но не уловив посторонних звуков, поднялся на третий этаж; постучал, но никто не ответил. Значит, Константин так и не возвращался.

Спустился этажом ниже, в свои апартаменты; переоделся и спустившись на кухню, занялся приготовлением ужина. Отрезав несколько пластов мяса и отбив так, что кровавые брызги долетали даже до плитки на стене, бросил их на сковородку. Раскаленные капельки масла тут же выстрелили в разные стороны, осев и на плите, и на столе, но Валим не обратил на это внимания. Вымыв руки, он открыл бутылку красного вина, налил полный бокал, и пока мясо обрастало золотистой корочкой, опустился на стул, задумчиво изучая помещение, словно пытаясь обнаружить нечто новое, но откуда б то новое могло взяться?.. Сделал глоток; потом допил до конца и вернулся к мясу.

Еда заняла совсем немного времени. Решив, что для уборки сегодня нет соответствующего настроения, свалил грязную посуду в раковину и вновь поднялся к себе; прикрыв дверь, остановился перед небольшим, написанным маслом портретом, стоявшим на столе. Пожилая женщина с массивным лицом и аккуратно уложенными волосами смотрела прямо на него. Вадим знал этот старинный прием, когда достаточно изобразить зрачки строго по центру глазного яблока, и в какой бы точке комнаты ты не находился, взгляд будет направлен на тебя; правда, от этого знания жутковатый эффект не уменьшался. Придвинул кресло и уселся напротив портрета. Заполнявший комнату полумрак смазывал краски, приближая полотно к реальности. Вадим знал – если чуть прикрыть глаза, то за несколько минут напряжения покажется, будто женщина на портрете глубоко вздохнет.

– Добрый вечер, мама, – сказал он.

Сначала, вроде, шевельнулись ее губы, потом моргнули глаза и наконец разжав затекшие пальцы, она устроилась поудобнее в своем кресле, точно таком же, как у Вадима.

– Добрый вечер. Я думала, ты забыл обо мне.

– Я б с удовольствием забыл, но ты знаешь, что, к сожалению, это невозможно.

– Наверное, я не всегда бываю к тебе справедлива, но пойми меня – это ведь Костик оправдал мои надежды.

– А я, значит, не оправдал? – возмутился Вадим, – я содержу твоего Костика…

– В тебе говорит ревность, – перебила мать, – конечно, ведь Костик – человек творческий… кстати, как он? Что пишет?

– Понятия не имею! Его нет уже третьи сутки, а не тебе рассказывать, как он уходит в загул! Да без меня он с голода сдохнет!.. – в голосе послышалась обида, как у ребенка, которому необходимо немедленно подтвердить, что он самый лучший, погладить по голове, но женщина смотрела с портрета равнодушно, как и прежде, – три года назад нарисовал сраный портрет и сразу «оправдал надежды»! Рембрандт хренов! А я…

– Тебе не нравится твоя работа? – Вадиму показалось, что портрет усмехнулся, – любой мужчина был бы счастлив работать в такой обстановке.

– Ладно, мам, опять все с начала, – Вадим махнул рукой. Подобный разговор возникал не впервые, и всякий раз мать упрямо защищала Костю, не желая признавать заслуг старшего сына; ни прошлых, ни настоящих. Наверное, Вадим пытался выплеснуть на портрет свои копившиеся с детства обиды, потому и держал его в своей комнате; ему казалось, что нынешняя солидная жизнь должна доказать матери, насколько он выше безалаберного брата. Она должна видеть это, пусть даже из своего небытия!.. Но ничего не получалось.

Взгляд женщины замер, а руки спокойно улеглись на коленях. Вадим открыл глаза (или все произошло в обратном порядке?..), поднялся с кресла и вдруг почувствовал усталость. С работы он всегда возвращался более бодрым, но, видимо, один вид матери вносил состояние дискомфорта. …Ничего, все равно я отомщу ей – я буду ежедневно, ежечасно повторять дурацкому портрету, кто здесь главный, а Костя в этой жизни – никто!.. Повторять до тех пор, пока не смогу убедить… кого?.. Не кусок холста же… Скорее всего, самого себя…