Читать книгу Экипаж колесницы - Сергей Дубянский - Страница 2

Среди золотистых сосен, верхушками щекотавших ослепительно голубое небо, инородным предметом возникла круглая серая башня с антенной и стеклянная терраса, откуда провожающие махали вслед взлетавшим самолетам. Над ней даже днем светилось голубым неоном слово «Красноярск».

…Как же задолбали эти типовые аэропорты!.. – Женя вздохнул, – сразу и не поймешь, где находишься. Я пришел в отдел в семьдесят восьмом – такие как раз только начали строить… черт, семьдесят восьмой год!.. Получается уже восемь лет катаюсь – офигеть! Как один день!..

Когда автобус въехал на площадь, Женя с удивлением увидел сотни никуда не спешивших людей. Основная их масса расположилась в посадках, на желтой прошлогодней хвое, убивая время чтением газет и поглощением еды (скорее всего, это была жареная треска – основное блюдо аэропортовских буфетов). Человек тридцать осаждали бочку с квасом, обычно не вызывавшую никакого интереса; отчаянно ругаясь, они пытались вытолкнуть кого-то из очереди, и это являлось замечательным способом, выплеснуть хоть часть своего недовольства. Лишь стройотрядовцы в штормовках, увешенных блестящими значками, вальяжно расположились на рюкзаках, наслаждаясь долгожданным бездельем; бодро бренчала гитара, хрипел солист, и хотя поднять настроение другим не удавалось, самим ребятам, похоже, было хорошо.

Под крышей зашипел динамик, и железный голос бесстрастно сообщил:

– Граждане пассажиры, аэропорт Красноярск-2 по техническим причинам временно закрыт на выпуск самолетов. Приносим извинения от имени Аэрофлота.

Площадь гневно загудела и даже борьба за квас потеряла актуальность. Люди ринулись в здание, сметая детей, гонявших по залу спичечную коробку, пока их родители, мокрые от липкой духоты, дремали на мягких красных диванах. У окошка справочной мгновенно возникла толпа.

– Граждане, миленькие, – слышался умоляющий голос диспетчера, – я-то, что сделаю?.. Я все понимаю, но если самолеты заправлять нечем…

– Идиотизм! – возмутился парень, оказавшийся рядом с Женей, – в Нефтеюганск улететь не можем – горючки нет!

– Сволочи… буровая сто пятьдесят процентов плана дает… для кого ж мы ее, проклятую, качаем? – пробурчал его более старший приятель; пробурчал тихо, понимая, что ответ могут дать лишь всезнающие люди из КГБ; дать, а потом еще добавить.

– Мужики, давно сидите? – Женя догнал нефтяников.

– Третьи сутки! Тут народ уж на поезд рванул…

– Не, мне до Воронежа на поезде неделю пилить.

– Е-мое! Почти земляк! – молодой стиснул Женю в объятиях, – я ж сам из Липецка! Меня Сашкой звать, а это Коля – наш мастер. Стоило, вот, в отпуск уехать, и сразу керосина не стало!.. Слушай, земляк, а ты не по нефтяной части?

– Я по железной части, – Женя засмеялся, – здесь новый завод строят, так я им почти всю кузню запустил.

Видимо, информация вызвала в мастере уважение, потому что он сказал:

– Ладно, мужики; есть у меня бутылочка коньяка – еще оттуда, из Сочей. Пошли.

– Я сейчас закусь возьму, – Женя вытащил неприлично толстый бумажник и поймав подозрительный взгляд мастера, пояснил, – халтура называется. Знаешь, сколько я там чужих машин слепил? Восемь! А это дорого стоит…

– …Граждане пассажиры, вылетающие в Москву рейсом за четырнадцатое мая, – вновь проснулся динамик, – просьба пройти для регистрации билетов и посадки в самолет.

– О! – Женя напрягся, как собака, почуявшая дичь, – пойду, мужики, попробую. От Москвы мне добраться – раз плюнуть.

– Так рейс-то за четырнадцатое! – Коля многозначительно поднял палец, – а сегодня шестнадцатое!..

– А я везучий, – Женя спрятал бумажник.

– Коль, – Сашка обернулся к мастеру, – я сейчас – надо ж земляку пособить, а то один он не пробьется.

Людской поток, после объявления устремившийся в распахнутые настежь двери, уже заполнил зал и грозно бился о стеклянный «берег», за которым девушка в голубой пилотке беспомощно кричала в мегафон:

– Пассажиры с других рейсов, отойдите, пожалуйста! Если не освободите проход, самолет не полетит!

– Я те дам, не полетит! – огромный бородатый мужик вклинился в толпу, и народ расступился, пасуя перед реальной силой, – …молчи, хмырь, – сопел кому-то мужик, – я жену два года не видел с вашим лесосплавом, а ему ногу отдавили… Я те ща башку отдавлю!..

– Вперед! – Сашка тут же пристроился за сплавщиком.

Выбор оказался верным и минут через десять Жене удалось пробиться к самому стеклу и схватиться за поручень. До заветного окошка оставалось не больше метра; смяв вонявшую по том пожилую даму, Женя занял позицию для решающей атаки. Он пристально уставился на «голубую» девушку, которая, наконец уверовала в неприступность своей стеклянной брони и наслаждалась сиюминутной властью; казалось, ей доставляло удовольствие сравнивать разъяренные оригиналы с их прилизанными копиями в паспортах. Как Женя понимал ее!.. На ее месте он чувствовал бы себя так же, поэтому улыбнулся, и девушка заметила это, ведь он был единственным улыбающимся человеком во всем «зверинце».

Законным позавчерашним пассажирам никто не препятствовал, но с каждым просунутым в окошко билетом безумие нарастало и достигло кульминации, когда девушка объявила, победно вскинув голову:

– Имеется четыре свободных места. Пассажиры с других рейсов, давайте билеты.

Десятки рук метнулись к окошку, но воинствующее чувство русской справедливости, как всегда восторжествовало над здравым смыслом – главным стало не улететь самому, а чтоб не улетел хам, который двинул кулачищем тебе в бок; и очкарик (он появился только вчера, а ты два дня назад); и два мордоворота (в буфете они забрали последнюю бутылку пива); и наглая девка – просто потому что она наглая!..

До настоящей драки оставалось совсем чуть-чуть, и тогда Женя аккуратно продвинул паспорт по стеклу к самому окошку и в очередной раз улыбнулся. Девушка кивнула и двумя пальчиками втащила документы внутрь. В пылу праведной битвы никто не заметил, что один из четырех билетов был уже фактически продан. Наблюдая, как девушка заполняет посадочный талон, Женя с наслаждением слушал, что, оказывается, существует три разных очереди на самолет, летящий первым; что кому-то плевать на них на все, потому что он опаздывает на похороны, а кому-то плевать вдвойне, потому что ему надо на свадьбу. …Если б ненависть обладала физической сущностью, – подумал Женя, – случился бы вселенский взрыв, но, к счастью, это бессмысленный выплеск эмоций, и не более того…

Обратный путь стоил Жене двух пуговиц и ручки на сумке, поэтому только оказавшись на улице, он вздохнул спокойно. Все эти люди, расположившиеся в посадках, давившиеся за квасом и певшие свои дурацкие песни, его больше не интересовали; он даже не пошел искать Сашку, чтоб поблагодарить за помощь – зачем, ведь это было так, шапочное знакомство, каких в каждой командировке возникают десятки, если не сотни.

* * *

Шорох газет и негромкие голоса нарушил рев турбин; постепенно он делался все тоньше, превращаясь в сверлящий мозги свист, и тогда самолет, набирая скорость, покатился по взлетной полосе. Женя направил в разгоряченное лицо хиленькую струйку прохладного воздуха, и сразу кошмар, только что казавшийся непобедимым, растворился в небытие – три с половиной часа, и Москва. Женя поудобнее устроился в кресле – теперь можно было дремать и ни о чем не беспокоиться.

…Люблю Москву, – подумал он, – только почему мне так не везет с москвичками? Вроде, на мне написано, что я из другого мира… но неужто их мир определяется пропиской?..

Чтоб отвлечься от неприятных мыслей, он достал записную книжку (зная ее содержание почти наизусть, он, тем не менее, любил перелистывать страницы, восстанавливая фрагменты своих приключений). …Таня – Смоленск… – Женя вздохнул, и со стороны могло показаться, что он о чем-то сожалеет, – Дайва – Вильнюс… какие-то мужики… Ира – Минск… Наташа – Хабаровск… Еще Наташа – Горно-Алтайск… Это что за Валя из Херсона?.. Хотя это ж не она, а он – Валька Храпов, механик с Сельмаша!.. Алла – Могилев… Вот Олька – единственная москвичка, да и та уже не моя, а Славкина… – заложив страницу пальцем, он закрыл книжку, – вот, интересно, сколько было самых разных баб, и никого не осталось. А ведь вспыхивало что-то, но потом раз – дернулся фитилек и погас… С другой стороны, Ленка-то есть; эту сучку захочешь выгнать – не выгонишь. Что значит жить в одном городе – села на трамвай, и вот она… хотя Ленка не самый хреновый вариант, только скучно с ней… А с кем весело?.. Женя вспомнил свою последнюю победу – красноярскую Зину с двумя детьми, которая очень хотела замуж. …Дура, и есть дура, – он был безумно рад, что с каждой минутой расстояние между ними увеличивалось на десятки километров, – это ж кем надо быть, чтоб решить, что я женюсь на ней – во, в натуре, кошмарный сон!.. Да и Красноярск не то место, где имело б смысл задерживаться… Нет, Енисей, конечно, классный, и тайга классная, а остальное все убогое до ужаса… Да уж, приеду я!.. Как она спросила – а что мы будем делать с моими детьми?.. Надо было лупануть правду-матку – сына в суворовское училище; дочь, в публичный дом!.. Зина… Имя-то безобразное… но в койке ничего… а в койке все они ничего…

Самолет резко прыгнул вниз, и впереди вспыхнуло табло «Пристегните ремни».

…О, Новосибирск! Сигарет надо купить… Женя снова закрыл глаза и сидел так, ни о чем больше не думая, пока самолет, подпрыгивая, не покатился по бетонной полосе. Потянувшись, Женя выглянул в иллюминатор, где сквозь густую дымку проступал силуэт аэропорта. …Только тумана еще не хватало!.. Хотя если посадили, должны и выпустить…

Когда автобус довез пассажиров до аэровокзала, Женя увидел повторение Красноярской картины – только здесь не было солнца и сосновых посадок, поэтому люди, подстелив газеты, сидели на грязных ступенях, на парапетах, на ограждениях, а то и просто на земле. Объясняя ситуацию, привычный металлический голос сообщил:

– Вылет рейса до Москвы, следующего из Красноярска, задерживается до двенадцати тридцати по метеоусловиям Новосибирска.

…Полчаса – не страшно, – Женя посмотрел на часы, – но если так пойдет дальше, можно и на поезд опоздать… Он прошелся по залу и вспомнив про сигареты, занял очередь в буфет, а взгляд, привычно выискивая самых симпатичных пассажирок, остановился на длинноногой блондинке.

– …Извините, – Женя почувствовал, что его тронули за руку, и обернувшись, увидел худенькую девушку в джинсах, которая неуверенно протягивала деньги, – вы не возьмете кофе и булочку? А то… – она покосилась на хвост очереди.

Денег Женя не взял, но кивнул, и девушка отошла, а возле блондинки неожиданно остановился высокий плечистый парень, которому та сразу положила на плечо руку. …Место занято, – Женя вернулся к нерешительной просительнице, – а тоже ничего, – смерил девушку взглядом, – в любом случае, болтать с ней приятнее, чем тупо слоняться…

Очередь двигалась так быстро, что Женя даже не успел выбрать из своего богатого арсенала подходящую тему разговора, зато в последний момент, на всякий случай, решил добавить к «заказу» шоколадку.

– Спасибо, – девушка вновь протянула деньги, но Женя махнул рукой, и пожав плечами, она ссыпала монетки обратно в кошелек, – вы случайно не знаете – в Москве ведь несколько аэропортов, да? А, вот, в Запорожье откуда лететь?

За восемь лет Женя изучил не только, откуда что летает или ездит, но даже плавает, поэтому ответил не задумываясь:

– Из Внуково. Но главное, здесь не застрять. Кстати, я – Женя, и, похоже, мы летим в одном самолете.

– Похоже, – девушка засмеялась, – Таня. Купила, вот, путевку по Днепру, а как до Днепра добраться, не знаю.

– За свои деньги страну смотреть – большая роскошь.

– По-другому не получается, – она огляделась, ища, куда б пристроиться с кофе, – я на местном телевидении работаю, так что за казенный счет мне только Сибирь показывают.

– А я – шеф наладки, поэтому езжу исключительно за государственный, и еще зарплату нехилую платят. Пойдем, на улице посидим.

Словно освобождая им место, с парапета поднялась парочка, и Женя мгновенно плюхнулся на еще теплые камни.

– Садись, – он придвинулся к увлеченному кроссвордом пареньку, – а погода меня в прошлом году во Львове достала…

Таня принялась есть так торопливо, что Женя решил не смущать ее и отвернулся, разглядывая неподвижные ряды самолетов. История про Львов, имевшая в «реестре» номер четыре, за это время успела показаться ему не самой привлекательной, поэтому он сказал:

– Кстати, билет у меня на сегодня, а мы летим позавчерашним рейсом.

– Здорово, – Таня сунула остаток булки в пустой стаканчик и бросив его в урну, достала сигарету, – а я намучилась! Приехала – говорят, рейс откладывается на сутки; я обратно домой, и два дня названивала через каждый час…

– То есть, у тебя есть телефон?

– Какой шустрый! – Таня засмеялась, но не нашла повода для отказа, – ладно, сейчас напишу…

Под крышей хрюкнуло, и голос объявил:

– Пассажиры, вылетающие в Москву, следующие из Красноярска, просьба пройти на посадку к выходу номер два.

– В самолете напишешь, – уверенно взяв девушку за руку, Женя повел ее к автобусу, – а, знаешь, я один раз падал, когда из Хабаровска летели.

– Чего, правда?.. – изумилась Таня.

– Правда. Сидим, значит, курим – тогда еще можно было. В картишки гоняем и вдруг чувствуем, самолет затрясся…

Двери автобуса с шипением открылись, и Женя прервал свою «историю номер восемь».

Отправить соседа на Танино место не составило труда – мужик спал от самого Красноярска и, похоже, готовился вновь предаться этому полезному для здоровья занятию.

– Прошу, мадмуазель, – пропустив девушку к иллюминатору, Женя уселся рядом.

– И как же вы падали? – напомнила Таня.

– Элементарно. Вибрация пошла жуткая, и поскакал самолет вниз – уступами, как по лестнице. Выходит бледная стюардесса; товарищи, говорит, не курите, пристегните ремни – проходим сложные метеоусловия. А тут и без курева тошно – карты все побросали, в одну точку вперились и детство вспоминают. Не знаю, сколько высоты мы потеряли, но минут через пять выровнялись. Думаю, небольшой смерч краешком зацепили. Они в тех местах бывают – ты ж знаешь, да? – Женя повернулся и увидел, что глаза девушки закрыты, а голова медленно клонится к нему на плечо.

…А я тут распинаюсь!.. – он усмехнулся, – ну и что дальше? Посадить ее во Внуковский автобус и пусть катит? А что еще? Не лететь же в Запорожье, чтоб трахнуть ее? Их, таких, столько по Союзу бродит!.. Все в этой жизни – игра. Жаль, никто не знает ее правил… Но телефончик все-таки надо взять – вдруг опять Красноярск нарисуется на горизонте?..

Танина голова наконец нашла точку опоры. …Какой аккуратненький носик… и ресницы красивые – интересно, они такие от природы?.. Люблю разглядывать эти забавные существа – с виду они, вроде, такие разные… А грудь, прям, по классике – помещается в ладонь… Соски, вот, у нее розовые или коричневые?.. Придется ехать в Красноярск – проверять… Женя пошевелился, и это разбудило девушку. Она улыбнулась так, словно находилась дома, а рядом сидел самый родной и близкий человек. С минуту эта улыбка держалась на лице, но потом она, видимо, вспомнила, что летит в самолете.

– Извини, пожалуйста, – взяла Женину руку, – ты рассказывал, а я заснула. Я так издергалась с этим отлетом… Расскажи еще что-нибудь веселое; честно, я не буду спать.

…Если б мы ехали в поезде, я б тебе рассказал, – подумал Женя, – а тут нам осталось лететь-то, и пока не вижу, ни адреса, ни телефона…

– Настроение не для веселого, – он нежно сжал Танину руку.

– Почему?

– Потому что скоро мы расстанемся, а не хочется…

– Шутить изволите? – покраснев, Таня отняла руку.

– Хорошо, будем считать так. Извини, – Женя демонстративно уставился на мужика по другую сторону прохода. Это было стандартное начало, которое он разыгрывал, не задумываясь, как хороший шахматист, имеющий в голове десяток продолжений на все случаи жизни.

– Жень, – ход оказался верным, и уже через минуту Таня сама взяла его руку, – не сердись, только смешно это. Встретились час назад, выкурили по сигарете…

– А разве этого мало? Танечка, милая, я ж не объясняюсь тебе в любви, но то, что ты мне нравишься – факт. И чтоб это определить много времени не требуется.

– И чем же я тебе нравлюсь?

…Какие ж вы все дуры! – Женя усмехнулся, – обязательно хотите услышать, чем ты лучше других – это, вроде, поднимает самооценку… Да все вы одинаковые, как по строению тела, так и по строению мозгов…

– Чем понравилась?.. – Женя убрал с лица усмешку и сделал вид, что задумался, хотя и так знал свою реплику, положенную по «сценарию», – это напарник может нравиться чем-то – как он, например, крутит гайки или жарит картошку, а девушка нравится вообще. Если вычленять фрагменты, всегда найдешь, и более красивые глаза, и более стройные ноги, а тут… Я, вот, смотрю на тебя и мне хорошо; держу твою руку… не знаю, как это называется; не знаю, что из всего этого получится – я просто сказал, как есть, – он потупил взгляд, – я приеду к тебе, если ты, конечно, захочешь…

– Я хочу… – заворожено произнесла Таня, – знаешь, с тобой так легко… я встречалась с парнями, но все они какие-то… – она достала блокнотик, – я тебе сейчас напишу телефон, только ты обязательно позвони, ладно?

– Куда ж я денусь, чудо мое!.. – мысленно Женя рассмеялся, но прекрасно умел сохранять в голосе налет грусти.

– Я буду ждать, когда…

Самолет подпрыгнул, плюхнувшись на бетон и покатился, резко сбросив скорость.

– Вот и прилетели, – не глянув на листок, Женя сунул его в карман – первый акт был сыгран, а когда начнется второй (и начнется ли) никому не известно, поэтому, как всегда в антракте, можно было заняться делами насущными. …Хоть бы Любка сегодня работала, а то начнутся проблемы с билетами – пока доберусь до вокзала, останется-то всего три поезда, и из них два проходящих…

– …Жень, о чем ты думаешь?

– А?.. – он перевел взгляд на соседку, – да так… изобретаю себе работенку в Красноярске. Есть там у меня друг – главный механик одного заводика; может, сделает вызов, – Женя сам чувствовал, что «попер в дурь», но теперь это не имело значения, ведь главную победу он уже одержал, заронив в Танину голову будущие радостные воспоминания и ожидание чего-то хорошего. А дальше видно будет – удастся ему воспользоваться плодами этой победы или не удастся…

Автобус доставил всех к аэровокзалу.

– Ты не опоздаешь? – Женя посмотрел на часы, прикидывая, успеет ли сам добраться до Казанского вокзала на электричке или придется брать такси, – у тебя рейс во сколько?

– Не знаю, – видя, как вытянулось Женино лицо, Таня засмеялась, – у меня еще билета нет. Путевка была «горящая», а в нашем агентстве бронируют не меньше, чем за неделю. Они сказали, что лучше купить прямо в аэропорту.

– А если не купишь? У тебя есть где перекантоваться?

– Нет, – растерялась Таня, – а что, может не быть билетов?

– А ты как думаешь? Это в московских магазинах все всегда есть, а с билетами та же потеха, что и везде; даже хуже.

– А как же?.. Гостиницы ж здесь, наверное, дорогие, да?

– Уж не дешевые, – Женя снова посмотрел на часы.

– Ты спешишь? – догадалась Таня, – ты мне только покажи, где автобус на Внуково, а там, если что, свернусь на лавочке, как котенок… – она жалобно прикусила нижнюю губу.

…Полный ребенок! – констатировал Женя, но гораздо больше его заинтриговала другая, внезапная мысль, – а если по закону подлости следующая командировка будет опять в Красноярск? Сколько у нас случалось таких чудес? И буду потом локти кусать – искать чего-то, а тут, вот оно, тепленькое…

– Подожди, – он достал пятак, – позвоню друзьям.

– Может, не стоит… – но Женя закрыл ладонью ее рот и повернулся к висевшему на стене телефону-автомату.

– Хэлло, – ответивший голос походил на мурлыкание.

– Оль, приветик.

– Привет, – голос сразу стал самым обычным – видимо, кошечьи интонации предназначалось кому-то другому.

– Вас приветствует славный град Воронеж.

– Женька! Не узнала – богатым будешь. Ты откуда?

– Из Домодедово, но встретиться не получается. Короче, слушай, – он посмотрел на смущенно отвернувшуюся Таню, – со мной прилетела одна очень славная девочка. Завтра или послезавтра… ну, как билет возьмет, она улетит в Запорожье, но может получиться, что пока ей ночевать будет негде…

– Жень, сколько у тебя «девочек»? – со смехом перебила Оля, вмиг уяснив суть проблемы, – ладно, пусть звонит после девяти – примем. Как твои-то дела? К нам не собираешься? А то в эту пятницу день рождения моей лучшей подруги. Я ей тебя обрисовала – мол, сероглазый бородатый викинг, так она до сих пор кипятком писает. И кстати, у нее сейчас никого нет, так что мотай на ус.

– Олька, ты чудо! – воскликнул Женя, и Таня сразу померкла, превратившись… да ни во что она не превратилась – так, стоит тут кто-то…

– Ладно, Жень, извини. Я убегаю, а девочка пусть звонит. Пока, до пятницы.

В трубке послышались гудки, и Женя мечтательно прикрыл глаза. …Москва! Город мечты!.. Да еще Олькина подруга!.. Идеальный вариант!.. А если у нее еще есть хата!..

– Жень, я пойду?..

– Да что ты, глупышка! – ему даже стало неловко за слова, произнесенные в самолете, но он знал, что это пройдет, как только вместо Москвы, он окажется в Красноярске, – куда ты пойдешь? Доставай блокнот, – он продиктовал телефон, – если не улетишь, позвони после девяти. Зовут ее Оля, мужика – Слава; и еще запиши телефон Виталика в Запорожье – тоже мой друг; я у них как-то сдавал пару прессов… – поймав Танин взгляд, Женя решил, что если б ему не надо было уезжать, они б прямо сейчас поехали к Славке и все решили здесь, без всякого Красноярска.

– Жень, зачем ты… кто я тебе?.. – Таня уткнулась в его плечо, и он прижал девушку к себе, пытаясь вспомнить, как называется шампунь, которым пахнут ее волосы.

– Ты – самая лучшая девчонка в мире!.. – правда, это было адресовано уже не ей, а той, другой, с которой он непременно познакомится в пятницу.

– Неужто мы больше не увидимся? – Таня подняла голову (…поцеловать или ну ее?.. – подумал Женя), – я таких, как ты, никогда не встречала. Ты обязательно приезжай, – она сама поцеловала его в щеку, – только позвони, а то я живу с родителями… – она покраснела от собственной смелости и быстро сменила тему, – так, где тут автобус?

На остановке они целовались долго и уже по-настоящему; при этом Женя искоса поглядывал на часы, понимая, что теряет драгоценное время, но не мог испортить такую красивую Игру. Наконец Таня исчезла в салоне, послав прощальный воздушный поцелуй; Женя дождался, пока закроются двери, и метнулся к стоянке такси.

– Шеф, на Казанский! Пулей! – он плюхнулся рядом с водителем, и машина сорвалась с места. …Так, все классно, – откинувшись на сиденье, Женя закурил, – нет, кто бы что ни говорил, жизнь прекрасна и удивительна!..

* * *

Вокзал встретил Женю привычным столпотворением. Это был хорошо знакомый мир, населенный калеками, алкашами, бабами в платках, торжественно восседавшими на грудах сумок; интеллигентами, прохаживающимися заложив руки за спину, и бесчисленными очередями – за бутербродами, газировкой, сувенирами, газетами и, естественно, за билетами.

Женя сразу направился к шестой кассе, но вместо Любы там сидела незнакомая дама с тусклым взглядом; табло же, тем временем, фиксировало, что даже на самый захудалый пассажирский поезд до Воронежа осталось всего тридцать два места, и те в плацкарте.

…Черт, уже тридцать одно! – Женя увидел, как черная двойка сменилась единичкой, – и куда все едут?.. Неужто действительно верят, что там, где нас нет, лучше? Из-за жратвы и тряпок принимать такие мучения!.. Женя направился к группке людей, смиренно стоявших перед закрытым окошком с табличкой «перерыв». …Вот, не хватает ума сообразить, что она откроется через пятнадцать минут, а в открытые, они будут стоять три часа!.. Кругом дебилы!.. С другой стороны, это ж хорошо – нам жить проще…

Он занял место за мужчиной, с умным видом изучавшим газету «За рубежом»; самого Женю политические проблемы не привлекали. …Вот, если б «за руб. ежом»!.. – подумал он весело и окинув зал наметанным взглядом, пришел к выводу, что все красивые девушки уже уехали на более приличных поездах. …Ладно, почитаем, как оно там, в «мире капитала»… Женя пристроился к мужчине, заглядывая ему через плечо.

Наконец касса открылась.

– …Куда лезешь?! Куда, говорю, лезешь?!..

Обернувшись, Женя увидел растрепанную бабу, пытавшуюся вытолкнуть из быстро растущей очереди девушку с плоским, как сковородка, лицом и раскосыми глазами.

– Я ж занимала… правда, – покраснев, девушка беспомощно озиралась по сторонам.

– Не было тебя! Мужчина, скажите, кто за вами занимал?..

Сосед по очереди лишь промямлил что-то невнятное, не желая связываться с фурией.

– Нахалка! Знаешь где, мы таких видали?!..

Губы девушки дрогнули; она уже собралась переместиться в хвост очереди, но Жене стало жаль ее, и он поманил пальцем.

– Вы ж за мной занимали. Забыли, да?

– Как за вами?! – взвился потрепанный мужичок с полной авоськой апельсинов.

– Заглохни, – Женя глянул на него презрительно, – девушка отходила. Еще вопросы есть?

– Я не видел ее!..

– Еще вякнешь – вместо поезда поедешь прямиком в Склиф.

Мужичок замолчал, видимо, решив, что предлагаемый вариант не самый удачный, и даже скандальная тетка притихла, перестав взывать к справедливости.

– Что ж вы так?.. А я, вот, вас запомнил, – улыбнувшись, Женя поставил девушку в очередь, но желания продолжить знакомство не возникло – даже статья о тяжелом положении негров в США показалась ему интереснее, поэтому искреннее «спасибо» безответно повисло в воздухе.

Став счастливым обладателем кусочка картона, открывавшего путь домой, Женя вышел на площадь; остановился, вдыхая теплый весенний воздух, наслаждаясь непрерывающимся гулом Садового кольца и с завистью глядя на спешивших мимо людей. Как ему не хотелось уезжать! Ведь безымянная Олина подруга пребывала где-то рядом и прекрасно себя чувствовала среди этой радостной суеты, а ему предстояло влиться в «окающую» и «акающую» толпу, озабоченную лишь неподъемными сумками …со всяким дерьмом. Но такова судьба, – Женя вздохнул, – по крайней мере, до пятницы, а потом я смогу приезжать, когда захочу и на сколько захочу. Так что, Москва, не прощаюсь… Закончив мысленный монолог, он нехотя вышел на перрон, где его уже ждал поезд.

Соседи по вагону полностью отвечали статусу плацкарты: один уже громко храпел на верхней полке; второй, в идиотской желтой рубахе, тупо смотрел в окно, демонстративно не желая общаться с третьим – подвыпившим толстым кавказцем в мятом пиджаке, но кавказец хватал «желторубашечника» за руку, твердя заплетающимся языком:

– Не сердись, товарищ. Знаешь, какой у меня день?.. Ты не знаешь, какой у меня день!..

Парень стряхнул его руку, однако кавказец не отставал.

– Друг, давай выпьем – у меня есть рубль, – он с готовностью полез в карман, – неужели мы не найдем выпить?..

– Добрый вечер, – Женя остановился, и кавказец тут же переключился на него.

– О, товарищ, садись, на здоровье! – он тут же протянул рубль новому соседу, – смотри. Мы найдем где-нибудь выпить? Ты не обижай меня! Зачем думаешь, что я пьяный? У меня есть…

– Не могу больше! – «желторубашечник» встал, – как он достал своим рублем! Может, покурим? – обратился он к Жене.

Тот молча бросил сумку, и они вышли на улицу, где сгущавшийся вечер уютно прятал силуэты высоток.

– Вроде, уже и не Москва, – Женя разглядывал темно-зеленые бока вагонов, одинаковые шторки на окнах, девушек в униформе, попарно стоявших у дверей, а, главное, вдыхал фантастический запах, накрывавший весь вокзал. Он был настолько родным, что его не требовалось описывать словами, – чувствуешь? – Женя выразительно потянул носом.

– Меня уже тошнит от него! Я ж с Петропавловска еду…

– Камчатского?

– Нет, Казахского, – парень усмехнулся, – с Целины! Я туда пацаном уехал, по комсомольской путевке; даже медаль есть!

Женя не любил медали, считая, что это такая игра, придуманная государством, чтоб не платить нормальные деньги. У него самого было целых два значка «Победитель социалистического соревнования», и что? Разве от этого его жизнь стала лучше? А вот прессы, запущенные в Красноярске, реально грели, и карман, и душу.

– Слушай, – продолжал парень, не получив оценки своих подвигов, – выпить-то есть, но не хочется с обезьяной сидеть.

– Давай выгоним «обезьяну», – Женя пожал плечами, и тут проводница позвала всех обратно в вагон. Они даже не успели докурить, зато кавказцу хватило времени, чтоб вырубиться, и увидев это, «целинник» сразу полез в сумку.

– Меня Валерой звать, а тебя?

– С утра Женей был… – он достал остатки красноярской колбасы; как у всякого пассажира, бутылка у него тоже имелась, но бутылка сувенирная – с кедровой настойкой, и предназначалась она совсем для иных ситуаций.

– И как там целина? – Женя по-хозяйски разлил вонючую казахскую водку. Сам он был в «тех углах» лишь раз, и если обычно запоминал города по женщинам, с которыми проводил время, то в данном случае в памяти смутно всплывали лишь грязные улицы, застроенные трехэтажными бараками, и пьяные люди, громко разговаривавшие на уродливом языке.

– Там хорошо, – Валера вздохнул, – там деньги платят, а у нас в деревне что заработаешь?..

Женю не интересовала деревенская жизнь, поэтому он молча поднял стакан. Оба выпили, и Валера принялся с восторгом рассказывать о новых комбайнах, полученных совхозом в прошлом году, а Женя отвернулся к окну, погрузившись в радостные мысли о предстоящей пятнице.

– Может, в карты сыграем? – предложил Валера, наконец поняв, что его не слушают.

Женя скептически оглядел партнера – сам он предпочитал преферанс, которым прекрасно владел еще со студенческих лет, но целинник-то наверняка имел в виду «дурака».

– Пойдем, лучше покурим, – Женя встал.

Лавируя среди торчащих с полок вонючих ног и вещей, стоящих в проходе, они направились к тамбуру, и на боковушке, рядом с туалетом, Женя увидел девушку из очереди.

– Ой, мы опять соседи! – она заулыбалась, – я вас давно увидела! Еще раз спасибо вам!

Женя нехотя остановился. Он разглядывал «азиатку», все же пытаясь отыскать в ней хоть что-то привлекательное, но не находил – это был явно не его типаж.

– А вы в карты играете? – Валера вынырнул из-за его спины.

– Тань! – девушка постучала в верхнюю полку, – слезай – пошли в карты играть!

Сверху свесилась аккуратно подстриженная головка.

…А это уже кое-что, – Женя оценивающе прищурился, – выходит, не зря я вступился за уродину – все в мире происходит со смыслом… Но ведь опять Таня! Это уже не смешно. Придется нумеровать их – никакой фантазии у людей…

– Вы идите, курите, – «азиатка» увидела, как нетерпеливо Женя вертит в руке пачку, – мы сейчас.

В открытую дверь тамбура было хорошо видно, как Таня спустилась, осторожно нащупав край полки маленькой ножкой в белом носочке, и достав косметичку; присела за столик.

– Готовится, да? – глупо хихикнул Валера.

…Губищи-то закатай, козел… – Женя отвернулся, прикуривая, – тебе вторую – ты привык к «узкопленочным»… Но сказал он совсем другое:

– В кабак сгоняй. Шампусик возьми, конфет, фруктов.

– Да оно это… – смутился Валера.

– Понял, – Женя достал две пятидесятирублевки, и подумав, добавил третью, – это чтоб не говорил, что апельсины по семь рублей за штуку – дорого.

– По семь за штуку?.. – испугался Валера, – в Москве пять рублей килограмм – я сам видел! Надо было там взять, да?

– Заранее только презервативы берут, а остальное решается в процессе… кстати, у тебя есть?

– Что, презервативы? – Валера покраснел, – я ж женат.

– О, как! – рассмеялся Женя, – так, может, ты с чужими бабами и не пьешь? Или только не трахаешься?

– Нет, почему?.. Я пью…

– А чего стоишь? Дуй в кабак.

Женя с удовольствием наблюдал, как в ходе разговора менялось лицо целинника – пять минут назад в нем читалась гордость за такую состоявшуюся, отмеченную медалью жизнь; наверное, он даже сравнивал себя с длинноволосым бородатым бродягой в рубашке без двух пуговиц… и тут такой облом!

– Я мухой! – Валера сунул деньги в карман.

Дождавшись, пока гонец исчезнет из вида, Женя вернулся в вагон и плюхнулся на полку, разглядывая подругу «азиатки».

– Ну что, девчонки, давайте знакомиться. Женя.

– Валя, – представилась «азиатка», – а вы москвич?

На подобные вопросы тоже имелся готовый ответ.

– Я – гражданин мира; сегодня здесь, завтра там…

– Но где-то ж вы живете, – похоже, Валя была совсем не романтичной девушкой.

– Прописан в Воронеже. А вы, девчонки?

– И мы из Воронежа! – воодушевилась Валя, – к подруге на свадьбу ездили. Прикиньте, на море с пацаном из Москвы познакомилась, и вон что получилось. Нам бы так, да, Тань?

Таня покраснела, и Женя решил, что может закончить Игру одним ходом, но обещать жениться, он считал некорректным; вот, провести женщину по грани, ничего не обещая, но и не разрушая надежд – это истинная Игра!..

– Что ж у вас за работа такая, «гражданин мира»? – заинтересовалась Таня.

– Работа у меня классная, – в подробности Женя вдаваться не стал, потому что девушек, очень стремящихся замуж, занимает не процесс добывания денег, а конечный результат; поэтому, распаляя их любопытство, сообщил, – у меня есть дом, целое поместье земли, машина… короче, красиво жить не запретишь, а хреново – не заставишь.

– Везет вашей жене, – Валя отвернулась.

– Какая ты меркантильная, – вздохнул Женя, – а то, что муж будет появляться на пару дней в месяц, тебя не волнует?

– Зато каждый раз – праздник, – Таня засмеялась, – я б так смогла – никакой рутины, да?

…Если б ты еще сказала, что никогда не будешь выяснять, чем я занимаюсь в командировках, то была б почти идеальной женой. Такую и буду искать, если когда-нибудь соберусь жениться… Но продумать перспективу до конца Женя не успел, потому что вернулся гонец. То ли разочаровавшись в строительстве коммунизма, то ли сэкономив халявных денег, но добавил он в ресторане весьма прилично – его мотало между полок, тыча лицом в грязные носки, надетые на чьи-то грязные ноги; при этом он постоянно икал и извинялся, снова икал и снова извинялся. Наконец водрузив перед Женей пакет, Валера рухнул на голый матрац, совсем перестав отличаться от «кавказца», которого так презирал трезвым умом.

– Вот и пошли дебила… – Женя достал из пакета бутылку с укутанным в фольгу горлышком, – схожу за стаканами, а вы изучите, что он там еще притащил.

Стоя в противоположном конце вагона, Женя наблюдал, как девушки беседовали между собой: сначала они смеялись, потом спорили и в конце, похоже, поссорились, потому что замолчали, отвернувшись в разные стороны. В это время раздражающе яркий свет сменился мягкой голубизной, в которой прорисовывались лишь нечеткие загадочные силуэты, и девушки ушли курить. Вернулись они снова веселые; сбросив туфли, Валя сразу полезла на верхнюю полку, а Таня осталась разбирать содержимое пакета.

…Что и требовалось – очень мудрое решение, – Женя постучал к проводнице и получив желаемую тару, пошел обратно, – сейчас разберемся, что это за очередная Татьяна…

Поставив стаканы, он присел рядом с девушкой, уютно забившейся в уголок у закрытого дерматиновой шторкой окна. На столике угадывалась коробка конфет, раскатившиеся шары апельсинов и что-то кривое, похожее на банан.

– За знакомство? – бесшумно открыв бутылку, Женя плеснул в стаканы вспенившуюся жидкость, – Тань, как думаешь, случайность, что мы оказались в одном вагоне или нет?

– Не знаю, – она сделала глоток, второй; мгновенно появившаяся легкость требовала откровений, – мы, когда ехали в Москву, – Таня поставила недопитый стакан, – познакомились с парнем – он стихи пишет; так вот, он объяснял нам, почему людей в поездах тянет друг к другу. Хочешь, покажу? – она достала мятый листок и высунулась из своего гнездышка поближе к тусклому свету, – короче, почему людей в поезде тянет друг к другу. «…Их связывает нечто большее, чем общее купе. Скорее всего, это город, из которого они уезжают. Пусть они ни разу там не встретились, но им хочется вспоминать его, чтоб отыскать друг в друге частичку общего прошлого, оставшегося за двойными стеклами вагона. Их тянет не физически и не духовно, а просто потому что поезд прощает многое, не прощаемое в обычной, бесколесной жизни – не зря ведь железная дорога называется полосой отчуждения… Их тянет друг к другу, как кусочки разбитого вдребезги, несоединимого мира; тянет, чтоб сжаться в один комок, плакать и шептать невысказанное, возможно, предназначенное кому-то другому, оставшемуся среди других обломков, увезенных совсем в другую сторону. А если между ними возникает нечто большее, чем невинные слезы и выплывающий из воспоминаний шепот, то виновата в этом только полоса отчуждения с ее близорукими фонарями за окном и стыдливо-тусклыми светильниками купе…» Вот.

– Короче, клеил тебя, – сделал вывод Женя.

– Может, и клеил. Только я не поддалась…

Женя сжал Танины пальцы, как из тюбика выдавив на ее лицо алую краску; она прикрыла глаза, стыдясь того, что так прозрачно пыталась примерить к себе чужие сумбурные образы.

– Но сама идея тебе понравилось?..

– Нет, – Женя покачал головой, – я – человек технический, поэтому знаю, что «полоса отчуждения» – термин сугубо профессиональный, а не поэтический; обозначает он не поезд, где с людьми что-то там происходит, а полоску земли установленной ширины, включающую рельсы и прилегающие к ним насыпи…

– Какой ты… – Таня забрала руку и вздохнула.

– Обиделась? – Женя засмеялся, – хочешь, расскажу тебе что-нибудь веселое из реальной жизни? Например, представь – Ленинград, лето, шикарная погода, воскресенье…

Это была красивая история номер одиннадцать, но Таня никогда не бывала в Ленинграде и не могла представить его. Ее рот чуть приоткрылся, а глаза распахнулись, медленно и широко, как у большой куклы.

…И почему у нас плацкартный вагон?.. Оборвав никому не интересный рассказ, он наклонился, ласково провел по щеке; Таня почувствовала запах солнца от его волос и испугалась своих победивших чар – своих собственных без чужих дурацких стихов! Первый раз в жизни ей удалось заполучить прекрасного принца, похожего на древнего скандинавского бога, а не очкарика из параллельной группы и не пьяного отморозка с танцплощадки. Ей казалось, что это самая счастливая минута ее жизни… так неужто, правда, дело лишь в стуке колес и всесильной полосе отчуждения?..

– Утром приедем, и больше я тебя никогда не увижу, да?.. – Таня замерла, с ужасом ожидая ответа.

– Зачем же так печально?

– Просто печально… хоть скажи – все-таки кто ты?

– Странствующий рыцарь, – Женя улыбнулся, – дон Кихот; только тот воевал с ветряными мельницами, а я с железными.

Таня закрыла глаза, почувствовав прикосновение его губ – какое ей дело до его «мельниц»? Гораздо важнее его руки, сначала нежно, а потом все сильнее ласкавшие ее грудь… В другом конце вагона послышались шаркающие шаги.

– Кто-то идет, – прошептала Таня, пытаясь оттолкнуть чудесные руки.

– И что?.. Кому, какое дело?..

Мимо прошла сонная женщина в халате; хлопнула дверь туалета. Женя стиснул Танины плечи…

– Я не могу так, – она отрицательно мотнула головой, – когда ходят постоянно… если я дам телефон, ты позвонишь?

– Конечно!

Таня долго держала паузу, надеясь, что он добавит: – …Ведь мы всегда будем вместе! Но Женя не собирался никого обнадеживать, и она вздохнула.

– Я знаю, так не бывает; сейчас ты выйдешь и все забудешь. При твоей жизни – это ж эпизод, а я?.. Сижу в своем институте; закончу его, и зашлют меня врачом в какое-нибудь Задрюкино, и все – жизнь закончится…

Мимо прошел еще кто-то; снова хлопнула дверь, и Таня снова вздохнула.

– Чего людям не спится?.. Наверное, не хотят, чтоб мы были вместе… ладно, – она легко высвободилась из ненавязчивых объятий, вытянулась и подсунув под голову подушку, принялась изучать явившееся ей в человеческом образе, чудо. Впрочем, при таком освещении работала, скорее, фантазия, нежели зрение, но это не имело значения, – ты собирался рассказать мне что-то, – напомнила она, но Жене уже не хотелось ничего рассказывать. Веселые истории ему пригодятся в будущем – чтоб его уход не выглядел бегством, пока эта дурочка, лежа в постельке, будет остывать от «неземной» любви.

…Надо сегодня же ее трахнуть, – решил он, – после пятницы будет не до нее… нет, а почему, собственно, не брать то, что просто валяется под ногами…

– Может, поспишь? – Женя посмотрел на часы, – приезжаем мы в полчетвертого – день получится длинный.

– Бог с ним, – Таня вяло махнула рукой, – высплюсь. Мне в больницу только вечером – у нас сейчас практика. А знаешь, – она засмеялась, – родичи меня ждут днем – с другим поездом, но на него билетов не было.

– О, как!.. – Женя мгновенно оценил намек, – так зачем поднимать родителей в такую рань – днем и явишься, а?

– Нормально ты придумал, – она взъерошила Женины волосы, – только жена-то у тебя, небось, есть?

– Значит, все у нас начинается с недоверия?..

– Ну, извини…

Но Женя, решив ее проучить, отвернулся.

– Не хочешь разговаривать, тогда я сплю, – Таня вздохнула.

– А я покурю, – Женя уже поднялся, когда девушка поймала его руку и заставив сесть обратно, поцеловала в губы.

– Теперь можешь идти.

Выйдя в тамбур, Женя зевнул; прижался лбом к холодному стеклу. …Как же не хочется тащить ее к себе!.. Девка она, похоже, настырная – раз хату засветишь, так потом не выгонишь. Боже, как все просто!.. «Нравится – не нравится» – это самое светлое чувство, а остальное, уж совсем голый расчет. Я ж понимаю – после распределения ей надо любой ценой зацепиться в Воронеже… черт, а спать-то хочется. Надо прилечь, а то раздену ее и вырублюсь – неудобно получится…

* * *

Проснулся Женя от яркого электрического света и разлепив тяжелые веки, увидел, что наиболее трезвые пассажиры уже копошились, собирая вещи. …Значит, подъезжаем. Таня… может, она мне приснилась? Я уж забыл, как она выглядит… да, скорее всего, она тоже, и это к лучшему – не зря говорят, не следи, где живешь. Что мне, целой страны мало?.. Это ж придется график составлять, чтоб они с Ленкой не пересекались… а можно и не составлять – прикольно, как они станут друг дружке волосенки рвать… Спрыгнув с полки, он пошел умываться.

Миновать Таню, понуро смотревшую в пустой проход, было невозможно, тем более, она радостно улыбнулась.

– Соня. Я тебя даже за ушком щекотала – ноль эмоций.

– Да разве я сплю? – пришлось присесть рядом, – вот, был я в Чернигове с Ленькой Клюевым – о, спит человек! Я как-то возвращаюсь ночью, а дверь заперта изнутри. Барабанил так, что соседа разбудил; сосед из своего номера стал в стенку лупить – ноль эмоций. Прибежала горничная; стала по телефону звонить (а телефон прямо над ухом стоит) – ноль эмоций. Во, как!

– А дальше что?

– Короче, спал я в холле, – Женя разгладил ладонями «помятое» лицо, – а ты говоришь, за ушком щекотала…

В окне в это время уже плыли желтые вокзальные фонари.

Воронеж встретил их милицейским нарядом, лениво прогуливавшимся по перрону, да таксистами, курившими у выхода в город; даже пассажиры, покидавшие вагоны, не нарушали этого сонного царства, тихонько рассасываясь по темным улицам.

– Прохладно, – Таня поежилась, и Женина рука тут же опустилась ей на плечо. Девушка словно ждала этого, чтоб прижаться и замереть.

– У меня есть бутылочка шикарной кедровой настойки, – заметил Женя, – натуральный сибирский продукт. Тех, кто не брезгает пить по утрам, могу согреть.

– А пойдемте ко мне, – неожиданно предложила Валя, – здесь пять минут пешком.

– Ты что, одна живешь? – удивился Женя.

– Живу я с родителями, но у нас частный дом, и есть времянка, где всякое старье свалено – Танька знает. Там нормально – стол есть, стулья, кровать…

…Нет, Бог, точно, есть – иначе откуда берутся такие расклады!.. Женя стиснул Танины плечи; девушка взвизгнула, но вырываться не стала, и это говорило о том, что предложение принято.

Дом действительно оказался совсем не далеко – каменный, добротный, выходивший окнами на улицу; а во дворе стояла беленькая времянка под шиферной крышей.

– Тсс, – Валя прижала палец к губам, – я примерная девочка.

– А времянка тогда зачем? – прошептал Женя.

Валя засмеялась и достав ключ, аккуратно открыла дверь. Все оказались в темной комнатушке, пропахшей пылью старых вещей; пошарив на полке, Валя нашла свечку.

– Соблюдаем конспирацию, а то родители свет увидят, так еще ментов вызовут – мы ж еще, типа, в Москве, – задернув шторы, она чиркнула спичкой, – есть соленые огурцы на закусь, только я пить не буду, а то дыхну – родители обалдеют.

– А ты? – Женя присел на жалобно скрипнувший стул.

– Она тоже. Иначе ей отец так всыплет!..

– Ой, ну, хватит! – перебила Таня, – тебе только скажи!

– Ладно, разберетесь сами, но учтите – родители уходят в восемь, и желательно, чтоб вы не встретились, а то не видать мне больше ключей от времянки.

Валя не успела закрыть за собой дверь, как Таня устроилась на Жениных коленях и по-вампирски прильнула к его шее.

…Только, вот, без засосов!.. Женя отстранил ее голову, а рука привычным движением проникла к застежке лифчика.

– Я сама, – Таня встала, – только не смотри, пожалуйста.

– Да ради бога! – Женя закурил и отвернулся, глядя, как в щель между шторами начинают проступать силуэты деревьев, забор, крыши каких-то строений. Это было странное ощущение, когда единый и понятный мир ночи распадается на множество крохотных неизвестных мирков, живущих по своим собственным законам… нет, все-таки ночь была Жене гораздо ближе.

Наконец заскрипела кровать, и это являлось сигналом. Быстро раздевшись, Женя юркнул под одеяло, столкнувшись там с теплым, податливым телом. Игра закончилась – наступило время получать заслуженные призы.

* * *

Когда солнце наконец решило заглянуть во времянку, Женя уже лежал, откинувшись на подушку; Танины губы ползли по его телу, требуя продолжения праздника, и тут очень кстати хлопнула дверь Валиного дома.

– Ой!.. – Таня встрепенулась, но потом весело засмеялась, – а мы уже все успели, и нам хорошо, вот! – она показала язык.

…И что тут хорошего? – Женя прикрыл рот, пряча зевоту, – ничего нового. Все было сто раз, и даже в таких же сараях…

– Ты позвонишь? – Таня уютно устроилась рядом, положив голову на Женино плечо, – только до пяти, а то потом я уйду на дежурство; за пропуски, знаешь, как нас дрючат?

– Конечно, позвоню, – Женя прекрасно знал, что сделает это не раньше, чем через год, когда случайно обнаружив клочок бумаги с телефонным номером, будет долго вспомнить имя владельца – так случалось уже не раз.

– Мне еще никогда не было так хорошо, правда… – Таня мечтательно смотрела в потолок, видимо, ожидая и в ответ подобной сентенции, но Женя лишь вздохнул, потому что никакого желания продолжать Игру не было – хотелось только принять душ, поесть и спокойно лечь спать.

– Пора уже, – откинув одеяло, он спустил, было, ногу, но остановился, напоследок закладывая в память тело, которое вряд ли когда-нибудь увидит еще раз.

– Не смотри – я стесняюсь, – резко перевернувшись на живот, Таня игриво зарылась лицом в подушку.

…А трахаться с первым встречным ты не стеснялась?.. – Женя разглядывал короткие волосики, не прикрывавшие шею; плечи, усыпанные крошечными родинками; спину с четко выступавшими позвонками; розовую попу, на которой бледным треугольником выделялся след от трусиков, – вот и женись на таких проститутках… Он легонько шлепнул по попе, и Таня резко вскинула голову.

– За что?.. – она обиженно захлопала глазами; Жене вдруг захотелось объяснить ей ход своих мыслей, а потом отшлепать по розовой попе так, чтоб она визжала и дрыгала ногами …а ни за что – просто, чтоб знала свое место!.. Только оно мне надо? Что я, муж, воспитывать ее?..

– Вечером позвоню, – Женя встал и начал одеваться.

– Слушай, – Таня томно улыбнулась, – а давай я не пойду ни на какую практику? В конце концов, могу я хоть раз прогулять! Не съедят ведь меня, правда? Съезжу домой и сразу вернусь, а ты как сможешь, приходи – я буду ждать. Придешь?.. Женечка, – она протянула руки, видя, что он сосредоточенно застегивает джинсы, – мне так хорошо с тобой!..

– Мне тоже, – и в этом небрежно брошенном признании имелась доля правды – Жене действительно нравилось, что она не только не набивалась в гости, но даже не пыталась узнать, ни его адреса, ни телефона, ни даже фамилию. Это давало ей серьезный шанс для продолжения отношений; хотя, естественно, не сегодня – вторая такая ночь, это будет слишком скучно.

– Пока, – наклонившись, Женя мимолетно коснулся Таниных губ и выскочил за дверь.

Теплое солнце и смачные мазки молодой зелени создавали удивительно радостное настроение. Женя смотрел на аккуратные прямоугольники свежевскопанной земли с яркой помидорной рассадой; на подкрашенные заборчики, на запоздалый шлейф горьковатого дыма, тянувшийся вдоль улицы, и с ужасом вспоминал убогую времянку, из которой только что вышел. …Нет уж, вечером иду в город! Чем сидеть тут и жевать сопли… это уже не Игра, а натуральное мародерство…

На трамвае Женя доехал до дома и распахнув калитку, остановился. Контраст с тем, что он видел у Валиных соседей оказался разительным – на кривой, заросшей травой тропинке виднелись гнилые яблоки, упавшие еще в прошлом году, ветки старых деревьев причудливо переплелись, совсем не радуя глаз редкими листочками …Ну, и черт с ними!.. Приезжаю на неделю, и буду еще горбатиться – так даже симпатичнее… А, вообще, поменять бы все на обычную двушку, только кому оно нужно?..

Сквозь ветки сирени, виднелся старый дом с давно некрашеными окнами и ржавыми водосточными трубами. Женя давно привык, что его жилище выглядит именно так (таким он и получил его в наследство от родителей), поэтому равнодушно отпер дверь и сразу отправился в обход комнат; распахивая все окна подряд, разбавляя тяжелый нежилой запах ароматами весны.

На потолке неожиданно обнаружилось бурое пятно, которого не было раньше. …Все правильно – когда уезжал, снег только начинал таять – опять где-то протекло. Так приедешь, а тут нет, ни дома, ни хрена… А и хрен с ним!.. Женя уселся на диван. Глаза стали закрываться, и он понял, что не хочет ни есть, ни мыться – только спать, и желательно до утра!..

Разбудил его телефонный звонок; причем, за окном был еще ясный день.

– Алло… – Женя сонно поднес трубку к уху.

– Приехал, значит, и затаился…

– Ну и нюх у тебя! – Женя узнал голос Юрки Бородина – единственного, с кем в отделе он поддерживал приятельские отношения; посмотрел на часы, – я тут появился… – но Юра не дал ему произвести несложные вычисления.

– Слушай, мне это по барабану – тут шеф тебя разыскивает.

– Да?.. – Женя зевнул, просыпаясь окончательно, и первой мыслью стало то, что в ближайшую пятницу ему надо быть в Москве, – кстати, он мне тоже нужен.

– Ну и славненько, – подытожил Юра, – а я вчера жену с дочкой к теще отправил – у них там весенний сев грядет.

Женя любил, когда Юрка оставался один – тогда из заботливого главы семейства он превращался в очень достойного партнера по Игре. Зачем он женился, Женя не понимал, находя лишь одно разумное объяснение – по «залету»; правда, эту тему они никогда не обсуждали.

– Значит, так, – продолжал Юра, – я сейчас подъеду; сгоняем на завод, а то шеф лично мне поручил найти тебя, и потом – в свободный полет; план годится?

– Годится. Приезжай, – Женя положил трубку и направился к холодильнику, в основном, чтоб убедиться, что тот пуст. …Вот, Ленка, сучка – чем любовью доставать, лучше б приехала, да пожрать сделала – ключ я ей оставил… Он полез в шкаф, где хранился «НЗ» – несколько банок тушенки, килька в томате и овощная солянка в стеклянных банках. Не было только хлеба, но идти в магазин лишь из-за этого не хотелось.

Поел он быстро – это были не те блюда, которые имело смысл смаковать, и выйдя во двор, открыл гараж, где обитала его любимая (после женщин, конечно) игрушка – новенькая, цвета «кофе с молоком», блестящая свежей полировкой «семерка», не сравнимая, ни с вечно громыхающими «Москвичами», ни с прожорливыми, неповоротливыми «Волгами». Ехать Женя пока никуда не собирался и развалившись в мохнатом кресле, просто включил магнитофон – кассета стояла с тех пор, когда они с Ленкой, сдуру, пытались в середине марта выехать за первыми подснежниками. «…Просто! Вы говорите, в жизни все просто….» орала Пугачева, и Женя очень понимал ее. …Какая тут Ленка?.. Или эта, сегодняшняя Таня?.. Надо жить проще!..

Сидел он долго, наслаждаясь столь редким состоянием покоя, пока не увидел на тропинке Юру; он зачем-то свернул в сторону, раздвинул ногой заросли американских кленов.

– Бог ты мой! Ты-то сам хоть знаешь, что у тебя тут смородина растет?

– Не знаю и не тянет, – Женя вылез из машины, – руки у меня под другое заточены, – он внимательно посмотрел на свои ладони, словно пытаясь разобраться в линиях судьбы, но не ничего внятного прочесть не смог, – в Красноярске эти руки заработали «штуку» за два месяца, а ты говоришь, смородина.

– В этом ты везучий, зараза!.. – Юра восхищенно покачал головой, – а я из Армении. Пусковой корпус. Во всех постановлениях армянского ЦК фигурирует; проверяющих больше, чем рабочих. В общем, пришлось попотеть, и все бесплатно, что самое противное…

Делясь впечатлениями, они двинулись вглубь сада.

– Мох! – Юра наклонился, – все, саду кранты! А яблони хорошие; тут порядок навести, такие урожаи собирать можно!..

– Зачем? – Женя недоуменно остановился, – по осени и так от гнилья ступить некуда.

– На вино б перегонял! Ты на каком заводе работаешь? Давно б заказал ребятам маленький ручной пресс, вывезти через проходную я б помог, и все дела.

– Оно мне надо? – Женя не мог вникнуть в суть претензий.

– Да уж, с такими жизненными позициями коммунизм мы не построим, – Юра вздохнул, и Женя расхохотался от души.

– Ты собрался коммунизм строить? Пока меня не было, тут что, партсобрание прошло? Еще лапша с ушей не обсыпалась?

В коммунизм Юра тоже не особо верил, поэтому, чтоб не выглядеть глупо, решил не доказывать недоказуемое.

– Галку б мою сюда запустить, – сказал он мечтательно, – ты б видел, что она у тещи в деревне наворотила!

– Ну, так сдай ее мне в аренду – она у тебя очень ничего.

– Дурак ты, Жень, – Юра покачал головой, – давай, покажешься шефу, а потом займемся культурной программой. На твоей поедем или на моей?

– Конечно, на моей, – Женя улыбнулся, пренебрежительно глядя на белый бок старенькой «копейки», видневшейся в распахнутую настежь калитку.

* * *

Отдел пуско-наладки занимал всего одну комнатку в шестнадцать метров; на ней висела табличка «начальник», и, кроме самого Федора Николаевича Зеленева, там еще сидела Нина – экономист тире секретарь и далее по нисходящей до «принеси – подай – пошла вон». Старый начальник – Борис Макарович Кутепов, какое-то время даже спал с ней, но потом она вышла замуж, а сам Кутепов умер. Зато с новым начальником общий язык Женя нашел быстро – это был абсолютно другой человек, и если иногда делиться с ним леваком, то можно было «ходить в шоколаде» и творить, что угодно.

Неофициально к отделу относились еще часть широкого темного коридора, именуемая «курилкой», и отгороженная от нее, кладовка с запчастями. Впрочем, курилка, как правило, пустовала – отработав месяц на выезде, наладчики сразу уходили в отгулы, иначе изголодавшиеся жены давно ударились бы во все тяжкие, дети перестали узнавать отцов, обветшали квартиры, поржавели машины и заросли травой дачи. Вместе народ собирался лишь четыре раза в год (первого января, первого мая, седьмого ноября и восьмого марта), чтоб провести партийное собрание, принять соцобязательства, выпить много-много водки и в течение недели разъехаться вновь.

Гулко протопав по пустому коридору, Женя открыл дверь.

– Федор Николаевич, а я денежки привез, – он остановился у стола, многозначительно потрясая стопкой актов с синими печатями, которые заводская бухгалтерия быстро обращала в зарплаты, премии и массу других полезных вещей.

– Спасибо, – шеф небрежно пролистал бумаги; придвинув калькулятор, сложил подчеркнутые жирной чертой суммы, и только после этого довольно улыбнулся, – орден тебе, Глухов, дадим – ты отделу месячный план вытянул.

– Да, ладно, – Женя придвинул свободный стул и уселся по другую сторону стола, – орден Олегу Чернову отдайте, а мне б в Москву смотаться на пару дней – по личному делу.

– Опять девки? – шеф вздохнул, – пора, Жень, завязывать.

– Это почему? – Женины глаза удивленно округлились, – вам-то они чем мешают?

– Они не мне – они тебе могут здорово помешать.

– Неужто «залетел» кто? Быть не может! У меня девиз – предохраняться, предохраняться и еще раз предохраняться, как завещал Великий…

– Хватит дурака валять, – перебил шеф, даже не улыбнувшись, – вернешься, поговорим. Москва, значит?.. – он открыл красную папку, к которой все ребята относились с особым трепетом, ведь там находились еще не отработанные вызовы, – тут, брат, проблема – нет у нас ничего в Москве.

Пока шеф перебирал телеграммы, Женя ждал молча; он прекрасно знал, что безвыходных ситуаций не бывает, и полученные с прошлой командировки деньги, надо отрабатывать – для шефа это ведь была фактически вторая зарплата!

– Слушай сюда, – убрав папку, шеф развернул «простыню», где отмечались отгрузки оборудования, – два месяца назад в Перово – это совсем рядом с Москвой, загнали мы автоматическую линию; наладка бешеных денег стоит, а они молчат. Съезди, разнюхай, какая там обстановка; будут они нас звать или нет… короче, понял. Как раз пары дней тебе хватит.

– Класс! – Женя довольно потер руки. Чтоб поддерживать с шефом такие отношения, никаких денег было не жаль! …Но не в этот раз, – подумал он, – еще неизвестно, что за амбиции у московской барышни, а то в столице все дорого…

– Иди, – шеф махнул рукой, – но, смотри, не больше трех дней с дорогой! Иначе очень много потеряешь!

– Ладно, Федор Николаевич.

…И что ж я могу потерять? – уже в коридоре Женя усмехнулся, – обычную его примочку – командировка летом к морю? Так мне Москва интереснее… и чего он до моих девок-то домахался? Кого хочу, того и имею…

Из проходной он появился уже с командировочным удостоверением и смешной суммой, которую бухгалтерия выписала ему на три дня; это так, раз посидеть в московском кабаке, но не отказываться же, если дают?..

– Все вопросы решил, – сообщил он, усаживаясь за руль, – сейчас сразу билет на Москву возьму, чтоб не дергаться.

– Ну, ты даешь… – Юра уважительно покачал головой, – как ты его всегда уговариваешь? Черт какой-то тебе помогает.

– А хоть и черт – знаешь, мне без разницы.

Машина лихо развернулась в направлении вокзала.

В отличие от Москвы, очередей в кассовом зале не было, зато были билеты. …Интересно, если туда никто не едет, выходит, это москвичи массово бегут из столицы?..Впрочем, мое-то какое собачье дело до их кошачьей жизни?..

Через пятнадцать минут, уже с билетом, Женя вышел обратно к стоянке и увидел, что Юра не терял время даром – вальяжно положив руку на крышу машины, он весело общался с двумя девушками. Они стояли спиной, и Женя видел только ножки в джинсах, короткие курточки – желтую и красную, и две аккуратные головки – темненькую и светленькую, причем, по каким-то неуловимым признакам, блондинка ему понравилась больше. Рядом стояла огромная сумка, которую девушки могли б нести, разве что, вдвоем.

…Приезжие – это хорошо, – решил Женя, – это почти как в командировке – трахнулись и разбежались, и никто никому…

– Вон, он! – Юра вскинул руку, – сейчас едем, девчонки!

Женя быстро навесил на лицо улыбку.

– Всем привет! – от брюнетки резко пахнуло духами, и он подумал, что подсознательно сделал правильный выбор; повернулся к блондинке, – меня зовут Женя, а вас?

Девушки удивленно переглянулись – обычно у «таксистов» процесс посадки выглядел менее интимно, однако блондинка все же назвала имена. Настоящими они были или нет, неизвестно, но получалось, что ее звали Света, а брюнетку – Люда.

…А Светы в моей коллекции еще нет, – с удовольствием отметил Женя, – надо разбавить этих чертовых Тань; я, конечно, понимаю – самое популярное имя в последнее десятилетие, но не до такой же степени!..

– И куда едем? – Женя поднял сумку, действительно оказавшуюся тяжелой.

– В Северный.

– Запросто, – он опустил груз в багажник, а Юра галантно распахнул заднюю дверь.

Девушки прыснули со смеха, наблюдая, как два взрослых парня выделываются перед ними, но, похоже, им это даже понравилось, потому что в машину они залезли бойко и без лишних вопросов.

– Как вы думаете, в лесу уже сухо? – спросила Люда, когда машина тронулась.

– В лесу?.. – Юра обернулся, – а вы собираетесь в лес?

– Да. Друзья на вылазку пригласили; с палатками и все такое, а мы сомневаемся – в палатках же, наверное, холодно?

– Правильно сомневаетесь – в лесу еще снег лежит.

– Ладно вам – снег…

– Ой, а куда это мы? – встрепенулась Света – она неотрывно смотрела в окно и заметила, что машина свернула с обычного для таксистов маршрута.

– Ненавижу Московский проспект, – пояснил Женя, – там, то менты, то светофоры; есть дорожка получше.

– Получше – это мимо его дома, – Юра засмеялся, – кстати, у него тоже настоящий лес, только никаких палаток не надо – дом капитальный; ванна с горячей водой, теплый сортир, но вокруг лес. Девчонки, вы подумайте, а то в палатке застудите свои женские органы и детей потом не будет.

– Типун вам на язык, – ответила Света настолько серьезно, что Женя сразу оценил сложность стоявшей перед ним задачи.

…Тем приятнее победа, – он скосил взгляд в зеркало и увидел, как Света показывает подруге на часы.

– Люд, без пяти семь, а они в семь должны звонить.

– Не в семь, а с семи до восьми…

– Ну, позвонят, и что? – бесцеремонно вмешался Женя, – прикиньте, девчонки, даже если снег сошел, все равно грязь по уши; дрова сырые – костер не горит; ночью вы жметесь друг к дружке, зуб на зуб не попадает, холодная тушенка с портвейном в горло не лезут… Фу, какая гадость! Поэтому заезжаем ко мне; вы осматриваетесь, принимаете верное решение; потом едем в Северный, обрезаем телефон, чтоб ваша совесть была спокойна, и возвращаемся. Как вариант?

Поскольку девушки растерянно хлопали глазами, не находя слов, чтоб оценить это сумасшедшее… нет, скорее, идиотское предложение, Женя вывернул руль, проскакивая перед испуганно мигнувшим фарами автобусом, и остановился у ворот, рядом со старенькой белой «копейкой».

– Приехали, – он заглушил двигатель, – прошу на экскурсию.

– Вы чего, больные?! – возмутилась Света, однако Люда оказалась настроена более лояльно.

– А пошли, глянем, – она взяла подругу за руку, – знаешь, я сколько ездила мимо этих старых домов, всегда хотела посмотреть, как там чего… Там же, небось, все древнее, да?

– Абсолютно древнее! Прошу, девчонки, – первым выскочив из машины, Юра распахнул дверь и замер в классической позе официанта; не хватало полотенца через руку и знаменитого «Чего изволите-с?..»

Женя тоже вышел, но прежде, чем открыть ворота, успел услышать, как Света прошептала:

– Ты, дура! Не понимаешь, чем все кончится? Валить надо!

– Ага, а сумку ты попрешь? – так же шепотом ответила Люда, – пошли, глянем и поедем дальше; не дергайся – перезвонит твой Толик, если ты ему нужна, – но поскольку Света демонстративно отвернулась, она вышла одна, мило улыбаясь поджидавшим ее кавалерам.

Парочка исчезла в калитке, а Женя остался.

– Свет, я такой страшный? – он заглянул в оставшуюся открытой дверь.

– Вы не страшный, – девушка продолжала смотреть в другую сторону, – только не пойму, зачем вам это?

– Да ни зачем. Можно? – Женя присел на край сиденья, но Света сразу сдвинулась в противоположный угол, – понимаешь, человек может прожить интересную жизнь, а может, не интересную – это его выбор. Интересная – когда много видел, много знаешь; когда у тебя масса разных впечатлений и есть, что вспомнить, а не интересная – это дом, работа, муж, дети. И лет в пятьдесят сядешь ты перед зеркалом, посмотришь на свои морщины, на седину в волосах, и подумаешь – а на фиг все оно было? На глаза навернутся слезы, ведь, оказывается, кроме мужа, опротивевшего за тридцать лет, и детей, которые уже не пускают в свою жизнь, у тебя не просто ничего нет, а ведь и не было! Вот тогда ты задашь себе сакраментальный вопрос: и что дальше? А дальше не будет ничего, как бы тебе этого вдруг не захотелось, потому что пятьдесят лет – это не двадцать, когда все можно перекроить заново…

Света молчала, и Женя решил, что это хороший знак. Он обнял ее, но девушка дернулась, сбросив его руку.

– Не трогайте меня! Я буду кричать!

– Неужели? – Женя улыбнулся, но при этом быстро окинул взглядом улицу – на остановке два мужика ожидали автобус; по другой стороне медленно катила коляску молодая мамаша, а со стороны парка приближалась группа студентов. Крики были б совсем некстати, и Женя вздохнул – трагически, как он умел. …Черт, лучше б сделали наоборот, – подумал он, – Юрка со своей остался в машине, а мы б пошли в сад – пусть бы там хоть оборалась. Юрка-то свою, небось, уже разложил под кустом… нет, а я все-таки хочу эту Светочку… Он прополз взглядом с полоски лба, скрытого челкой, через задорно вздернутый носик к губам. Это были очень аппетитные губы. Женя представил, какие они мягкие и как приятно кусать их…

– У тебя, наверное, есть парень? – возобновил он разговор.

– С чего вы взяли?

– С того, что, если парня нет, его ищут – это инстинкт, не зависящий от желания; а ты не ищешь.

– Допустим, есть.

– И ты, конечно, веришь ему, как себе, да? Ты веришь, что в призрачном свете костра, под пение соловьев, он будет держать в своих руках твои руки и глядя в глаза, тысячу раз повторять слова любви; вы будете целоваться, пока хватит дыхалки, не боясь, ни родителей, ни соседей. Ты веришь, что это будет самый прекрасный миг, с которого начнется твоя новая прекрасная жизнь… Ни фига! Он уже договорился с пацанами, чтоб они свалили за какими-нибудь дурацкими ландышами, а вас оставили в палатке. Тогда он по быстрому оттарабанит про любовь, поскольку понимает, что это обязон, и сразу приступит к тому, во имя чего та вылазка и затевалась. Без привычки лифчик он будет расстегивать долго, а трусики стянет вместе с колготками…

– Прекратите! – мало того, что Света покраснела, в ее глазах появилась ярость – такая притягательная женская ярость, подталкивающая мужчину к активным действиям, ведь гораздо приятнее побеждать пантеру, чем овладевать глупой телкой.

– …но в этом нет ничего страшного, – Женя улыбался, ожидая, пока «пантера» кинется на него. Тогда б они стали бороться, а в борьбе у женщин потаенные желания ломают любые принципы – ведь, вроде, она не хотела; она, вроде, просто подчинилась грубой физической силе, – хуже другое, – продолжал Женя, внимательно наблюдая за «противником», – если он не дебил, то понимает, что жить надо интересно, а потому уже положил глаз на одну из твоих подружек; он уже думает, какого цвета у нее трусики, а ты – отработанный материал; надо только поставить жирную точку, чтоб отчитаться перед самим собой; и хорошо, если только перед собой, а то еще и перед друзьями…

Рука девушки наконец-то взметнулась, готовая впечатать ладошку в Женину щеку, но он ловко перехватил ее; навалившись, нашел губами плотно сжатый рот. Сколько раз ему доводилось открывать подобные «замки», и все потом оставались довольны, но Света неожиданно отвернула голову и закричала; закричала так громко, что Женя отпрянул. Хорошо, что он закрыл дверь! Впрочем… он бросил взгляд по сторонам – автобус уже увез парней, мамаша с коляской маячила далеко у перекрестка, студенты, вообще, куда-то делись; правда, появился Петрович, но его, кроме уборки прилегающей территории, никогда ничего не интересовало.

– Дура, – Женя стиснул Светины руки, – я ж не собираюсь тебя насиловать.

– Да? А что вы собираетесь делать?

– Ты хотела съездить мне по роже – это не красиво, и я должен получить компенсацию – один поцелуй, согласна? – Женя знал, что после его поцелуев события очень редко не поворачивали в нужное русло; отпустил руку, чтоб приподнять девушке лицо, но этого мгновения ей хватило, что распахнуть дверь и снова закричать. Женя тут же ослабил хватку; почувствовав свободу, Света выскочила из машины.

– Что случилось? – в калитке возник Юра.

– Да ничего, – Женя пожал плечами, – так, фигней страдаем.

Но Юра, похоже, все понял и покрутил пальцем у виска.

– Они ж малолетки – им восемнадцати нет!

– Да?.. – Женины брови удивленно выползли на лоб, – а ты откуда знаешь? Выглядят, так на все двадцать.

– Я, прежде чем лезть под юбку, разговариваю с человеком! Жень, ты, прям, маньяк! Дай ключ от багажника!

– Пожалуйста, – Женя протянул всю снизку; при этом увидел, как Люда прижала к себе всхлипывавшую подругу, и решил, что они действительно похожи на старшеклассниц, только раньше он почему-то не придал этому значения. А, вообще, сделанное открытие сразу снимало массу проблем, ведь получалось – это даже здорово, что все закончилось именно так!

Женя отвернулся, наблюдая, как Юра перекладывает сумку в свою машину. На девушек он больше не смотрел; нет, ему не было стыдно – они просто перестали быть ему интересны.

– Залезайте, девчонки, – захлопнув багажник, Юра бросил Жене ключи.

– Ты вернешься? – тот поймал их и сунул в карман.

– Не, блин, на сегодня хватит приключений!

…Хватит, так хватит… Когда «копейка» уехала, Женя потянулся так сладко, что внутри что-то хрустнуло… вообще, это мог сработать «клапан памяти», ведь все произошедшее вывалилось из нее, будто ничего и не было, а имя Света, как и два часа назад, ни о чем ему не говорило. Зато он заметил, что уже темнеет. …Сейчас загоню тачку и… Вот это «и» падало в пустоту, которую Женя не любил больше всего. …Наверное, потому мне и нравятся командировки – в гостинице не надо ничего искать, а приключения сами тебя находят, стоит только спуститься в холл… Нет, но не сидеть же дома? Да и жрать нечего, кроме консервов, а хочется… И тут он вспомнил, что есть место, где его ждут, и по сравнению с пустым домом, оно показалось почти раем – пусть немного пыльным, и «Евы» там бродили не совсем те, что хотелось, но ведь бродили! …А то, что мне хочется, будет в пятницу!..

У Валиного дома Женя оказался, когда уже стало совсем темно. Во времянке горел свет, и подкравшись к окну, он заглянул в щелку между шторами – обе девушки сидели за столом, беседуя за бутылкой сухого вина. С минуту Женя постоял на крыльце, придавая лицу подобающее выражение, и только потом постучал.

– Кто там? – спросил настороженный Валин голос.

Просто ответить «я!» было не интересно и не весело.

– А там кто? – Женя вспомнил старый еврейский анекдот, но девушки, похоже, его не знали.

– Придурок какой-то, – констатировала Валя, и тут же послышался Танин голос:

– Вдруг это маньяк? У вас калитку, кто хочешь, откроет…

– Девчонки, да бросьте вы, – смилостивился Женя, – вы что, гостей не ждете? Пьянствуете тут тихо сам с собою…

Дверь сразу распахнулась, и Таня, вскочив, повисла на шее долгожданного гостя.

– Я так боялась, что ты не придешь… – ее губы заткнули Жене рот – видимо, словесный ответ был ей не нужен, а вполне хватало свершившегося факта.

Тоскливый призрак бессмысленного времяпрепровождения бесследно растворился в запахе пыли, показавшемся не таким уж и противным; на душе сразу сделалось спокойно, ведь жизнь вернулась в привычное русло.

– Дурочка, а ты домой собиралась, – Валя засмеялась.

– Ни фига! – Женя прервал поцелуй, – я ее и из дома вытащу.

– Это, вряд ли, – Таня положила руки Жене на плечи и склонила голову, любуясь возродившимся чудом, – ты отца моего не знаешь – у него не сорвешься…

– Ладно, похоже, я тут лишняя, – хозяйка направилась к двери, но Женя остановил ее.

– Валь, есть проблема – я жрать хочу. Целый день мотался по делам – времени не было; не найдется чего-нибудь?

– Ой, а я, знаешь, как хорошо готовлю! – радостно воскликнула Таня, но далекие перспективы Женю не привлекали.

– Конечно, найдется, – Валя вышла.

– Мой голодный котик… зашептала Таня в самое ухо, – как-нибудь я сделаю котику свой фирменный плов с курицей…

– Вообще-то я был на Востоке; плов – это штука с мясом.

– Я знаю, – Таня разочарованно вздохнула, – только где его взять, хорошее мясо? Три часа в очереди давиться? Так опять же неизвестно, что достанется, а кур тетки у рынка всегда продают; дорого, конечно… – она стыдливо опустила голову.

– О чем ты говоришь! Дорого!.. – Женя стиснул ее плечи – как же он любил чувствовать себя калифом, пусть даже на час!

* * *

Гудок электровоза прозвучал где-то далеко, тем не менее, вагон вздрогнул; тишину нарушило резкое «тук!», сразу превратившись в привычное «тук-тук-тук… тук-тук-тук».

…Вот и поехали, – Женя повернулся на спину, разглядывая аккуратные ряды дырочек в потолке. Он каждый раз собирался посчитать их, но каждый раз сбивался, потому что дырочки дергались вместе с вагоном и начинало рябить в глазах. Сейчас он даже не стал начинать это бессмысленное занятие, а просто закрыл глаза; перед ним возникло скопление безымянных высоток, олицетворявшее Москву, потом пресловутый Казанский вокзал, который ему не удастся вытравить из памяти никогда в жизни, а оттуда он мысленно перенесся на улицу Горького, где жил Славка (теперь, соответственно, и Оля).

…Это ж надо, иметь хату на главной улице столицы!.. Интересно, а где живет эта… сначала б узнать, как ее зовут… И пусть пока не было, ни имени, ни возраста, ни внешности, Женя чувствовал странную теплоту; странную, потому что обычно ощущал охотничий азарт, будораживший кровь, а отнюдь не искрящуюся игру воображения – сейчас он был, наверное, похож на любителя водного слалома, готовящегося погрузиться в теплую ванну. …Не буду загадывать, – он притормозил фантазию, заставив себя вернуться в день вчерашний – к жареной рыбе, которую принесла Валя (кстати, вкусная была рыба), к замечательной ночи (замечательной, потому что на месте Тани он представлял загадочную москвичку. Сделать это было просто, ведь он не знал о ней ничего – возможно, ее тоже зовут Таня, и выглядит она так же, и думает о том же; главной проблемой оказалось перенести действие из времянки в Славкину квартиру).

Потом наступило утро. Правда, если б не Валя, это б произошло, когда все нормальные люди приступают к обеду, но заботливая хозяйка ворвалась аж в девять часов и сделав страшные глаза, принялась трясти Таню за плечо.

– Вставай! Сегодня ж зачет, а у тебя все конспекты дома!

– О, черт!.. – Таня вскочила; Женя видел, как синхронно встряхнулись ее грудь и ягодицы – это запомнилось, потому что получилось смешно.

Дальше началась жуткая суета. Сейчас Женя думал, почему остался во всем этом, а не уехал сразу, и пришел к выводу, что просто дома у него все равно не было никаких дел, поэтому он не только поймал Тане машину, но и проводил до подъезда. В дом его не пригласили, но он туда и не рвался.

…Зато теперь знаю, где она живет… а зачем я это знаю? Я ж еду в Москву!.. Черт, не в Москву, а в какое-то Перово! Надо сразу туда смотаться, а то потом выходные… или в понедельник, а оттуда прямиком на поезд?.. По-хорошему, там вообще нечего делать – позвонить и все выяснить… только, вот, как тогда командировку отметить?..

Желтый свет резко сменился голубым; внизу закопошились соседи, спешно стеля постели; Женя сделал это сразу и теперь сверху наблюдал, как они сталкивались головами, извинялись, пока наконец мужчина не догадался выйти и освободить пространство толстой даме с реденькими выбеленными волосами (Женя хорошо видел ее просвечивавшую макушку). …Пойду, покурю и спать, а то завтра, похоже, будет сложный день…

Когда он вернулся в купе, соседи, укутавшись в простыни, уже превратились в белые сугробы; запрыгнув на полку, Женя повернулся на бок и закрыл глаза. Несколько минут не поддающиеся математическому описанию фигуры плавно перетекали одна в другую, совершенно безотносительно к ритму колес, но постепенно они стали складываться в нечто… Женя распознал море, горы, городок с типично южными домиками и рынок. …Это не Сочи… не Геленджик и не Хоста… – суммировало воспоминания прошлых лет еще работавшее сознание, – похоже на Гагры… но не Гагры… это последствия разговора с шефом… ну да, сюрприз он мне готовит… успокоенное сознание отключилось, и Женя ощутил себя кем-то, с любопытством разглядывающим базарную площадь; еще он знал, что ему обязательно надо найти бутерброд с сыром и накормить кого-то – кого неизвестно, но это являлось чуть ли не смыслом жизни.

Своего лица (да и его ли лицо это было?) Женя не видел, зато остальное более-менее соответствовало его обычному облику; кроме обуви – никогда он не надел бы такие ужасные ботинки, бесформенные, с узелками на шнурках. …Наверное, это имеет какое-то значение… – решил он.

Вообще, сны ему снились редко, зато каждый из них являлся настоящим художественным произведением – цветной, широкоформатный; он, действительно, воспринимался как фильм, и Женя присутствовал там одновременно, и в роли актера, и в роли зрителя. Как это происходило, он не задумывался – стоило ли ломать голову над игрой воображения, если почти каждый день его ждала новая Игра?

…И все-таки этот чертов бутерброд, – мысль не хотела покидать его, – зачем он мне? Я ж совершенно не хочу есть… Тем не менее, он двигался по рынку, переходя от одного классически чернявого торговца к другому, заглядывая во все ларьки, вне зависимости от предлагаемого товара. Причем, едва он отходил, ничего не купив, ларьки и торговцы тут же исчезали, оставляя позади пустоту; какую-то жуткую пустоту, состоявшую из нагромождения серых камней.

В одном ларьке он увидел-таки сыр, но кусок был примерно с килограмм, и не годился для бутерброда, поэтому Женя пошел дальше. В соответствии со «сценарием», ларек мгновенно исчез, так что даже если б он передумал, возвращаться было некуда.

В конце концов, он добрался до конца, тем самым, уничтожив весь живописный рыночек, а мысль о бутерброде вселяла уже панический ужас – если он не найдет его, то… Вот, что произойдет тогда, не знал, ни Женя-Актер, ни Женя-Зритель, но это будет нечто ужасное!

Справа возникло обшарпанное двухэтажное здание, от которого начинались две дороги – одна горным серпантином уходила вверх, а другая спускалась в цветущую долину. В здании что-то происходило, и Женя решил зайти. У двери сидел аксакал в папахе; с акцентом, как его обычно воспроизводят русские, рассказывая анекдоты про грузин, он предупредил, что сначала надо разуться.

Женя без всякой жалости оставил у входа жуткие ботинки и вошел. Зачем его заставили разуться, он не понял, так как поднявшись по грязной лестнице, обнаружил женщин, торговавших… фикусами! Их было много, от маленьких в консервных банках до целых деревьев в деревянных кадках, но бутербродов здесь, естественно, не оказалось. Недоуменно пожав плечами, Женя спустился вниз и обнаружил, что ботинки пропали. Он совсем не жалел о них, но ступать босиком по мелким острым камням было не слишком комфортно.

– Я знаю, кто их украл, – сообщил аксакал, – из 206-го дома.

Где находился 206-й дом, Женя понятия не имел, но уверенно зашагал по верхней дороге; в это время Зритель взял верх над Актером, и Женя открыл глаза. Бессмысленное приключение еще цеплялось за уголки памяти. …Южный базар, сыр и ботинки… – сделав «закладки», он свесил голову и обнаружил, что все еще спят; посмотрел на часы. …О, точность! Сейчас начнут будить народ – надо пока умыться…

Женя бесшумно спрыгнул вниз, но задел книжку, лежавшую на столике; поймал ее на лету и механически взглянув на обложку, прочитал крупные буквы «Сонник».

…Черти что! Как специально!.. Мистика какая-то… Но в полумраке купе не мог разобрать мелкий текст, поэтому вынес книгу в коридор. Яркий свет окончательно уничтожил фрагменты сна, сохранив лишь «закладки». …Так, – Женя открыл книгу, – базар… о, южный базар! Есть даже такой! И что это?.. «Вы скоро пресытитесь тем, чем сейчас наслаждаетесь…» Ни фига! Это чем – девками я, что ли, пресы… пресычусь или пресытюсь?.. Ладно, сыр. «Изысканные удовольствия, необычные мероприятия…» Это ближе к истине. Так, и ботинки… – он нашел страницу, но такого слова там не было, – ладно, обувь. «Обувь старая, грязная – к неудаче». Только этого не хватало! Хотя фигня все это…

Он вернул глупую книжку на место и поспешил в туалет, так как проводница уже разжигала титан для утреннего чая.

* * *

…Родной ты мой, Казанский вокзал!.. Достав сигарету, Женя остановился. Он знал это место разным: например, вечерним, заваленным грудами тюков и чемоданов; заполненным мрачными усталыми людьми, тащившими к поездам свою бесценную поклажу. Утро нравилось Жене гораздо больше – когда из электричек бойко выскакивали довольные жизнью клерки с кейсами; на ходу хватали свежие газеты и бежали в метро, весело обсуждая предстоящий день. Ему так хотелось присоединиться к ним! Зато днем здесь бывало спокойно; никто никуда не бежал, а все чинно жевали сосиски и жареных кур, запивая «Пепси-колой», разгадывали кроссворды, и даже диктор молчал, лишь изредка выкликая кого-то из своих…

Жене показалось, будто он никуда и не уезжал; уверенно спустился к телефонам-автоматам, где стояли вечные очереди.

– …Иван Михайлович, я прибыл. Как кто? Разуваев из Мензелинска. Как, где это? В Татарии. Да, вызывали…

– …Коленька, милый, это дядя Миша. Приехал, конечно, дорогой. До какого метро?.. Дай запишу…

– …Ирка, это я. Нет, на работу еду. Говорят, вчера на Арбате туфли давали. Может, завтра подскочишь к открытию? Я вечером деньги привезу…

Женя слушал обрывки разговоров, пробуждавших необъяснимую любовь к этому городу. Никогда он не жил в Москве больше месяца, да и то, в старых заводских общежитиях, где, как у Высоцкого «…на двадцать восемь комнаток всего одна уборная…», но это не главное – главное, когда выходишь на улицу!.. Он не мог объяснить своего состояния фанатической любви – даже объявления в «Вечерке» типа: «В связи с ремонтными работами движение транспорта по Таганской площади временно закрыто. Объезд по улицам…» приводили его в непонятное умиление. Это ж Москва!

Наконец подошла очередь, и Женя набрал номер. Он хотел спросить у Оли очень многое, но та, как всегда, спешила, поэтому удалось лишь выяснить, что сама она будет дома в пять, Славка – в четыре, а именинница еще позвонит. …Черт, опять не спросил, как ее зовут! Хотя, в принципе, какая разница?.. – Женя повесил трубку, – значит, еду в Перово – спешить мне некуда…

По пути он позавтракал двумя длинными розовыми сосисками, и если раньше отсутствие в Воронеже такого «деликатеса» вызывало обиду за родной город, то теперь он злорадно подумал: …И хрен с ним! Скоро обожрусь ими!..

* * *

Площадка Перово оказалась, действительно, совсем недалеко от Москвы, а завод, совсем недалеко от площадки. Все сложилось очень удачно, кроме одного – воронежского представителя здесь никто не ждал, поэтому за проходную Женю не пустили; пришлось битый час звонить, пытаясь найти хоть какие-то концы, и в результате он все-таки получил ответ.

– Да не нужна нам ваша линия! Заберите ее, ради бога! – раздраженно бросил зам. главного инженера, видимо, прервав совещание, так как в трубке слышались голоса.

– А зачем вы ее покупали? – удивился Женя.

– А мы не покупали – фонды остались, вот, Министерство нам и втюхало! Теперь ломаем голову, куда б ее деть. У вас случайно нет желающих?

– Нет. Но хоть командировку-то отметьте.

– Черти что… – пробормотал зам. главного, – катают народные деньги – бесхозяйственность вопиющая!.. – но все-таки смилостивился, – ладно, сейчас секретаршу пришлю.

…Бесхозяйственность, говоришь? – Женя повесил трубку и усмехнулся, – а грузить оборудование на миллион, чтоб потом сгноить его – это нормально… коммунизм какой-то строить собрались… нет, все-таки это сумасшедшая страна!..

В ожидании секретарши, Женя уселся на лавочку, разглядывая бронзового Ленина, который жестом приглашал всех двигаться в сторону Москвы. …И что ты думаешь по этому поводу, вождь хренов? Верным путем идете, товарищи, да?..

Эпопея с командировкой продлилась до часу дня, и свои «прибыл – убыл» Женя получил уже в обед, когда смеющаяся секретарша, вместе с такими же веселыми подружками, направилась в столовую за территорией завода. Женя сунул бумажку в карман и даже не поблагодарив, отправился к электричке. Уже из вагона разглядывая заводскую территорию, он подумал: …Да пропади они пропадом с их линиями! Меня ждет девушка моей мечты, а я забиваю голову ерундой…

Доезжать до вокзала Женя не стал и едва увидев за окном ярко красную букву «М», перебрался в привычное, уютное метро. На выходе из станции плотной вереницей стояли женщины с тюльпанами. …Нет, это совсем дежурно – как гвоздики на могилу… Женя увидел скрюченную бабку, сидевшую на пустом ящике, с целым ведром ослепительно белых нарциссов. Цветы выглядели нежными и очень праздничными, поэтому даже не спросив о цене, он указал на ведро.

– А заверни-ка все.

От неожиданного счастья бабка перекрестилась и поспешно принялась исполнять заказ сумасшедшего, пока за ним не приехали санитары.

У Славкиного дома Женя оказался без четверти четыре; присел на скамейку, через арку наблюдая, как по улице Горького, на фоне потока машин, спешат мальчики в майках с непонятными английскими надписями и длинноногие девочки в вызывающе коротких юбках. Давно у него не случалось такого умиротворенного настроения…

Слава появился в четверть пятого; в элегантном светлом костюме, с кейсом в одной руке и пресловутыми тюльпанами в другой. Когда они обнялись, Женя уловил тонкий запах одеколона. Таких изысков он не понимал – наверное, это не гармонировало с прессами, гостиницами и плацкартными вагонами; зато у него имелся свой имидж, не нуждавшийся в парфюмерной доработке – образ бродяги, спустившегося с романтических высот в жуткий котел цивилизации. Для большинства девушек этот образ был гораздо романтичнее, и оттого привлекательнее.

– А это что? – Слава указал на сверток.

– Маленький скромный букетик…

– Богатенький Буратино, – Слава вздохнул, – а нам зарплату еще не дали… Слушай, может, сгоняешь за бухлом? А то у девчонок тоже не густо. Шашлыков я набрал…

– В смысле, набрал? – не понял Женя.

– Так мы с Олькой вообще не готовим. Вон, «Арагви» напротив; на вынос – пожалуйста.

– Москва, есть Москва… – мечтательно констатировал Женя, – зажрались вы и ни фига не цените своего счастья!

– Так переезжай, если тебе тут так нравится. Проблема великая!.. Женись, вон, на Надюшке. Она тебя пропишет, а уж работу, с твоим-то опытом, на любом заводе найдешь.

…Значит, Надюша… Имя показалось Жене нежным.

– Я серьезно! – похоже, Славе самому понравилась спонтанно возникшая идея, – девчонка мировая; двадцать четыре года; работает в Совете Экономической Взаимопомощи – ну, клерк, понятное дело, но там неплохо платят. Правда, с жильем у нее туговато – родители, понимаешь, да? Но это уж твоя забота – ищи завод, где б квартиры быстро давали.

– Пожуем – увидим, – Женя не любил слушать чужие мнения, потому что на практике все часто оказывалось совсем наоборот, – ладно, потопал я в Столешники, если, конечно, ничего тут не изменилось.

– Водку возьми, шампанское, сушняк. Денег хватит?

– Забудь ты о деньгах, – избавившись от цветов, Женя нырнул в арку. …Ведь Надюша у меня уже была, – вспомнил он, – нет, то была Надя, причем, какая-то хреновая Надя… а с хатой, значит, облом; родители – это ни есть хорошо. Почему они всегда считают, что если дочь с кем-то трахается, то на ней непременно должны жениться? Что за анахронизм?.. Или, правда, жениться? Будет прописка, а хату дадут – правильно Славка говорит… эк, меня понесло! Может, там не только хаты, а, вообще, ни кожи, ни рожи? Олькина подруга – понятно, что они хотят ее впарить хоть кому, а то уже двадцать четыре года…

Отсутствие собственной квартиры во многом омрачило предстоящее знакомство, сделав «приз» менее желанным, но раз Игра началась, значит, она должна победоносно завершиться – это было золотое правило.

Когда Женя вернулся из магазина, Оля уже чистила картошку, поэтому он тихонько подкрался сзади.

– Ой, Женька! – она неловко обняла его, сжимая в руке не дочищенную картофелину; чмокнула алыми губами, оставив на щеке яркий отпечаток, – Надюшка только что звонила – в семь она будет. Мальчики, – она ополоснула руки, – вы тут продолжайте, а я пойду, приведу себя в порядок.

– Это часа на два, – уточнил Слава, когда щелкнула задвижка ванной, – странные все-таки существа – бабы; если сейчас один локон получится на сантиметр выше другого, она перестанет есть, пить, испортит всем настроение и прорыдает в подушку до самого утра.

– Нормальная женская логика, – Женя пожал плечами.

– Ну б ее!.. Такую логику!.. Ладно, рассказывай, как жизнь.

И тут Женя растерялся – за последние месяцы он успел сгонять в Сибирь, в Среднюю Азию, еще раз в Сибирь, но все это так буднично…

– Да, потихоньку, – он пожал плечами, – у тебя-то как? На Ольке жениться не собираешься?

– Сам не знаю. Любить-то, я ее люблю, но тут проблемы материальные. Первой жене алименты заплатишь, и самому на жизнь еле остается, а она ж так не привыкла. Поэтому пока, вроде, встречаемся, иногда она ночует… короче, вот так.

Жене стало жаль его. Он помнил, как все они познакомились в Серебряном бору. Женя тогда первым «положил глаз» на высокую черноволосую девицу в открытом купальнике; потом было двое суток любви в Славкиной квартире; потом командировка закончилась, а Оля, не зная этого, зашла по знакомому адресу, да так и осталась – перешла, так сказать, по наследству. Тут-то у них со Славкой и случилась «большая любовь». Вслух эту предысторию никто не вспоминал, но помнили наверняка все участники.

Оля появилась всего через час, причем, веселая и довольная собой, а еще через двадцать минут раздался звонок в дверь, и Женю отправили открывать.

На пороге стояла, как он называл подобный тип, «москвичка обыкновенная» – узкие вельветовые брючки, спортивная фигурка, короткая стрижка, длинный носик, тонкие выщипанные брови. Эти девочки все были похожи друг на друга, причем, не только внешне, но и количеством извилин. Честно говоря, Женя ожидал чего-то более оригинального.

– Привет, – он забрал пузатый пакет и вложил в освободившуюся руку свой белоснежный букет, – с днем варенья, – хилые и вполне ожидаемые тюльпаны, которые девушка держала в другой руке, выглядели полным убожеством.

– Надюшка, милая! – из кухни возникла Оля, а за ней Славик. Пока они целовались, Женя отошел в сторону, изучая новую партнершу – в ее взгляде чувствовалось затаенное упрямство, и он представил, как она топает ножкой и произносит: – Я хочу!.. Вообще-то, Жене нравились капризные противницы, но он настроился на лирическую тему и воевать ему совершенно не хотелось. Молча оттащив пакет на кухню, он принялся извлекать из него всякие сверточки, кулечки…

– Подожди! – Надюша влетела следом, – тут я сама должна! Олька, посмотри, какие фужеры мне на работе подарили!

– Иди сюда, я одеваюсь! – донесся голос из комнаты.

Надюша выхватила из пакета коробку и даже не взглянув на Женю, убежала. Закурив, он уселся на подоконник, разглядывая маленькие, словно игрушечные, автомобили, двигавшиеся внизу.

– Ты чего такой потухший? – достав сигарету, Слава присел рядом, – не понравилась наша Надюшка?

– Нормальная Надюшка, – Женя лениво потянулся, – не хуже других; пожуем – увидим, что получится.

– Получится-получится! – Слава нетерпеливо встал, – хватит им там – пора выпивать, – вытащив Женю в коридор, он постучал в дверь спальни.

– Да-да! – раздался Олин голос, – входите!

Ссутулившись, похожая на затравленного зверька, Надюша сидела в углу дивана, а Оля в белоснежной блузке и ярко желтых бриджах стояла рядом – руки в боки, ноги широко расставлены, в черных распущенных волосах такая же желтая лента.

– Как я вам нравлюсь? – она грациозно повернулась.

– Олечка, ты чудо! – Слава подскочил к ней, чмокнул в губы, – радость ты моя!..

Женя решил, что невозможно сыграть более фальшиво.

– А тебе нравится? – Оля повернулась к нему.

Надюша резко встала и схватив со стола сигареты, вышла.

– Жень, что с ней? – искренне удивилась Оля, но он не стал ничего объяснять – ему просто стало жалко именинницу; жалко по-человечески, как ту Таню в аэропорту, и он молча вышел.

Надюша сидела на подоконнике, где только что сидели они со Славкой, и часто затягивалась, выпуская дым на улицу. Услышав шаги, она обернулась.

– Тебе чего надо?

– Ничего, – Женя улыбнулся, – покурить вышел. Знаешь, людям резко хочется курить в трех случаях: когда надо красиво свалить, когда абсолютно не фига делать и когда хотят подумать.

– Как я понимаю, тебе не фига делать.

– Нет, я хочу подумать.

– Ну, думай, – она отвернулась.

– Надюш, – осторожно, словно боясь вспугнуть, он взял ее руку. Девушка не обернулась, и он продолжал разговаривать с ее затылком, – и чего ты этим добьешься? Олька – твоя подруга, и ты не хуже меня знаешь, что ей всегда надо быть первой. Она ж дура, и не понимает, что иногда выходит по-свински. Она пожалеет потом, но, будь уверена, она живет только минутой.

– А мне что с того? – Надюша повернулась так резко, что Женя даже отпрянул, – мне надоело, понимаешь? Думаешь, мне одеть нечего? Но я ж с работы, а если заезжать переодеваться, так я и к десяти не добралась бы… Лучше б в кабак пошла, чем опять нервы портить!

– Знаешь что? – заговорщицки прошептал Женя. Надюша, похоже, выговорилась и только вопросительно вскинула голову, – праздник у кого сегодня – у тебя. Кому ты делаешь хуже – думаешь, ей? Себе! Оно тебе надо?

– Ну и типа бог послал, – наконец улыбнувшись, Надюша соскочила с подоконника, – ты ж мертвую уговоришь, – она сжала Женину руку, – идем. Ох, и напьюсь сейчас!..

Они так и вошли, держась за руки, как дети на прогулке.

– Открывайте пузыри! – Надюша плюхнулась на диван, утаскивая с собой Женю.

– Тут уж шашлык остыл, – сообщил Слава жалобно.

– Надо было сначала пить, а потом демонстрировать моды, – съязвил Женя, но Надюша положила руку ему на колено.

– Хорош! Сам сказал – проехали, – она прислонилась головой к Жениному плечу – волосы ее ничем не пахли; то есть совсем ничем!

– Давайте за эту парочку, – Слава наполнил рюмки, – а что? Они классно смотрятся.

Женя увидел, что губы именинницы согнулись в улыбку, но глаза остались абсолютно бесстрастными.

Больше тостов никто не произносил; беседа перекинулась на «тряпки», на гастроли какого-то француза, на предстоящие отпуска. Все эти темы Женю не привлекали, поэтому он молчал, ощущая себя эдаким запасным игроком, наблюдающим матч со скамейки, и готовым в любой момент выйти на поле, если потребуется. Однако пока в этом не было необходимости.

– По-моему, пора настроить музыку, – Слава поднялся.

– Да! – Надюша тоже вскочила, оставив недокуренную сигарету, – я танцевать хочу! Что там у тебя – Антонов? Давай! – она заняла позицию посреди комнаты.

Игла зашипела, и Надюшины руки резко согнулись, кулачки сжались, голова склонилась на грудь, как у фигуристки перед прыжком, а ноги… Женя не мог классифицировать эти движения, но все же это был танец – напрочь лишенный привычной пластики, но заряженный потрясающей энергетикой, и зрителям оставалось лишь молча наблюдать его, чтоб не сломать странный ритм. Женя подумал, что дикое северное племя также взирает на своего шамана.

Замерла Надюша вместе с последним аккордом; тряхнула головой, засмеялась и дернула Женю за руку.

– Что вы все сидите?! Вставай! Ну, вставай же!

– Не, я не по этой части, – он усмехнулся, так как танцевал, действительно, неважно.

Надюшино лицо приняло такое презрительное выражение, что Женя почувствовал себя уязвленным, но умения танцевать, к сожалению, это не добавило. А Надюша уж тащила с собой Олю.

– Ты! Подруга называется!.. Чего расселась?

– Надь, я на работе сегодня, знаешь, как напрыгалась…

– А я там лежала, да? – она тянула Олю вместе со стулом.

– Сказала же, не хочу! Что, не понимаешь?!..

На секунду Надюша опешила, но потом махнула рукой и вернулась в центр комнаты. Началась новая мелодия, однако, то ли утратилось ощущение новизны, то ли у исполнительницы пропал азарт, и Женя решил, что шаманы здесь ни при чем.

– Надюш, выпить хочешь? – он принялся наполнять рюмки.

– Конечно, хочу! – она пританцевала к дивану и плюхнулась, устало откинувшись на спинку.

– Фридрих-Штат-Палас на каникулах.

Все засмеялись, лишь Надюша продолжала полулежать, прикрыв глаза, погруженная в свои мысли.

– Жень, расскажи что-нибудь – у тебя ж куча всяких историй, – попросила Оля, – а то именинница заснет.

– Легко! – Женя устроился поудобнее, – значит, история номер двенадцать о том, как мы…

– Терпеть не могу «домашние заготовки», – Надюша выпрямилась, – и, вообще, мы собирались выпить. Все-таки четвертак стукнул – должно ж это хоть чем-то запомниться.

…Похоже, не будет у меня тут уютного гнездышка, – подумал Женя, – хотя без хаты его и так не будет, а таскаться по гостиницам, так можно найти девку поинтереснее… но трахнуть ее надо!.. Что я, зря сюда приперся?..

– За именинницу! За ее первый четвертак! – провозгласил Слава; все дружно выпили, и Надюша, вместо того, чтоб закусить, уткнулась в Женино плечо. Ему ничего не оставалось, как обнять ее; это продолжалось всего несколько мгновений, пока она снова не приняла прежнюю позу, но Женя успел почувствовать, какое у нее приятное спортивное тело. …И все-таки жаль, что у нее нет хаты, – подумал он.

По мере того, как бутылки исчезали со стола, время будто ускоряло бег, и когда Слава убрал под стол последнюю и посмотрел на часы, то даже присвистнул от удивления.

– Полдвенадцатого! В такое время уже не продают.

– А мне хватит, – засмеялась Надюша, – я пьяная-я-я… глаза закрываю, и все кружится, кружится… – она привалилась к Жениному плечу, – а так не кружится – здесь я и буду жить.

Женя крепко прижал ее к себе. Надюша замерла; вдруг неожиданно повернув голову, чмокнула его в губы и снова отвернулась с тем же ничего не выражавшим лицом. Женя не понял, что это был за жест, но подумал: …В койку, и побыстрее!.. Что с нее еще возьмешь?..

– И тебе хватит, а то опять завтра болеть будешь, – Оля повернула к себе Славино лицо, чтоб он не смотрел так тоскливо в пустую рюмку, – ребята, давайте спать! Впереди еще целых два выходных – чего сидеть, туканить?

– И то правда, – Слава поднялся, – Жень, давай вытащим на кухню диван; классное у вас будет спальня – рядом с закуской.

Женя хотел увидеть Надюшину реакцию, но та молча встала и направилась в ванную; через минуту там зашумела вода.

– Жень, – Оля открыла ящик с бельем, – Надюшке ты понравился – уж я знаю ее повадки. А она тебе?

– Ну, под низ пройдет, – Женя пожал плечами.

– Фу, какой ты стал грубый. На, вот, – она подала простыни, – хорошая девчонка, только сама не знает, чего ей надо. Я думала, ты ей растолкуешь, как знаток женских сердец, а ты – под низ…

– Надь! – раздался из коридора Славин голос, – ты не утонула случайно? Тут еще есть желающие!

Через минуту дверь открылась и появилась улыбающаяся Надюша; на ней была лишь длинная футболка со споткнувшимся о пачку «Marlboro» ковбоем; грудь с ней сделалась маленькой, но весьма аппетитной; к тому же она потянулась, продемонстрировав белые трусики. Вряд ли это получилось случайно, и Женя усмехнулся. …Ну, сучка…

– Ужасно люблю воду, – пояснила она, – мать, небось, врет – от дельфина она меня родила, а не от отца.

– От акулы, скорее. Не дай бог, жить с тобой в коммуналке, – Слава взял полотенце, показывая, кто идет следующим, – в ванную не попадешь.

– А ты умеешь плавать? – Надюша повернулась к Жене.

– Слушайте, идите к себе – я тут переодеваться буду, – Оля стянула с головы ленту и отвернулась к зеркалу.

– Пошли, – Надюша потащила Женю на кухню.

Включать свет не стали, и в бликах уличных фонарей он видел, как Надюша юркнула под одеяло, а через секунду оттуда вылетела футболка и упала точно на стул.

– Йес! – радостно воскликнула Надюша, – а теперь говори, умеешь плавать или нет? Если не умеешь, буду относиться к тебе на полстакана хуже.

– Еще хуже? – Женя засмеялся.

– А чего ты хочешь от дочери акулы? Так что, колись.

– Умею, – присев на подоконник, Женя достал сигарету. Он бы с удовольствием поскорее забрался к ней под одеяло, но «дочери акулы» вряд ли б понравилось соседство с человеком, проведшим ночь в душном поезде, а потом полдня мотавшимся по пыльным электричкам. Собственно, он ведь никуда не спешит.

– Не поверишь, – Женя чиркнул зажигалкой, – первый раз поплыл я только в восьмом классе. До этого от воды шарахался, как при первой стадии бешенства.

– Правда? А я с пяти лет в бассейн ходила… О! За это мы не выпили – получается, двадцать лет, как я плаваю!.. – она засмеялась, – ну, и как же ты поплыл?

Эта история не входила в стандартный набор, Но в этот раз все шло как-то не по правилам.

– Послали нас в военизированный лагерь. Домики, там; лес, речка. По утрам зарядка, кросс, потом соревнования; война между «красными» и «синими»… короче, чтоб любимую Родину защитить, в случае чего. А речка глубокая, холодная; питается только из родников. В лагере что-то типа большого «лягушатника» было – там только у самой загородки с головой, и то не каждому. Однажды пошли в поход. Привал, и все, естественно, купаться. Место глубокое, широкое; кусты по берегу – где попало, не вылезешь. И вот, лежу я один под деревом и гляжу, как остальные резвятся… Ты слушай! – Женя вскинул руку, видя, что Надюша собирается вставить какую-то шутку, – наплавался народ; вылезли и стали меня доставать. Короче, поспорил я, что на другую сторону переплыву. И пошел. Помню, одна мысль была: не думать, что подо мной нет дна; только почувствую это – сразу утону. И попер я на одном дыхании; подплыл к другому берегу, а вылезти не могу – кусты. Сижу в воде и держусь за лозину – со стороны смешно, наверное; чувствую, пора обратно плыть, а дыхалки-то нет, руки дрожат. Честно говоря, не помню, как доплыл, но точно знаю – не спасали. А потом, как спортом заниматься стал, так и пошло… – Женя махнул рукой.

– И чем же ты занимался?

– А всем понемногу, пока в институте учился. Первый и второй разряд по легкой атлетике – первый, в прыжках, а второй, в толкании ядра; первый по боксу; еще гандбол, волейбол… Знаешь, как-то надоедает все быстро. Пока в новинку, вроде, интересно, а как начинается рутинная работа на результат, так сразу и думаешь – в сборную страны все равно не попаду, и на фиг оно мне нужно, время тратить.

– Абсолютно та же фигня, – Надюша вздохнула, – мне тоже все быстро надоедает.

– Все-таки интересная ты девчонка…

– Да ничего интересного – просто я делаю то, что хочу, только и всего. А хотеть я могу самых разных вещей, так что особо не пытайся меня понять. Кстати, ты в Москву надолго?

– Сейчас на пару дней, но вообще я здесь часто бываю.

– Пары дней вполне достаточно, – Надюша повернулась на бок, чтоб лучше видеть собеседника, – за пару дней ты, наверное, мне уже надоешь.

– Уверена? – по большому счету, Жене было все равно, но пресловутая мужская гордость не могла допустить, чтоб его бросили первым.

– Я ни в чем не уверена, но раньше всегда так было. Иди, мойся – хозяева, вроде, уже угомонились.

В спальне действительно было тихо, и по темному коридору Женя прокрался в ванную, где его ждало заботливо оставленное Олей полотенце.

…Мое отображение в женском варианте, – эта мысль возникла, когда Женя взглянул в зеркало; мысль была теплой и немного грустной, но упругая струя воды смыла ее, – значит, точно, у нас ничего не получится; если б Олька предупредила, что там за подружка, я б и не дергался – смысл?.. Хотя все-таки забавно – есть в ней нечто притягательное… нет, если б что-то получилось, было б классно…

Когда Женя вернулся на кухню, Надюша сидела на подоконнике, совсем как он сам десять минут назад.

– Ну, что? – она щелчком запустила сигарету в окно, – пошли, а то, небось, утро скоро, – по второму разу отправила на стул футболку и вновь залезла в постель, – чего стоишь?

– Я уже не стою – я лежу, – Женя прыгнул на диван, и тот противно заскрипел.

– Ну и лежанка нам досталась, – Надюша вздохнула, – явно не для любви.

Кроме «музыкальности», диван оказался еще и слишком узким, поэтому они повернулись на бок, лицом друг к другу. Женины руки нежно исследовали незнакомое тело и добравшись до узкой полоски материи, остановились.

– Ты не хочешь? – прошептала Надюша; не дожидаясь ответа, ее руки крепко обхватили Женину шею…

* * *

Фонари погасли все, одновременно, и сразу исчезли блики на стенах, погрузив все в кромешную тьму. Изменение интерьера что-то сместило в сознании. Надюша устало вздохнула и повернулась на спину, чуть не столкнув Женю с дивана.

– А ты, как мужик, правда, ничего – почти как Олька рассказывала. Интересно, сколько сейчас времени?

…Так они еще и делятся впечатлениями, сучки!.. Не то, чтоб это открытие оскорбило Женю – просто подобная мысль не приходила ему в голову, но даже слово «почти» в язвительных Надюшиных устах вовсе не выглядело обидным. Он поднял часы, разглядывая тусклый циферблат.

– Около трех.

– Потише – хозяев разбудим. Олька злая, когда не выспится.

– Если их не разбудил диван, то теперь главное, чтоб Царь-пушка не выстрелила.

– Тише, – Надюша прижала палец к Жениным губам; потом ладонь распрямилась, лаская лицо, – такой мохнатый весь… Женя… Мне с тобой, правда, хорошо.

– Мне тоже… – фраза вырвалась как-то сама собой.

– Спать хочешь? – спросила Надюша.

– Нет, – чтоб не упасть, Женя вновь повернул Надюшу на бок и крепко прижал к себе.

– Я тоже. Давай, покурим, что ли – везде ведь говорят, мол, после секса положено покурить.

После этого казенного предложения атмосфера интима разрушилась; Женя перебрался на подоконник и выпуская дым, молча наблюдал, как ярко красный огонек, то затухал, то вспыхивал, освещая Надюшины губы и нос. Ему стало жаль потерянной хрупкой идиллии, хотя что в ней было такого особенного, он не мог объяснить – просто было жаль.

– Знаешь, – сказала Надюша, неизвестно к чему, – я никогда б не смогла прожить без Москвы. Как можно выходить на какую-то улицу, считать ее центром города, и знать, что это не улица Горького? Как можно жить без метро, безо всех этих домов?.. Переезжай в Москву, а? – она поднялась на локте.

– Зачем? – Женя подумал, что она, как все женщины, наконец-то заговорит о чувствах, но Надюша пожала плечами.

– Как зачем? Неужто ты сам не понимаешь, что жить надо только в Москве!

– Не понимаю, – Женя разочарованно покачал головой, – в Воронеже у меня дом, в отличие от ваших «скворечников»…

– Фи, Воронеж… – Женя не мог видеть, но, наверное, Надюша презрительно скривила губы, – помнишь у Шолохова в «Тихом Доне» про Воронеж? Что-то… короче, там сильные ветры и много хохлов, да?

– Я не читал «Тихий Дон», – признался Женя, – зато я объездил весь Советский Союз, а, возможно, и в загранку попаду – ходят слухи, что кто-то от нас должен поехать. Разве это хуже, чем всю жизнь торчать в Москве?

– В этом я тебе даже завидую… но жить все равно надо в Москве! Продавай свой дом и переезжай сюда. Я к тебе в гости приходить буду.

– Почему только в гости? – Жене все-таки хотелось толкнуть ее мысль в нужном направлении, но Надюша никак не хотела двигаться путем, проторенным десятками других женщин.

– Конечно, в гости, – она протянула сигарету, чтоб Женя затушил ее в пепельнице, – оно мне надо, чтоб твоя жена писала мне на работу жалобы? У нас, знаешь, с моральным обликом строго. Или еще встретит, да оттаскает за волосы…

– Нет у меня жены! – оборвал Женя поток глупостей.

– Так будет когда-нибудь.

– А если это будешь ты?

– Какой же ты нудный, – Надюша вздохнула, – и пошутить с тобой нельзя, – она неожиданно отвернулась к стене и сказав «спокойной ночи», затихла.

Это была какая-то совсем не красивая концовка – Женя не привык к таким «эндшпилям», да и спать ему не хотелось.

– Надюш, – он ласково погладил ее по голове.

– Оставь меня в покое. Я сплю!

Женя убрал руку и осторожно забравшись под одеяло, уставился в темноту. …И что это было? Говорят, женщина отдается сначала душой, а только потом телом; если она сначала отдается телом, значит, души у нее нет. Но у Надюши-то она есть – я чувствую! Просто душа ее летает где-то…

– Ты спишь? – услышал он возле самого уха.

– Нет.

– А почему тогда лежишь и ничего не делаешь?

– Но ведь ты собиралась спать!

– Придурок. А если б я сразу сказала, что у меня болит голова – ты б с самого начала так и лежал бревном?

– Нет, почему?.. – Женя почувствовал себя идиотом.

– По кочану! Был у меня один мальчик; я ему говорю – завтра не звони, потому как я занята – иду с другим в кино. Он отвечает – хорошо, я позвоню послезавтра. Усек, да? Это так, на будущее, а теперь я, действительно, буду спать, и попробуй ко мне прикоснуться. Честное слово, я встану, и буду читать книгу, пока метро не откроется. Все, – она снова отвернулась.

Это был явный перебор – Женя на многое не обращал внимания, но женщины никогда не пытались выставить его идиотом!.. Нет, если б она извинилась и перевела все в шутку, Женя б простил, но Надюша и не думала этого делать.

– Что ты будешь?.. Читать?.. – он развернул ее и зажал рот поцелуем. Обычно в таких случаях сопротивление длилось не больше минуты, плавно превращаясь в игру, но Надюша сопротивлялась реально – ее ногти впились в Женину спину; она мотала головой, а ноги сучили по простыне, грозя окончательно развалить диван, только силы-то были не равны.

В конце концов, руки были обезврежены, сжатые ноги раздвинуты, и только тогда Женя освободил ее рот.

– Сдаюсь… не могу я… – дышала Надюша тяжело и не ровно, – биться с таким лосем…

Женя чувствовал, что они возбуждены сильнее, чем в первый раз – наверное, поэтому все получилось просто здорово!

…Так нормальные люди превращаются в насильников, – подумал Женя, когда оба в изнеможении затихли. У него сил больше не было, а Надюша еще сумела забросить на него ногу, уложить голову ему на плечо.

– Можно теперь я буду спать? – как послушная девочка, прошептала она.

– Я люблю тебя, – пробормотал Женя.

– Я не верю, – Вздохнув, Надюша закрыла глаза, – и, вообще, зря ты это сказал…

Но Женя уже ничего не слышал – он проваливался в бездну, и это был потрясающий полет, наполненный легкостью!..

Очнулся он среди симпатичных южных домиков, окруженных горами. Правда, сориентироваться до конца не успел – небо потемнело и на землю обрушился ливень. Все происходило настолько быстро, словно оператор проматывал неважные фрагменты, приближая развязку – Женя еще только успел подумать, где б ему укрыться, как сверху понесся грязевой поток, сносивший на своем пути дома, деревья; вертевший, неизвестно откуда принесенные автомобили и туши каких-то животных. Поток подхватил и Женю-Актера, хватавшегося за все, что попадалось под руки, но это «все» тут же переставало быть опорой и вместе с ним неслось вниз. Правда, страха не возникало – наверное, истинного Жени было больше в Зрителе.

В конце концов, поток опустил его в долину и бесследно исчез; так же бесследно исчезли следы жуткого природного катаклизма, и Женя, совершенно сухой и невредимый, оказался на улице с аккуратными домиками и гранатовыми садами. (Он никогда не видел настоящих гранатовых деревьев, поэтому они напоминали яблони из его сада).

Из ближайшего дома появилась девушка, и вот тут мнения Жени-Зрителя и Жени-Актера разошлись: один счел ее красавицей и заворожено остановился, а другому она виделась жутко худой и страшной, похожей на смерть…

– …Жень! Жень, твою мать!

Женя открыл глаза. Мысленно он еще находился в гранатовом саду, но постепенно опознал Славу, стол с неубранной посудой, стены, потолок; потом заскрипел диван, и тут полностью вернулся реальный мир. Повернув голову, Женя обнаружил, что рядом никого нет.

– А где Надюшка?..

– Это я у тебя хотел спросить, – Слава взял со стола листок, – во, тебе послание: «Женя, все было классно, но повторение – это мать не учения, а скуки, поэтому я уехала на дачу с одним мальчиком…» Вот, стерва! – Слава покачал головой и вернулся к тексту, – «…будешь в Москве, звони. Если буду свободна, встретимся». Дальше телефон.

– Что тут у вас? – войдя, Оля тоже заглянула в записку, – Женька!.. Если Надюшка оставила телефон, значит, влюбилась.

– Манал я такую любовь, – Женя потер виски, – а если сейчас взять и махнуть к ней на дачу? Ты знаешь, где это?

– Конечно, знаю – это по Киевской дороге.

– Я б на Женькином месте скрутил ее, привез сюда и надрал задницу!.. – Слава уселся на подоконник.

– Ой, какие мы строгие, – Оля засмеялась, – Жень, не езди никуда – она упрямая, как коза…

– Знаю, какая она, – Женя вспомнил, их фантастическая ночь, – ты только адрес скажи.

– Не скажу, – Оля покачала головой, – нет, если, конечно, будешь пытать, скажу – я, девушка слабая, боли боюсь, но, во-первых, надеюсь, Славка заступится, а, во-вторых, там от станции шесть километров пешком по лесу – заблудишься.

– Но я хочу поехать! – Женя стукнул кулаком по дивану.

– Жень, если б она не собиралась с тобой встречаться, то телефон бы не оставила, так что все нормально. А дача у нее классная… – Оля мечтательно подняла глаза, освежая воспоминания, – как-то мы чуть не вляпались – приехали туда вдвоем… Слав, слышишь, вдвоем – без мужиков! Целый день на речке, а к вечеру захотелось нам «Рислинга», но за ним только в Нарафоминск ехать. Ну, поймали частника; довез он, а в магазине вообще никакого «сушняка» – только в кабак идти. Заходим… – она засмеялась, – это видеть надо! Представляете, две девицы в юбках до пупа; морды обгорелые, но при макияже! И за вином. Там все на нас вылупились. Взяли мы пузырь, и два каких-то козла за нами увязались. Мы дворами, а дороги не знаем, да еще темно – страшно. Еле до электрички добежали; а еще ж по лесу топать – натерпелись, короче. Пока добрались, уже совсем ночь. Заперлись в доме, а бутылку открыть нечем – штопора нету. Надюшка давай пробку внутрь давить – не фига не выходит… – Оля поняла, что никто ее не слушает, – Жень, – она взяла его за руку, – не психуй. За Надюшкой все мужики бегают. Не знаю уж, что в ней такого, но буквально все!.. Я думала, ты – великий дон Жуан, обломаешь ее, а тут, вон, чего получилось…

– Да не бегаю я за ней!

– А зачем тебе тогда на дачу ехать? – удивилась Оля.

– Не знаю! – Женя действительно не знал, чего хочет – однозначно не жениться и не, что называется, встречаться; приезжать к ней некуда; переспать? Но повторить сегодняшнюю спонтанную ночь вряд ли удастся – другие наверняка будут хуже, – бред какой-то… – он взял записку, перечитал ее и спрятал в карман, – ладно, проехали. На фиг, дачу; и звонить я ей не буду!

– Хозяин – барин, – Оля встала, – ты есть хочешь?

– Ничего я не хочу от этой жизни! Сейчас поеду, куплю билет и вечерней лошадью, на Воронеж.

– А мы что будем делать? – Оля повернулась к Славе, – погода смотри какая классная – неохота дома сидеть.

– А поехали на озеро! – Слава вытянул в окно руку, – тепло. Позагораем, по лесу побродим; может, и вода прогрелась, а?

– Загорайте, ребята, – Женя принялся торопливо натягивать джинсы – ему хотелось поскорее покинуть эту квартиру, эту кухню и, главное, этот диван.

Расстались они корректно, но Женя знал, что после таких «гастролей» больше сюда не приедет.

Вокзальная суета захлестнула его, и даже взяв билет, он решил не покидать это пристанище заблудших и неприкаянных; Москва вдруг превратилась в нечто ужасное, выворачивающее наизнанку и наполняющее душу неуемной тоской – вроде, вся она была наполнена призраками Надюши, злорадно караулящими его на каждом перекрестке, на каждой станции метро – путешествие по ней было сродни мазохизму, а таковым недугом Женя не страдал, и знал это совершенно точно.

Он осел в привокзальном ресторане, заказав бутылку водки, и сидел там, пока не выпил ее; потом, скорее всего, взял еще… короче, он плохо помнил, как вышел из ресторана, а потом оказался в поезде. Зато с соседями ему повезло – кроме девушки, отгородившейся от мира детективом в пестрой обложке, в купе ехали двое ребят, оказавшихся студентами политехнического института, который он сам закончил много лет назад. Правда, пока они познакомились и пару раз сходили покурить, водка у проводниц закончилось, но это было хорошо, иначе б Женя упал в тамбуре, а так пришлось ограничиться пивом и студенческие вспоминания дотянулись до самой ночи. Когда синий свет погрузил купе в загадочный сумрак, и девушка, отвернулась к стенке, укрывшись с головой, Женя, по-братски облобызав будущих инженеров, рухнул на полку и мгновенно вырубился. Даже если ему что-то и снилось, оно не смогло удержаться в одурманенном сознании.

Проснулся он от яркого солнечного света. Студенты уже выпили чай и внимательно изучали пахший типографской краской журнал с голыми девицами. После бурной ночи они выглядели притихшими и усталыми. Женя потянулся и спустил ноги на пол. Голова немного кружилась, во рту было неприятно сухо, зато водка унесла из сознания весь трагизм вчерашнего дня, и это было главным – остальное всегда можно поправить.

Тоже попросив у проводницы чай, Женя уселся у окна, бессмысленно разглядывая едва распустившиеся деревья, в которых не было ничего интересного, и с удивлением сообразил, что вчера даже не попытался познакомиться с соседкой; странная лень охватила его – не хотелось попусту улыбаться, ворочать извилинами, придумывая хитроумные варианты. Зачем все это?..

– Машина для обработки металла. Пять букв, последняя «с». Никто не знает? – девушка, осмелевшая при свете утра, подняла голову от кроссворда, на который сменила детектив.

– Пресс, – подсказал Женя. В другое время эта тема стала бы идеальной для начала знакомства, но он понял, что не собирается с ней знакомиться и даже испугался собственной пассивности. …Просто я не в настроении, – утешил он себя, – пройдет пара дней и наваждение исчезнет, уступив место чему-то новому. А если нет?..

В общем, девушке повезло. С Жениной помощью кроссворд оказался разгадан, а ее чувства (если таковые имелись) остались в неприкосновенности, не потревоженные сомнениями; если же таковых не имелось, ей повезло еще больше, ведь парень, прекрасный, как скандинавский бог, по прибытии в Воронеж, молча вышел из вагона и растворился в толпе, даже не попросив ее телефон. А самым замечательным было то, что сегодняшнее воскресенье являлось последним в месяце, а, значит, рабочим – это был привычный график, когда план закрывался тридцать первого числа. …Сейчас возьму командировку и завтра, на хрен, отсюда! – радостно подумал Женя, – очень кстати шеф обещал мне какую-то хитрую точку…

Заводская проходная всегда воспринималась им, как граница двух миров, и хотя миры эти не были враждебны друг другу, граница существовала. Еще полчаса назад, когда Женя вышел из вагона, казалось, что Надюшино лицо отпечаталось в памяти, если не навсегда, то, по крайней мере, до появления следующей интересной женщины, однако стоило ему протянуть в стеклянную будку пропуск, как оно стало тускнеть; а уж когда Женя шел через цех (это был кратчайший путь к отделу), оно и вовсе растворилось в воздухе, наполненном запахом металла и машинного масла.

Курилка была пуста; ткнувшись в запертую дверь кабинета, Женя уселся на раскуроченный электрошкаф, не один год служивший для наладчиков диваном. До начала рабочего дня оставалось двадцать минут, так что все здесь шло своим чередом, все было правильно.

Женя закурил. …Что ж этому козлу от меня надо? Бабы мои ему не угодили… рассказать бы, как меня кинули, а то считает, что я трахаю всех, без исключения – завидует, небось. С другой стороны, ее-то я тоже трахнул, да еще как!..

Воспоминания, запретными тропами просочились через границу, и в открывшийся коридор хлынула прежняя тоска и прежние желания. …С дачи она, небось, приедет только вечером… если, вообще, ездила!.. Дурак, надо было позвонить! Вдруг она сидела дома и ждала?.. Как я не сообразил?..

В это время на лестнице послышались шаги, и крамольные мысли спрятались, уступая место другим, подобающим моменту.

– Федор Николаевич, – Женя спрыгнул с «дивана», – прибыл, как договаривались. Значит, в Перово ситуация такая…

– Да не волнует меня их ситуация. Захотят – позовут, а не захотят… – шеф протянул руку, и после пожатия не отпустил его, а повел за собой, – заходи, – и плотно закрыл дверь.

Такой оборот окончательно сбил Женю с толку, ведь, как правило, дверь оставалась открыта, чтоб шеф мог видеть, кто толчется в курилке. Один на один он беседовал, только если случалось ЧП – либо кто-то попадал в вытрезвитель, либо приходили жалобы от заказчика, но за Женей подобных грехов не водилось никогда.

– Садись, – шеф указал на место вечно опаздывавшей Нины; долго молчал, и лишь когда Женя нетерпеливо заерзал на стуле, сказал, – жениться тебе надо. Причем, очень быстро. Можешь среди своих шлюх найти хоть одну приличную девку?

– Они все приличные… – Женя оторопело смотрел на начальника, ожидая, пока тот рассмеется, но он был серьезен.

– Это хорошо, – шеф кивнул, – значит, найдешь. Дело в том, что я рекомендовал тебя для работы за границей – человек ты политически благонадежный, технически грамотный… Но! Во-первых, тебе надо вступить в партию. Этот вопрос я уже решил: наш партком рекомендовал тебя заочно, а в следующую среду примут на заседании райкома; будешь членом КПСС. А, вот, во-вторых, у тебя должна быть семья – холостых в долгосрочку не посылают, а зачем тебе ехать на три месяца, если можно на три года? Эту проблему, будь добр, решай сам. Выезд, ориентировочно, через полгода, но чтоб брак не выглядел фиктивным, делать все надо сейчас. Сроку тебе неделя – через неделю я отправляю документы в Министерство. Если не успеешь, пошлю Бородина – у него, и с партией, и с семейным положением все в порядке, а спец он не хуже тебя. Все ясно?

Женя лишь громко сглотнул – он предполагал все, что угодно, но только не такой фантастический вираж судьбы.

– Тебе все ясно? – повторил шеф, и из сотни крутившихся в голове вопросов Женя выбрал один, самый навязчивый:

– А куда ехать-то?

– От соцстран я отказался, так что, либо Франция, либо Канада. Машины там не только наши, но я знаю – тебе это без разницы, – шеф улыбнулся, – ну и думаю, сам понимаешь – долг платежом красен, да? – не получив ответа, он вздохнул, – так что иди. Да! – вспомнил он, когда Женя уже направился к двери, – ребятам в отделе не болтай.

Вышел Женя, даже забыв попрощаться.

– О, Женек, привет! – на «диване» одиноко курил Витя Седых, – чего тут шеф тебя домогался всю неделю? Влетел, что ли, куда? – сам Витя «влетал» довольно часто и на большее его фантазии не хватало.

– Ох, Вить, влетел! – по-другому Женя еще не мог охарактеризовать происходящее, поэтому ничего не объясняя, побежал вниз по лестнице.

Остановился он, только когда пересек «границу», и сразу на него обрушилось такое!.. Монмартр, Плас-Пигаль, Лувр, Эйфелева башня – миниатюрные модели всего этого очень знакомого и незнакомого одновременно, сыпались, словно спичечные коробки; он ловил их в ладони, а в ушах причудливо переплетались голоса Азнавура и Мирей Матье.

Среди этой фантасмагории возникла мысль, прямая, как солнечный луч. …А Надюшке понравится Париж! (Он был уверен, что попадет во Францию, а не в Канаду, о которой просто знал меньше). От таких поездок такие девочки не отказываются!.. Вот и вся наша Игра закончилась – одним махом!.. На даче она с мальчиком… Все! Закончились, и дачи, и мальчики. И хорошо, что я не стал звонить вчера – сегодня диспозиция круто изменилась. Вечером позвоню, обрадую… если до вечера сам не сойду с ума сойду…

Проходя мимо киосков, Женя купил бутылку пива (прошедшая ночь все-таки давала о себе знать), свежую газету и уселся на скамейке в ближайшем сквере.

…Так, что у нас тут в Париже? – он с удовольствием отхлебнул пива, – сборная Франции по футболу выиграла товарищеский матч у команды ФРГ… Молодцы-черти!.. Забастовка на заводе «Рено»… ишь, ты! Приеду, разберусь, чего они там бастуют – какого хрена им еще надо; живут, небось, как у Христа за пазухой… Это про Америку… опять Америка… проклятый рассадник империализма… – опустил газету в урну вместе с опустевшей бутылкой; закурил. …Хорошо-то как!.. Напротив какие-то ребята обсуждали предстоящую сессию. …А я еду в Париж, – злорадно подумал Женя, – ай да Федор Николаевич! Ай да шеф!.. А Лешка Некрылов не понимает, зачем я делюсь с ним бабками. А, вот, затем и делюсь, что я еду в Париж, а он в Мухосранск…

Женя встал и медленно побрел по аллее. Дождь парижских достопримечательностей закончился, и мысли приняли более приземленный вид – к примеру, кто будет все это время следить за домом или стоит ли продавать машину, ведь за три года в гараже она просто сгниет… но тут кто-то повис у него на плечах. От неожиданности Женя дернулся и, точно, ударил бы локтем, но вовремя услышал женский смех и мягкие губы коснулись его шеи; еще через минуту перед ним стояла смеющаяся Таня.

– А я, вот, в институт бегу – смотрю, ты идешь…

У Жени не было ни малейшего желания общаться с ней – это был пройденный этап, причем, пройденный безвозвратно.

– Ты не рад меня видеть? – она обиженно скривила губы.

– Да нет… – Женя пожал плечами, – я это… от неожиданности – нельзя ж так прыгать на человека.

Ничего грубого он не сказал, но постарался придать голосу нужные интонации, и Таня уловила их без труда.

– Ты больше не хочешь со мной встречаться?

– Ну… – Женя красноречиво опустил взгляд.

– Я знала, что так будет… – она шмыгнула носом и быстро пошла дальше, не желая плакать прилюдно.

…Катись ты! – Женя усмехнулся, – а я еду в Париж!..

Танина фигура маячила уже далеко впереди, когда Женя сообразил, что вдвоем время летит быстрее, чем, если маяться в одиночестве, дожидаясь вечера.

– Тань! – он бросился вдогонку, но девушка даже не обернулась. Благо, на переходе вспыхнул красный, и она вынуждена была остановиться, – ох, ты и носишься! – Женя засмеялся, – ты что, обиделась?

– Отстань! – Таня дернула плечом.

– Ладно тебе, – Женя обнял ее, – не обижайся…

– Жень, – она сбросила его руку. Хотя в глазах стояли слезы, голос был неожиданно твердым, – все я понимаю – два дня поразвлекался и хватит. Я ж говорила, что этим все кончится, помнишь? А мне так не надо!.. Да, быстро у нас все случилось, но я не проститутка! Я, правда, люблю тебя и хотела быть с тобой!.. – в это время вспыхнул зеленый, и Таня, не закончив монолог, смешалась с толпой.

…Ну, и гуляй, девочка, – Женя достал сигарету. Конечно, не стоило бежать за ней, чтоб убить каких-то несколько часов, – знала б ты, дура, куда я еду, так на коленях бы умоляла, а не строила козью морду!..

Он неторопливо пошел обратно, и на душе стало очень весело – наверное, так всегда бывает, когда наводишь порядок, выбрасывая все лишнее. Только, вот, время тянулось ужасно медленно. …А схожу-ка я в кино! Сто лет уже не был. Найду что-нибудь двухсерийное; потом пообедаю, а там, глядишь, и Надюшка появится, чудо мое своенравное… Во, устрою сюрприз!.. А регистрироваться придется в Москве – сюда она вряд ли поедет… хотя там, скорее всего, очередь на месяц, а с нашим ЗАГСом я враз договорюсь…

Дома Женя был в половине седьмого. К этому времени план действий сложился окончательно; он даже придумал, что делать с домом – сдать его своим же ребятам, которые сейчас живут в общежитии; причем, сдать за чисто символическую плату; таким образом он станет еще и благодетелем!

Подойдя к телефону, Женя достал записку с номером – аккуратные кругленькие буковки вызвали прилив невиданного доселе умиления. …Сейчас, сейчас… Несколько раз глубоко вздохнул, и радостная дрожь пробежала по телу; правда, слова, которые так тщательно готовил, перепутались, но слова – это такая мелочь. …Она все поймет сама; она ж Игрок, как и я – она должна представлять, как это здорово… любит она меня или не любит – это ж Париж, черт возьми! А там разберемся…

Набрав номер, Женя долго ждал соединения и уже собирался положить трубку, когда послышалась негромкая музыка, а потом женский голос.

– Это Надя? – он не узнал его.

– Да. А кто это?

– Женя. Воронеж. Помнишь такого?

– О! – голос засмеялся, – а я и отдохнуть от тебя не успела.

– Надь, – вопрос был серьезным, и Женя решил говорить серьезно, оставив веселое щебетанье на потом, – у меня есть предложение. Меня посылают на три года во Францию.

– Ух, ты! Везет же людям!

– Поехали со мной, а?

– Классно! А в качестве кого? Кстати, я неплохо знаю французский. Тебе положена переводчица?

– Надь, хватит дурака валять, – Женя даже обиделся, – какая переводчица? Выходи за меня замуж.

– А с чего это ты решил оказать мне такую милость?

– Но ты ж знаешь, как я к тебе отношусь.

– А как ты относишься? Фактически изнасиловал меня; нет, это было жутко здорово, но как факт… ладно, я не о том – понимаешь, я ж в СЭВе работаю; там таких загранработников ошивается, море. Тебе срочно нужна жена, чтоб уехать на длинную, правильно?

– Но, Надюш… – Женя растерялся, хотя за два дня уже мог бы привыкнуть к ее прямоте.

– Нет, ты скажи, тебе нужна жена для этого?

– Ну, типа, да…

– Так вот запомни на будущее… хотя, похоже, будущего у нас не будет, но все равно запомни – я не продаюсь, даже за три года во Франции. Ты считаешь, что если я люблю покуролесить и в первый же вечер легла с тобой в постель, меня можно купить? Я не такая – я своя собственная, и все делаю только по своему желанию! А теперь я больше не хочу, ни видеть тебя, ни слышать, и это абсолютно серьезно! Катись в свою Францию, и забудь этот телефон! Когда б ты не позвонил – меня нет, и можешь не доставать моих родителей! Обратись к кому-нибудь из своих шлюшек – Олька говорила, они за тобой табунами ходят! Во, девки обрадуются. Чао, француз! – она бросила трубку.

Все произошло настолько быстро, что Женя еще минуты две слушал короткие гудки, пытаясь понять – разве он сделал плохое предложение? Может, она что-то не поняла или он не так объяснил? Он снова набрал номер.

– Надю пригласите, пожалуйста.

– Ее нет, – ответил незнакомый голос и трубку положили.

…Идиотка! – опустившись в кресло, Женя закурил, – или я идиот. Не так я все делал!.. С другой стороны, если б я начал говорить о любви, она б опять стала ржать. Или не стала бы?.. Черт, теперь не проверишь. А жаль… очень жаль… но Париж-то от этого с места не сдвинулся, и у меня по-прежнему всего неделя срока…

Мгновенно вернулся не то, что кураж, а хорошо знакомый азарт голодного волка, идущего по следу. …Не было у меня любви, и дальше обойдусь… хрень какая!.. Обратись к своим шлюшкам… да обратился б, и они, точно, были б счастливы!.. Только попробуй за неделю вытащить их из какого-нибудь Днепропетровска или Хабаровска; так надо ж не просто вытащить, а еще и жениться!.. Стоп! Я знаю, кто только и мечтает об этом – Ленка! Она третий год бьется, чтоб выскочить за меня!.. Ну, Надюша, упустила ты птицу счастья… кстати, на роль жены Ленка и больше подходит, а ты, как была, шалавой, так шалавой и помрешь!.. В СЭВе она работает… О, сделаю Ленке королевский подарок – свадебное путешествие в Париж на три года…

Женя вскочил; на ходу ткнул сигарету в пепельницу; так же на ходу сорвал с крючка ключ от гаража и выскочил во двор. Выезжая, он даже не запер ворота, но это было совсем не важно, в сравнении с решением грандиозной задачи – возможно, задачи всей его жизни, ведь обычно загранка это не только материальные блага, но и мгновенное повышение по службе после возвращения. …Это если я еще вернусь! – злорадно подумал Женя, – язык выучу и останусь, а шеф пусть тут локти кусает. Будет тебе, и долг, и платеж!..

Затормозил он перед самым подъездом и взбежав на пятый этаж, позвонил. Лена открыла в халате, такая вся домашняя; она стояла на пороге и пристально смотрела на гостя, но он не замечал ее взгляда, занятый своими мыслями.

– Привет! Я соскучился!.. – протянул руки, но она сделала шаг в сторону.

– Заходи.

– Ленка, что с тобой? Ты не рада меня видеть?

Они сели, но не как обычно, тесно прижавшись друг к другу, а по разным углам дивана.

– Знаешь, Женечка, как это не удивительно, но у меня тоже есть гордость… и потом, всякому терпению приходит конец.

– Какой конец? Я многое осознал, честно! Я решил, что хочу быть с тобой всегда! Я приехал сделать тебе предложение – выходи за меня замуж!

В ее глазах не появилось, ни радости, ни даже удивления.

– Не надо, Жень. Просто ты должен был вернуться еще на прошлой неделе, вот я и поехала к тебе…

– И что? – воинственно перебил Женя, – да, я приехал и уехал! Ты ж знаешь, с моей работой так бывает!.. Я хотел позвонить, но замотался – шеф срочно кинул в Москву; пока деньги, билеты… и в тот же день укатил. Что тут такого?

– Кому ты врешь? – Лена вздохнула, – думаешь, я совсем глупая или слепая? Ты в свою записную книжку загляни.

– А ты что, в нее заглядывала? – спросил Женя с вызовом.

– Извини, но тебя не было, а она лежала на столе…

Женя чувствовал, что все рушится, но не находил нужных слов; да и, тем более, вспомнил: …Не было ее на столе – значит, лазила по ящикам! Вот ведь, сука!..

– Любила я тебя; думала, ты изменишься…

– Я изменился, – Женя поймал брошенную соломинку, – выходи за меня замуж, сама все увидишь!

– Не изменишься ты… а зачем тебе, чтоб я вышла за тебя? То три года ждала, чтоб ты хотя бы сказал, что любишь меня, а тут скорее замуж. С чего б это?

– Лен, ты нужна мне, понимаешь? Я люблю тебя, – Женя произнес это, сметя из углов всю искренность, которая там еще осталась, но, похоже, осталось ее не очень много.

– Не надо, – Лена вздохнула, – это слова, а со словами ты обращаться умеешь, я знаю.

– Но ведь ты не знаешь всех этих женщин! Не знаешь наших отношений! Ну, Лен… – он схватил ее за руку.

– Жень, ты не в суде, где каждое сомнение работает в пользу обвиняемого – в любви законы жестче; в любви все наоборот. А замуж мне, действительно, пора. Двадцать шесть – это уже много. Только такой муж мне не нужен. Я не в гневе говорю – видишь, я спокойна, даже не плачу. Просто я много передумала и решила – все, хватит.

– Но, Ленуся!.. – Женя потянул девушку к себе и ощутил, хоть теплое, но какое-то безжизненное тело.

– Не надо, – она, видимо, по инерции пристроила голову на его плече, безразлично глядя в окно, – кончилась Ленуся. Давай завершим наш роман без сцен и истерик. Вещи свои я забрала… ты, небось, даже не заметил? – она усмехнулась, – так что, Женечка, делить нам больше нечего, и выяснять, тем более.

Женя не удерживал ее, и Лена встала; выйдя в коридор, открыла входную дверь. Она ничего не говорила, но Женя поднялся и как во сне, вышел на площадку. Наверное, впервые на его лице отразилось то, что он чувствовал на самом деле – Лена даже рассмеялась.

– Да не расстраивайся ты. Подумаешь, что я такое? У тебя их, вон, сколько осталось.

– Можно я тебя поцелую? – попросил он тихо. Зачем это нужно, Женя и сам не знал, но ему отказали даже в такой мелочи.

– Не надо, – Лена сделала шаг назад, – не мучай меня, хоть сейчас! – и дверь закрылась.

…Суки! Когда не нужны, все, вот они!.. А когда нужны, так ни одной твари нет… – он медленно спустился вниз и сев в машину, закурил. На мгновение Париж исчез, и в голове стало пусто, как после затяжной попойки, – как я вас всех ненавижу!.. И что теперь делать? – он взглянул на часы, – а день-то прошел. Если минус два выходных, то всего их пять – значит, осталось четыре… Черт! – он ударил ладонями по баранке; машина вздрогнула, но больше ничего не изменилось – совсем рядом кричали дети; пенсионеры стучали костяшками домино…

– А где же наши женщины, дружок?.. – напел Женя вслух и завел двигатель. Никто ему не ответил, поэтому выехав из двора, он снова остановился. …Не, но не могу ж я не поехать в Париж из-за того, что я! За неделю! Не найду бабу, готовую сходить со мной в ЗАГС! Это нонсенс!.. ЗАГС… ЗАГС… Стоп! Есть ведь еще Танька! Хорошая девочка – чем она меня не устраивает? Ну, не красиво сегодня получилось, и что? Подумаешь, фигня какая!.. Неужели все они такие сумасшедшие? Любовь им подавай! Нет у меня любви! Мало осталось! На всех может не хватить! Суки!.. – он случайно бросил взгляд в зеркало, увидел свои безумные глаза и сам вздрогнул, – Женя, спокойно. У тебя куча времени. Люблю… люб-лю… черт, какие-то сраные пять букв… даже три! «Л» и «Ю» повторяются – никакой фантазии… Вот, не зря я тогда провожал ее – знаю хоть, где живет…

Пропустив черную «Волгу», Женя выскочил в левый ряд. …Только номера квартиры не знаю… но разве это проблема? Вот, Париж – это проблема…

У подъезда сидели вечные дворовые бабки, которые знают о соседях гораздо больше, чем те о самих себе. Женя всегда ненавидел их любопытные, въедливые взгляды, но сейчас обрадовался, что этот двор ничем не отличался от прочих.

– Добрый вечер, – он приветливо улыбнулся, – бабулечки, помогите – где-то здесь должна жить девушка Таня, которая учится в медицинском институте. Не подскажете?

– Так то ж, Танька с семнадцатой! Волосы коротюсенькие…

– Точно! Спасибо, бабулечки!

– А ты ей кем будешь? Что-то я тебя никогда не видела.

Женя пропустил вопрос мимо ушей; взбежав на этаж, он нажал звонок, но дверь открыл невысокий мужчина в трико.

– Здравствуйте, а Татьяну я могу видеть?

– Нету Таньки-то, – мужчина смотрел настороженно и в то же время, с интересом, – проходите. Скоро, небось, будет.

– Спасибо, – Женя вошел. Комната, хоть и давно нуждалась в ремонте, но казалась довольно уютной.

– Вы учитесь вместе? – спросил мужчина.

– Я похож на студента? – Женя усмехнулся, – нет, у нас, скажем так, внепроизводственные отношения.

– Меня зовут Андрей Иванович. Я – Танин отец, – мужчина протянул руку.

– Очень приятно, – рука оказалась сильной, но Женина все равно была сильнее. Он стиснул пальцы Андрея Ивановича, глядя ему прямо в глаза, – а я – Евгений Васильевич, – после этого он отпустил руку хозяина.

Похоже, такое начало Андрею Ивановичу понравилось, и он указал гостю на кресло, а сам сел на диван.

– А Таньку вы откуда знаете?

– Мир, понимаете ли, – Женю решил, что про поезд рассказывать не стоит, – настолько тесен, что постоянно приходится с кем-то встречаться. Или вас удивляет, что у Тани есть знакомые вне стен вуза?