Читать книгу Реалити-шоу - Сергей Дубянский - Страница 2

…Как раз то, что нужно, – Алина несколько раз качнулась на кровати, – не жестко, как в плацкарте, но и не провалишься до пола, как на дурацком надувном матраце, который Игорь вечно забывал подкачивать…

Она повернулась к окну, за которым птицы беседовали с деревьями на непонятном ей языке – нет, это было не интересно… Протянув руку, открыла шкаф и увидела аккуратно сложенное постельное белье, полотенца, кружевной пеньюар. Во втором отделении висели пустые вешалки – сюда, видимо, должна перекочевать часть одежды из гардеробной комнаты; одежды, которая может и не нравиться, но которую непременно придется носить.

Алину охватило странное чувство, будто изучает содержимое шкафа вовсе не она, а совсем другой человек, почему-то наделенный ее зрением. В этом не было ничего мистического – просто, переезжая на новое место всегда привозишь и свои вещи. Только сейчас Алина поняла, какой в этом заключен огромный смысл – вещи протягивают ниточку между прошлым и будущим. Наверное, потому воины и путешественники брали с собой всякие ладанки, амулеты, «горсти земли». Это ж не просто так, не романтическая символика! Они действительно создавали ощущение близости дома, а у нее лишь болталась на шее не несущая никакого личностного отпечатка, золотая цепочка. Сейчас Алина уже не могла даже вспомнить, где купила ее.

…Как все продумано – со старым вещами нельзя начать новую жизнь… Еще она подумала, жаль ли ей того, что было? Конечно, жаль. Там осталось много хорошего, но уж больно разбросано оно во времени, поэтому возникало в памяти фрагментами, которые тут же размывались грязными потеками последующих событий. Да и что об этом вспоминать, если, ни плохого, ни хорошего вернуть уже нельзя?..

…Значит, все будет по-другому. А как?.. Остается только довериться умным людям, придумавшим это шоу… Слово-то какое!.. С другой стороны, вся наша жизнь – шоу… Сравнение Алине понравилось. Почему оно раньше не пришло ей в голову? Может, тогда б она спокойнее пережила то, что произошло, и осталась в Москве, заставила б Игоря снять ей отдельную квартиру, а потом потихоньку обустроила скромное житье-бытье.

…Наверное, так и следовало поступить, а не хлопать дверью, как… как… – она не могла даже подобрать слова для своего глупого поступка. Мыслительная деятельность требовала никотинового допинга. Алина полезла в сумочку, – нет, все-таки кое-что у меня осталось от прежней жизни – паспорт, кошелек, использованный билет на поезд, косметичка, носовой платок… Наконец нашла пачку и обнаружила, что в ней осталась последняя сигарета.

…Наверное, запасы курева тоже на кухне, – открыв дверь, Алина выглянула в пустой коридор, – может, все уже внизу? А как узнать, прошли полчаса или нет?.. Этот военный даже здесь пытается командовать!.. Посмотрела на часы, стандартно показывавшие без четверти семь, и направилась к лестнице.

– Уже пора? – на звук шагов открылась соседняя дверь, и из нее высунулась голова Лизы.

– Конечно. Разве ты забыла – без четверти семь, – Алина улыбнулась.

– О, блин!.. – Лиза постучала пальчиком по лбу и выйдя, прикрыла за собой дверь, – смотри, здесь ничего не запирается. Как-то это неправильно – как же спать с открытой дверью?

– Это твой единственный вопрос? Остальное нормально, да? Остановившиеся часы, например?..

– Ну да, – Лиза поежилась, – и зачем только я пришла сюда? Сидела б дома… знаешь, я живу одна. У меня такая уютная квартирка… Меня Лиза зовут, а тебя?

– Алина. А у меня, вот, нет уютной квартирки.

– Алин, интересно, ночь здесь тоже никогда не наступит?

– Черт!.. А правда… – Алине такая мысль даже не приходила в голову.

Неожиданно открылась дверь напротив и появился Никита.

– Девчонки, хотите совет? Не забивайте себе голову. Чем глубже вы будете влезать во все это, тем меньше будете понимать, и тем сложнее станет жить. Поверьте моему опыту.

– А как же не лезть, ведь это моя жизнь? – удивилась Лиза, – я все время о ней думаю.

– И как, помогает? – Никита усмехнулся, – жить стало легче, жить стало веселее?

– Не стало, – Лиза вздохнула.

– А чего тогда голову ломать? Смотрите, какая здесь тишина, покой!..

– У меня почему-то нет такого ощущения, – Лиза зябко дернула плечами, – я еще как во сне. Обычно, когда куда-то едешь, собираешься заранее, настраиваешься, а тут – раз и все.

– И это правильно! Так и можно изменить жизнь, а если собираться и настраиваться, то это будет продолжение старой жизни. Ты согласна? – Никита повернулся к Алине, и та молча кивнула, – пойдемте лучше, посмотрим, чем народ занимается.

Все спустились вниз, но в зале обнаружили только Пашу, задумчиво стоявшего у окна.

– А где все? Почему не явились на поверку? – ехидно спросил Никита, – уже без четверти семь.

Паша резко обернулся. На лице его еще сохранились отголоски каких-то своих потаенных мыслей, но продержались они всего мгновение.

– Женя еще на озере, а где эти две свистушки, не знаю.

– Пойду на кухню, поищу сигареты, а то у меня кончились, – предупредила Алина.

– Я с тобой, – обрадовался Никита, – глянем, чем нас спонсоры собираются кормить.

Лизе совершенно не хотелось на кухню. Само это слово у нее ассоциировалось с домашними делами, на которые она и так убила, если не полжизни, то половину сегодняшнего дня, точно. …Господи!.. Это ведь было сегодня, а кажется, так давно!.. Оставшись в зале, она оперлась о спинку стула и замерла, не зная, что делать дальше. …И почему здесь нет телевизора? Чем же заниматься, если не надо стирать, убирать, ходить на работу?.. На работу… Как странно, я только сейчас вспомнила о ней. Будто, действительно, та жизнь осталась в прошлом…

– О чем задумалась? – Паша, наверное, хотел выглядеть заботливым, но командный голос придал вопросу статус требования. Лиза даже вздрогнула.

– Мне в понедельник на работу, а мы здесь… – она не нашла нужного определения для того, что все они здесь делают.

– А где ты работаешь?

– Бухгалтером, в институте. Сейчас хоть и каникулы…

– Ребята! – в дверь заглянул Никита, прерывая разговор, – тут можно год жить припеваючи! Гляньте только, что там есть!

– Может, подождем остальных? – предложил Паша.

– И сколько их ждать? – Никита выдержал паузу, заведомо зная, что никто не сможет ему ответить, – здесь, Паш, действует другое время. Впрочем, хочешь – жди, – он обнял Лизу за плечи, – пошли, Лизавета. В твоем холодильнике такого, точно, нету.

Паша догнал их, когда они остановились, услышав голоса из гардеробной комнаты.

– А кто это у нас там? – Никита открыл дверь.

– Ой!.. – Светка, стоявшая в одних трусиках, успела прикрыться платьем, которое наугад сдернула с вешалки, – стучать ж надо!

– Да не смотрю я на тебя, – Никита демонстративно отвернулся к раскрытому… нет, шкафом это нельзя было назвать – скорее «тоннель, увешанный одеждой».

– Мы хотели с Женькой, на озеро, – объяснила Марина, сидевшая на стуле и наблюдавшая, как Светка меняет наряды, – зашли, вот, купальниками разжиться, и увлеклись немножко.

– Лиз, иди сюда, – позвала Светка, – смотри, какой улетный блузон! Как раз на тебя!.. А вы, – она обратилась к мужчинам, – могли б и выйти. А то стоят, пялятся…

– А то, что камеры на тебя пялятся, ничего? – ехидно подмигнул Никита.

– Камеры, ничего! Может, глянусь кому, да замуж выскочу.

– Какая ты меркантильная, – Никита вздохнул, – пошли отсюда, – положив руку Паше на плечо, он вывел его из комнаты, – пусть барышни душу отведут.

– Слушай, – Паша закрыл дверь, – ты, вот, сказал… А разве бывает какое-то «другое» время?

– Бывает, – Никита остановился, – только в военных училищах его не проходят.

– Ты считаешь, все, кто в погонах – идиоты, и умеют только ходить строем? – Паша прищурился, готовясь к отражению атаки.

– Зачем так сразу? – Никита миролюбиво пожал плечами, – просто… как тебе нравится, например, такое определение: «Время есть жизнь души, пребывающей в переходном движении от одного жизненного проявления к другому»?

– Красиво, но не понятно, – Паша, разом смирил агрессию.

– Ну, вот. И это всего лишь Плоти́н, живший (страшно подумать!..) в двести пятидесятом году нашей эры! А чтоб понять «другое время» придется еще массу всего поднять и, в конце концов, добраться до моей любимой теории относительности.

– А ты спец в теории относительности? – Паша усмехнулся.

– В принципе, да. Я ж – физик-теоретик, но теоретики сейчас никому не нужны, поэтому работаю охранником. Так-то!.. – он похлопал Пашу по плечу.

– То есть, – пробросив теорию, Паша сразу перешел к практике, – ты считаешь, что происходящее здесь, нормально?

– Почему нет?.. Давай договоримся – если мы останемся на проекте, я попытаюсь тебе что-нибудь объяснить – все равно делать больше нечего. Иначе через неделю мы устанем тупо болтаться по этому поместью, и придется чем-то заниматься, если не хотим разругаться.

– А с чего это мы должны ругаться?

– С того, что человеческое сознание… его нельзя отключить, понимаешь? И если нет внешних раздражителей, оно начинает копаться, либо в себе, либо в ближайшем окружении… Знаешь, какая самая большая проблема при подготовке экспедиции на Марс? Не знаешь. Не топливо и даже не жизнеобеспечение, а то, как космонавты будут больше года жить в полной изоляции – психологическая совместимость. А нас никто не тестировал; к тому же у нас нет объединяющей идеи; мы не участвуем ни в каких событиях, перед нами не стоит никаких целей. Мы морально и материально свободны от всего, чем привыкли заниматься, а сознание-то работает… – прошептал Никита, делая руками зловещие пассы.

– Не согласен. У нас осталась память.

– Память – хитрая штука; она трансформирует события. То, что сегодня кажется значимым, по прошествии лет просто перестает восприниматься как событие.

– Есть вещи, которые нельзя трансформировать! – в этом Паша был уверен, но говорить о Тане не хотелось, и он сменил тему на более актуальную, – а в чем может заключаться «новая жизнь», как ты думаешь?

– Я пока не готов озвучить свою версию. Пойдем, я сказал Алине, что сейчас вернусь.

– Я нашла бар! – встретила их Алина радостным возгласом.

– Думаешь, если я вчера перебрал, так только и делаю, что бухаю? – Никита открыл холодильник и выразительно сглотнул.

– Может, будем ужинать? – Алина посмотрела на часы.

– Без четверти семь, – не глядя, объявил Паша.

– Дурная привычка, – Алина вздохнула, – пора отвыкать. Так что, насчет ужина?

– Надо составить график дежурств по кухне…

– Паш, бросай свои армейские штучки! – отмахнулся Никита, – запомни, здесь без-вре-мень-е. Здесь невозможно ходить строем – здесь каждый сам по себе.

– Как это не правильно… – Паша открыл другой холодильник.

– Там фрукты и овощи, – пояснила Алина.

– Я смотрю, ты уже освоилась, – Никита засмеялся.

– А как же? Четыре года мужниной женой была; что называется – вела хозяйство.

– А потом? – поинтересовался Паша.

– Если б было «потом», – Алина повернулась к нему, – я б сидела в Москве.

– Так ты москвичка?

– Нет, но так получилось. Вообще, это прошло и я больше не хочу о нем вспоминать.

– Умная девочка, – Никита погладил ее короткие жесткие волосы. …Если их взъерошить, получится ежик, – подумал он, и оттого, что ежик был совсем не колючим, сделалось приятно.

– Я не слышу, есть кто-нибудь хочет? – напомнила Алина, – а то, могу приготовить, пока народ шмотьем трясет.

– О, как ты их!.. – восхитился Никита, – для женщин ведь это святая тема!

– А куда здесь ходить? Хоть от Кардена вырядись – сам говоришь, безвременье.

Паша вдруг вспомнил, что уже слышал подобную фразу – в госпитале, в Ханкале. Так же сказала Таня, когда он подарил ей духи. …Нет, память нельзя трансформировать, – подумал он, – как я их ненавидел, так и буду ненавидеть; как я их убивал…

– Перехожу на красивые сигареты, – Алина открыла пачку «Vogue», – последний раз спрашиваю, есть кто-нибудь хочет?

Дверь приоткрылась, и на кухню заглянула Лиза – сначала осторожно, но не обнаружив ничего пугающего, распахнула дверь настежь.

– И как я выгляжу? – вместо джинсов на ней была короткая юбка и блузка, весьма удачно подчеркивавшая формы.

– Блеск! – оценил Никита, – главное, сексуально. А где остальные модели?

– Ушли на озеро.

– Ну и ладно. Тут поступило предложение что-нибудь съесть. Присоединяешься?

* * *

– Мэри, как тут клево!.. – Светка остановилась, раскинув руки, и вдохнула отдающий сыростью, пряный воздух. Теплая земля приятно ласкала ступни, лишняя одежда не стесняла движений, а над головой чуть слышно шептались деревья. Только, вот, птицы почему-то смолкли – наверное, они лучше людей чувствовали приближающуюся грозу.

– Я все думаю об этом проекте… – начала Марина, но Светка махнула рукой.

– Ой, да брось ты! Женька правильно сказал – обломились на халяву классные путевки. Ну, не выиграем мы ничего… а за что бороться? За новую жизнь? Фигня полная! Я так прикинула, если б предки не доставали, у меня и старая очень даже ничего…

– Свет, я не об этом…

– Слушай, давай не загоняться и просто отдыхать, – она двинулась вперед, и через несколько минут между стволами сверкнула серая гладь озера. В солнечную погоду пейзаж выглядел бы более радостно, но сейчас это можно было лишь представлять. Хотя завтра-то солнце наверняка вернется!..

Выйдя к воде, девушки увидели Женю, лениво плывшего им навстречу.

– Вода – сказочная! – крикнул он, поднимая руку.

– А там глубоко?

– Глубоко! До дна не достаю, но спуск хороший!

– Она же холодная!.. – взвизгнула Светка, зайдя по пояс, но потом окунулась с головой, и проплыв под водой, оказалась рядом с Женей.

Марина, не спеша, поплыла в другую сторону. Руки ее работали совершенно автономно, а взгляд обследовал окрестности. За зарослями камыша на противоположном берегу возвышалась стена, отсюда казавшаяся еще выше и неприступней. Справа виднелось подобие пляжа, поросшего ровной гладкой травой. Дом не был виден, но Марина знала, что находится он прямо за лесом. И тишина – потрясающая тишина, нарушаемая только беспорядочными всплесками и Светкиным смехом, отражающимся, казалось, в самом поднебесье. Марина перевернулась на спину, потому что плыть к дальнему берегу не хотелось – она не любила путаться в камышах.

…А какое небо!.. Почти черное, грозовое… Словно подтверждая это, вдалеке негромко, но басовито прокатился раскат грома; через секунду небо стало зеленоватым, но молния тоже была далекой, и не смогла прорвать прочную занавесь туч.

– Ох, вольет! – крикнула Марина, продолжая изучать небо.

– И что? – послышался Женин голос, – мы и так мокрые! Плыви сюда!

Набрав воздуха, Марина нырнула, а когда снова появилась над водой, совсем близко увидела две головы, как поплавки, покачивающиеся друг подле друга, и Светкину вытянутую руку, указывавшую на берег.

– Ой, что это там?

Между деревьями, словно зацепившись за ствол, повисло белое облако. Откуда оно взялось, непонятно; да и форма у него была странная – вроде, поднималось оно из земли, образуя некую фигуру.

– Фигня какая-то. Не обращай внимания, – Женя под водой попытался схватить Светку. Завязалась борьба, сопровождаемая фонтанами брызг, но Марина продолжала смотреть на берег, и вдруг в облаке ей почудился женский силуэт.

– Смотрите!

Борьба тут же прекратилась.

– Точняк, Лизка придуривается, – сделав такой вывод, Женя крикнул, – Лиза, плыви сюда!

Марина видела, что это не Лиза и, тем более, не темноволосая, коротко стриженая Алина. А облако встревоженное Жениным возгласом, скрылось за дерево, и потом быстро двинулось в направлении дома. Еще несколько секунд, и оно исчезло из вида.

– Кто это был? – спросила Светка, испуганно озираясь.

– Говорю ж, Лизка!.. Нет, ну, не «прапорщик» же?..

– Это не Лиза, – Марина подплыла ближе и увидела Светкины остановившиеся глаза и предательски дрожащие губы – она выглядела такой беспомощной и потерянной, что в первый момент Марине захотелось рассмеяться.

– Мэри, кто это был?.. – пролепетала Светка.

Разумного объяснения не находилось, поэтому желание смеяться пропало само собой. Страх всегда приходит чуть позже, ведь сначала сознание мобилизуется, то ли отказываясь признавать опасность, то ли ища выход, а, вот, потом он и приходит – Марина подумала, что, если немедленно не выберется на берег, ноги и руки перестанут слушаться, и она просто пойдет ко дну. Скорее всего, остальные почувствовали то же самое, как по команде устремившись к спасительной суше.

Первым доплыл Женя и миновав мелководье, поднялся, переводя дыхание.

– Может, нам померещилось? – обернулся он к девушкам.

– Всем троим, да? – спросила Светка, стуча зубами.

Затихли не только птицы, но и сам лес – ни листочек не шелохнется, ни ряпушки на воде, только гром продолжал недовольно ворчать за тучами.

– Пошли домой, а? – предложила Светка, и тут же решила, что «дом» подразумевает прочные двери с мощными замками, а что их ждет в этом доме?.. Но другого выхода все равно не было.

Все трое углубились в лес, раньше не казавшийся таким сумрачным.

– Мэри, – вспомнила Светка, – а в твоих книжках… Может, это привидение?

– Днем? – обернулся Женя, шедший первым.

– Кто сказал, что сейчас день? – парировала Марина.

– О, блин!.. У нас же всегда без четверти семь!..

– Я боюсь, – захныкала Светка, – я хочу домой…

Вдруг Женя остановился, широко улыбнулся и с размаху шлепнул себя по лбу.

– Ты чего? – удивилась Марина.

– Я въехал! Какие ж мы дураки!.. Это же начинается проект!.. – он принялся хохотать, причем, настолько заразительно, что скоро смеялись уже все; и смеялись бы, наверное, еще долго, если б молния не прорвала наконец черный покров, превратив лес в жуткую сцену из триллера. Гром сотряс землю, легко раскачивая могучие деревья.

– Двигаем отсюда! – крикнул Женя, и обгоняя друг друга, все помчались к дому.

Они влетели под красивый кованый козырек, когда первые крупные капли врезались в высокую траву, сгибая ее к земле, зашуршали в листьях…

– Успели, – Женя крепко прижал к себе сразу двух девушек, – а прикольно у них тут, да? – его голос сделался довольным, как у всякого, благополучно пережившего Большое Приключение.

– Ой, а я-то щеманулась! – Светка рассмеялась, и от полноты ощущений несильно, но неожиданно укусила Женю в загорелое плечо.

– Дурочка, что ты делаешь?!..

Марина выскользнула из-под Жениной руки и вдруг ощутила себя очень одинокой. Уж она-то знала, что если Светка увлекалась кем-то, то остальное для нее просто переставало существовать. Сейчас, к сожалению, все симптомы «болезни» присутствовали достаточно явственно. …Я-то зачем сюда приперлась? Что за удовольствие наблюдать, как люди пыжатся, пытаясь строить отношения, лишь потому что не могут разбежаться? Для Светки-то это нормально – она ж примитивная, как инфузория. Почему я постоянно следую за ней, и, в конце концов, вынуждена решать ее проблемы?.. – ответа не было, а безответные вопросы Марину раздражали, и она «перевернула страницу», – …А с привидением они классно придумали. Наверняка голограмма – как картины, которые в прошлом году привозили в художественный музей…

– …Женька, что ты делаешь?..

– Так, на любом проекте ж строят любовь! Сама говорила!..

Возникла пауза, но Марина не стала оборачиваться – она и так знала, что они целуются. Причем, даже представляла, как Светка поднимается на цыпочки, обхватив руками его шею; как вздрагивают ее опущенные ресницы – она уже столько раз видела это! …Дура! Она уже дышит, будто отдается ему!.. А мне плевать! У меня есть Владик, и я просто выйду за него замуж!..

Совсем близкий раскат грома заставил Марину вздрогнуть. Огненный трезубец раскроил небо, и дождь устремился вниз сплошным потоком. Мгновенно появились лужи, а самые прыгучие, самые грязные капли долетали до коленок.

– Вы как хотите, а я пошла, – Марина все-таки обернулась, и увидев то, что и ожидала увидеть, демонстративно вздохнула. …Ну, конечно, шалава долбанная… И что за дурацкая натура!..

– Завидно, да? – наивно поинтересовался Женя, – ты дыши глубже – смотри, сплошной озон, а мы сейчас удалимся, благо комнат тут достаточно…

– Какой шустрый!.. – Светка погрозила пальчиком, – ты за кого меня держишь?

– Пойдемте, глянем, где остальные, – предложила Марина, пока Женя не брякнул, за кого он «держит» ее подругу.

Через открытую дверь кухни они увидели накрытый стол и сидящую за ним компанию.

– Я хочу есть, – тут же объявил Женя, забыв о далеко идущих амурных планах.

– Может, для начала оденемся, а то… – Марина раскинула руки, демонстрируя две ленточки, составлявшие купальник.

– Ой, пошли в гардероб! – Светка по-детски захлопала в ладоши – предложение оказалось намного привлекательнее Жениных поцелуев, – не, как все-таки тут клево!..

Оставляя мокрые следы, все трое проскочили мимо кухни.

* * *

– Я б с тобой никогда не развелся, – Никита положил себе салат и смачно отхлебнул пиво прямо из горлышка.

Реплика была неожиданной, потому что до этого все умудрялись говорить ни о чем – то есть, о погоде, о еде, о проекте, не ставившем никаких задач, о странном продюсере, о времени, в котором они, по выражению Лизы, оказались «законсервированы», и вдруг такой резкий переход на личности.

– Это почему же? – Алина на полпути остановила вилку, уже двигавшуюся ко рту.

– Потому что все очень вкусно!

– А тебе надо, чтоб женщина лишь умела готовить? – Алина обреченно покачала головой.

– Нет, но… – Никита и сам понял некорректность фразы, – но это большой плюс! А если она еще и красивая, как ты…

– Нет уж! Как сказал, так сказал, – Алина ехидно улыбнулась, – короче, в кухарки гожусь?

– Прямо уж в кухарки!.. – Никита протянул руку, но Алина уклонилась от прикосновения.

В это время, весьма кстати сглаживая ситуацию, вошел Женя, а следом за ним и обе девушки в длинных платьях.

– Добрый вечер… или уже ночь? – Женя в приветствии вскинул руку, – там такая гроза!..

– Мы уж слышим. Садитесь, – Паша придвинулся к Алине, освобождая место.

– А как водичка? – поинтересовалась Лиза.

– Ой, классно! – Светка вдруг перешла на загадочный шепот, – а еще мы видели приведение…

– И кто это был? – равнодушно спросил Паша, для которого подобной категории просто не могло существовать в природе.

– В натуре, привидение! – воскликнул Женя, и видя удивленные взгляды, пояснил, – как я понимаю, проект начался. Ох, похоже, веселуха будет!..

– И какое оно из себя? – уточнил Никита серьезно.

– Белое облако, – также серьезно ответила Марина и задумалась, – …а, вроде, и не облако. Оно какое-то более плотное и двигалось быстро, хотя ветра еще не было.

– Я чуть не померла со страха, пока Женька не догадался, что к чему! – Светка восторженно всплеснула руками, окунаясь в уже прошедшие страхи, – точно б утонула!..

– Я думаю, это голограмма, – предложила версию Марина.

– Не иначе, – Никита кивнул, – чего только сейчас не научились делать, даже привидения… Ну, и что вы стоите? Тут нам бог послал кое-что, а Алина с Лизой все это облагородили.

– Завтра мы со Светкой готовим, – Марина отодвинула стул.

– А пьем только пиво? – Женя скептически оглядел стол, – в загашниках ничего больше нет?

– Там есть все, но лично я не хочу – организму нужен заслуженный отдых, – Никита снова приложился к бутылке.

– Паш, а ты?

– Неси, – Паша махнул рукой, – в этом дерьме без бутылки не разберешься. Голограммы… детский сад какой-то…

– Так шоу, ведь, – Марина пожала плечами, – знал, куда шел.

– Ни черта я не знал! Я только хотел, чтоб у меня башню не снесло, понятно?

– Отчего? – тихо спросила Лиза.

– От того! Побыли б вы недельку там, где я второй год!..

– В Чечне что ли? – догадался Женя, – да, там парни геройские – мочат этих тварей…

– А ты пробовал замочить кого-нибудь?.. А друзей твоих мочили? Вчера ты с ним водку пил, а сегодня его голова в одних кустах валяется, а туловище, в других!..

– Нет, но… – смутился Женя.

– Я не представляю, как можно убить кого-то, – пришла ему на помощь Лиза, – помню, у подруги котенок был. Маленький, беленький весь. Залез, дурачок, под дом и вылезти не может. Как он орал целую неделю!.. Я чуть с ума не сошла… а потом затих.

– Котенок, говоришь? Ну-ну… – Паша поднялся и вышел, хлопнув дверью.

– Я что-то не то сказала? – испугалась Лиза.

– После войны у многих психика нарушена, – Никита сжал Лизину руку, – все нормально. Это пройдет, не переживай.

– Пойду, пузырь принесу, – Женя направился к кладовой, которую показывал продюсер.

– Давайте лучше поговорим о привидении, – предложила Марина, – как вы думаете, можно создать голограмму не в помещении, а где-нибудь на природе?

– Мэри, – Светка наморщила носик, – они ж профессионалы – они все могут, а наше дело жить, пока нам не объяснят, зачем мы живем.

– Как ты классно подметила! – восхитился Никита, но никто не захотел столь глубоко вникать в смысл Светкиной фразы.

– Мне в понедельник на работу, а здесь всегда без четверти семь, – вздохнула Лиза.

– Да хрен с ней, с работой! – Женя появился с двумя бутылками коньяка, – забудь!

* * *

Паша поднялся к себе в комнату. Спать не хотелось, но если он не остался там, значит должен находиться здесь – в создавшихся условиях третьего не дано.

…Опять эти вечные там и здесь… Почему они преследуют меня? Почему жизнь всегда делится на две части и не может быть единым целым? Там и здесь… тогда и теперь… я тот и я этот… Интересно, это только у меня так получается или у всех людей тоже?.. Закурив, он подошел к окну; дождался очередной вспышки, вслед за которой, сотрясая стены, ударил гром.

…А минометы-то воют пострашнее!.. С этой успокаивающей мыслью он улегся на постель поверх одеяла и закрыл глаза. Паша не знал, какая картинка возникнет перед ним сегодня, но в общей массе они не отличались разнообразием. Менялся только внешний антураж – ландшафт местности, время года, лица и дома, но суть оставалась, и суть эта прочно сидела внутри него самого.

Сегодня почему-то память выбрала засыпанное снегом ущелье. Ему успели сообщить, что высота склона три тысячи метров, крутизна – шестьдесят пять градусов, глубина снежного покрова – сорок сантиметров, а наверху засели два десятка вооруженных боевиков.

Как странно – в памяти остались эти давно потерявшие свое значение цифры, но стерлась вся боль: и в обмороженных ногах; и в руках, изрезанных в кровь тонким и острым, как стекло, настом; и в обессиленном теле; и в сознании, изможденном единственной мыслью – если опоздать, марш-бросок окажется бессмысленным, и банда спокойно уйдет в Грузию. Он тогда весь превратился в сгусток боли, потому и не чувствовал ее – сравнивать было не с чем. Так же он не почувствовал и новой боли, неосознанно зафиксировав только три сиюминутных факта – яркую вспышку; жар, мгновенно разлившийся по телу; и странную благодать, которая была даже превыше выполнения боевой задачи. Как же не хотелось возвращаться из этой благодати!.. Но его вернули. Вернули к боли, поджидавшей его в белой палате.

Видимо, все в мире уравновешено, только людям не дано понять этого закона. Получалось, что он обменял благодать на Таню, ведь если б он не попал в госпиталь, то не встретил ее. Так, что может значить крошечная дырка в плече, по сравнению с чудом ее заботливых рук?..

Зная конец истории, Паша заставил себя открыть глаза. Очередная молния осветила палату …Черт, это же не палата!.. Что я здесь делаю? Почему я не там?!..

Ответ пришел неожиданный, но, на удивление, ясный (как же он раньше-то не понял?) – потому что там осталась смерть, а любви там больше нет. Есть деревянный крест – крест на всем… и надо только убивать; убивать всех, чтоб отомстить за глупую мину, прилетевшую неизвестно откуда.

Обобщение «всех» вызвало в памяти смену декораций. Что в новом фрагменте было такого особенного, неизвестно – он даже не смог вспомнить, как называлось село, походившее на десятки других: разбитая дорога, исчезающая в грязном мареве тумана, остатки переправы через существовавшую только весной речку и огромная, подернутая ледком лужа; еще – два БТРа, кажущиеся наглыми выскочками перед выступавшей из тумана бандой домов. Хотя, скорее, это образ, и все в тот раз было совсем не страшно, потому что боевики давно ушли в горы. Можно было курить, сидя на холодной броне, и вообще не входить в село, если об этом не попросят милиционеры. Но они попросили.

В тот раз никого не убили; никто даже ни разу не выстрелил, зато он вблизи увидел их глаза. Глаза, не одурманенные наркотой, гордо и весело взирающие на результаты добросовестно исполненной, кровавой работы, а подслеповатые, но презрительные глаза стариков, которым уже нечего терять; женские – смотрящие одновременно со страхом, мольбой и ненавистью; детские – наоборот, глядевшие бесстрашно, как у подросших, но неопытных волчат. Самые разные глаза, в которых он впервые прочел, что в этой войне победить нельзя.

А что можно? Можно самое простое – убивать и умирать. Сколько их, смертей, по обе стороны несуществующей линии фронта?.. Самых разных, и в то же время, таких одинаково бессмысленных, ведь, умирая, человек теряет свою идеологическую принадлежность. Все становятся равны – и неопознанная девочка в розовом платьице, не успевшая выскочить из-под гусениц БТРа; и солдат, от которого осталась лишь отрезанная голова с жутко выпученными глазами и высунутым черным языком; и беременная чеченка со вспоротым животом, и еще, и еще…

Давно несуществующие люди возникали и исчезали в своем загадочном единстве. Значит, все-таки на войне есть одна для всех правда – смерть; не важно, на чьей стороне ты воевал, ведь в любом случае, остаются лишь остекленевшие глаза, в которых больше нет ничего.

Куда ж оно девается, то, что было?.. Из небытия возникла лавина бородатых людей, истерично ревущих на разные голоса ненавистное, снящееся в кошмарных снах «Аллах Акбар!..». Они сыплются по склону, стреляя от пояса, и против них, притаившийся за камнями Сашка Бекетов – вечно обижавшийся, когда его дразнили чукчей, потому что был он казахом. А еще его считали дурачком – он всегда брал боеприпасов больше, чем жратвы; месяц брал, полгода брал, побираясь из чужих пайков… И вот они бегут прямо на него – «Аллах Акбар!»… Оказывается, не зря он таскал полцентнера патронов…

Потом вэвэшникам пришлось до ночи собирать трупы, а он лежал, глядя на все стеклянными глазами, и его бок был разорван миной – патроны все-таки кончились… Куда Сашка делся потом? Он же не мог просто исчезнуть? Это не справедливо!!..

А, вот, другие глаза, еще живые, смотрящие на мутный поток, ворочающий внизу огромные камни – был Витька Зиновьев и нет. Никто и не заметил, как он смешался с теми камнями. Не заметил потому, что оступившись, Витька не закричал, ведь у этих горцев звериный слух – они б услышали… Может, он стал одним из камней?.. Нет, он где-то совсем рядом, потому что его анекдоты до сих пор рассказывают пополнению – все анекдоты забываются, а эти живут…

Смерть нельзя постичь, но к ней можно привыкнуть. Память с готовностью рисовала все новые и новые картины, имеющие общий финал, при этом гуманно обходя самую главную и самую нелепую смерть, какую только можно придумать. Нет, не ко всякой смерти можно привыкнуть… Откуда же прилетела эта чертова мина?! Неужели все находится во власти какого-то ублюдка с минометом? Зачем тогда вообще жить?!..

А что между ними было? Вернее, успело быть? Почти ничего. Но разве можно это глобальное «почти ничего» соизмерить с отсутствием денег и сломавшейся стиральной машиной?.. Нет, все он сделал правильно, оставив Наташке ту жизнь, которую она хотела. А взамен эти руки, эта улыбка и глаза, красные от бессонницы… Кто посмел их забрать, и куда их дели?! Куда их спрятали?!..

Еще мгновение, и по щекам покатились бы слезы. Паша распахнул веки вместе с ударом молнии и увидел… нет, ни черта он не увидел! Ощутил? Нет, это было не ощущение, а истинное и вечное знание – в комнате он не один. Замер, как умел замирать, сливаясь с серыми скалами, и вдруг почувствовал, как отделяется от постели – его держали на руках, словно ребенка. Через эти руки уходила ненависть, бессилие и безысходность; руки баюкали его, и потом нежно опустили обратно на постель. Паша понимал, что засыпает, но ему не хотелось, чтоб руки оставляли его. Он готов был вцепиться в них и целовать, целовать… Это было сродни той благодати, которую он испытал в занесенном снегом ущелье, но только «сродни», потому что там была какая-то всеобщая благодать, а эта – его личная…

Больше Паша ничего не помнил.

* * *

Через энный промежуток времени (другого определения здесь не существовало), когда тарелки опустели, а в бутылке остался минимум, который никто не решился вылить себе в рюмку, Женя удовлетворенно вздохнул:

– Червячка заморили… Что будем делать дальше?

– Если найдем гитару, могу вам спеть, – предложил Никита.

– А, может, пойдем спать? – Лиза, из солидарности выпившая аж две рюмки, сидела, бессмысленно уставившись в одну точку, – по нормальному-то сейчас часов двенадцать…

– Я спать не хочу, – бодро заявил Женя.

– Я тоже, – подхватила Светка. Глаза ее блестели, обретя томную одухотворенность.

– Нет, я все-таки пошла, – Лиза поднялась, – я и вчера не выспалась. Спокойной ночи.

– Ну и ладно, – Марина проводила ее взглядом, – а давайте каждый расскажет о себе что-нибудь интересное – мы ж еще практически незнакомы.

– В Мэри проснулся будущий психолог, – со смехом пояснила Светка.

– А почему нет? – Марина пожала плечами, – с кого начнем?

– Пойду я лучше, поищу гитару, – Никита поднялся.

– Так не честно! – возмутилась Светка, – Мэри права – давайте что-нибудь рассказывать! Если мы будем тупо жрать, пить и спать, нас выгонят с проекта! Зрителям должно быть прикольно смотреть на нас, неужели вы не понимаете?..

…Я ее когда-нибудь убью, – подумала Алина, но мысль эта отражала лишь настроение – агрессии в ней не было, потому что алкоголь всегда действовал на Алину успокаивающе. Она смотрела на закрывшуюся за Никитой дверь, – странный он… ну, что особенного я приготовила? Да если б он знал, что я могу!.. Смешной такой, неуклюжий, но симпатичный…

– Все-таки, с кого начнем? – повторила Марина, и тут всем стало не по себе. Оказывается, когда анализируешь собственную жизнь, она выглядит, хоть и не безупречной, но, по крайней мере, в ней постоянно присутствует мотивация поступков, оправдывающая все. А когда пытаешься облечь ее в слова, становится неуютно, ведь у каждого человека свои оценочные критерии и оправдывать тебя он не собирается, а чтоб защищаться, надо знать, что такое добро и зло в их абсолютном значении. Кто ж это знает?.. Поэтому повисла неловкая пауза, и только дождь за окном, свободный от всяческих предрассудков, пытался поведать людям свою незамысловатую историю.

– Пусть Светка и начинает – она у нас самая говорливая, – лениво предложила Алина, не отрывая взгляд от двери.

– Почему я?.. – вспыхнула Светка.

– А почему нет? – поддержал Женя из чисто меркантильных соображений – ему хотелось узнать побольше о той, с кем собрался реально «строить отношения».

– Ладно, – Светка неожиданно согласилась, – только потом ты, идет?

Женя кивнул – он не привык думать, что будет потом.

– Значит так… – Светка мечтательно подняла глаза, – а расскажу я вам о своем призраке.

– Ух, ты! – Женя даже заерзал на стуле, – чего, в натуре?

– Не знаю, у кого как, – Светка не удостоила его ответом, – а у нас все девки реально загуляли в девятом классе…

– Поздновато, – вставил Женя, – да, Алин?

– Не то слово. Я первый раз влюбилась еще в детском саду.

– Так, тихо! – воскликнула Марина, – человек рассказывает!

– Круче всех Надька Охрима была, – продолжала Светка как ни в чем ни бывало, – она фанатела на Игоря Сорина. По гастролям за «Иванушками» таскалась, а когда Игорь из окна киданулся, так три месяца в Москве жила, на его могиле.

Я один раз тоже с ней ездила. Прикиньте, народ, холодно еще – по ночам лужи замерзают, а они реально живут на кладбище. Шалаш за мусоркой сгородили; там спят, хавку готовят, вещи хранят, хоть некоторые, вообще, без ничего прикатили. Ночью костер разожгут и ждут, когда Игорь к ним выйдет. Вот, говорят, из-за этого памятника он нам является – садится у огня и разговаривает с нами. Какая-то девка от переживаний вены себе вскрыла, так он, блин, кровь ей остановил и жизнь спас!.. В общем, столько всякой хрени несли, что, честно говоря, и меня клинить стало. Но я ж не совсем дура. Хоть и сопля еще была, но реально догоняла, что это бред… а червячок в мозгах все равно завелся, – Светка показала, каким крохотным был тот червячок, – как же у меня-то никого нет? Я что, хуже всех?..

Гулять со своими пацанами – это был полный отстой. Вечером он в подъезде бакланит тебе о любви и целоваться лезет, а утром просит списать физику; по клубам мне тогда особо тусить не разрешали, и как-то само получилось – придумала я себе классного мачо на крутом байке. Типа «Harley Davidson». У нас такой вечерами по улице носился. Клевый!..

Ложилась я спать и воображала… ну, как воображала?.. Типа, вот, байк; вот, мой мачо… правда, лица у него не было и сексом мы занимались, в точности, как на кассетах, – Светка засмеялась своим воспоминаниям, – у Дашки предки любили втихушку порнуху зырить, а Дашка вычислила, где они кассеты прячут. Вот, мы вместо школы… Короче, все это мне и снилось, а девкам я, конечно, рассказывала о-го-го!..

А однажды он реально пришел – высокий, черные волосы в хвост собраны, загорелый и огромные глаза. Короче, отпад! Я обалдела конкретно, а он улыбнулся, протянул руку и провел ладонью по моему телу, прям, ото лба и чуть не до колен. Что тут со мной началось!.. Но это я не буду рассказывать.

– Что так? – с издевкой спросила Алина, – интересно ведь.

– А ты Камасутру полистай, если сама не умеешь!.. – парировала Светка, и решив, что ее выпад удался, продолжала, – короче, продолжалось это несколько лет. Он появлялся почти каждую ночь, и я была реально счастлива, но, с другой стороны, страдала безумно, ведь он никогда не приходил днем, и, естественно, я никого не могла с ним познакомить. Я умоляла его показаться народу – говорю, ты ж есть, чего ты прячешься? А он отвечал, что не хочет рушить нашу сказку и будет принадлежать только мне. Я сразу затыкалась, чувствуя, что на остальных мне уже плевать.

– А вы еще чем-нибудь занимались или это чисто твои сексуальные фантазии? – у Марины даже интонации стали похожими на заправского психоаналитика.

– Еще мы были на гонках. Он оказался не обычным байкером. Я сидела на трибуне и смотрела как он побеждает – он всегда побеждал.

– Он что, чемпион мира? – предположил Женя.

– Не знаю, но мы реально пили шампанское из кубков.

– И что с ним стало?

– Он погиб, – ответила Светка без сожаления.

– То есть, когда он стал тебе не нужен, ты убила его, – подытожила Марина, решив, что не зря посещала лекции.

– Я его не убивала, – Светка вылила в рюмку остатки коньяка и выпила одним глотком, – а получилось как – это мое восемнадцатилетие было. Гуляли в кафе и знакомится со мной мужик – взрослый, не знаю уж сколько ему было. Короче, начал он меня клеить, а я ему говорю, мол, у меня уже есть парень, и заливаю историю про байкера, а он спрашивает – и как же его зовут? Тут я растерялась. Мы ж никогда по именам-то друг к другу не обращались – только кликухи всякие ласковые. А мужика того Константином звали, я и ляпнула по инерции – Костя. А мужик усмехнулся и говорит – а если б меня звали Петей, то его как? И вообще, говорит, нет у нас гонщиков, которые бы хоть что-то приличное выиграли, и не было никогда. За какую, говорит, команду он выступает, в каких гран-при участвовал? Я стою, дура дурой, а он ехидно так – что ж ты не помнишь, куда вы ездили, в каких гостиницах останавливались? Ты что, говорит, даже в город ни разу не выходила?..

Короче, слиняла я оттуда. Домой пришла, закрылась в комнате и реву; и тут, прикиньте, появляется он. Как сейчас помню, в оранжевом комбезе, в руке шлем. Поедем, говорит – если сегодня мы выиграем кубок, я подарю его тебе, чтоб ты утерла нос этому козлу. И оказались мы на стадионе. Только выходим почему-то не как все участники из-под трибуны, а спускаемся с самого верха. Я смотрю вниз – нереальная какая-то лестница, а внизу сплошной мрак, и мы идем прямо туда. А вокруг зрители рассаживаются. Смотрят на нас, как на идиотов – байкер-то мой в полной амуниции… Ну, народ по трибуне рассасывается потихоньку, а мы все идем и идем. Наконец, я увидела байки, причем, один – самый наворочанный, с люлькой. И тут я въехала в ситуацию.

– В смысле? – не поняла далекая от мотоспорта Марина.

– В смысле, для кого люлька. Вот тут и пришел кобздец. Я реально чувствую, что не должна туда садиться, а Костя или как его там, держит меня за руку и тащит за собой. Идти оставалось уже совсем фигня, и тут я увидела пустое кресло – одно-единственное. Не помню, как вырвала руку, и плюхнулась в него. Схватилась, сижу – с понтом, затаилась, а он посмотрел и говорит – мы еще встретимся; повернулся и пошел дальше.

Потом байк его взорвался прямо на старте. Такой ядерный гриб, как в кино показывают, и больше он не приходил.

– В принципе, все это нормально, – Марина пожала плечами, – детские иллюзии, от которых, в конце концов, надо было избавиться, и ты придумала такой, вот, конец. Это называется синдром…

– Знаю, как что называется!.. – перебила Светка, – думаешь, отец не таскал меня к психотерапевтам?.. Только как ты объяснишь, что когда я реально стала жить с мужиком, то была уже не девушкой?

– При мастурбации всякое случается, – заметила Алина.

– Ну, тебе конечно видней! – огрызнулась Светка.

– Свет, неужто ты считаешь, что он, в натуре, приходил? – погасил конфликт Женя.

– Без комментариев, – Светка загородилась рукой, как делают «звезды», не желая общаться с прессой, – я рассказала. Теперь твоя очередь.

– Да?.. – Женя почесал затылок, – я, честно говоря, и не знаю… А можно не про привидения? А то я как-то…

– Конечно, можно! Я почему про них вспомнила, – пояснила Светка, – если командиры выкатили нам призрака на озере, то, чтоб в тему было.

– Ладно, – Женя закурил, и в это время дверь распахнулась.

– Нашел! – Никита победно поднял над головой гитару.

– А мы ужастики слушаем, – остудила его пыл Алина.

– И чья очередь? – Никита уселся рядом с ней, поставив гитару на пол, и оперся на гриф.

– Светка тут выдала как трахалась с призраком; теперь, вот, Женькина очередь… Никит, может, лучше ты споешь?

– Я – как общество.

– Общество «за»! – обрадовался Женя, и никто не стал возражать.

– Ну, пеняйте на себя. Голос у меня никакой…

– Давай. Чего ты цену набиваешь? – подстегнула Алина.

Никита усадил гитару на колени, провел по струнам, прислушиваясь к звучанию.

– …Ночью все мысли красивы и смелы,/ Ночью курки на дуэлях взводились, / И кто ты, забыв на мгновенье, поверишь/ В собственную непогрешимость./ Звезды с небес ты срываешь в букеты,/ Станешь прекрасен, и честен, и верен,/ На свитерах заблестят эполеты/ И шпага пути до сердца промерит…/ Но луч восходящий бежит по постели,/ И мысли другие ведет на постой – / Разом с плеч эполеты слетели,/ Как самый последний осенний листок;/ И женщина плачет от нашего скотства,/ От наших измен и бессовестной лжи./ Штормом разбитый любви твоей остов/ В песке неурядиц давно уж лежит…/ Но вечер подходит, и плечи ссутулив,/ Плетешься в свой угол, где кресла и бра,/ И вновь в полумраке шесть твоих стульев/ Станут врагами, как и вчера./ Ты с нимбом, во злате; герой и творец ты;/ Ты вновь побеждаешь, противник бежит…/ И ждет тебя в красной ливрее дворецкий,/ И жаркие ласки наложниц твоих!..

– Класс!!.. – воскликнул Женя, – это ты сам придумал?

– Нет, у «Мумий Тролля» слизал, – обиделся Никита, – сам-то ты, как думаешь?

– Никит, а ты не пробовал сделать альбом? – спросила прагматичная Марина, – сейчас ведь это не проблема.

– Не проблема. Только нужны бабки, которых нет. Да и тематика чуть не та – сейчас ведь что поют? «…Ты целуй меня везде, восемнадцать мне уже…»

– Зря ты так думаешь, – Марина пожала плечами, – я «Шансон» слушаю, и мне нравится.

– Никит, – Алина положила руку ему на колено, – спой еще.

– Ты прикинь, – поддержала Марина, – нас ведь будут смотреть миллионы зрителей. Вдруг какой-нибудь крутой продюсер обратит внимание?..

– Точно! – Женя даже зааплодировал, – Мэри, ты – гений!

– Ну, давайте, – склонившись к гитаре, Никита откашлялся.

* * *

Едва коснувшись подушки, Лиза стала опускаться на дно темного бездонного колодца. Это не было падением, скорее, полет перышка, плавный и приятный. Время потеряло ценность, ибо темнота скрадывала его так же, как и пространство; потом возник свет. Он проявлялся постепенно, поэтому ничуть не пугал, доказывая только то, что бесконечности не существует. Лиза узнала собственную квартиру – оказывается, даже сны приводили ее не в сказку, а опять же на кухню. Слава богу, хоть утром она перемыла всю посуду.

…Конечно, вон она, пирамидой возвышается на краю раковины… Лиза направилась в комнату, собираясь включить телевизор, и вдруг увидела… бабушку, которая сидела в кресле и смотрела на нее долгим взглядом. Лиза хорошо помнила этот взгляд – он встречал ее каждый раз, когда она возвращалась из школы, и, наверное, благодаря нему, бабушка почти всегда угадывала, какие оценки получила внучка еще до того, как та откроет рот.

– Бабушка?.. – Лиза в растерянности остановилась.

– Бабушка. А ты кого ожидала? Скажи лучше, тебя по физике сегодня спрашивали? – она с непривычной легкостью встала и подошла к шкафу, – и сразу признавайся, за конфетами, небось, лазила, пока меня не было?

– Бабушка, милая, мне уже не тринадцать лет. Я давно сама покупаю себе конфеты.

– Да?.. – бабушка удивленно обернулась и вздохнула, – как все меняется… Ну-ка повернись к свету (Лиза молча повиновалась) Красивая стала… Видишь, не зря я тебя ограничивала в сладком. Смотри, какая кожа – ни одного прыщика!.. Как бы я хотела погладить тебя… – но вместо этого она все-таки заглянула на шкаф.

– Бабушка, – Лиза усмехнулась, – я не держу там конфет. Если хочешь, я принесу. Будешь? Может, чаю поставить?

– Спасибо, деточка, я сыта, – она вернулась в кресло, – ну, расскажи, чем ты занимаешься?

– Я закончила институт. Теперь работаю.

– А на меня ты ни за что не обижаешься?

– Что ты?.. Ты у меня самая лучшая и самая правильная бабушка в мире!

– Спасибо. Знаешь, намного легче, когда тебя добром поминают. А муж у тебя есть?

– Вот, мужа нет, – Лиза вздохнула.

– Как же так? Такая умница и красавица…

– Сама не знаю… – собираясь с мыслями, Лиза достала сигареты, не спеша открыла пачку.

– Ты куришь?! – изумилась бабушка. Видимо, слов возмущения у нее не осталось, но все было написано в глазах.

– Сейчас почти все курят…

– Кошмар! – возмутилась бабушка, – ох, я раньше не знала!..

– А раньше я не курила, – перебила Лиза, – это когда Антон появился. Знаешь, когда он уходит, надо чем-то занять себя. Но ты не волнуйся, я совсем немного…

– Ну-ка расскажи мне о нем, – попросила бабушка.

– Я и не знаю, что рассказать, – с сожалением взглянув на пачку, Лиза положила ее на место, – когда я думаю, для чего мне это нужно, то не могу объяснить – сколько раз убеждала себя, что пора заканчивать, а он приходит и все начинается снова. Мысли всякие… типа, вдруг, правда, он любит меня?.. Знала б ты, как он говорит… когда захочет… и я верю. Или такая я дура, или это сильнее меня…

– Он женат и не хочет разводиться? – догадалась бабушка.

– Ну да, – Лиза кивнула, – это наваждение какое-то. Умом я понимаю, что никогда он не уйдет от нее, а мне-то уже двадцать семь, и надо что-то…

– Сколько?! Двадцать семь?! – бабушка изумилась даже сильнее, чем при виде сигарет, – как у вас время летит!..

– А у вас там нет времени? – спросила Лиза.

– А зачем оно нам? Мы и так счастливы.

– Тогда почему ты пришла? Ведь раньше ты не приходила.

– Я и не должна приходить, но кто тебя любит больше меня? Я чувствую, когда нужна помощь.

– Пожалуй, да, – Лиза снова полезла за сигаретами, – я закурю, ладно? Ты не сердись.

– Кури уж, – бабушка махнула рукой.

– Я не знаю, что мне делать дальше, – Лиза с удовольствием затянулась и выпустила дым за шкаф, – понимаю, что и так жить нельзя, и ужасно боюсь остаться без него. Наверное, мне надо хорошего пинка, чтоб я на что-то решилась – то ли прогнать его, то ли пойти к его жене, чтоб все расставить по местам, не знаю…

– Я помогу тебе, – бабушка кивнула, уяснив задачу.

– И чем же? – Лиза улыбнулась, вспомнив, как бабушка садилась рядом, когда она делала уроки, и с умным видом смотрела в тетрадку, будто что-то понимала в алгебре. Но ведь помогало!.. И решения приходили, вроде, сами собой…

– Все самцы метят территорию, – сказала бабушка, – собака задирает лапу, лось трется о дерево… и твой мужчина «пометил» тебя. Ты – его территория, и добровольно он с нее не уйдет. Но и пользоваться ею совсем не обязательно – надо ведь осваивать новые, биться с другими самцами… в этом смысл их жизни.

– Ты думаешь, кроме меня и жены, у него еще кто-то есть?

– А это не главное. Главное, у него нет цели жить с тобой – есть только желание сохранить на тебя право.

– Но что делать, если я радуюсь, когда он приходит даже такой, как есть? Я не могу от него отказаться! Понимаю, что дура, но ничего не могу поделать!..

– А я могу. Но при условии, что ты бросишь курить. Я ж забочусь о твоем здоровье…

– О, господи, бабушка!.. – Лиза рассмеялась, – ты все такая же! – она раздавила окурок в пепельнице, – торжественно обещаю – если все хоть как-то нормализуется, я брошу курить!

– Я верю тебе, – бабушка одобрительно кивнула, – ты всегда была честной девочкой. Будем считать, что сделка состоялась. У тебя есть его портрет?

– Конечно, есть.

– Сожги его в пламени свечи. Золу вотри себе в лоб и в грудь. Да, забыла – у тебя должна быть приготовлена банка с водой, только не с водопроводной, а с чистой. Три средних пальца окунешь в банку и произнесешь заклинание: «Чистая вода, потеки через печаль моего сердца, очисти мне мысли и кровь от мертвой любовной тоски, которая покоится в моем сердце, омой меня чистым потоком, смой его с моего лба и спаси сердце и мозг». Тремя пальцами начерти на лбу и груди косой крест и смой все. Только без мыла! Воду и золу выбрось, и ложись спать.

– И все? Так просто? – разочарованно спросила Лиза.

– А все делается просто. Главное, ведь не то, что ты делаешь, а кто за этим стоит. Ты поняла?

Сколько подобной белиберды Лиза уже читала во всяких журналах! …С другой стороны, журнал – это не бабушка, явившаяся неизвестно откуда…а, действительно, откуда она явилась? Как они там живут… если все это правда?.. Лиза подняла голову, но бабушка приложила палец к губам.

– Я знаю, о чем ты хочешь спросить, – произнесла она шепотом, – но я не имею права отвечать. К тому же, мне пора уходить. Будет очень плохо, если кто-нибудь узнает об этой дорожке, но я так хочу тебе помочь! Я еще приду, чтоб довести все до конца… – бабушка стала уменьшаться, словно сдувающийся шарик, втягивая в себя всю обстановку квартиры…

…Перышко, легко покачиваясь, продолжало свой путь по бездонному пространству. Наверное, это ветерок занес его в комнату, и так же вынес обратно. Больше никаких промежуточных «станций» не предвиделось – только конечная, когда Лиза открыла глаза и увидела мрачное небо за окном, шкаф, стол… Она вспомнила, где находится; вспомнила сон, причем, даже отчетливее, чем, то, что происходило наяву.

…И когда оно происходило? Давно ли я здесь?.. У меня же нет с собой его фотографии! С другой стороны, я могу сделать все потом, когда вернусь домой… А я ж забыла заклинание… Если бабушка приснится еще раз, надо будет записать его… – Лиза сладко потянулась, – хороший был сон… Надо посмотреть, где остальной народ… и, вообще, что сейчас – вечер или утро?.. Мне ж в понедельник на работу… Она подошла к окну. Дождь закончился, но, ни звезд, ни луны, ни солнца так и не появилось – только мокрый, нахохленный лес; внизу поляна с полегшей травой и тишина. Какая-то неживая тишина…

Поправив смявшуюся юбку, Лиза направилась к лестнице.

* * *

– Все, я уже охрип, – Никита отложил гитару и встал, – пойду, пивка принесу. Кому-нибудь чего-нибудь захватить?

– Может, покрепче? – предложил Женя.

– Тебе – запросто. Девчонки, а вам?

– Я там ананасы видела. Чего они пропадать будут? – вспомнила Светка.

– И вина, – добавила Алина.

– А с тебя история, – Марина повернулась к Жене, – Никита, будем считать, песнями отстрелялся. Алине приготовиться.

– Настырная ты девка, как я погляжу, – Женя покачал головой, – ладно. Было мне тоже лет пятнадцать или чуть больше. Родители тогда каждое лето ездили в Ессентуки. У отца проблемы с желудком были, так он лечился, а мать бдила за ним – она, по жизни, боялась, что он найдет себе кого-нибудь, но суть не в этом, а в том, что меня они с собой не брали.

Правда, я особо и не рвался – что мне там делать? Моря нет, контингент язвенно-пенсионный. По крайней мере, они так рассказывали. Но дома оставлять одного тоже боялись, и вот каждое лето на три недели меня отправляли к деду в деревню.

Вернувшийся Никита выставил на стол «дары спонсоров».

– О чем речь? – спросил он.

– Женька свою страшную историю рассказывает.

– Пардон, – Никита открыл себе пива, – итак?..

– Итак, каждое лето я ездил к деду. Мне там даже нравилось, потому что у него была времянка. Есть я приходил в дом, телек глядеть тоже, а жил фактически в ней. Вставал, когда хотел, ложился тоже, приводил кого хотел – только кого там приводить? Я все мечтал, чтоб в городе у меня такая хата была – вот, где б я развернулся!.. А там приличные телки все наперечет – на них в очередь записываться надо, чтоб в клуб на дискотеку сходить. Короче, мрачно все это, и оставалась одна развлекуха – картишки. Соберемся у меня или у Толяна и режемся до одури.

– На что играли? – спросил Никита со знанием дела.

– На бабки, конечно, но, так, по чуть-чуть – чтоб на пузырь хватило, а больше нам в том розовом возрасте и не требовалось. Потом шли, либо на речку, либо по улицам шляться, благо у одного пацана отец «мусором» был, так никто нас не трогал…

Хату я никогда не запирал, потому что тырить там было нечего. И вот как-то ночью возвращаюсь от Толяна, а луна жуткая такая – красная, огромная. На другой стороне улицы собака гавкала-гавкала, да вдруг, как завоет! Некайфно как-то стало – хрень всякая в голову лезет. А мозги-то еще детские, – Женя засмеялся тому, что нашел достойное оправдание, – подхожу, значит, к своей хате, а дверь нараспашку. Но я ж помню, что прикрывал ее, иначе ночью комары задолбают. Подкрался и слышу – стул скрипит, а потом шаги. Мне показалось, что от этих шагов аж стены вздрагивают, честно. Не знаю, куда уж там сердце скатилось – по-моему, в ботинок. Короче, захлопнул я дверь, навалился на нее и не знаю, что дальше делать, ведь дверь-то для привидений не преграда…

– А привидения разве топают? – наивно перебила Алина.

– Да?.. Это ты сейчас умная, а мне не до таких нюансов было, – обиделся Женя, – кинулся я в сад, а там, вообще, абзац полный. От деревьев тени! Чуть ветерок дунет, за каждым кустом монстры всякие скачут!.. Я на улицу – а фонарь черти где висит, но смотрю, по другой стороне человек идет, и к соседям во двор сворачивает. Ну, думаю, Сашка от телки своей возвращается – он весной только из армии откинулся, голодный до этого дела. Я к нему; рассказываю, а он смотрит на меня, как на придурка – въехать не может, кто где ходит. Я чуть не в слезы… не, реально жутко было… Короче, в конце концов, пошли мы. Подходим, а в хате тишина. Я уж прикидываю, может, глюки? Во, прикол, думаю, на всю деревню!.. То боялся того, кто там есть, а теперь – что там нет никого…

– Метаморфоза, – задумчиво произнес Никита.

– …открывает Сашка дверь. Я включаю свет и вижу – на моей постели лежит пьяный в хлам мужик; хлипкий такой, пиджачок задрипанный… Ну, я его хватаю, и на пол, да со злости еще и пинчиной по ребрам засадил!.. Мужик взвыл, глаза растопырил; даже протрезвел, по-моему, а Сашка меня, как швыранет в угол! Это ж, говорит – Егор! (Он-то там всех знает). Пришлось потом этому Егору еще и пузырь ставить – хорошо хоть ребра не сломал… Такая, вот, история с привидениями.

Казалось бы, хороший конец должен настроить на веселый лад, но никто не засмеялся.

– Не, вы просили прикольное, я выдал! – возмутился Женя.

– Выдал и ладно, – Светка все-таки улыбнулась, – типа, клевая история… а дождь кончился…

– Блин, хотел, как лучше… – Женя наполнил рюмку.

– Сейчас посмотрим, что там с дождем, – допив пиво, Никита поднялся.

– Пойдем, покурим на воздухе, – Алина тоже встала, и хотя наступила очередь ее истории, никто не стал возражать.

– Натуральные дети, – вынес приговор Никита, когда они вышли в холл.

– И я тоже ребенок?

– Не знаю, – Никита взял ее руку, – но ты мне нравишься.

– А говорил, только в кухарки гожусь, – Алина засмеялась.

– Ну, ладно, – Никита виновато наморщил нос, – считай, первый комплимент вышел комом.

– Ты хороший, – сделала неожиданный вывод Алина.

– Чем же?

– Не знаю. Мне так кажется. С одной стороны, ты какой-то правильный и основательный; с другой, полный разгильдяй… только не обижайся.

– На правду не обижаются, – Никита открыл дверь, впуская в дом опьяняюще свежий воздух. В это время раздались шаги, и с лестницы спустилась Лиза, то ли задумчивая, то ли печальная.

– Уже утро? – она оглядела холл, в котором, из-за отсутствия окон, свет горел постоянно.

– Не знаю, – Алина пожала плечам, – мы еще не ложились.

– А ты чего такая убитая? – спросил Никита, – пива хочешь?

– Не хочу. Мне сон приснился.

– Страшный?

– Да нет, но с тех пор, как бабушка умерла, она мне ни разу не снилась, а тут, прям, разговаривала со мной, да так все складно… совсем как в жизни. Я в детстве у нее подолгу жила. Отец по командировкам ездил, а мать часто в ночь работала. В выходные меня, конечно, забирали…

– Суровая была бабка?

– Нормальная, хоть и воспитывала. А вы куда?

– Воздух никотином отравить.

– Можно с вами?

Все трое вышли на крыльцо. Ветра не было, и лес казался мертвым – лишь редкие капли срывались с листьев, гулко падая в лужи; и сумерки, от которых все уже начали уставать.

– Я, наверное, уйду с проекта, – сказала Лиза, не обращаясь ни к кому конкретно.

– Тебе тут не нравится? – Алина прислонилась к Никите, усевшемуся на перила, – можно?

– Конечно, – он обнял ее, – а чего ты надумала уходить – все ж только начинается.

– Мне в понедельник на работу.

– Где ты и где понедельник? – Никита засмеялся, – поверь, здесь он не наступит никогда.

– А разве так бывает?

– Эх, девчонки!.. Зачем вы заставляете меня вспоминать то, чему я посвятил полжизни?..

– Ты занимался чем-то ужасным?

– Да нет, ничего ужасного. Просто из того, что я знаю, следует, что мы представления не имеем о собственном мире. А жить с ощущением этого, прямо скажем, не очень уютно.

– Чем же ты занимался? – спросила Алина.

– Наукой. Тем, что мы, например, привыкли считать будто точка пространства и момент времени – это две объективные реальности, существующие независимо от нас и друг от друга. Нам при таком варианте хорошо и удобно, типа, посмотрел на часы – восемь, к примеру, и все ясно…

– От этого тебе неуютно?

– …а еще Эйнштейн говорил – истинным элементом причинно-следственной локализации является событие. То есть время не абсолютно, и понятие «одновременность» имеет смысл только в одной определенной системе координат.

– Ты чего-нибудь поняла? – Алина вопросительно посмотрела на Лизу.

– Никит, – Лиза улыбнулась, – мы две глупые овцы, поэтому говори по нормальному.

– По нормальному? По нормальному то, что мы называем «реальным временем» – понятие условное и придумано людьми, исходя, так сказать, из социальной потребности. В природе нет такого времени. Это понятно?

– А что же есть?

– Есть энергетическая категория – «время», которая, кроме такого пассивного свойства, как длительность, имеет еще и активные: направленность хода и плотность. А отсюда вытекает, что время, как физическая величина, может воздействовать на состояние вещества. Если б время не являлось энергией, то наша Вселенная давно бы погибла… Ой, девчонки, давайте не будем, иначе сейчас мне придется объяснять вам строение Вселенной, и что энтропия в ней, являющаяся, как известно, результатом действия второго начала термодинамики, непрерывно возрастает. В конце концов, мы придем к тому, что, поскольку Вселенная еще существует, небесные тела являются своеобразными энергетическими установками, перерабатывающими время, которое и служит сырьем для жизни вообще…

– Ты серьезно? – Алина отстранилась, чтоб убедиться, что Никита не смеется над ними.

– Абсолютно. Один наш выдающийся астрофизик по фамилии Козырев доказал это еще в середине двадцатого века.

– А почему об этом нигде не пишут? – удивилась Лиза.

– Зачем? Кому надо, тот знает, а если писать, то у народа крыша поедет, да придется немедленно менять программы всех вузов и школ, а результат?.. Да нулевой! Мы пока не достигли того уровня цивилизации, при котором с подобными проблемами приходится сталкиваться вплотную. Они так, возникают мелкими фрагментами, типа всяких привидений, и пока их вполне можно рассматривать как аномальные явления… Сложно с вами, девчонки. Давайте поговорим о чем-нибудь другом. Или пойдемте, я вам песенку спою.

Не видя смысла продолжать беседу, суть которой уяснить невозможно, Лиза открыла дверь.

– Кто это?… – она испуганно шагнула назад.

Отстранив Алину, Никита соскочил с перил и тоже увидел парня, стоящего посреди холла и удивленно озирающегося вокруг. Алина прикрыла рот ладошкой, чтоб не вскрикнуть, и прижалась к Никите – парень же, тем временем, направился к лестнице и через минуту от него остался лишь звук шагов.

– Это призрак, да? – прошептала Алина.

– Черт его знает, – Никита пожал плечами.

– А кто ж тогда? Продюсер ведь говорил, что, кроме нас, здесь никого не будет.

– Сейчас разберемся.

Шаги наверху стихли. Никита лишь заглянул на лестницу, но прошел мимо – туда, откуда доносился Светкин смех.

– …а вот еще анекдот, – продолжал Женя, – что же все-таки у него в руке?.. – подумала зебра, увидев на дороге гаишника…

– Вы тут никого не видели? – перебил Никита, останавливаясь на пороге.

– Нет, а что? Очередное привидение?

– Не знаю. Хочешь – идем, глянем. Девчонки здесь посидят.

– Оставайся с ними, – предложил Женя, желая реабилитироваться за рассказанную ранее не слишком героическую историю, – я сам схожу.

– Баба с возу… – Никита достал сигарету, – а вы тут, значит, анекдотами балуетесь?..

* * *

Оказавшись в пустом холле, Женя почувствовал себя менее уверенно – не то, чтоб «женский батальон», даже во главе с Никитой, мог серьезно помочь ему в случае опасности, но само присутствие живых людей как-то разряжало обстановку. Он выглянул на лестницу и прислушался, но ничего не услышал. Собственно, это было не удивительно, ведь новому призраку, как и облаку на озере, полагалось вовремя исчезнуть, чтоб сохранить завесу таинственности – оставалось победно вернуться «из экспедиции», и даже поиздеваться над Никитой, корчившим из себя самого умного.

Поднявшись на спальный этаж, Женя снова прислушался. Вспомнил, что, кроме призрака, здесь еще должен находиться Паша, и эта мысль успокоила его окончательно. Решительно распахнул дверь первой попавшейся комнаты (он еще не успел выучить, кто где поселился) – на кровати, обхватив голову руками, сидел парень – ни Паша, ни Никита, ни продюсер, и в то же время его облик казался очень знакомым. Пришелец оторвал руки от лица…

– Димон?!.. – Женины глаза чуть не вылезли из орбит, – ты откуда?!.. – при этом он судорожно пытался выявить, известные по всяким «ужастикам», характерные для привидений черты, но не находил их. По всем признакам перед ним сидел самый обыкновенный человек – загорелый, одетый в нормальные джинсы, майку с Эйфелевой башней, источавший к тому же характерный запах перегара. Только взгляд какой-то безумный – впрочем, неизвестно, какой взгляд был сейчас у него самого!..

– А тебя как сюда занесло? – спросил Дима.

– Это ты у меня спрашиваешь?!..

– По-моему, больше тут никого нет, – Дима обвел взглядом комнату, – правда, я сам не совсем пойму, где мы. Нажрался, блин!.. Из-за тебя, скотина… ну, чего вылупился?..

…Почему из-за меня? Он же еще не мог узнать о нас с Настей!..Значит, все-таки это продукт моей совести… это мираж – репетиция предстоящей встречи; он будет мучить меня, пока мы не объяснимся в натуре… Я читал такое у какого-то фантаста…

– Чего молчишь?.. – Дима уперся в кровать, но сил, чтоб подняться, не хватило – похоже, выпил он, и правда, сурово.

…Как он мог напиться, если я все это придумал? Или я думаю, что он придет разбираться, именно, в таком виде?..

– Э-эй, придурок! – Дима неуверенно помахал рукой.

…А, может, Маринка права, и это голограмма?.. Он сейчас сидит в своей парижской общаге, а эти козлы транслируют изображение, и получается, вроде, он общается со мной!.. Круто, блин!.. Все мгновенно встало на свои места, кроме маленького нюанса – откуда «козлы» узнали о его проблемах, ведь он ни с кем не делился ими?.. …Впрочем, если все здесь так организовано, может, они и мысли умеют читать?..

Конечно, он будет появляться каждый день, пока, по логике вещей, меня не замучает совесть. Это по их логике! – злорадно подумал Женя, – а по моей – не произошло ничего ужасного. Нет, неприятно, конечно, и возможно даже не совсем красиво, но ведь Настя даже не жена ему. Это жизнь – нормальная реальная жизнь…

– Давай поговорим по-хорошему, – Женя опустился на стул и даже улыбнулся, чувствуя свое превосходство перед замечательным трехмерным изображением.

– Попробуй. Что ты хочешь мне сказать?

– Понимаешь… – Женя замялся, но тут же сообразил, что голограмме можно говорить все, что угодно, причем, в любой форме, – получилось так, что я трахнул Настю. Вот!

– Я знаю, – Дима кивнул, – она мне вчера мейл скинула.

– Как скинула? – Женя растерялся, ведь ни о каком E-mail он не думал – откуда могла возникнуть подобная фантазия?..

– Такое длинное «мыло», на целую страницу – какой ты, типа, славный, какая у вас любовь и взаимопонимание во всем, особенно в постели…

– Но это чушь собачья! Мы спали-то всего раз, случайно…

– Что значит, случайно? – Дима прищурился, – случайно можно ехать в одном автобусе!

– Не случайно, конечно… но ты сам виноват. Ты ж перестал писать ей про love…

– И ты решил утешить ее, да?

– Ну, типа того…

– Заботливый ты наш, – Дима сжал кулаки, – подправить бы немного твой фейс!..

– А ты попробуй! – предложил Женя, прекрасно понимая, что перед ним совершенно пустая кровать, и разговаривает он сам с собой.

– Не дергайся, успею еще, – Дима опустил голову, собираясь с мыслями, – то, что Настька такая же прошмонтовка, как и все остальные, я давно понял – их, тварей, только помани… но чтоб с тобой?.. Ты ж мой кореш!

– Димон, чего об этом говорить? Так получилось, и прими все, как факт. Такое, вот, я говно. Если я тебя раздражаю, давай закончим клеить базары.

– Вот так и закончим? – Дима зловеще усмехнулся. Оттолкнувшись от постели он все-таки встал, – нет, так мы не закончим, – он вдруг размахнулся. Женя ожидал, что виртуальная рука пройдет сквозь него, но вместо этого почувствовал вполне реальный удар в челюсть и от неожиданности рухнул со стула; проведя пальцем по губе, увидел кровь.

– Ты же голограмма, блин! – обалдело воскликнул он.

– Ни фига! Я – Папа Римский!..

Дима надвигался на лежавшего на полу Женю, но в этот момент распахнулась дверь и на пороге возник Паша – в соседней комнате ему были хорошо слышны, и переругивающиеся голоса, и звук падающего тела.

– Вы что, охренели, мужики?! – он развернул Диму к себе лицом, – новенький, да?.. А ты вставай! – он наклонился к Жене, – его бьют, а он лежит!..

– Я не ожидал, честное слово… – Женя поднялся, ощупывая мгновенно распухшую губу.

Поскольку никто, вроде, не собирался продолжать драку, Паша смягчился.

– Чего не поделили? Взрослые ведь мужики!..

– Мы ничего… все нормально, – пробормотал Женя.

– Да? – Паша подозрительно оглядел обоих, – не люблю, когда свои ребята начинают мочить друг друга. Вон, езжайте в Ичкерию, и там показывайте, какие вы герои!.. – он по-военному развернулся и вышел, хлопнув дверью.

Женя почувствовал, что его отношения с Настей мгновенно откатились даже не на второй, а на какой-то сто двадцать восьмой план.

– Я не понял – это реально ты? – спросил он (вместе с версией о голограмме рушились и остальные – сны, миражи, призраки… но тогда объяснения просто не было).

– Кто этот хрен? – Дима ткнул пальцем на дверь, решив не отвечать на идиотский вопрос.

– Паша. Он тоже участвует в проекте.

– В каком проекте? Что это за русская колония?..

– Это не колония, а телепроект «Измени свою жизнь»…

– Хватит мне лапшу вешать! – перебил Дима.

– Это не лапша, – Женя присел на стул, – давай поговорим спокойно, и я думаю, после этого, каким-то образом ты опять окажешься в своем Париже.

– Что значит, «каким-то образом»?! А сейчас мы где? – Дима подошел к окну, но так и не смог сориентироваться.

– Знаешь, – Женя уже достаточно пришел в себя, только губа сильно болела, – это мистический проект, тут привидения…

– Я не участвую ни в каких проектах! Ты можешь понять!..

– Успокойся, – Женя слизнул еще сочившуюся кровь, – я думал, ты тоже, типа призрака, созданного моим воображением.

– Ты сам понимаешь, чего несешь?

– Теперь уже я ничего не понимаю, – признался Женя, – но, по любому, дальше тридцати-сорока километров от Воронежа мы не могли отъехать.

– Этого не может быть, потому что не может быть никогда! Даже если я нажрался до беспамятства, то паспорт все равно остался в общаге – я физически не могу пересечь границу, понимаешь, дурья башка? Или ты только понимаешь, как чужих телок трахать?

– Не только! – огрызнулся Женя, решив, что эмоциональный пик уже позади, и вряд ли стоит ожидать неадекватной реакции.

– Тогда покажи мне Воронеж! Что ты из меня идиота делаешь!.. Где он? Я хочу посмотреть!

– Не могу. Во время проекта никто не может выйти отсюда.

– Бред какой-то… Значит так! Мне не важно, чем вы тут занимаетесь, но лично я должен немедленно оказаться на бульваре Сен-Мишель, где сидел и бухал, узнав, что ты трахаешься с Настькой. Как ты это сделаешь, меня не волнует! Ты понял, телезвезда недоделанная!

– Понял, – Женя кивнул, – но сделать ничего не могу. Не я командую парадом.

– Так связывайся с теми, кто командует! Мне наплевать! – он потер ладонями виски, – слушай, на вашем долбаном проекте есть пиво?

– Конечно, – Женя уже хотел встать, но передумал, – а если ты все-таки призрак? Ты ж сам сказал, что никак не мог оказаться в России, и, тем не менее, ты здесь.

– Хорошо, – Дима присел на подоконник, – я – призрак. Меня это даже устраивает, потому что тогда проснусь я дома… (возникла пауза, в течение которой каждый судорожно искал другое разумное объяснение). Слушай, а, может, это ты призрак? – Дима резко вскинул голову и поморщился, – я весь вечер мечтал разбить тебе чвальник!.. Вот, ты и нарисовался!.. Блин, слушай, иди за пивом, а?

– Без проблем, – Женя тут же направился к выходу.

– Только не долго! – крикнул Дима в закрывающуюся дверь.

Оказавшись в коридоре, Женя перевел дыхание, но обдумать ситуацию ему помешали голоса, слышавшиеся на лестнице. …Интересно, чья это комната? Если сейчас кто-нибудь увидит Димку, и тот начнет трепать языком… – он опасливо оглянулся на дверь, – хоть бы восьмая… Как говорил продюсер – «ситуации бывают разные». Конечно, все это подстроено, только все равно не пойму, как им удалось притащить его сюда, да еще без паспорта?.. Или все-таки это не Димка? Может, клон?.. Но быстро же они его слепили в таком случае!..

– А где привидение? – спросила Светка, вместе с Мариной появляясь в коридоре.

– Испарилось.

– Я так и думала, – она разочарованно вздохнула, – ой, что это у тебя с губой?

– Да вот, гнался за ним и споткнулся; упал с лестницы.

– Пить меньше надо, – Светка засмеялась, – пошли мы вздремнем малька, а то ночи здесь не дождешься.

– А где остальной народ?

– Алина вырубилась прямо в зале; Лиза с Никитой трещат за жизнь; Паша на кухне.

– Понятно, – Женя кивнул – получалось, что места для уединения и раздумий не осталось, – кстати, – вспомнил он, – девчонки, ваши какие комнаты?

– А зачем тебе? – Марина зевнула.

– Ну… чтоб не ошибиться, а то мало ли что.

– Моя, вон та, – Светка указала в конец коридора, – Мэри напротив. Но учти, я собираюсь спать. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, – Женя облегченно вздохнул – кажется, Дима занял пустую комнату.

…Продюсер хренов!.. А, вот, надо позвонить ему и пусть разбирается. Хочет, пусть выгоняет – тут одно из двух, либо я, либо Димка. Хотя нет, мне лучше остаться – надо чтоб Настька поняла, что, на фиг, не нужна мне… И принесло ее на мою голову! Все теперь наперекосяк!.. А ведь вернется же и настоящий Димка, с которым еще целый год доучиваться вместе. И как все было классно до этого дурацкого дня!.. В голове тут же выстроилась безоблачная цепочка их прошлых отношений, в которой были, и клубные тусовки, и многочасовые бои у игровых автоматов, и славный поход на байдарках, но самым знаменательным было начало, когда после второго курса они рванули к какому-то фермеру ремонтировать комбайны. Идея этой авантюры принадлежала Димке, решившему, что будущие инженеры непременно должны уметь крутить гайки своими руками. Денег, правда, фермер заплатил не много, да и жизнь в сарае возле мастерской – полная серость, зато потом, когда все закончилось, этот месяц чудесным образом превратился в одно из самых запоминающихся приключений.

Женя вздохнул. Если б не Димка, он бы там, точно, либо спился, либо пошел «снимать» молдаванок, которые на соседнем поле горбатились от зари до зари на уборке лука. Это было б совсем другое приключение, потому что их пасли усатые, не в меру горластые мужики, вечно ходившие с ножами и лопотавшие на непонятном языке. Сколько они с Димкой успели переговорить тогда, сидя подле огромных гор золотистого лука, от которых исходил жуткий тошнотворный запах гнили!..

Еще у молдаван был магнитофон с двумя кассетами. Все знали, в каком именно месте зажевывало пленку, и несчастная Маша Распутина начинала хрипеть и заикаться. От этого знания и оттого, что ты, вообще, знаешь все о завтрашнем дне (и о послезавтрашнем) становилось не просто муторно, а возникала апатия ко всему, включая самого себя – не хотелось ни мыться, ни бриться, а просто падать на скрипучую кровать, чтоб потом тупо вставать и лезть в воняющее маслом железо.

А на завтрак каждое утро была картошка с тушенкой, картошка с тушенкой… как та «зажеванная» Маша Распутина. Дни отличались друг от друга только странными названиями – вчера, сегодня, завтра, и, казалось, что счет этим «завтра» никогда не кончатся. Женю тогда накрыло жуткое безразличие ко всему – даже к большому городу, до которого можно запросто доехать на автобусе, и где каждый ощущал себя конкретным чуваком, а не, типа, тупым молдаванином из второй бригады (пятой бригады, седьмой бригады), убравшей за сегодня, пятое июля (восьмое июля, десятое июля), пять тонн (восемь тонн, одиннадцать тонн) лука. Без Димки он бы не заметил и те нереальные звезды, висевшие, как огромные светящиеся луковицы. Их хотелось дергать, дергать, чтоб не вспоминать, как они отражаются в воде, как заглядывают в не зашторенные окна, или падая, приносят кому-то исполнение желаний…

…Исполнение желаний!.. Это же то, что нужно для изменения жизни!.. – воспоминание мгновенно исчезло. Женя автоматически взглянул на часы и выругался, увидев застывшие на без четверти семь, стрелки, – интересно, а Димка ощущает время? Если да, то надо спешить, пока он сам не вышел на поиски пива. Надо же еще позвонить продюсеру…

Он быстро сбежал в холл и заскочил в заветную комнату. Осторожно поднес трубку к уху и без всяких гудков услышал голос – такой ясный, будто собеседник находился совсем рядом. Женя даже испуганно оглянулся.

– Поздравляю, Жень. Ты первый, кто отважился позвонить.

– Как вы узнали, что это я?

– Мы же наблюдаем за вами.

– Тогда объясните, как здесь оказался Димка Крюков?

– Это не наша работа. Это «облако времени».

– Что за «облако времени»? Науке неизвестно такое понятие! – выпалил Женя.

– Да?.. – голос стал ехидным, – ну-ну, продолжай.

– Ладно, может, я просто о нем не слышал, – мгновенно сдался Женя, – но пусть оно также и уберет его. Мы не можем существовать здесь вместе!

– А я не могу управлять тем, что происходит вне рамок проекта, – злорадно сообщил голос, – придется потерпеть.

Женя хотел заявить, что, в таком случае, уходит с проекта, но трубку уже положили – он догадался об этом по наступившей гробовой тишине.

– Спасибо, брат, утешил, – растерянно покачал головой. …«Облако времени»… Какая-то есть во всем этом фишка – нас «разводят», только не пойму, как, – он потрогал разбитую губу, – ничего, следующий раз я ему раскрашу фасад почище Сальвадора Дали, и посмотрим, кто круче…

Когда Женя вошел на кухню, Паша ел; ел без аппетита, механически отрезая толстые куски благородного сервелата и бросая их в рот; потом откусывал помидор, методично жевал, совершая челюстями необходимое количество движений. Взгляд его при этом существовал сам по себе, ползая в углу между стеной и плитой. Казалось, Паша даже не заметил, что кто-то нарушил его трапезу, да и, вообще, забыл о недавнем происшествии, но Женя все-таки счел нужным объясниться.

– Совершенно нереальный призрак, – он глупо улыбнулся.

Не отрываясь от процесса, Паша равнодушно повернул голову – видимо, в его сознании сидело нечто такое, в сравнении с чем, любые чудеса теряли свою уникальность.

– Это, вроде, как мой старый приятель, но тот сейчас находится за тысячу километров, – Женя чувствовал, что пояснения выглядят не слишком правдоподобно, но, с другой стороны, а что здесь выглядит правдоподобно?.. – я еще подумал, как он мог тут оказаться? К тому же, помнишь, продюсер говорил, что сюда нельзя проникнуть извне?.. А он еще и кинулся на меня, ни с того ни с сего. Димка б никогда не стал со мной драться, мы ж с ним сто лет знакомы, – Женя выдержал паузу, словно кто-то неведомый должен с ходу уличить его во лжи, но никто не собирался вмешиваться в его историю.

– Ну да, я понимаю, – Паша кивнул. Собрав объедки, он бросил их в мусорный пакет и вышел.

…Что ты понимаешь, козел?.. – Женя смотрел на его удаляющуюся спину, – впрочем, какое это имеет значение? Здесь каждый за сам себя, и мнение другого важно лишь настолько, насколько не мешает твоему собственному… Он направился в кладовую, прикидывая, что бы еще прихватить, кроме пива.

* * *

Никита чуть задержал взгляд на свернувшейся калачиком Алине, но Лиза успела заметить это.

– Тоже спать хочешь? – спросила она.

– Нет, я и так проспал полжизни, – Никита усмехнулся, и увидев удивленное Лизино лицо, решил пояснить, – оно ж как? Стакан принял – вырубился; очнулся – снова принял.

– А зачем? Ты ж, вроде, не дурак.

– Не знаю, – Никита пожал плечами, – наверное, лучшего применения себе не нашел. А здесь мне интересно – здесь все происходит так, как в теории, а, значит, мы с Эйнштейном!.. – он многозначительно поднял указательный палец, – не сумасшедшие. Мне даже начинает казаться, что никакой это не телепроект, а научный эксперимент, который ставят над нами.

– О, Господи!.. – Лиза испуганно прикрыла ладонью рот.

– Да не бойся ты, – Никита хотел погладить ее по голове, но не смог дотянуться через стол, – это не опасно для здоровья.

– И в чем же он заключается?..

– Пока я вижу только сам процесс, но цели понять не могу, – Никита устроился поудобнее, готовясь к длинному объяснению, но вошел Паша, и «лекция» прервалась, не начавшись.

Оценив обстановку, Паша повернулся к Лизе.

– Ты не вышла б на пять минут? Нам надо поговорить.

– Да запросто! – Лиза недовольно встала.

– Послушай, Никит, – Паша присел на ее место, – мне кажется, ты лучше всех разбираешься в происходящем.

– Хотелось бы верить, – Никита усмехнулся, – только говори потише, а то Алину разбудишь. В чем проблема?

– Сейчас скажу. Только не знаю, как начать, чтоб не выглядеть тем самым кретином, каким ты меня считаешь, – Паша закурил, задумчиво глядя на часы, стоявшие напротив и по-прежнему показывавшие без четверти семь.

* * *

Пустой мрачный холл угнетал. Лиза прислонилась спиной к стене, чтоб чувствовать себя хотя бы относительно защищенной. Хотя какая уж тут защищенность?.. Обвела взглядом проступавшие на стенах узоры, в свое время выполненные природой в теле деревьев, а теперь, обнаженные рукой мастера, и они вдруг стали складываться в фантастические изображения уродливых драконов, изрыгающих пламя; сплетающихся в смертельной схватке гигантских змей; рыб с человеческими головами. Чем внимательнее она в них вглядывалась, тем более жуткие химеры проступали на стенах, становясь объемными и стискивая кольцо вокруг Лизы. …Над нами проводят научный эксперимент, – вспомнила она. И еще она вспомнила свой стол у окна, компьютер с веселым котенком на заставке, Машу, с которой в обед они пьют кофе. …В том мире все просто и понятно. Подумаешь, Антон! Разве это проблема, по сравнению с остановившимся временем и разгуливающими по дому призраками? Все, действительно, познается в сравнении…