Читать книгу Казус бессмертия - Сергей Ересько - Страница 4

Пауль проснулся около восьми часов утра. Мягкий свет вставшего солнца заливал кабинет. Теплый ветерок ненавязчиво шевелил шторы. Из садика доносились: запах цветов и вопли какого-то пернатого существа, которое полоумно орало о чем-то своем, по всей видимости, важном для него и необходимом. Мозг Шрабера пришел к выводу, что пробуждением он обязан именно этому естественному природному представителю фауны.

Пауль поморщился, открыл глаза и осмотрелся.

Все было на месте: кресло, в котором он уснул, большой дубовый стол с лежавшими на поверхности пустыми пробиркой и шприцем; флакон со спиртом и настольная лампа, испускавшая бледный и слабый электрический луч. Шрабер выключил лампу и прислушался к ощущениям. Спустя несколько минут он пришел к выводу, что чувствует себя прекрасно. Только голова была немного тяжелой, и в ней что-то шумело. Он осторожно встал с кресла и прошел в ванную комнату. Проделав все обычные утренние процедуры, Пауль с удовольствием констатировал, что шум в голове исчез, и самочувствие стало просто чудесным. Даже геморрой, почему-то, сегодня не потревожил. Вот только во время чистки зубов вылетела пломба. Но это – несущественная мелочь. Ведь в преклонном возрасте постоянно что-то вылетает или ломается…

Шрабер надел длинный халат, вышел во двор и достал из ящика, висевшего на калитке, утреннюю почту. В ящике оказались два письма и очередной выпуск медицинского журнала, который выписывался им и приходил раз в месяц. Зайдя в дом, Пауль надел очки и взглянул на лицевую сторону одного из конвертов. Буквы, почему-то, расплылись в глазах. Шрабер снял очки, протер их полой халата и опять водрузил на нос. Странное дело, но буквы не читались! Возбуждающе-интересная мысль пришла в его голову. Он снял очки и невооруженными глазами взглянул на конверт. Надписи читались превосходно!

Пауль положил очки на стол и тихо рассмеялся. Ай да эликсир! Он рывком сбросил с себя халат и подошел к большому зеркалу, висевшему на стене в коридоре. Из зеркала на него взглянуло лицо пожилого, но далеко не старого человека. Коротко подстриженные седые волосы, разделенные ровным правильным пробором, прекрасно гармонировали с высоким лбом, на котором было всего несколько морщин. И на лбу и вокруг голубых холодных глаз морщины эти выглядели не глубокими, а, как бы – свежеприобретенными. Пауль обнаружил, что тело его странно помолодело, ибо еще вчера при взгляде в зеркало, он находил себя схожим с седой и старой обезьяной. Глубокий порез на пальце, сделанный нечаянно скальпелем несколько дней назад, полностью зажил, не оставив даже следа. Шрам же от фронтового ранения стал виден значительно меньше. Шрабер засунул в рот палец и ощупал десны. Они существенно опухли, и один из протезов шатался. Он удовлетворенно рассмеялся, надел халат и занялся почтой.

В первом письме речь шла о делах принадлежавшей ему фармацевтической фирмы. Она находилась в Аргентине и производила лекарства, пользовавшиеся постоянным спросом. Так, всякую обиходную мелочь. Управляющий фирмой (кстати, родной брат) сообщал, что за январь дела компании не улучшились, но зато и не ухудшились.

Далее он давал информацию о налогах, выплаченной заработной плате (не забыв, естественно, себя) и перечисленной на счет Шрабера прибыли. Доход был так себе, но он позволял жить безбедно в Бразилии и даже тратить часть денег на опыты. А что еще, спрашивается, нужно старому ученому? Признание? Пауль так не считал. Он убрал прочитанное письмо в ящик стола и приступил к следующему.

Оно было странным. На плотном, грязно-серого цвета, конверте значились его адрес и фамилия. Данные отправителя оказались размыты водой. Шрабер надорвал конверт, вынул из него лист бумаги и обнаружил, что тот совершенно чист. Повторное изучение конверта не дало ничего. На печати получателя значилось почтовое отделение города Бертиоги. Оттиск печати города-отправителя, как и обратный адрес отсылавшего, были нечитаемы. Пауль уселся в кресло и задумался.

Чья-то глупая шутка? Невероятно. Никаких друзей здесь у него не было. А прошлые друзья понятия не имели, где он живет. Первая жена и сын находились в Европе, неплохо себя там чувствовали, и плевать им было на Шрабера. Вторая жена умерла несколько лет назад. Общих детей у них не было. Поразмыслив, он решил, что имеет место обычное почтовое недоразумение. Или, может, брат ошибся, вложив в конверт чистый листок. Потом послал еще одно письмо с ежемесячным отчетом… Да и стоило ли переживать по такому пустяковому поводу?

Шрабер вдруг понял, что самая главная вещь, которая его волнует сейчас, это еда! Оказалось, что он жутко проголодался. Пауль сбросил с себя халат, надел плавки, шорты, футболку и, обувшись, вышел из дома, зажав под мышкой медицинский журнал. По пути на пляж он решил плотно позавтракать. Зайдя в одно из полупустых итальянских кафе, Шрабер уселся за самый отдаленный столик. В последние годы он был очень осторожен с едой и выпивкой, потому что старческие изношенные внутренние органы постоянно давали о себе знать после каждого приема пищи, отравляя жизнь всяческими колитами, изжогами и другими неприятными болезненными проявлениями. Но сегодня ему казалось, что можно рискнуть и поесть от души. Поэтому он заказал несколько различных блюд, с аппетитом их съел и прислушался к ощущениям. Желудок выражал полную удовлетворенность и тихонько урчал, перерабатывая вкусную пищу и поставляя хорошую дозу удовольствия своему хозяину. Пауль, довольно улыбаясь, подозвал официанта, заказал чашку кофе и, в ожидании напитка, принялся лениво листать журнал.

Он настолько ушел в себя, что не сразу заметил появившегося у его столика нового посетителя. Им оказался настойчивый вчерашний молодой человек, разыскивавший доктора Муэлью. Хотя в зале было полно незанятых столиков, он нахально отодвинул стул напротив Шрабера и без спроса уселся на него. Пауль оторвал голову от журнала и непонимающе уставился на неожиданного соседа. Молодой человек тут же затарахтел по-испански:

– О, извините, извините, и еще раз извините! Не прогоняйте меня, пожалуйста. Я понимаю, что вчера оторвал вас от, возможно, важных дел, но мне ничего не оставалось делать, ибо я чувствовал себя плохо, и мне срочно нужен был доктор! Я приехал сюда издалека, никого не знаю, и мне не к кому было обратиться…

Лицо его кипело отчаяньем. Шрабер, ничем не выражая своего отношения к беспардонности молодого нахала, вежливо произнес:

– Вам не за что извиняться.

Подошел официант и поставил на стол две чашки кофе. Одну перед Паулем, другую – перед его собеседником.

– О, не удивляйтесь, − продолжил тараторить молодой человек. – Это я заказал себе кофе и попросил принести его к вашему столику.

Он сказал несколько слов официанту по-итальянски и тот, кивнув головой, удалился. Шрабер понял, что отвязаться от настырного приставалы быстро не получится, и, смирившись с этим фактом, заметил:

– Вы, я вижу, полиглот?

– Нет, нет, что вы! Так, знаю ходовые фразы на нескольких языках… Меня зовут Макс Ковальски. Я журналист из Соединенных Штатов. Работаю в газете «Бостон-Трибьюн».

Он выжидательно посмотрел на Пауля, и тому пришлось представиться:

– Пауль Шрабер. Местный житель.

– Очень приятно, − улыбнулся Макс. – Простите меня за нескромный вопрос, но, судя по фамилии, вы, наверное, − немец?

– Да, − ответил Шрабер и подумал: «А ты, судя по фамилии и внешности – польский еврей».

Пауль вдруг заметил, что сегодня молодой прилипчивый человек, почему-то, не вызывает у него раздражения. Более того, Шраберу даже захотелось продолжить разговор с ним. Видимо, это обильный и вкусный завтрак расположил его к беседе. Он откинулся на спинку стула, взял в руки чашку с кофе и спросил:

– Вы не любите немцев?

– Что вы! Я нацистов не люблю. А немцы как раз спасли жизнь моему отцу.

Шрабер удивленно задрал вверх брови и отхлебнул из чашки. Кофе оказался неплохим. Ковальски принялся рассказывать:

– Видите ли, я происхожу из еврейской семьи. Мои дедушка и бабушка жили на севере Польши. Когда эту страну захватили нацисты, они согнали все еврейские семьи. Одних сразу отправили в концентрационные лагеря, других – в различные гетто, что, в принципе, одно и то же. Моему отцу тогда было всего шесть лет. Дедушке (отцу отца) удалось выбросить его из грузовика, когда их везли. Ребенок добежал до ближайшей фермы и спрятался в коровнике. Хозяева – пожилая немецкая пара – обнаружили его на третий день. Так он у них и остался. Они прятали его в коровнике больше пяти лет, постоянно трясясь от страха, потому что за укрывательство евреев можно было самому лишиться жизни. Но они не выдали и спасли его. А папины родители попали в лагерь «Рахен» и были там убиты, как многие другие евреи, цыгане и русские. Кстати, когда пришли русские, они определили отца в детский дом в Гданьске, а немецких фермеров куда-то увезли, и никто не знает, что с ними было дальше. Хочется верить, что эти добрые люди жили долго и счастливо…

Глаза Ковальски подернулись влагой и он, замолчав, отхлебнул кофе. Шрабер сочувственно кашлянул и спросил:

– А как же вам удалось оказаться в Америке.

– Там жил брат бабушки. После войны он начал разыскивать свою сестру. В сорок седьмом году он нашел только моего отца. Он усыновил его и вывез в Штаты. Тогда еще можно было это сделать, не то, что сейчас… А вы, господин Шрабер, родились в Бразилии?

– Нет.

Чтобы не отвечать на массу глупых и ненужных вопросов, Пауль рассказал:

– Я родился и жил в Германии. Здоровье с детства было плохим, и меня не призвали в армию, поэтому работал простым электриком на одном из заводов Круппа. Но в сорок четвертом, в связи с положением на фронтах, забрали даже таких, как я. Пришлось воевать в рядах Вермахта. А куда было деваться? Те, кто не хотел защищать фатерлянд – жили недолго. Лагеря существовали не только для евреев. Немцев тоже немало погибло в них…

– Так вы сюда сбежали?

– Нет, молодой человек. В 1945 году я попал в плен к англичанам. Почти год пробыл в их лагере. Меня, как и массу других простых подневольных солдат, выпустили на свободу и не признали нацистским преступником. Фирма, которой владел мой отец, существовала только на бумаге, потому что она погибла вместе с родителями при бомбардировке Дрездена, когда большой город был уничтожен полностью за одну ночь. В разоренной Германии делать было нечего. Поэтому я эмигрировал в Южную Америку.

Ковальски понимающе покивал головой, залез рукой в брючный карман, вытащил из него небольшую картонную коробочку и, показав ее Паулю, поинтересовался:

– Вы, наверное, имеете отношение к фармацевтической компании «Шрабер-Медико»?

Шрабер вздрогнул и ответил:

– Я являюсь ее владельцем.

– Эти таблетки от кашля мне вчера дал доктор Муэлью, − сообщил журналист.

Пауль знал, что его фирма не поставляет свою продукцию в Бразилию. Настроение его стало резко ухудшаться.

– Вы, наверное, сами врач? – спросил Макс с интересом.

– Нет, − ответил Шрабер. – Это наследственное название. Фирма принадлежала моему отцу… Кстати, позвольте спросить, а что делаете здесь вы?

– О, − пряча пачку с таблетками в карман, со значением в голосе сказал Ковальски. – Я по заданию газеты направлен сюда с целью сделать репортаж. Вы когда-нибудь слышали о таком городке – Кандидо?

– Нет, − невозмутимо ответил Шрабер, и глаза его странно блеснули. – И чем же он знаменит.

– Представляете, говорят, что городок этот основан немецкими иммигрантами. Возможно, даже нацистскими преступниками!

– Правда? – удивился Пауль и отпил глоток уже остывшего кофе. – Никогда о таком не слышал. Хотя, Бразилия большая. Все может быть… И вы ищете таких преступников?

– Нет, этим занимается Интерпол. Здесь дело совсем в другом. Люди, посещавшие этот городок, рассказывают, что каждая пятая роженица там производит на свет близнецов. И все близнецы рождаются светловолосыми и голубоглазыми.

– Неужели? Прямо какой-то природный феномен.

– Как бы ни так! – Ковальски подпрыгнул на стуле от возбуждения. – Побывавшие там рассказывают, что в начале шестидесятых годов этот город еженедельно навещал некий таинственный немецкий доктор, который и занимался беременными женщинами…

– Постойте, постойте, − Пауль раздраженно фыркнул. – Я не сильно сведущ в этих вопросах, но даже мне понятно, что никакой доктор не сможет по своему хотению или умению сделать близнецов, да еще именно со светлыми волосами и голубыми глазами.

Макс рассмеялся. Его темно-карие глаза наполнились яркими искорками:

– Вы так думаете? Вы ошибаетесь.

– Почему?

Ковальски стал абсолютно серьезен. Он наклонился вперед и тихо сказал:

– Люди, видевшие этого доктора, впоследствии смогли опознать его по фотографиям. Это – Йозеф Шенгеле! Слышали про такого?

– Кто ж о нем не слышал? – Пауль усмехнулся. – Он был врачом в одном из концентрационных лагерей.

– Правильно. В лагере «Рахен», который находился на границе Германии и Польши. В нем было уничтожено около четырех миллионов человек. Шенгеле проводил опыты на живых людях. Причем – без анестезии. Основные направления его деятельности – генетика и евгеника. Он отбирал детей-близнецов и творил с ними все, что хотел. По официальным данным, из трех тысяч взятых для бесчеловечных опытов близнецов, в живых чудом осталось не более трехсот…

Шрабер поморщился и перебил:

– Так вы хотите сказать, что он научился штамповать близнецов, как рекламные плакаты, и использовал это умение в городе Кандидо?

Ковальски убежденно ответил:

– А почему нет? После войны Шенгеле исчез. Бумаг его не нашли.

– Послушайте, молодой человек… Даже самому Шенгеле не под силу сделать то, о чем вы говорите. Будь он хоть трижды гений!

– И тем не менее… – Не сдавался журналист.

– Вы собираетесь ехать туда?

– Да. Завтра же. Может, женщины прольют свет на эту тайну?

Шрабер подозвал официанта, расплатился за завтрак и свой кофе, после чего сказал:

– Вернетесь обратно, зайдите ко мне. Расскажете, что узнали. Я во все это, конечно, не верю, но все равно желаю вам удачи.

– Спасибо. Зайду непременно. До скорого свидания, – попрощался Макс.

Шрабер молча кивнул головой, встал, аккуратно задвинул стул и вышел из кафе. Он, не спеша, направился по тротуару в сторону океана.

После беседы с журналистом настроение стало мерзким. Где, спрашивается, этот чертов Муэлью взял таблетки от кашля? Может, был в Аргентине и купил их там? Зачем? Таких грошовых таблеток и в Бразилии достаточно. Или брат обманывает? В обход официальной бухгалтерии поставляет лекарства в соседнюю страну и водит владельца за нос? Вряд ли. За ним такое никогда не замечалось. Он же немец, а не какой-то там предприимчивый иудей. Да еще и родной брат впридачу. Странный, однако, журналист. Везде ему нацисты мерещатся. Одним словом – еврей…

Нехорошие, нервные мысли терзали Шрабера. Да еще верхняя челюсть разнылась. Пауль пошевелил языком, поднес руку ко рту, и выплюнул на ладонь вывалившийся зубной протез. Он остановился, внимательно осмотрел его и, бережливо сунув в карман, пошел дальше, размышляя на ходу. Жить в Бразилии достаточно комфортно. Но более десяти лет – это много. Пора уезжать. Сегодня же…

Ноги привычно вынесли Пауля на пляж. Людей было мало. Дул слабый ветерок от берега. Шрабер разделся, медленно вошел в спокойную воду и, так же неторопясь, поплыл. Оказавшись на довольно значительном от пляжа расстоянии, он лег на спину, расслабился, и вспомнил о вчерашних голосах, несших какую-то непонятную чушь. Обдумав это воспоминание, Шрабер пришел к выводу, что голоса являлись просто элементами слуховой галлюцинации. И хотя добавленный в раствор кокаин далеко не ЛСД в этом плане, галлюцинации следует отнести к разряду неизвестных факторов, возникающих при смешивании его с эликсиром. Пауль улыбнулся мысли о том, что состав сыворотки и процесс приготовления известны только ему. Все записи, которые касались этого, он уничтожил и правильно сделал…

Уши, находившиеся в воде, стали улавливать какой-то шум. Звуки приближались. Шрабер перевернулся на живот и осмотрелся. От берега в его направлении быстро плыли три человека. Они находились уже метрах в тридцати. Двое из них – молодые люди с атлетически развитыми плечами. Третий, плывущий впереди остальных, оказался знакомым. Это был Макс Ковальски. Хищные, горбатые носы всей троицы шумно рассекали воду и были похожи на форштевни боевых дредноутов. У Пауля замерло сердце. Они плыли с решительным и грозным видом. Так корабли английской эскадры подходили к одинокому, практически обездвиженному немецкому линкору «Бисмарк», горя мщением и зная заранее о предстоящей, наконец-то, победе. Моряки «Бисмарка» прекрасно представляли, что они уже обречены, но приняли последний бой и доставили врагам массу неприятностей. Шрабер не мог поступить так же. Попытаться уплыть было нереально. Старость не сравнится с молодостью ни в скорости, ни в выносливости. И оружия для последнего боя у Пауля не было. Ни крупнокалиберных, как у «Бисмарка», орудий, ни – даже самого завалящего кухонного ножа. В голове возник хоровод отрывочных мыслей: «Надо было уехать с утра… а может, пронесет?.. зря коньяка не попробовал сегодня… у-у, еврейские морды!.. вот тебе и бессмертие… выживу – напьюсь, как свинья…»

Троица настигла Шрабера. Ковальски остановился прямо перед ним и принялся отплевываться и сморкаться. Двое других быстро и профессионально заняли место позади Пауля и затихли. Ковальски, отдышавшись, взглянул Шраберу в глаза и заговорил на хорошем немецком языке:

– Ну что, палач, пожил вволю? Мы знаем, кто ты такой и ты об этом догадался. Не удалось нашим людям тебя наказать тогда, в пятьдесят восьмом году, в Буэнос-Айресе. При встрече скажешь спасибо своему мертвому дружку Эйхману. Сил хватило только на одного. Тебя обнаружили нечаянно. Решено было поймать одного зайца, а за тобой вернуться позже. Но ты потрясающе ловко сбежал. Возмездие немного затянулось…

Шрабер шевелил руками, держась на плаву, и молчал. Говорить было нечего. Макс, сжав побелевшие от ненависти губы, продолжил, цедя слова:

– Согласно ордеру, выданному Интерполом, тебя разрешается убить при задержании. Но мы не будем тебя убивать. И доставлять в Израиль не будем. Показательного процесса над Эйхманом хватило. Поэтому мы тебя утопим. Ты – не человек. И рядом с людьми тебе делать нечего. Что-нибудь желаешь сказать напоследок?

Шрабер молчал. В глазах его застыло какое-то непонятное и тупое удивление. Ковальски долго ждать не стал:

– Ну, раз у тебя нет слов, то отправляйся к любимому фюреру. Там ты встретишь многих своих друзей-нелюдей, и вы проведете съезд истинных арийцев. Прощай!

Один из атлетов, находившихся сзади, резко нырнул и, сильными кистями рук сжав лодыжки Шрабера, дернул того под воду. Второй навалился сверху. Ковальски также использовал свое тренированное тело для помощи товарищам. Через минуту все было закончено. Все трое вынырнули на поверхность. Ковальски для верности еще пять минут держал рукой голову Шрабера под водой, не давая ему всплыть. Потом троица бросила труп на произвол воды и поплыла к берегу.

Люди, находившиеся на пляже, ничего подозрительного не заметили. Группа молодых парней резвилась в воде в двухстах метрах от берега и, устав, приплыла обратно. А сколько их было – никто не считал.