Читать книгу Наноид. Исходный код - Сергей Ермолов - Страница 1

За спиной раздался лязг закрывающихся ворот, штыри вошли в пазы. Поворот налево, направо, опять налево. Никаких посторонних шумов я не слышал. Лишь звук собственных шагов и собственное дыхание. Прошел еще поворот, вторая металлическая дверь. Прошло десять секунд, пятнадцать. Металлический лязг, дверь открылась.

Я зашел в просторное пустое помещение. Надпись на восьми языках сообщила: «ЖДИТЕ ЗДЕСЬ». На противоположной стене была дверь с надписью: «ВЫХОД». Мне следовало ее открыть и выйти наружу. Существовал определенный порядок действий по протоколу безопасности «Нонокса 357» – защитного сооружения, которое обеспечивало человеку хотя бы иллюзию безопасности в мире взбунтовавшихся машин.

Люк, замаскированный хвоей и связанными ветками, поднялся. Я внимательно осмотрелся вокруг. Где-то рядом размещались сенсоры, которые должны были предупредить о появлении поблизости любого существа на поверхности. Убедившись, что никого рядом нет, я вылез и стал опускать замаскированную крышку люка.

Снаружи дул сидьный ветер. Погода изменилась резко, в течение нескольких минут. Небо оказалось затянуто тучами. Солнце исчезло. Я опоздал. Мне не повезло.

Сканирующий комплекс выдавал на проекционную поверхность зрительного импланта полную бессмыслицу. По его показаниям получалось, что я, покинув «Нонокс 357», оказался в окружении металла. Это был очередной сбой программы, сканирующей пространство. В последнее время со мной происходило странное. Все началось после аварии. Похоже, что я не до конца восстановился. Имплант следовало бы заменить. Я уже договорился, что это сделают в ближайшее время.

Я недолго стоял снаружи, старательно вдыхая свежий воздух, ценность которого понимаешь, только если проводишь месяцы под землей. Даже если оставаться здесь равносильно самоубийству, уходить не хотелось. Но теперь никто не доверяет человеку, который отсутствовал долго среди людей. Кто знает, какие технологии еще создали наноиды. У человека не много способов сопротивляться машинам. И один из главных – недоверие.

Начал моросить дождь. Мне нравился дождь. Нравилось это легкое монотонное падение воды с неба.

Я вернулся в «Нонокс 357», подземное убежище людей, ставшее для меня домом. В ноноксах всегда проводятся реконструкции, чтобы не позволить машинам застать человека неожиданно. Коридоры становились более запутанными, лабиринт разветвлялся и занимал уже не один уровень – дорожки расходились теперь не только в стороны, но и вели вверх и вниз на разные этажи. Они были дорожками схемы.

Человек в зеркале осторожно прикоснулся пальцами к своим впалым щекам, носу, рту, коротко остриженным и явно давно не мытым каштановым волосам. Ему было под тридцать, он выглядел усталым, бледным, слегка нездоровым. Он нахмурился, глядя на меня.

Треть лица была сожжена во время аварии. Еще потом пересаживали кожу на груди. Из-за наносоединительной ткани нижней челюсти я, если говорю громко, то картавлю. Хирурги не особенно старались, когда латали меня. Ну и ладно. Хоть так.

Еще я перестал чувствовать вкус кофе. Просто коченел при мысли о том, что когда мы умрем, то после большинства из нас останутся недопитые чашки кофе. Умрем простыми животными, чьи тела, ничем не отличающиеся от тел других животных, перестанут функционировать.

Мимо прошли два новви – эти клоны человека были одинаковы настолько, что не различались даже имплантами идентификации, и я услышал их разговор.

– Рекотион? – спросил первый.

– Да, – скупо и односложно ответил второй.

– Нам подойдет?

– По конфигурации имплантов я бы не сказал, что он с высоким уровнем допуска. Скорее, с низким.

– Подождем, пока его допросят. Нам нужно время, чтобы вскрыть его. Он может оказаться ценным экземпляром.

Рекотионами были люди, которых с помощью имплантов полностью контролировали машины.

Я прошел в комнату для допросов. Допрос пойманного вел Мерт. В комнате также находился Керкан, контролировавший сенсоры безопасности.

Мерту было под пятьдесят, хотя выглядел он старше. Сутул, узкоплеч, плохо выбрит, с бледным одутловатым лицом и бегающим взглядом, тонкая шея болталась в просторном вороте рубашки. Очки в золотой оправе, сквозь линзы которых на мир смотрели проницательные глаза.

Пойманный враг был просканирован. Левая рука и обе ноги до колен у рекотиона были заменены биопротезами. Часть кожного покрова головы, часть кишечника и даже левый глаз также подверглись операционному вмешательству с последующей их заменой. В результате генной мутации его волосы стали черными, а кожа посветлела и приобрела молочный оттенок. Но самое главное – все его тело было покрыто блеклыми темными линиями, которые едва заметно проступали сквозь кожу. На лбу и скулах эти линии складывались в замысловатые узоры. Рисунки словно были вытатуированы на изнанке кожи.

Очевидно, человек сознательно посвятил свою жизнь осуществлению террора. Воспитанный на идеологии наноидов, задержанный точно определил цели своих уже совершенных и готовящихся акций на базы людей.

– Информация, снятая с расширителя сознания, расстраивает, – сказал Мерт. – Ты знаешь свое имя, род занятий, но не помнишь ничего. Это плохо. Ситуацию придется исправить, иначе предстоящие тебе мучения лишатся изюминки, – ты не будешь понимать, за что страдаешь.

Пойманный человек едва не плакал. Он продолжал молиться своим беспомощным богам.

– Прекрати нытье,  ты один. Наноиды не знают, где ты. Ничто тебе не поможет. Никто не придет тебя спасать.

Рекотион молчал. Вдруг лицо пленника исказила гримаса. К его черепу прирастили двадцать дополнительных лицевых мускулов, и при необходимости он мог менять внешность до неузнаваемости. Скорее всего, таким образом он и пробрался в «Нонокс 357».

Я, утолив жажду, поставил бутылку с водой на столик, перехватил взгляд Мерта.

– Кто-то сдал наш нонокс наноидам, – произнес рекотион. – Взяли грамотно, ни один датчик не пискнул. Ловушки обошли.

Мерт удивленно приподнял бровь. Мерта я знал не первый год. Человек опытный. Атопод, знакомый со всеми конструкциями машин и возможными имплантами в человеке.

– Что им было нужно? – спросил он.

– Сам не понял. Убивать явно не собирались. Ворвались, пустили импульс, но расчетливо, так чтобы рапатонов на время отключить. Мои импланты не сожгло, но сознание я потерял. Очнулся связанным. Правую руку не чувствую. Они мне имплантированный накопитель данных с мясом вырвали, наноструктуру заглушили, ногу сломали.

Рапатонами мы называли перепрограммированные человеком машины наноидов. Но никогда нельзя быть уверенным в том, что подчиняющаяся человеку машина это не ловушка.

В том, что Мерт потребовал пояснений, не было ничего странного.

За последние дни все чаще происходили моменты, когда сознание заходит в тупик. Мир изменился навсегда. Прошлое погибло, а будущее еще не настало.

Был ли пойманный человек бессовестным циником и лгуном? Конечно, был. Люди всегда и во все времена слишком жалели себя, при этом страдая чувством собственной важности. Они – косные и инертные – с легкостью вылепливаются в те формы, которые нужны машинам. Они жалуются на проблемы, скулят, сетуя на наноидов, но при этом всегда находят причину, по которой не могут вступить в борьбу за свою свободу.

Мерт несколько секунд молчал и пристально смотрел на пленного, затем продолжил:

– Наши разведчики нашли новую модель сгоревшего наноида с необычной кодировкой. Конкретного значения символов мы не знаем. Скорее всего, какая-то аббревиатура. Проблема в другом. Точно такая же голографическая татуировка, как у сгорешего наноида есть у тебя на правом плече…

Способов испытывать боль не так уж и много. Существует почти безграничное количество способов ее причинять, но сама боль, поначалу столь отчетливая во всех своих особенностях, неизбежно становится просто болью.

Рекотион попытался напрячь мышцы рук, но безрезультатно. Я знал, что его рук словно не существовало.

– Пришел в себя? Отлично. – Мерт присел на стул, его лицо теперь фиксировалось моим периферийным зрением. – Навел справки о тебе. Пришлось сделать анализ ДНК и приобрести одну особо секретную базу данных. – Мерт усмехнулся. – Опознание обошлось недешево, но оно того стоило. Помнишь меня, Робо?

Робо при всем желании не мог ответить на вопрос. Мерт прекрасно понимал беспомощное положение пленника.

Допрос свелся к подключению рекотиона к сканеру. Но сканер не успел даже включиться. Система безопасности встроенная в человека наноидами сожгла импланты системы сама. Программные коды управления рекатионами самоуничтожаются, как только возникает опасность их копирования людьми.

Или человек умер только потому, что его контрольный имплант был взломан на основе ошибочных кодов данных.

– Что-то не сходится, – покачал головой Керкан, который до этого момента молчал. Довольно щуплая особь – средний человек выше и тяжелее. Безбородое округлое лицо, короткий нос, подбородок заметно скошен, на черепе не волосы, а так, какой-то пушок. Гибкий торс, неширокие плечи, вся фигура от плеча до таза сглаженная, как колонна. – Людей с позывным «Робо» в пространствах четверо. Но ни один из них не имплантирован в ноноксе.

– Я клеймо допуска видел на его импланте. – сообщил Керкан. – На подробное сканирование времени не было, а внешне – полный порядок.

– Засланный он. Причем легенду ему дилетант готовил. Знаю я такое мышление. Мол, каждый второй человек в ноноксе имплантирован. Если системы контроля стороной обходить и уметь избегать тщательные проверки, то прикрытие неплохое, но долго все равно не продержишься. Имитация имплантов, как и легенда, предназначены для быстрой, разовой акции.

Мерт хмуро посмотрел на меня, затем произнес:

– Ненормально. У нас за два месяца одиннадцать атоподов пропали без следа. Похоже, что наноиды охотятся за нашими специалистами по рапатонам. Им необходимо понять, как нам удается перепрограммировать наноидов и превращать их в рапотонов, которые подчиняются человеку. Ты первый, кому удалось уйти. У наноидов где-то поблизости крупный технический центр. И они затеяли что-то серьезное.

Керкан, который что-то ел за моей спиной поперхнулся и закашлялся.

– А в сети почему тишина? – спросил я.

– Профессионально работают. Охотятся на одиночек, чтобы шума не поднимать. Группировки пока не задевают. Затем к себе на базу перевозят.

– Скорее всего, – кивнул Керкан. – В программах появились новые символы, которых не было в прежних версиях.

– Меня интересуют новые разработки нано. Те, где обходятся без наночипов, применяют химию.

– Это все на уровне слухов. – Мерт сцепил пальцы и покачал головой. – Без наночипа невозможно загрузить софт. Ты сам не хуже меня знаешь.

Допрос отвлек нас от прежнего разговора.

Мы продолжили вспоминать. Слишком много прошлого объединяло нас.

– Ты сам-то как, Амант? Когда обломки разобрали, тебя под ними не оказалось.

– Как выбрался, не знаю. Ты ведь помнишь, мой метаболический имплант кто-то ввел в форсированный режим. Те дни вообще из памяти стерлись. Очнулся уже здесь, в ноноксе.

– И что, до сих пор. – Керкан скользнул взглядом по моему лицу, – так и живешь с форсированным имплантом?! Мы подумали, что торговцы, которые рассказывали о таких технологиях врут.

– Не врут, как видишь. Пару месяцев мучился, потом постепенно научился справляться с системой безопасности наноимпланта.

– Ну, ты даешь, Амант. – Керкан покачал головой. – Сам, без помощи атоподов?

– Не было у меня возможности атопода нормального найти. – Я говорил настороженно наблюдая за людьми. Действительно, в моем поведении многое изменилось.

– Поначалу только ел, спал, – признался я. – Потом постепенно начал приходить в себя. А дальше все как-то само собой сложилось.

Стандартная реакция на регенерационную накачку. У меня полностью или частично отсутствовали несколько мышц на ногах, а некоторые мне пришлось удалить, так было проще. Я не мог контролировать процесс полностью.

– А ты не пытайся выжить, – без тени насмешки, серьезно посоветовал Керкан. – Многое изменилось. Не только в тебе или во мне.

Перепрограммированные наноиды – рапатоны, действовали вместе с человеком.

Людей становилось все меньше и это следовало исправлять. Увеличить численность солдат было проще всего с помощью машин.

Людей в ноноксе не хватало, поэтому мы были рады рекотионам. Этих бойцов выбирали не для обучения взаимодействию с наноидами, а скорее для усиления функций охраны. Главное, чтобы наноиды наладили отношения и притерлись к рекотионам. В ближайшем будущем через это придется пройти многим людям.

– Справятся. Я уже говорил – наноиды хорошие воины. Мы приняли наноидов в общину, и они относятся к этому серьезнее, чем люди. К тому же, рекотион в состоянии точно исполнить приказ и проконтролировать его реализацию остальными наноидами,

– Амант, ты как, просто туповат или действительно так сильно ударился головой? – Керкан посмотрел на меня как на некое редкостное недоразумение. – Рекотион – это обезображенные генетическими мутациями инвалид, которому даже сам процесс жизни дается с трудом. Девяносто девять процентов ректионов постоянно испытывают различные боли, причем у половины эти самые боли довольно острые. Ты знаешь, какой товар у них самый ходовой? Наркотики.

– Что с того? – удивленно переспросил я и сразу же ответил: – Ничего. Совсем ничего. Только люди с отвращением смотрят на наноидов,.

В комнату вошло несколько рапатонов. Я не звал их, но угасающее сознание уже не контролировало импланты – видимо, чип наноструктуры, интерпретируя активность мозга, транслировал в сеть сигналы.

– Отсканируй конфигурацию его имплантов, – сказал один из них.

Неприятное ощущение щекотливого покалывания, пробежавшее по местам соединения имплантов с нервной системой.

Человечество – это колыбель всех рас, ствол, на котором выросли побеги и ответвления остальных народов.

Я чувствовал, что уже сейчас с памятью не все в порядке. Я помнил, как меня доставили сюда. Я помнил, что сразу же после возвращения одели на голову каное-то устройство. И подключили его к трем разъемам.

Я вслушивается в темноту, и сон окончательно пропал. Что-то не так. Что-то не так, как всегда…