Читать книгу Ты знаешь мою тайну - Сергей Федоранич - Страница 2

Наташа, Дубай, 10 января 2014 года

Глаза Костика горели. Мальчик был возбужден до предела, ведь никогда прежде мама не брала его в свои чудесные поездки за границу. А теперь, когда Костику исполнилось одиннадцать, он стал совсем взрослым, ему можно доверять, и хлопот с ним немного. Наташа бы и раньше брала сына в свои деловые поездки, но кто присмотрит за ребенком, когда она весь день бегает по встречам, конференциям и симпозиумам? На Катюшу никакой надежды нет, она активно устраивает личную жизнь и тратит на свои прихоти огромные суммы. Девочка не знает цены деньгам и ни во что не ставит мать, которая эти деньги зарабатывает. Честно говоря, Наташа так устала от потребительского отношения дочери, что практически не раздумывая согласилась на эту поездку, лишь бы хоть на какое-то время побыть без Катюши.

Они разместились в трехзвездочном отеле Centro Barsha в районе Аль-Барша в семи минутах ходьбы от торгового центра Mall of the Emirates. Наташа не раз бывала в этом отеле и очень полюбила его. Здесь было все для комфортного проживания, включая большой бассейн на крыше, Наташа очень любила проводить вечера в этом бассейне.

Район Аль-Барша появился относительно недавно, его начали строить в начале двухтысячных, когда здесь еще не было засилья туристов и развлекательных центров, и этот район облюбовали предприниматели для проведения деловых встреч и сопутствующих вечеров.

Теперь же основной наплыв туристов сосредотачивается, конечно же, вокруг торгово-развлекательного центра Mall of the Emirates, одной из самых главных достопримечательностей Дубая. Чуть ли не в каждую программу мероприятий включено посещение Ski Dubai – одного из крупнейших в мире крытых горнолыжных курортов. Да и вообще, Mall of the Emirates – это целый город площадью более шестисот тысяч квадратных метров, в котором можно бродить днями напролет…

Для одиннадцатилетнего Костика Mall of the Emirates был просто сказкой. Огромный торговый комплекс с безумным количеством развлечений, четырнадцать кинозалов, детские центры… И все это – в его распоряжении. Наташа и Костик по приезде договорились, что Костик не будет покидать торговый комплекс в ее отсутствие и в случае чего сразу же обратится в полицию. Конечно, Наташа не рискнула оставить сына одного, поэтому наняла русскоязычного гида – строгую и серьезную женщину средних лет.

Первый день Наташа не находила себе места от беспокойства. Она несколько раз пожалела, что взяла Костика с собой, и то и дело звонила ему на мобильный, чтобы спросить где он и что с ним. И каждый раз отвлекала сына либо от посещения кино, где показывали фильмы и мультики на английском, либо от катания на огромных надувных плюшках в Ski Dubai.

Однако увидев Костика вечером, в окружении новых друзей – троих российских подростков, Наташа расслабилась. Дети в Mall of the Emirates развлекались под неусыпным надзором бывшей учительницы английского языка, переехавшей в Дубай год назад и зарабатывавшей на жизнь тем, что приглядывала за детьми.

Костя, захлебываясь от восторга, весь вечер рассказывал маме, как он развлекался. Его рассказ начался, едва они встретились, и не закончился ни на ужине, ни в бассейне, куда они пришли уже в начале одиннадцатого. Мальчик был полон впечатлений, и Наташа окончательно поняла, что приняла верное решение, взяв сына с собой.

Пару лет назад Катюша устроила бы дичайшую истерику, возьми Наташа с собой в заграничную командировку Костика, но не возьми ее, а сейчас в глазах дочери плескалось такое радостное удовлетворение от того, что их московская квартира в полном ее распоряжении и мать с братом на расстоянии почти четырех тысяч километров. Это же можно сколько вечеринок закатить!

Наутро Наташа снова ушла на выставку, сообщив гиду-бебиситтер, что сегодня приедет очень поздно, и попросила ее посидеть с Костиком в отеле. Сегодня после выставки планировалась вечеринка, которую Наташа ждала с особым трепетом: на ней будут министр юстиции России со своей свитой и, самое главное, управленец «Трастфондбанка» Николас Рудуа, главный фигурант в деле Успенских. По информации Наташи, именно Рудуа был посредником в даче взяток российскими предпринимателями.

Результатом сегодняшнего вечера должны были стать две потрясающие статьи, одну из которых очень просили в Америке, и Наташа была настроена серьезно. Ей нужна была информация, ради этой информации она и приехала.

Выставка плавно перетекла в вечеринку в ночном клубе отеля Centro Barsha. Наташа сама не поняла, как выпила больше, чем планировала. Голова увязла в мягкой вате, но она все еще соображала. Она поговорила с людьми, раздала свои контакты и даже несколько раз посмеялась над шутками одного американского журналиста, который неоднозначно дал ей понять, в каком номере отеля остановился и как бы хотел провести сегодняшнюю ночь. Наташа обещала подумать, а сама написала эсэмэс сыну: «Я скоро буду». Но скоро не получилось, и через час на мобильный пришло сообщение, что гид более не может оставаться с Костиком, она просила забрать ребенка в ближайшие полчаса и рассчитаться с ней. Наташа незаметно покинула вечеринку, поднялась на лифте в свой номер, отпустила гида и уложила Костика спать, взяв с сына обещание не покидать номер, пока она не вернется. Наташа сказала ему, что не будет задерживаться долго, ей требовалось уточнить еще некоторые детали.

Вернувшись в бар, Наташа сразу поняла, что после полуночи напитки перестали разбавлять содовой, и в ход пошли сухие виски и водка. Бар был закрыт на спецобслуживание, которому разрешалось употребление спиртных напитков. Ее не было меньше получаса, а уровень опьянения присутствующих возрос значительно. Однако в этом был большой плюс – пьяные языки легче развязать, и уже через полчаса Наташа выяснила, что Николас Рудуа действительно был посредником при передаче взяток. Она наметила план действия по возвращению в Москву и сразу же написала эсэмэс редактору в Америку: «Статья будет не позже 23-го января, можно планировать ее в ближайший выпуск».

Наташа уже собиралась подняться в номер и лечь спать, но к ней снова подкатил американский журналист. Он был пьян, но заметно трезвее всех остальных, и куда раскованнее, чем час назад, куда смелее. Наташа и сама не поняла, как заинтересовалась его предложением. Они сидели на диванчике, пили коктейль, он шептал ей на ухо какие-то глупости низким шепотом, его рука то и дело проскальзывала по ее коленке. В конце концов Наташа перестала отвечать «нет» на его просьбы и ушла в дамскую комнату привести себя в порядок. Возле женского туалета, как всегда, была очередь. Наташе требовалось срочно попасть туда, и она сделала то, что делала обычно – попросила мужчину, вышедшего из мужского туалета, посторожить дверь, пока она там делает свои дамские дела. Этим мужчиной оказался сам министр юстиции Шелехов, который с пониманием отнесся к просьбе Наташи и отдежурил добрых десять минут у дверей, не впуская мужчин в туалет.

Наташу сильно развезло, и в половине первого ночи она отправилась в номер. Костик уже сладко спал, и она тоже легла.

Их номер располагался на шестнадцатом этаже, рядом с лестницей.

Наташа проснулась среди ночи, в комнате были плотно задернуты шторы, и она не смогла сориентироваться, сколько времени. Нашарив на тумбочке телефон, Наташа увидела, что на часах было 02.35. Нестерпимо болела голова. Наташа выпила таблетку цитрамона, полежала несколько минут, не двигаясь, но боль даже не притупилась.

Черт возьми, это точно мигрень от похмелья, решила она и тяжело вздохнула, потому что единственное средство избавиться от ее мигрени – только приложить холодное. В холодильнике не оказалось ничего, Костик выдул всю воду и даже съел все яблоки, включенные в стоимость номера. Не оставалось выбора, кроме как выйти в халате в коридор и дойти до кулера с водой, где она утром заприметила ведерко со льдом. Но ведерко оказалось пустым. Кулер стоял рядом с лестницей.

«Может быть, на другом этаже лед есть?» – подумала Наташа и толкнула дверь на лестницу. Но дверь во что-то уперлась.

Она толкнула сильнее и услышала чей-то возбужденный шепот. Голова болела так сильно, что ни о чем, кроме как поскорей найти лед, Наташа не думала, протиснулась в узкую щель и стала подниматься по лестнице, не задержав внимания больше трех секунд на двух мужчин, которые несли огромный чемодан по лестнице вниз.

«Надо же, придурки, – подумала она, – шестнадцать этажей вниз. Наверное, лифт сломался, а вылет посреди ночи».

Она благополучно раздобыла лед, приложила к вискам два кусочка и блаженно зажмурилась. Боль утихала. Она спустилась к себе в номер, насыпала лед на полотенце и положила компресс на лоб. Так она, может быть, и до утра доживет.

* * *

Наташа еле-еле утром подняла голову.

Она бы поспала еще пару часов, если бы не верещащий Костик, бегающий по номеру как оголтелый. Наташа скривилась – головная боль вернулась с новой силой, и спасения не было никакого.

«Если сейчас меня убьют, убийца попадет в рай, – подумала она. – Зачем же я вчера пила все подряд? Ведь знаю же, что мой организм очень трепетно относится ко всяким отравам и если уж и пить, то что-то одно!».

Телефон безжалостно показывал половину восьмого утра.

– Костик, солнышко, ты не хочешь еще немножко поспать? – взмолилась Наташа.

Костик в ответ запрыгнул к матери на кровать и стал раскачивать ее и прыгать. Наташа поняла, что ребенку плевать на ее страдания, и это правильно – ведь это она напилась вчера, да еще чуть-чуть – и отдалась бы незнакомому американцу… Да уж, идеальная мать, порядочная женщина, что тут скажешь!

Она отправила Костика чистить зубы, а сама собрала валяющиеся на полу вещи. Взяв в руки полотенце, которым она спасалась вчера, Наташа вспомнила, как видела двух типов, спускающих по лестнице огромный чемодан. Ночное происшествие показалось ей странным, но вчера она была так пьяна, что ей могло причудиться что угодно. Все что угодно.

На завтраке она лично проверила, чтобы Костик не набрал сладостей больше, чем сможет съесть. Чревоугодие у него от отца – видит сладости и загребает тоннами. И ведь запихивает в себя даже против чувства сытости, так и желудок можно растянуть до невероятных размеров. Она отполовинила то, что навыбирал себе Костик, положила в его тарелку сосиску и омлет, пару листочков зелени и разрешила взять огромный стакан пепси. Для Костика все это – огромное событие, и, так уж и быть, она позволит сыну выпить этот напиток, хотя сахара в нем…

Себе Наташа выбрала салатик без мяса, но с перепелиным яйцом, козьим сыром и рукколой, и, хотя пока она ходила от стола к столу выбирая еду, аппетит у нее был, стоило сесть за стол, как все разом исчезло. Она налила себе чашку кофе и решила посмотреть, как чувствуют себя остальные участники вчерашней пьянки. Огляделась, ища взглядом знакомые лица.

Судя по всему, большинство чувствовали себя не очень.

Наташа тоже была не святее папы римского, но таких откровенных пьянок с неожиданным финалом у нее не случалось. Хотя кто знает, чем бы закончился вчерашний вечер, не будь с ней Костика? Очень даже возможно, что утреннюю головную боль с ней бы разделил тот самый американец… Кстати, а где он?

Она пошарила взглядом по залу – вот он, красавец с пропитой мордой. Да уж, что с ней делает алкоголь! Красавец! Да ведь он же просто выпивоха с пузом, неопрятный и совсем не в ее вкусе. Наташе нравились мужчины нордического типа, хорошо сложенные блондины, с большими светлыми глазами, а этот был замухрыш, причем не первой свежести. Лет ему (по состоянию внешнего вида на утро) где-то сорок – сорок пять, а лишнего веса, наверное, килограммов двадцать.

А вот и министр…

Еще одно подтверждение тому, что пить министры не должны. А если кто-то сделает фото? Наверное, ему еще хуже, чем Наташе. Хотя Наташу после второй чашки кофе все же отпустило. Она даже подумывала сходить с Костиком в торговый центр и прикупить одежды, освободив сына от свидания с гидом-воспитательницей на сегодняшний день.

А министру явно было хреново. Лицо серое, вокруг глаз – черные тени, движения резкие, нервные. Наверняка он чувствует себя не в своей тарелке – и жрать хочется, и стыдно в таком виде показываться… Ну поручил бы своему ассистенту Мише притащить еды в номер, зачем же так мучиться?

И Миша какой-то странный. Пришибленный. Как обычно, он выбрал столик неподалеку от министра, но не тот столик, где расположилась охрана – двое парней в костюмах, – и даже не возле советника министра, а отдельно, но близко. Наташа министерского ассистента недолюбливала, потому что у парня было однозначное мнение на ее счет, и он не стеснялся его выражать. В Москве ей приходилось постоянно писать Диме, министру, чтобы этот Миша прислал ей те или иные документы, обещанные министром. Миша, видите ли, был недоволен тесной связью Наташи и своего шефа, всем своим видом это демонстрировал и как мог старался сделать так, чтобы эта связь давала сбои. Но Наташе было плевать – она и не с таким контингентом работала, и работала вполне успешно.

Костик, радостный, унесся к столам, где услужливые официанты разрезали для детей любые фрукты, которые им захочется.

Наташа решила выпить еще кофе, а заодно поздороваться с министром.

– Это утро добрым не назовешь, да, Дмитрий Иванович? – приветливо сказала она, остановившись у столика.

– Привет, Наташа, – ответил министр. – Это точно. Перебрал вчера.

– Ну что ты не попросил Мишу принести еду в номер? – спросила она тише. – На крайний, позвонил бы мне…

– Надо как-то раскачаться, – ответил Шелехов и вымученно улыбнулся.

Наташа решила его больше не напрягать своим присутствием и отошла. Но едва сев за стол, сразу написала Диме сообщение: «Что-то случилось?». Ответ: «Уже и не помню, что было. Наверное, просто похмелье» она получила только в Москве, спустя почти трое суток. Это на Диму было совсем не похоже: он всегда быстро отвечал на сообщения. Что могло его так сильно увлечь, что он аж до Москвы не просматривал сообщения в своем телефоне?

Когда она прочитает этот ответ, вспомнит, что на завтраке не видела дочери министра – Виктории, которую Шелехов взял с собой в это путешествие так же, как Наташа взяла с собой Костика. Этот факт вызвал очень много вопросов.

Но, увы, ни одного ответа.

Наташа, Москва, 09 марта этого года

Сомневаться в своих бизнес-решениях Наташе Добронравовой не приходилось. Но почти все решения, которые она принимала вне работы, в обычной жизни, Наташа считала неверными, и каждый день сожалела о тех или иных своих поступках.

Когда Катюша пришла домой ранним утром, Наташа в очередной раз пожалела, что когда-то решила быть матерью, которая во всем поддерживает своего ребенка. Ведь Катюша катится вниз, на самое дно, а остановить ее Наташа никак не может. Что вообще в ее силах? Катюше двадцать три года, она взрослый человек, который сам может решать все, что касается собственной жизни. Да, она еще учится в университете и полностью на содержании матери, но насколько это важно? Те круги, в которых Катюша вращается, в любой момент поглотят ее, возжелай она стать независимой от матери. Тогда ей точно конец.

Конечно, Наташа думала о том, что все могло бы быть и по-другому. Например, она бы полностью держала под контролем все, что касается Катюшиной жизни. Запрещала бы поздние свидания, не разрешала бы ночевать вне дома, ограничила бы в деньгах. Но Наташа захотела быть другой матерью. Возможно, держи она дочь в строгости и дисциплине, не было бы поводов переживать, терзаться страшными мыслями и чувствовать себя так, словно она совершает грязное и постыдное. Правда, эти мысли возникали у нее тогда, когда она Катюшу не видела. Когда дочь приходила домой, Наташа радовалась той преданной и щемящей материнской радостью, которая с лихвой окупала бессонные ночи. До того времени, пока Катюша снова не уходила.

И в то утро все было так же. Наташа услышала, как осторожно открывается дверь, неуверенные, пьяные шаги по коридору, грохот ключей о деревянную столешницу, глухой стук скинутых каблуков, журчание воды в ванной. Катюша вернулась.

– Привет, малышка, – сказала Наташа, заглянув в ванную. Ей пришлось сделать вид, что она не замечает травмированные губы дочери. – Ночь была веселой?

– Типа того, – ответила Катюша, исподлобья посмотрела на маму и коснулась ранки на губе.

В такие моменты, когда они оставались одни в квартире – Костик был в школе, – Наташе хотелось взять дочь за шкирку, вытряхнуть из нее все дерьмо, отлупить ремнем и запереть дома, чтобы она не смела ходить по тем местам и ночевать с теми людьми. Но Наташа знала, что делать этого ни в коем случае нельзя. Первая же минута свободы превратиться в бегство, а учитывая характеры родителей Катюши, это бегство может быть окончательным и безвозвратным. Ведь сама Наташа однажды сбежала из дома и больше не вернулась туда, а отец Катюши и вовсе человек-перекати-поле, не имеет ни места жительства, ни гражданства. Где он сейчас – одному богу известно. Хорошо, что Катюша не знает о нем ничего, иначе романтика большой дороги по стопам отца ее бы покорила и унесла от матери далеко-далеко.

Умывшись и почистив зубы, Катюша удалилась в свою комнату, чтобы переодеться. Наташа заметила, что джинсы, которые на дочери, она не видела очень давно. Недели три, и в стирке их не было. Значит, она была там, с тем мужчиной. Ну конечно, откуда еще будут такие травмы! Наверное, и белье свое будет стирать сама, не положит в общую корзину. И футболка не ее, да и рюкзак.

«Ах, Катюша, Катюша, доченька, что же ты делаешь…».

Наташа приготовила завтрак, накрыла на стол и позвала Катюшу. Они позавтракали молча, думая каждая о своем. Наташа не могла не думать о вчерашнем вечере и Катюше, о месте, где она была и о человеке, с которым была.

Вчерашнее сообщение «Мама, не жди дочь сегодня» лишило Наташу сна. Она была в офисе допоздна, вычитывала материалы в завтрашнюю печать и никак не могла сосредоточиться, приходилось читать по несколько раз. Наташа специально тянула время, чтобы приехать домой попозже, в надежде, что Катюша передумает или не срастутся планы на ночь, и она вернется домой. Но в половине первого ночи, когда Наташа приехала, дома был лишь Костик, который давным-давно уснул. Она легла на диван одетая в ожидании звонка от Катюши или ее подруг, или из полиции, или еще из какого-нибудь страшного места, готовая выехать в любую секунду и спасать своего ребенка. Перед ней лежал планшет с открытой страницей банковского приложения. Наташа следила за расходами – вот она в клубе, покупает напитки. В половине второго часа ночи последняя операция по кредитной карте – 655 рублей, стоимость коктейля, и после этого полный штиль. Раньше у нее был локатор, который следил за перемещением дочери, но Катюша об этом узнала и устроила истерику, обвинила мать в двойных стандартах, недоверии и стремлении к всеобщему контролю. Пришлось локатор отключить, и начались бессонные ночи. Наташа не могла сказать дочери, что сможет уснуть только тогда, когда знает, где она. Не может, потому что официально она ей доверяет и не влезает в ее личную жизнь, а беспокойство, которое Наташа не может победить ночами, – ее личная проблема, которая Катюшу никак не касается.

Но вчера с тревогой Наташа не справилась. На часах было 03:12, она собралась и поехала в клуб, в котором тусила дочь.

Надежда, что в клубе она застанет Катюшу, была слабой, она могла уже уехать. Но она там была. Увиденное Наташе не просто не понравилось, она пожалела, что вообще сунулась туда. Ночной клуб был полон пьяной молодежи (во всяком случае, Наташа надеялась, что парни и девчонки всего лишь пьяны), они дурачились, развязно танцевали, повиснув друг на друге, спотыкались на мягких ногах, падали, но это было ни задорно, ни весело. Это была вакханалия с гнилостным налетом. Молодежь, которая и являлась этой самой отвратительной массой, не понимала, как это все выглядит со стороны. А Наташа не понимала, что ее дочери нужно в таком заведении. А потом она увидела совершенно другую Катюшу, которую не видела никогда. Абсолютно невменяемая, повисшая на двух амбалах, ее дочь вела себя как самая настоящая потаскуха. Втянутая на танцпол, стиснутая со всех сторон потными озабоченными мужиками и вульгарными женщинами, она прыгала минут сорок, не останавливаясь и не сбивая дыхания. Наверняка она была под увеселительными таблетками, дающими энергию, но убивающими организм.

Наташа держала себя приклеенной к стенке, не шевелясь, следила за каждым контактом дочери. Она видела человека, который по-хозяйски взял ее дочь за шею и уволок с собой в курилку, где небрежно швырнул на диван и дал в руки какой-то маленький кулек, который Катюша послушно проглотила, закинула ногу на ногу и закурила тонкую сигарету. Через четверть часа она уже опять прыгала на танцполе, а тот человек встал рядом с Наташей и писал сообщения кому-то.

– Принеси мне кофе, – велел он, не отрываясь от смартфона.

Он был армянином, высоким, стройным и весьма симпатичным. Большие глаза, пухлые губы и надменный горячий взгляд – у восточных мужчин прекрасно выходит быть надменными. Наташа хотела было сказать ему, что она не официант, или вообще послать его, но вдруг передумала. Она сходила к бару, купила кофе, принесла этому человеку чашку и только тогда сказала:

– Хоть я и не официант, но держите.

Армянин поднял на нее удивленный взгляд, щелкнул телефоном, убрав его в карман, и проговорил весьма вежливо:

– Простите, просто девушки в этом заведении либо официантки, либо трансвеститки, либо шлюхи.

– Как видите, есть еще независимые женщины, которые не относятся к этим категориям. Меня зовут Наталья, я здесь по работе.

– А кем вы работаете? – спросил он.

– В сфере организации мероприятий, – соврала Наташа. – У нас есть клиент, который подыскивает площадки для своих корпоративов. Меня попросили оценить эту площадку.

– Я могу познакомить вас с хозяином, хотите?

– Нет, спасибо, в этом нет нужды. Я уже выслала свое мнение, что атмосфера этого клуба нам подходит. Я еще немножко тут потусуюсь и поеду домой.

– Сколько я вам должен за кофе?

«Вот ведь наглая морда! – подумала Наташа. – Если ты знаком с хозяином, то наверняка знаешь стоимость чашки кофе. Или просто выпендриваешься?»

Наташа решила проверить.

– Двести рублей, – сказала она.

Он тут же извлек из кармана джинсов тысячу рублей и подал Наташе.

– У меня нет сдачи, – улыбнулась она.

– Я бы хотел угостить вас кофе.

Ну кто же так угощает даму кофе? Типа, пойди купи себе кофе? Прикольно. Наташа отвлеклась, потеряла бдительность и не заметила, как произошла катастрофа. Рядом возникла Катюша, она просто врезалась в стену и невменяемыми глазами уставилась на армянина. Дочь в упор не замечала Наташу, посмотрела на нее, но не узнала! Ну конечно, она была слишком пьяна и не ожидала увидеть тут мать, да еще и в обществе этого человека.

– Зая! – завопила Катюша прямо в лицо армянину. – Вези меня домой! Я натанцевалась!

Армянин посмотрел на Катюшу с брезгливостью. Наташу это взбесило. Ведь ты сам, говнюк несчастный, дал ей ту гадость, ты купил ей алкоголь и теперь делаешь брезгливое лицо?! Армянин позвонил кому-то, и через несколько секунд рядом появились те самые двое амбалов, которые подхватили Катюшу и потащили к выходу. Наташа думала, что армянин сейчас распрощается с ней и уйдет следом, но нет. Он проводил неодобрительным взглядом собственника, как его вещь утаскивают, а затем повернулся к Наташе и сказал:

– Я извиняюсь за мою подругу, она не умеет держать себя в руках. Приходится следить за ней. Я могу все же угостить вас кофе?

Наташа неожиданно для себя согласилась. Армянин представился Рустамом, но Наташа ни на миг не поверила в это. Она видела, что на его золотой карте выбито другое имя, но не смогла прочесть. Они сели за столик на летней веранде, кофе принесли почти сразу. Рустам (пусть будет так) спросил:

– Вас ничего не смущает в этом заведении?

– Нет, – ответила Наташа, – а должно?

– Ну вы наверняка неодобрительно относитесь к тому, что молодежь здесь принимает наркотики.

– Конечно, неодобрительно, но у каждого своя голова на плечах, и у них есть родители.

– У вас есть дети?

– Есть.

– И как бы вы отнеслись к тому, что ваш ребенок употребляет наркотики и зависает в таком заведении?

– Я бы не одобрила, – ответила Наташа.

– Но допустили бы?

– А мой ребенок, отправляясь сюда, скажет мне правду, куда он и чем будет заниматься?

– Тоже верно, – согласился Рустам.

– Рустам, могу задать нетактичный вопрос?

– Можете, – кивнул Рустам, отпив кофе.

– Та девушка – вы с ней встречаетесь?

– Ну можно и так сказать.

– А как вы относитесь к тому, что она перебрала лишнего? И это явно не только алкоголь.

– Да мне без разницы, если честно, – ответил Рустам. – Она так, на пару раз… Если вы понимаете, о чем я. Конечно, если бы мне было не все равно, я бы не позволил ей вообще здесь появиться. Она бы у меня училась, работала и занималась спортом. Ну в идеале, конечно.

– Но сами-то вы здесь…

– Я с головой дружу, – ответил Рустам. – Похоже, что я закидываюсь наркотой или хожу по темным комнатам?

– Нет.

Наташа не совсем поняла, что имел в виду Рустам под «темными комнатами», но явно что-то не очень цензурное.

– Что позволено Юпитеру, как говорится, – продолжал Рустам. – Катька, так зовут девушку, которую вы видели, неплохая девчонка, сообразительная, не ведет себя как последняя шлюха, хотя у вас может быть сейчас другое мнение, она сегодня перебрала, обычно она не такая. Она из приличной семьи, учится. Но не всегда себя может держать в руках. Когда встретит подходящего человека, обязательно изменится.

– А если не встретит?

– Тогда превратится во что-то подобное этой диве.

Рустам кивком показал на непонятное существо, которое стояло справа от них в позе необычайно эротичной в каком-то совершенно ином измерении. Высокая рыхлая женщина в возрасте была облачена в застиранное платье розового оттенка. Голая спина в родинках со свисающими жировыми складками, неопрятные грязно-белые туфли с голым мыском на высоком каблуке, натянутые на голую ногу с грязными ногтями и потрескавшимися пятками. Платье было длинным, а разрез начинался от самых ягодиц, где просвечивали розовые же стринги, утонувшие в жирных складках лях. Страшнее всего было смотреть на лицо в обрамлении белого старого и неухоженного парика-каре. Вульгарный макияж, жирными розовыми полосами с блестками уложен на веки, розовая жирная помада, растекшаяся по носогубным трещинам, и совершенно дикое выражение глаз. Лицо человека, которому уже ничем нельзя помочь.

«А ведь у тебя тоже есть мама», – подумала Наташа с тоской на сердце. Мысль, что ее Катюша когда-нибудь превратится в нечто подобное, болью отозвалось в груди, она поспешила сделать глоток кофе, чтобы закашляться и замаскировать слезы.

– Ужас, правда? – спросил Рустам. – Я давно тусуюсь в таких заведениях и все чаще вижу, как нормальные девчонки превращаются в это. У них нет людей, которые могут их сдержать. Нет людей, которые могут сказать им: «Ты че, дебилка?!». Когда таких людей нет, появляются такие вот отбросы.

– Может быть, еще не все потеряно…

– Я вас уверяю, это все, – ответил Рустам. – С этой точно все. Ей тридцать лет, зовут Вера, и она на дне уже лет пять. Никто не поднимет это дерьмо со дна, оно никому не надо.

Вера между тем направилась к соседнему столику.

– Смотрите, ее угощают напитком, – сказала Наташа. – Может быть, кто-то умудрился разглядеть… О боже, он что?!.

Наташа закрыла глаза руками. Вера, получив недопитый напиток, рассыпалась в неуклюжих благодарностях, нагнулась и полезла под стол со смущенной улыбкой. И получила внушительный пинок прямо в лицо. Она кубарем откатилась от стола, упала на спину, растянулась и заплакала. Из носа текла кровь. Наташа подскочила, но Рустам схватил ее за руку.

– Сидите, ему помогут.

Наташа не сразу поняла, почему Рустам сказал «ему помогут», а не «ей». И тут до нее дошло. Да ведь это мужчина! Она пригляделась – и правда, мужская фигура, хоть и заплывшая жиром. Вера задрала голову, чтобы остановить кровь, и Наташа увидела внушительных размеров кадык.

Судя по всему, Вера в клубе был не один. Не успел он закричать, как к нему подбежали три аналогичные дивы, соскребли с пола пострадавшего, плюнули в сторону столика с разъяренным мужчиной и потащили Веру к лавочкам.

– Я просто хотела его отблагодарить! – выл Вера.

– Господи, с меня хватит, – сказала Наташа. – Рустам, спасибо за кофе, я поеду.

– Это жестокий мир, – улыбнулся Рустам. – Я вас подвезу.

– Нет, спасибо.

– Это не обсуждается.

– Вы можете проводить меня до машины, а дальше я сама.

– Договорились.

Рустам проводил Наташу до машины, попрощался с ней и сунул свою визитку.

– Если захотите еще одну экскурсию, я готов вам ее организовать, – сказал он.

– Спасибо, – улыбнулась Наташа. – Вы очень милый.

Она уехала, а визитку спрятала в кошелек. На ней было написано «Рустам Харетдинян» и номер телефона. Этот человек, видимо, имел либо два набора визиток – для бизнеса и для личных целей, или не имел никаких дел вообще, паразитируя на чьих-то деньгах, скорее всего, родительских. Наташа не обманывала себя, она понимала, что этот человек опасен своим спокойствием, и вместо успокоения от посещения клуба она получила только больше вопросов и тем для внутреннего обсуждения с собой.

И вот сейчас, сидя за столом напротив дочери, уплетающей яичницу с помидорами, Наташа пыталась выглядеть бодрой и выспавшейся. Как будто не было этой ночи, как будто она спала в своей кровати и не ездила в тот клуб, не видела все то, что видела, и не познакомилась с Рустамом. Наташа знала, что эту ночь Катюша провела с ним.

И этот человек сделал с ее Катюшей это – разбитая губа, синяк на плече, который дочь даже не пыталась скрыть, надев майку на бретелях. Наташа не представляла, при каких обстоятельствах все это было получено, и не хотела этого знать. Но она знала, что в случае чего у нее есть кому звонить. Она теперь знает, где искать дочь. Но надеяться на то, что Рустам остановит ее малышку от падения, не было никаких оснований. Ее дочь совсем одна в этом жестоком мире, и она, Наташа, мать, которая все понимает и принимает, никак не может помочь ей. Она просто не сможет поймать свою малышку у той пропасти, куда скатились такие, как ночной Вера. Она просто не успеет.

Или она уже опоздала?..

Игорь, Москва, 09 марта этого года

Едва ли все дело в записке, но Игорь отчего-то был твердо убежден, что дело именно в ней.

А еще мама со своей Икеей!

– Мам, я не собираюсь ехать завтра в Икею, – раздраженно ответил Игорь. – Завтра я собираюсь как следует выспаться, а потом займусь беседкой. Должен же я ее когда-нибудь завершить!

– Ты отлично справишься со всеми своими делами, – спокойно ответила мама. – Имей совесть, свози мать в магазин. Можно не рано утром, а в обед. А потом занимайся своей беседкой хоть до позднего вечера! Мне нужно купить кучу важных вещей.

– Каких?

– Полку для обуви в баню, кое-что из кухонной утвари и, конечно же, блоки для роллера, которым я, между прочим, каждый вечер чищу твое пальто от кошачьей шерсти! А еще у Кристиночки нет сменного комплекта постельного белья, вчера я обнаружила, что пододеяльничек порвался, а заменить нечем. Я, конечно, зашила, но повезло, что дырочка совсем крошечная. А если бы непригодно было? У нее всего два комплекта. Один в стирке, выбирать не из чего.

Игорь вздохнул. Вот ведь надо было ему показать матери этот гипермаркет, в котором есть все, что человеку нужно и не нужно! Теперь она только и грезит, как найти там то, что может пригодиться в хозяйстве. А учитывая, что с недавнего времени они живут в своем доме, таких вот необходимых вещей просто миллион! Дом постепенно обрастает барахлом. Цикл жизни барахла таков: сначала оно попадает в спальни, затем опускается до гостиной, потом в сад или в другое место на улице, и наконец пакуется в короба – и в гараж до лучших времен. На его место приобретается новое. Но мама так самозабвенно этим занимается, что у Игоря не хватает духу ей запрещать. Тем более что за границы разумного она не выходит.

Разве что с драценами, которых купила аж тридцать штук, потому что была распродажа, и один цветочек в горшке стоил всего 49 рублей. Но не жадность ее сгубила, а слова продавца, который завидев интересующуюся старушку, как бы между прочим обронил: «Если цветы сегодня не продадут, все уничтожат». Такого кощунства сердобольная мама выдержать не смогла. Теперь эти драцены стоят везде – и на подоконниках, и в бане, и в сараях, и даже на летней веранде, примерзшие, но живые.

– Только на этот раз без жалостных взглядов, хорошо?

– Конечно-конечно!

Хотя как можно было обойтись без взглядов, Игорь не понимал. Мама только и делала, что заботилась о доме с самого их переезда сюда. Хоть и случилось это не так давно: много времени ушло на то, чтобы сначала осознать необходимость в Марине, а потом уговорить ее с отцом переехать в Москву из Иркутска, где она жила со своим нуждающимся в ухаживании отцом, а потом была целая эпопея с продажей его недвижимости в Москве, примирением с отцом, которого он вместе с матерью упрятал в дом престарелых под предлогом, что им там будет лучше… Но в конце концов появление Марины в его жизни расставило все по своим местам, и вот они всем своим огромным семейством вселились в этот шикарный подмосковный дом, чтобы счастливо жить1. Игорю уже хотелось закончить бесконечный ремонт и благоустройство, он считал, что больше ничего делать не нужно, но мама все никак не могла остановиться.

Он поцеловал маму и вышел из дома. Маринина машина стояла в гараже, а Игорь припарковал свой новый автомобиль под навесом – выезжая из гаража, он обычно производил много шума и возни, да и времени это занимает много, хотя гараж рассчитан на две машины.

Уже выезжая с территории поселка, Игорь вспомнил, что не написал жене традиционное послание. Обычно они оставляют друг другу милые записки на зеркале в ванной, Марина специально приспособила там блок со стикерами и карандаши.

С тех пор как у них родилась дочка Кристина, Марина сидит дома. Роды были сложными, а начались прямо на концерте, куда Игоря пригласили вместе с женой. Они поехали в роддом, рискуя родить прямо в машине, но все оказалось не так просто. Кристина была упертой даже в животе у мамы и не собиралась покидать свою обитель. Роды продолжались шесть часов, Игорь стоически пытался не терять сознание от страха и увиденного, держа жену за руку. Но все же дважды находил себя на полу.

Кристина родилась и сию минуту же разразилась недовольным криком, к радости врачей и родителей.

Когда малышку привезли в дом, случилось невероятное. Игорь не просто увидел своего отца, который категорически не хотел общаться и даже выходить из своей комнаты, когда Игорь был дома, он увидел улыбающегося отца! Столько радости и живейшего интереса он не видел никогда! Новорожденную Кристину с первого дня опекали два дедушки, бабушка, мама и заметно потолстевший котей Чебурек, которого они взяли, как только переехали в этот дом. И только Игорь боялся оставаться с дочерью один на один. Его захлестывал панический страх: он уронит малышку, сделает ей больно, от неловкости свернет ей шею или еще что. Нет, нет и нет, с дочкой на руках Игорь только или сидел, или лежал, но не вставал и – упаси боже – не ходил. Марину это ужасно веселило, и когда ей хотелось отделаться от мужа, она оставляла дочь у него на груди и убегала заниматься своими делами. Игорь лежал, не вставая, гладя свою дочурку по щечкам и целуя вкусно пахнущие махонькие ладошки и пяточки.

Конечно, этому способствовали обстоятельства: у Кристины было много рук, жаждущих ее подержать. Если бы помощников у Марины не было вовсе, то Игорю пришлось бы побороть свой страх. Но пока вроде проносило.

«Черт, – подумал Игорь, – ничего хорошего из этого дня не выйдет, если я забыл про записку!»

И как подтверждение – звонок на мобильный телефон от нового босса.

Своего нового начальника Игорь не любил, да и не должен бы, конечно, но уж очень этот сопляк его раздражал. Моложе Игоря на пять лет, предельно вежливый, тактичный, общается исключительно на «вы», никогда не повышает голос, предпочитает писать письма, а не звонить. А еще вид у него какой-то пришибленный и вечно удивленный, как будто он только что родился и не может понять, что происходит вокруг. Получать указания от человека, который, казалось, еще не проснулся, было неуютно и странно до ужаса.

– Игорь, доброе утро!

– Доброе утро, Валентин Леонидович, – вежливо ответил Игорь и улыбнулся, как учила его Марина.

Марина вообще плотно взялась за него, особенно за его стиль общения, повторяя, что нельзя всем своим видом сразу демонстрировать, что собеседник в глазах Игоря – неинтересное существо, которое можно только презирать. Игорь пытался возразить, что не все его собеседники достойны презрения, но Марина была категорична: «Но выражение лица у тебя всегда такое! И голос… Попробуй улыбаться, даже когда говоришь по телефону, так голос будет чуточку теплее!».

– Не заезжайте в офис, – велел Валентин Леонидович. – Езжайте сразу на место происшествия. Готовьтесь к худшему – убили министра юстиции прямо в его кабинете. Дело ваше, но к нему обязательно попробует присоединиться ФСБ. Смотрите по обстоятельствам, если это будет действительно их юрисдикция, то не мешайте. Если нет, то занимайтесь спокойно. Докладывайте, пожалуйста. И поаккуратнее с журналистами, лучше, чтобы они писали в нашу пресс-службу и комментарии брали там.

– Вас понял, – ответил Игорь. – Еще распоряжения будут?

– Нет, жду от вас информации.

Игорь отключил телефон и выругался. Теперь точно никакой Икеи и беседки не будет! А будет огромная шумиха, пресс и все сопутствующее такому громкому делу! После завершения дела Джейсона МакКуина Игорю совсем не хотелось вновь становиться лицом, вовлеченным в медийное пространство2. Тогда он отделался лишь несколькими публикациями, если не считать слов благодарности от самого МакКуина на концерте в Москве, здесь же он точно не избежит детального разбора каждого своего шага.

Игорь позвонил Полине Ковалевой, судебно-медицинскому эксперту, и Лешу Самохвалову, криминалисту. Полина была уже на месте, а Леша обещался быть в течение получаса. Команда, можно считать, в сборе, остались опера – Игорь очень рассчитывал, что ему на это дело дадут толковых, но выбирать не приходилось. Позиция нового босса насчет оперов из МВД очень категорична: руководство на месте само в состоянии решить, кого и куда отправлять, «просить» мы больше не будем.

Ну не будем, значит, не будем.

* * *

Вход в здание Министерства юстиции на Житной улице осаждали журналисты. Огромные пузатые микроавтобусы с логотипами телекомпаний создавали толчею и не пропускали экстренные службы. Журналисты настраивали камеры, стоял галдеж, царила суматоха.

Событие мирового масштаба – убийство министра юстиции России – привлекло всех.

Незамеченным Игорю проехать не удалось, хотя машина у него была серого цвета. Он проехал на закрытую парковку здания министерства по своему удостоверению, что не укрылось от глаз журналистов одной известной телекомпании. С криком «Наконец-то следователь приехал!» к его машине кинулись репортеры.

Место на парковке было у самого забора, и Игорю пришлось крепко сцепить зубы, чтобы не ответить что-нибудь грубое на все то, что орали через решетку журналисты.

– Это тот следак, который расследовал дело МакКуина!

– А вы чего так рано? Тело еще не остыло!

– Игорь, скажите, какие комментарии у вас есть?!

Игорь отвернул лицо от вспышек фотокамер и надел кепку. Начинался мелкий дождик, и ему не хотелось намочить голову. Больше всего на свете Игорь ненавидел свои мокрые волосы, по которым вода стекает прямо на лицо.

Нелюдимость Игоря отчасти позволяла ему не здороваться с людьми вне рабочей зоны. Поэтому он спокойно прошел мимо курящих возле «бобиков» людей из службы спасения и криминалистов. Завидев красный «Опель», Игорь протиснулся мимо машин, чтобы поприветствовать Лешу Самохвалова, с которым у него были налажены нормальные отношения. А если быть точнее, с которым они здоровались.

– Привет, – сказал Игорь и пожал протянутую руку. Леша был очень немногословен и предпочитал выбирать – либо поздороваться за руку, либо вербально.

Леша забрал с заднего сиденья свой рабочий чемоданчик, натянул на голову шапку, и они двинулись ко входу в здание.

У входа уже дежурили сотрудники ФСБ, ограничивая людей на вход и выход.

– Пока не зафиксируем каждого человека, который находится в здании, никто не выйдет, девушка, я вам русским языком это сказал полчаса назад! – терпеливо объяснял мужчина без формы, но от него на три метро разило – фээсбэшник.

– Ну так зафиксируйте меня и выпустите! У меня самолет через два часа!

– Два часа? Так вы опоздали уже, чего переживаете? Вы ни за что на свете не доберетесь до аэропорта вовремя. Так что успокойтесь и в порядке очереди подойдите вон к тому сотруднику, он вас зафиксирует…

Игорь с Лешей спокойно прошли через металлоискатель, охранник на входе записал данные их удостоверений и указал на лифт.

Кабинет министра юстиции находится на двенадцатом этаже. Охранник проводил их до лифта и сказал, что дальше они справятся сами, так как весь этаж оцеплен. У лифта их встретили, еще раз удостоверились, что Игорь и Леша сотрудники органов, и проводили до кабинета, в котором вообще никого не было.

Тело министра все еще находилось в том же положении, в котором его нашла секретарь Мария Сергеева. В своем кресле, уронив голову на стол. Лицо повернуто влево, глаза широко раскрыты. Посреди лба – входное отверстие от пули.

– Ну я тебе тут не нужен, чтобы установить, что это не суицид, – сказал Леша и поставил свой чемоданчик на пол.

– Пуля какая? – спросил Игорь.

– Думаю, калибр 8. А где все?

– А кто тебе нужен?

– Я могу уже тело трогать или нет?

– Можешь, – разрешил Игорь. – Только не перемещай. Оружия не видно?

– Не-а, не вижу.

Они осмотрели место преступления. Кабинет был небольшим, стол у окна, к нему приставлен стол для совещаний на пять человек: двое по бокам и один напротив министра. Один шкаф в стиль стола под черное дерево со стеклянными дверцами, за которыми – книги и несколько папок с документами. На полу – ковер, который они осторожно обходили.

В кабинете пахло свежим парфюмом и очень сильно – порохом.

Леша осмотрел тело и стал искать отпечатки пальцев на поверхностях.

– А вот и вы! – раздался бодрый голос сзади. – Доброе утро!

Игорь обернулся. В дверях в белом халате поверх красивого черного платья стояла и улыбалась Полина Ковалева, молодая, но опытная судебно-медицинский эксперт.

– Привет, – буркнул Леша.

– Доброе утро, Полина, – поздоровался Игорь и даже вымучил улыбку. Марина учила его улыбаться по-другому, открыто и поднимая голову, но он пока научился только так, исподлобья. – Ты уже закончила здесь?

– Нет, я только зафиксировала все, что мне было нужно.

– Время смерти?

– Как и утверждает свидетельница, между восемью и восемью двадцатью утра сегодняшнего дня. Леша, там очень много отпечатков на глазах – видимо, кто-то усиленно пытался их закрыть.

– Ты это как определила? – спросил Леша.

– Есть свои способы, – ответила Полина. – И я хочу вам еще кое-что показать.

Она подошла к телу, взяла министра за руку.

– Вот, смотрите сюда, на запястье, где начинается кисть, видите?

Игорь наклонился поближе. Вдоль запястья шел след, как будто запястье было перетянуто тонкой веревкой. Слишком тонко для наручников, слишком толсто для нити, которые сейчас модно носить, преимущественно красного цвета из шерсти. Вроде как это приносит удачу, богатство и еще как-то связано с каббалой.

– Предположения?

– Я как раз проверяла свою догадку, и это уже не предположение, а факт – это след от силиконовой нити, очень прочной. Они используются для фиксации вместо наручников.

– Наручники? Кому потребовалось заключать в наручники министра? – спросил Игорь.

– Ну это за пределами моих возможностей, – с улыбкой ответила Полина. – Я могу лишь зафиксировать факт.

– Гильза была здесь? – спросил Леша.

– Нет, гильзу ни я, ни коллеги не нашли. Как и оружие. Но следов много, это уже хорошо.

– Свидетельница наша где?

– Сидит в кабинете заместителя министра. Девушка в шоке. А замминистра на работе к тому моменту не было, и в здание его не впускают.

– Почему?

– Потому что в ФСБ четко установили, что убийство связано с профессиональной деятельностью министра, и взяли расследование на себя. А вы же знаете, если они берут расследование, то все вокруг начинают дышать только по их разрешению.

Да, Игорь знал о таком подходе некоторых фээсбэшных следователей. Много пафоса, мало толку – личное субъективное мнение Игоря об этой службе. Но сделать объективный вывод ему не из чего, их дел он не знает, результаты не оценивал. Но когда сталкивались на общих делах, другого вывода не сложилось.

– И где же наши доблестные противники? – спросил Игорь. – Я вот на месте преступления сейчас скрою все следы, и черт что они раскроют.

– Игорь, этот вопрос тоже не ко мне. Ты же знаешь, наша служба как проститутка, нам хоть фээсбэшный ты следователь, хоть следственного комитета, один черт, все равно мы будем тело оформлять. Я забираю тело?

– Подожди, Леша еще снимки не сделал.

– Я сделала отличные снимки, – сказала Полина, щелкнув телефоном. – И даже уже отправила их тебе на почту.

Игорь улыбнулся. Давняя борьба между криминалистами и судмедэкспертами не прекратится, наверное, никогда. Еще несколько лет назад кто-то из этого здания заикнулся, что неплохо было бы сократить судебно-медицинскую экспертизу и передать их в управление криминалистов. Услышав это, судмедэксперты стали более детально погружаться в изучение трасологии, баллистики, дактилоскопии, как бы демонстрируя, что после объединения сокращать нужно будет именно криминалистов.

– Пусть все же Леша сделает, – сказал Игорь.

Леша, все это время стоявший с фотоаппаратом наготове, сказал:

– Спасибо. А теперь уйдите из кадра.

***

Секретарь министра Мария Сергеева была молодой блондинкой в строгом синем брючном костюме, с модной стрижкой-каре и огромными наращенными ногтями, которыми она выуживала из огромной коробки с изображением улыбающегося котенка пятый по счету бумажный платок.

– Я захожу к нему в кабинет… А Дмитрий Иванович лежит… Глаза так широко открыты… Вы видели, что он смотрит прямо на вошедшего?! Ужас, ужас! Мне стало очень нехорошо, я сразу все поняла, сразу!.. Я поняла, что он умер!

«Ну конечно, ведь посреди лба огромная дыра, – подумал Игорь. – Тут надо быть блондинкой с очень длинными волосами, чтобы подойти к нему и спросить, не устал ли он».

Пришедшая в голову мысль Игорю отчего-то не понравилась, но сложить в уме два плюс два и понять, что с тех пор, как он женатый человек, сексизм начинает ему претить, он не смог.

– Вы слышали что-нибудь? Видели кого-нибудь? – спросил Игорь.

– Нет, ничего не слышала, никого не видела! Я получила сообщение от Дмитрия Ивановича в семь тридцать шесть, чтобы по приходе сразу же зашла к нему, зачем, он не написал. Мы переписываемся с ним в чате, нашем, министерском.

– Расскажите все по порядку, – попросил Игорь, – с того момента, как пришли.

– Хорошо. – Она прикрыла глаза, прочистила горло и сказала: – Я зашла в кабинет в восемь утра, может быть, чуть раньше. Дверь была закрыта, но я знала, что он там, потому что в приемной горел свет. Обычно Дмитрий Иванович не запирает дверь, и я сразу иду здороваться с ним, сразу спрашиваю, какой кофе он будет – черный или латте, или, может быть, декафинированный. У него были проблемы с давлением, и если давление было высокое, то он пил кофе без кофеина. Но сегодня дверь была заперта. Такое случается нечасто, и я знаю, что это означает – он не хочет, чтобы его беспокоили. Я сняла пальто, повесила его в шкаф, запустила кофемашину, включила компьютер, открыла почту. Компьютеры у нас не то чтобы очень современные и оперативные, и потребовалось минут пять, чтобы начать работать. Я видела, что пришло сообщение в министерском чате, но открыла его только после того, как чат отвис и стал нормально работать. К Дмитрию Ивановичу в кабинет я пошла сразу же, как прочла сообщение.

Игорь сверился с записями, которые ему передал оперативник. Согласно служебному журналу регистрации на вход, Мария Сергеева вошла в здание в 7 часов 53 минуты. До кабинета она добралась за четыре минуты, видимо, особенно не торопилась. На камерах видеонаблюдения зафиксировано время прибытия девушки на этаж – 7 часов 56 минут. До кабинета ей оставалось одну минуту.

На видеозаписи также зафиксировано время, когда она зашла в кабинет министра – 8 часов 08 минут.

Согласно тому же журналу посещений, сам министр вошел в здание в 7 часов 27 минут. В свой кабинет, согласно записям с видеокамер, он зашел в 7 часов 32 минуты. Зашел и закрыл за собой дверь. И больше никто туда не входил и оттуда не выходил. Следующим, кто открыл двери кабинета, была Мария Сергеева.

Преступление было совершено между 7 часами 32 минутами и 08 часами 08 минутами. Возможно, с 7:36, если сообщение действительно написал министр, а не убийца. На все про все – тридцать две минуты.

Как убийца проник в кабинет и не попал на запись камер? Как он беззвучно убил министра? Если убийство произошло с момента прихода секретаря, то даже с глушителем она бы услышала шум, значит, убийство совершено до ее прихода, то есть, до 7:56. А это значит, что у убийцы было всего 24 минуты. И где убийца прятался в кабинете, если министр смог написать сообщение? Или министр не переживал по поводу присутствующего человека? Если все-таки прятался, то у убийцы было еще меньше времени, ведь министр в 7:36 написал сообщение секретарю. У убийцы было ровно двадцать минут. Чтобы уложиться в 20 минут, нужно не просто спланировать преступление, нужно его продумать до мельчайших деталей: проникнуть, спрятаться, совершить выстрел, убрать гильзу, стереть свои следы, уйти.

Зачем убивать министра прямо в кабинете? Почему нельзя было сделать это у него дома, на улице?.. Да где угодно! К чему эта демонстрация? Чтобы показать, что убивают не человека, а именно министра? Посыл убийцы понятен, вот только насколько это правда?

И самое главное: как убийце удалось покинуть кабинет незамеченным?

Наташа, 09 марта этого года

– Мам, а если СМИ об этом напишут? Что мы будем делать? – спросила Катюша.

– Почему СМИ должны об этом написать?

Вопрос был риторическим. Наташа и сама знала, что СМИ напишут, ибо по-другому просто невозможно. Странно, что еще не написали, Наташа проверяла – только сообщения о смерти министра.

Убийство министра юстиции вызовет общественный резонанс, это к гадалке не ходи. Следователи перероют вообще все, что касается его жизни. И их тайная жизнь всплывет. Этого может не случиться только в одном случае – если министр умер, будучи в команде сильных мира сего. Тогда его посмертно могут спасти, тогда могут не поливать позором ее, Наташу, и жену министра не обзовут рогатой дурой и не обсмеют на весь мир. Репутационные риски Наташа оценила давно и знала прекрасно: в случае чего, виноватым Дима не будет. Да, такие прецеденты уже были, когда всю вину свалили на мужчину, но это другая страна, другие нравы. В России любовницы хуже проституток, а обманутые жены – жертвы, но жертвы «в глаза», а «за глаза» судачить будут о рогатой дуре.

Остаток дня дочь провела у себя в комнате, а Наташа отвечала на письма. Она работала из дома, и всем в офисе все было понятно. Она никому ничего не обязана объяснять. Пришло несколько сообщений от друзей, а после ужина, когда Наташа уже проверила уроки у Костика и разрешила ему поиграть в комп, позвонила Маша, ее подруга. Единственная, кого она может назвать своей настоящей подругой.

Они обе были успешными в карьере и одинокими в личной жизни. У Маши не было мужа, не было даже любовника, она жила весьма вольно и не позволяла никому быть рядом с собой дольше, чем бы ей самой этого хотелось.

– Привет, дорогая моя, как ты?

– Привет, Манюня, – ответила Наташа, – держусь.

Вот ведь странное дело. Когда она говорила с коллегами и даже с детьми – ее голос не дрожал, она держала себя в руках. Когда же позвонила Манюня, в горле встал ком, и стало сразу как-то трудно дышать.

– Я закончу через пятнадцать минут и приеду к тебе.

– Не стоит, Маш, поезжай домой, отдохни. Я знаю, сколько у тебя дел.

– Конечно, стоит, – ответила Маша. – Ты чего-нибудь хочешь? Привезти тебе чего-нибудь?

– Нет, спасибо. У меня все есть. Ты точно хочешь приехать?

– Точно хочу, – подтвердила Маша. – И буду совсем скоро.

Наташа повесила трубку и расплакалась. Тихо так, как будто боялась, что ее кто-то услышит. Но кто? Костик? Он играет в игрушку, и вокруг для него не существует ничего до тех пор, пока Наташа не снимет с него наушники и не велит ложиться в постель. Катюша? Она уже давным-давно спит. А больше в этом мире Наташа никому не нужна. Есть только Костик, Катюша да Манюня. Конечно, ей очень бы сейчас хотелось, чтобы Катюша проявила заботу и не отходила от нее, но обманывать себя Наташа не умела. У них не было с Катюшей настоящих доверительных отношений, только показные. Катюша воспринимала мать как подругу, с которой нужно дружить, потому что это выгодно. Ни о каких важных человеческих связях речи уже давно не было. Наверное, было бы лучше, если бы Наташа просто ничего не знала и понимала, что у Катюши есть какая-то личная жизнь, которую дочь с ней не обсуждает, но в остальном они были бы предельно откровенны. А эта показательная откровенность – показательная для них обеих – только все разрушает. Почему Наташа пришла к такому выводу? Потому что она работала журналистом, руководила целым штатом журналистов и понимала, что значит «ядро сюжета», чем оно важно и чем журналистская статья отличается от студенческого сочинения. В статье всегда есть корень проблемы, который вскрывают, объективно разглядывают и рассказывают об этом всем, а не просто фиксируют то, чем этот самый корень прикрыли.

О каких доверительных отношениях между матерью и дочерью может идти речь, когда ни одна мать не вправе смотреть на то, как ее ребенок катится вниз, набирая скорость? Ни один друг не вправе молчать, когда видит такое. А уж тем более мать. А они об этом не говорят. Но ведь что-то нужно сделать! Нужно вскрыть этот нарыв, обсудить это, поговорить, убедиться, что все под контролем, укрепить слабые места и восполнить пробелы… Но нет, не в их случае. Они на самом деле превратились просто в добрых соседей, которые говорят о бытовых вопросах и молчат о том, о чем действительно нужно говорить.

Когда приехала Манюня, Наташа уже выпила порцию виски. Ей страшно захотелось янтарного пойла с сухим льдом, чтобы не разбавлял крепость. И едва первые холодные струйки потекли в горло, она почувствовала, как отпускает. Сжимавшие горло тиски расслабляются, и потихоньку наружу выходит тугой ком.

– Привет, родная, – сказала Манюня, войдя в квартиру. У нее был свой комплект ключей от квартиры Наташи, и она ими воспользовалась. Такая была договоренность – после десяти в гости только со своими ключами, чтобы не будить детей.

Манюня заключила Наташу в объятия и крепко сжала.

– Ты ужинала? – спросила Наташа.

– Умираю от голода, – призналась подруга. – У тебя есть чего поесть?

– Конечно, я же приличная мать, – сказала Наташа.

Слезы, стоящие в глазах, хлынули. Какая она мать? Она просто ничто. Наташа тряхнула головой и ушла на кухню, Манюня пошла следом, помалкивая.

Они не раз говорили об их отношениях с Катюшей, и Манюня знала правду. Она всегда кидалась на помощь Наташе, когда та не могла найти дочь, но исправить ничего, как и Наташа, не могла. Манюня не одобряла Наташин подход и высказывалась по этому поводу неоднократно. Но всегда помогала, когда Наташе требовалась ее помощь. В этом и заключается настоящая дружба, считала Наташа.

– Она опять дома не ночевала? – спросила Манюня, усаживаясь за стол.

– Не ночевала, – подтвердила Наташа. – Но сейчас спит.

– Как обычно? С разбитой мордой? Или что похуже?

Наташа кивнула.

– Не как обычно. Видимо, они давно не встречались, она давно не приходила в таком состоянии. А сегодня опять… Старые вещи, которых я давно не видела, разбитая губа. Хромает. На плече синяк. Ты знаешь, я вчера ездила в клуб…

– Зачем?

– Переживала, – коротко ответила Наташа. – Я видела ее. Я даже говорила с тем человеком…

– О чем?

– Не о том, о чем ты подумала. Я не знаю, чего и сколько мне нужно выпить, чтобы задать вопросы, которые сейчас в твоей голове. Он не знал, что я мать Катюши. Я представилась сотрудницей агентства, которое подыскивает место для проведения мероприятия…

Наташа рассказала Манюне о посещении клуба и пересказала разговор с Рустамом. Не рассказала только про тот страшный для нее случай с бедным мужчиной, который получил в лицо ногой, сказала, что увидела достаточно, чтобы переживать еще сильнее. Манюня молча выслушала и сказала:

– Наташа, пожалуйста, давай прекратим это. Раз и навсегда. Поговорим с ней. Обсудим. Объясним все риски…

– Ты думаешь, Катюша о них не знает?

– Я думаю, они для нее кажутся событиями из параллельной вселенной, – ответила Манюня. – Катюша о них знает, и, возможно, у нее даже есть такие знакомые. Которые пострадали. Но едва ли она всерьез считает, что такое может случиться с ней.

– Ты так думаешь?

– Я в этом почти уверена, – ответила подруга. – В любом случае если не поговорим, никогда не узнаем.

– Манюня, но ты ведь знаешь…

– Да, я помню, дорогая. Ты выбрала для себя быть мамочкой номер один. Но я твоя подруга, а не соседка в поезде, я не могу просто так смотреть на это все. Это неправильно. Ты обязана помочь своему ребенку, даже если он об этом не просит. Ты просто обязана это сделать. Ведь ты – мать. У тебя не только право, но и обязанность.

Наташа молчала. Она не знала, что сказать. Да, она должна. Но как? Как сказать то, что, возможно, разрушит этот иллюзорный мир? Что, если Катюша не сможет простить ее? Что, если не сможет жить по правилам? Что, если ей не понравится ограничить себя в том, в чем нормальные люди себя даже не видят? Что, если она уйдет из дома? Возможно, для кого-то эти вопросы кажутся глупыми и надуманными, но для Наташи они были страшными, практически невозможными. Ни единого отрицательного ответа она просто не переживет. У нее просто не получится. Не получится, и все.

– Ладно, давай оставим эту тему, – сказала Манюня, почувствовав напряжение подруги. – Скажи мне, что будем делать с твоей бедой? Ты будешь с ней общаться?

– С кем? С его женой?

– Да.

– Зачем? – не поняла Наташа.

– Затем, чтобы обсудить деликатные вопросы на всякий случай.

– Ты имеешь в виду деньги?

– Да. Там ведь и твои деньги тоже.

– Я с ними давно простилась.

– Не говори глупостей. Там есть твои деньги, и тебе обязаны их возвратить. Ты не была спонсором, ты их заняла.

– Меньше всего сейчас меня заботят деньги, – ответила Наташа. – Что мне сейчас делать, Манюня?

– Уточни вопрос, я не совсем понимаю.

Наташа посмотрела на подругу с удивлением. Что можно не понимать сейчас? Конечно, она говорит о том, что и как будет дальше. Сейчас, когда Дима мертв, ее бизнесу придется несладко, возможно, очень несладко. Большинство проектов могут накрыться из-за отсутствия информационных поводов, не говоря уже об эксклюзивных новостях, которые Наташа продавала за границу. Но больше всего Наташу сейчас тревожило то, что многие считали, что министр и Наташа были любовниками, больше того, некоторые даже считали, что Костик – сын министра. Именно этот слух может быть громко сказан вслух и выплыть наружу. Но никто и никогда не должен узнать настоящую правду. Это просто убьет Наташину семью, это уничтожит будущее Костика. Наташа готова была взять на себя любые последствия, лишь бы не допустить, чтобы правда всплыла.

Наверное, Манюня права: придется встретиться с женой Димы и обсудить этот вопрос. Возможно, они придумают выход. Может быть, этот выход покажется кому-то странным, непонятным и даже неправдоподобным, но должна быть официальная версия. Если ее не будет, быть беде. Этого Наташа допустить не могла.

– Дима был моим информатором, Манюня, а сейчас должность министра получит его заместитель. Скорее всего, он и останется у власти, но к нему у меня нет ни единого подхода. Я не знаю, как мне вернуть этот источник…

– У тебя не один проект, – напомнила Манюня. – Ты можешь сейчас развивать свои другие проекты и отправить Игоря Гроцкого в небольшой отпуск. Я уверена, что со временем ты найдешь новый источник…

Игорь Гроцкий – псевдоним, под которым Наташа писала свои статьи на основе информации, полученной от министра.

Наташа достала из микроволновки разогретую запеканку из макарон с сыром, налила подруге сок и поставила тарелку и бокал перед ней.

– Манюня, для того, чтобы найти новый источник, нужно быть там. Нужно сидеть в министерстве и преданно заглядывать кому-то в глаза. У меня нет входа в этой здание. Единственным моим источником был Дима. Он давал информацию за несколько дней до события, и мы успевали подготовить выверенный материал, а люди думали, что Игорь Гроцкий такой проницательный, почти прорицатель… Ведь статья выходила в день события и содержала не только достоверные подробности, но и глубокий, подготовленный анализ. Где сейчас мне искать весь этот материал, я не знаю.

– И есть еще обратная сторона этой медали, – сказала Манюня, поедая запеканку. – Умер министр, ушел Гроцкий. Как бы чего не заподозрили…

– Я об этом не подумала, – сказала Наташа. – А ведь ты права. Ситуация еще хуже. В издательских кругах знают, что Гроцкий – это я. Это еще быстрее запустит машину со слухами. Черт, Манюня, что делать?

– Не паниковать, – ответила Манюня. – Мы что-нибудь придумаем.

– Что, например?

– Мы найдем новый источник.

– Но как?

– Позволь мне помочь тебе. Завтра с утра я поеду в министерство и попробую прошерстить там людей. Рука руку моет, ты же знаешь, у меня куда меньше пяти рукопожатий до президента. Спасибо за ужин, я остаюсь у тебя.

Наташа вымыла посуду и выдала подруге ночнушку. Они легли в постель, и вскоре Манюня уснула, а Наташа еще полночи ворочалась. Она не чувствовала скорби, грусти или чего-то такого щемящего. Она не могла сказать, что Дима был плохим человеком, но ей совсем не жаль его. Нет, не так. Вероятнее всего, Дима был хорошим человеком, но их связывали совершенно другие отношения. Эти отношения не давали ей грустить и скорбеть о нем как о близком человеке или просто очень хорошем знакомом. Сейчас, когда прошло столько лет, их связывали только отношения «источник – журналист», а о той, настоящей, давней связи, она почти уже и забыла. Нет, снова не так – правила себя Наташа-журналист. Эту связь оборвать невозможно. Прошлое навсегда остается в нас, его нельзя выбросить, его нельзя забыть. Оно внутри, сидит и греется среди других воспоминаний. Она не забыла, никто не забыл. Просто это притупилось, запорошилось пеплом жизненного, важного и не очень, но в ворохе шелухи оно по-прежнему сидит и издает тихое вибрирование, как опасная рептилия. Невидимая, но опасная. В любой момент она выпрыгнет и нанесет молниеносный смертельный укус.

Но больше всего сейчас ее волновало будущее Катюши. Тревога усиливалась с каждым днем, и Наташа не могла отделаться от мысли, что, может быть, все гораздо хуже, чем она способна представить себе. Больше всего она боялась, что уже упущено время и ничего исправить нельзя. И ей только и останется смотреть, как ее ребенок, скатившись вниз, находит пропасти еще глубже, пропасти, из мрачных глубин которых Наташа вскоре не услышит даже голоса дочери…