Читать книгу Иное (Откровение эзотериста) - Сергей Георгиевич Михайлов - Страница 5

Видение апокалипсиса…

Это странное, наполненное ирреальным ужасом видение ввергло меня в какое-то мистическое возбуждение: словно бездна разверзлась вдруг под моими ногами, и я лечу в неё, лечу в вечность, в никуда – и нет тому полёту ни конца, ни границ. Но прошло мгновение (час? день? год?), и мрачное преддверие конца света покинуло меня, ушло на задний план, осело где-то в анналах моей памяти – я словно прозрел. Свет истины внезапной вспышкой озарил мой разум, путь, на который толкнуло меня отчаяние, открылся мне во всей своей очевидности и ясности.

Закрой глаза и смотри.

Сон вторгся в моё «я» как чётко осязаемая очевидность (или я стал частицей мира сна?), подобно гигантской волне, захлестнул меня всего, без остатка, смыв последние наносы внешнего мира, вызвал к жизни инобытие, воплотился в него, обрёл статус высшей реальности (или реальность явила себя посредством сновидения?) – я более не сомневался: избранный мною путь интраверта есть единственно истинный и единственно верный путь познания самого себя. Мистический опыт, пережитый мною во сне, облёк во плоть ту мысль, которая до сего момента была лишь плодом умственных спекуляций.

Откуда-то из глубин сознания всплыли слова того индийского пророка со священной Горы Аруначалы: нет различия между бодрствованием и сновидением, ибо оба эти состояния – нереальны. Что ж, мудрец отринул и мир внешней реальности, и мир сновидений, и своё собственное «я» – чтобы раствориться в Брахмане, Абсолюте, первичной недвойственной Реальности, которая и есть Истинная Природа человека. Он прошёл весь путь до конца и постиг истину в её первозданности. Не стану оспаривать его опыт, не стану подвергать сомнению его путь – наши пути различны, хотя и берут начало в общей исходной точке. Слова мудреца обрели для меня иной смысл, наполнились иным содержанием, я вдруг постиг, на собственном опыте испытал, что реальность мира бодрствования и реальность мира сновидений – реальности одного порядка, одного уровня значимости; возможно, они лишь тени той недвойственной Реальности, о которой твердит Махарши, – но что мне до неё? какое мне дело до Абсолюта? Мир грёз вполне устраивает меня в качестве среды обитания моего отверженного «я»; если же и этот мир когда-нибудь породит во мне чувство «обрыдлости», – что ж, тогда, быть может, я продолжу свой путь и завершу его в священном Храме Господа Аруначалы. Как знать.

А пока – пока я понял (не понял – постиг) одно: не внешний мир утратил свою реальность, а я утратил чувство реальности по отношению к нему; я отвернулся от него, дабы обрести не менее реальный, но куда более богатый мир сновидений – и не раскаиваюсь в своём шаге. Обратный путь мне заказан, впереди же – бесконечность…

…Визг телефонного звонка вырвал меня из моего «я»-бытия и швырнул в мир объектов. К горлу подкатила тошнота – возвращение, даже на миг, было тягостным, болезненным, совершенно ненужным.

Кажется, я вздрогнул. Откуда-то сзади, из-за миллиона световых лет, донёсся ехидный басок:

– Спал? Ай, нехорошо! На рабочем-то месте? В разгар рабочего дня! Фи, как не стыдно!

(Как же его… а, вспомнил! Вадим. Впрочем, уверенности у меня не было. Как и желания копаться в памяти).

Телефон надрывался. Я судорожно сорвал трубку с аппарата.

– Галин? – Голос шефа резанул по ушам подобно острому стилету. – Зайди ко мне. Срочно.

Гудки. Отбой. Я осторожно положил трубку – и только тогда открыл глаза.

Просторное помещение. Одна из ламп дневного освещения агонизирует, посылая в пространство предсмертный бред на языке Морзе. Двенадцать столов. Одиннадцать бесполых сотрудников имитируют бурную деятельность, яростно переписывая никому не нужную документацию и складируя исписанные листы в кипы никому не нужной готовой макулатуры. Двенадцатый – я, Галин. Я на работе. Роюсь в своей памяти и извлекаю на свет Божий очередную информацию: я – инженер. Этого вполне достаточно, чтобы определиться в пространственно-временном континууме мира объективной реальности. Обречённой реальности.

Не успел я переступить порог кабинета шефа, как в мою переносицу, всего на миг, упёрся укоризненно-холодный взгляд.

– Садись, – сухо кивнул шеф на стул возле своего стола-динозавра. Он с остервенением листал телефонный справочник. Шеф тоже неплохо умел имитировать бурную деятельность, когда того требовали обстоятельства. Похоже, сейчас обстоятельства того требовали. Я сел.

Шеф отшвырнул справочник в сторону и поднял на меня глаза. Теперь в них таился едва сдерживаемый гнев.

– В каком состоянии эскизный проект Экспериментальной установки Р-2? – спросил он официально.

– Проект? – похоже, я удивился.

– Да, проект! – Его вдруг прорвало. – У тебя что, Галин, с памятью стало туго? Или ты бессрочную забастовку объявил? Может, ты болен, а, Галин? А, понял – ты шпион!

Он вскочил с кресла и стремительно зашагал по кабинету.

– Ты затесался, Галин, в наши дружные ряды, дабы подорвать работу ведущего отдела, так сказать, изнутри. Отвечай, Галин, затесался?! – Он вдруг замер и вперил в меня внимательно-сострадательный взгляд; гнев его как-то разом иссяк. – Послушай, Андрей, может быть, у тебя дома что-нибудь не так?

Дома? Что значит – дома? Ах да, каждому человеку свойственно иметь свой дом. Есть, наверное, он и у меня.

Я пожал плечами. Как ему объяснить, что дом мой – это я сам!

Лицо шефа снова посуровело.

– Мне говорили, что ты связался с кришнаитами. Так? – я снова пожал плечам. – Хорошо. – Он сел в кресло и снова принялся за телефонный справочник. Я для него больше не существовал. – Можешь медитировать сколько хочешь, Галин, меня это более не интересует. Считаю своим долгом предупредить: со следующего месяца начнётся обещанное сокращение, и твоя кандидатура в списке стоит под номером первым. Иди.

Боже, как он мне надоел! Единственное, что я хочу от людей, это чтобы меня оставили в покое. Ведь это так мало!

Я встал и вышел. У самой двери обернулся и тихо сказал:

– Я не шпион.

– А? – шеф удивлённо вскинул брови, но меня в кабинете уже не было.