Читать книгу Единоборец - Сергей Герасимов - Страница 6

Я никого не вижу, хотя погоня наверняка идет по нашим следам. У меня есть несколько вариантов действий, но все они сводятся к одному: поначалу нужно оторваться от преследователей. В метро это сделать легче всего. Под городом такая паутина линий, что проследить передвижение отдельного человека просто невозможно. Большинство преступлений совершаются именно в метро, потому что слой почвы экранирует и отражает сигналы, идущие от индивидуальных чипов, и спутники не могут их отслеживать. На каждой станции есть системы ретрансляции, теоретически они должны быть и в каждом вагоне, но, на самом деле, система срабатывает не всегда. Например, убийство, грабеж или любое другое серьезное преступление, абсолютно невозможное на поверхности земли, иногда случается здесь. Впрочем, это происходит настолько редко, что никто не считается с этой опасностью. Последний успешный террористический акт случился тоже здесь, но это было очень давно, еще до моего рождения. Я решаю добраться до местной линии Софьино – Троицк – Подольск. На линии всего три станции, зато в Подольске есть переход на несколько глубоких скоростных линий, ведущих к окраине. Там мы и затеряемся.

Наземная часть города – это только вершина айсберга. Гораздо больше находится под землей. Я говорю не только о десятках подземных этажей (или даже сотнях, как в некоторых районах исторического центра, на Кутузовском, например); ниже линий метро идут грузопроводы и топливные магистрали. Еще ниже – производства обслуживания, они поставляют городу пищу, воду, лекарства, химию, предметы быта. Пищевые производства занимают громадные площади и объемы. А еще ниже расположены несколько магматических электростанций, снабжающих город дешевой энергией. Все это тянется не менее чем на пятьдесят километров в глубину. А раз так, то появляются вертикальные и наклонные линии метрополитена. Есть немало резервных, летних линий, которые включаются лишь в сезон наплыва гостей. Существуют закрытые линии, военные линии, убежища гражданской обороны и секретные линии, соединяющие их между собой.

До Софьино примерно три километра. Уже наступила ночь, и автомагистраль отключена. Машины стоят ровно и аккуратно, в шестнадцать рядов, расставленные в шахматном порядке, так, что зазор между бамперами всегда пятнадцать сантиметров. В пять утра магистраль включится, и все машины придут в движение, поедут одной ровной полосой, перестраиваясь лишь на специальных развязках. Спутник будет поддерживать все тот же пятнадцатисантиметровый зазор. Несмотря на такую точность, автокатастрофы все же случаются. Но в любом случае человеку здесь делать нечего.

Зато вдоль тротуара идет движущаяся полоса шириной в два с половиной метра. Это пешеходная дорожка, которая доставит нас к станции примерно за десять минут. Она изготовлена из гибкого материала, который может растягиваться сильнее, чем змеиная кожа. Когда ты заносишь ногу над дорожкой, кусочек полотна на мгновение замедляется, а потом снова догоняет остальную часть дороги. На самом деле это удобно лишь тогда, когда нет большой толчеи. Например, ночью.

Я становлюсь на дорожку, но она неожиданно останавливается. От удивления я чуть не падаю. Это невозможно – это так же невозможно, как если бы в кране закончилась горячая вода или в доме отключили электричество. Такого просто не бывает, это против всех законов природы. Бегущая дорожка не может остановиться.

Тем не менее, она стоит.

– Что это значит? – спрашиваю я Клару.

– Ее отключили. Они не хотят, чтобы мы добрались до станции.

– Как может кто-то отключить дорожку?

– Они могут все.

– Кто такие «они»?

– Тебе не обязательно знать.

Я хватаю ее за руку, и мы бежим. Три километра – это ведь не так много. Это короткая дистанция даже для разминки. Меньше чем восемь кругов по стадиону. Для разминки я обычно пробегаю десять. Дальний свет фар освещает нас сзади. Поначалу я не реагирую на это: магистраль отключена; ночью движется лишь подземный транспорт. Но волна рева нагоняет нас сзади. Я оборачиваюсь и вижу автомобиль, несущийся на нас прямо по пешеходной дорожке. Ноги срабатывают прежде, чем я успеваю оценить этот нонсенс – мы бросаемся вниз по склону и скатываемся к самой реке.

На реке непрочный лед, но, надеюсь, что он нас выдержит. На другом берегу есть еще одна пешеходная дорожка. Возможно, она не остановится. Мы бежим по льду; я ощущаю, как он прогибается под моими ногами. Ширина реки всего-то метров пятьдесят. Мы добираемся благополучно. На последнем метре у Клары проваливается нога и погружается в ледяную жижу по колено.

– Если бы мы провалились? – спрашивает Клара.

– Я бы тебя вытащил. У тебя обычные легкие или амбиланг?

– Причем здесь легкие! Я же замерзну в ледышку!

Не может быть, чтобы ее организм оказался настолько несовершенным, что не может поддерживать собственную температуру. В наше время только ненормальные не ставят себе системы терморегуляции. Такие системы очень дешевы, они есть даже у бездомных бродяг, которые спят на улицах зимними ночами.

На другом берегу в кустах слышен шорох. Три тени спускаются по склону. Вначале я не понимаю, что это, из-за темноты, но потом настраиваю глазу и вижу, как к реке подходят три стальных волка.

В свое время я встречался с этими механизмами на арене. На показательных выступлениях. Что-то вроде современной имитации гладиаторских боев. Мне даже приходилось драться одному против двоих. Я знаю их устройство и знаю все их уязвимые точки. Но я знаю так же и то, что с тремя одновременно мне не справиться, в какой бы хорошей форме я ни находился. Стальные волки работают в группе. В этом их сила и преимущество. Они всегда нападают с разных сторон, неожиданно и согласованно.

Волки уже ступили на лед. Они движутся медленно и осторожно, боятся провалиться. Вес каждой такой машины около ста килограммов. Возможно, лед не выдержит, но глупо было бы надеяться только на это. К тому же, несмотря на большой вес, они умеют плавать.

– Поднимись наверх, – говорю я Кларе, – и поезжай к станции. Или нет, лучше подожди меня. Там может быть еще кто-то.

Она начинает карабкаться по склону, выложенному темной полупрозрачной плиткой. Днем эту плитку включают, и она начинает работать как огромный экран длиной в несколько километров. По нему бегут рекламные слоганы, вперемешку со строками последних анекдотов. Но сейчас экран отключен. Плитка гладкая и скользкая. Ничего, поднимется как-нибудь.

Я иду навстречу волкам. Они уже достигли средины реки. Заметив мое приближение, они останавливаются, потом начинают расходиться в разные стороны, чтобы напасть по одиночке. Возможно, что один из них займется Кларой, а двое будут атаковать меня.

Но этот вариант у них не пройдет. Я выстреливаю четыре крюка в обе стороны и ломаю ими лед. Он здесь совсем тонкий. Ближайший ко мне волк прыгает, но лед ломается под его лапами. Второй бросается на меня, но я проламываю большую дыру прямо перед собой и откатываюсь в сторону. Этот тоже в воде. Остается третий. Я поднимаюсь на ноги, но в этот момент лед трескается, не выдержав моего веса. Волк аккуратно обходит полынью. Скорее всего, он оставит меня плавать в этом ледяном месиве, а сам поспешит за Кларой. Я выстреливаю в него еще один крюк, и металл защелкивается на его задней лапе. Не все так просто, животное.

Два других уже подбираются ко мне, поэтому приходится глубоко нырнуть. Настраиваю глаза и вижу множество рыб. Рыбы в этой речке больше, чем в хорошей ухе. Я почти уверен, что все это генетические модификации, а не настоящие карпы, сазаны и форели. Чувствуешь себя так, будто свалился в аквариум. Понемногу подтягиваю тросик. Вот они, все три зверя, барахтаются надо мной. Нужно спешить, нужно разделаться с ними, пока они не сумели снова выбраться на лед. Они должны дышать воздухом, и это мне на руку. Одного из них можно утопить прямо сейчас.

Подтягиваю тросик, и вижу, как зверюга отчаянно бьет лапами по воде, погружаясь. Нужно опасаться когтей. Они у волка острые как хорошие лезвия. С первым справляюсь без особых проблем. Минута – и он перестает дергаться. Остаются еще два. Один из них уже забрался передними лапами на лед. Вонзаю жало ему в брюхо, поворачиваю несколько раз. Со вторым тоже порядок. С отличие от нас, эти машины не умеют восстанавливаться.

Подплываю к краю полыньи и пытаюсь выбраться. Лед крошится под пальцами, полынья расширяется все больше и больше. Наконец подтягиваюсь и ложусь грудью на край. Одежды на мне немного, но она все же намокла и тянет вниз. Постепенно выбираюсь. Волк тоже выбирается, но с противоположной стороны. Мы смотрим друг на друга, потом он разворачивается и осторожно идет в обратную сторону. Механические звери имеют что-то подобное инстинкту самосохранения – в этом их и достоинство и недостаток одновременно. Они не хотят умирать, если не видят возможности выполнить задание.

Клара уже поднялась к пешеходной дорожке. Я делаю то же самое без всякого труда. Дорожка движется. Нормальная дорожка, такая же, как все. Мы становимся на нее, и полотно ускоряется, почувствовав вес пассажира.

Площадка перед станцией практически пуста и хорошо освещена. Здесь никого нет, кроме одиноко стоящего человека в коротком коричневом плаще. Человек оборачивается, услышав наши поспешные шаги, и внимательно смотрит на нас. Затем достает из-под плаща нечто напоминающее трость. Я останавливаюсь, затем снова иду вперед. На этот раз медленно. Я стараюсь не смотреть на человека в плаще, но краем глаза контролирую все его движения. Мне совсем не нравится эта его трость.

Станция представляет собой не очень высокую усеченную пирамиду, украшенную лепными изображениями различных мифических зверей, деятелей культуры и президентов прошлых эпох. Особо одиозные личности вылеплены крупнее и объемнее. Каждая из колон украшена портретом какой-то древней личности. Я останавливаюсь у портрета злого человека в круглых очках и с короткой стрижкой. Он смотрит на меня укоризненно.

– Почему мы остановились? – спрашивает Клара.

– Я не могу пройти дальше. Защитное поле.

Она протягивает руку вперед, и рука натыкается на невидимую преграду.

– Что? Что это такое?

– Защитное поле используется для создания прочных заграждений небольшого размера, – тихо говорю я. – Бывает круговое и гиперболическое. Круговое используется только для защиты, гиперболическое – для нападения. В данном случае имеем круговое, в форме купола.

– Ты говоришь, как будто читаешь из учебника.

– Из военного устава, – отвечаю я. – Полтора года прослужил в армии. Летал на «зубочистках».

«Зубочистками» называют небольшие одноместные военные самолеты, пикировщики, отличающиеся сверхвысокой маневренностью. На самом деле я летал на них всего несколько раз.

– И что теперь? – спрашивает она.

Я оборачиваюсь к человеку в плаще. Он улыбается.

– Не будете ли вы так любезны поскорее это убрать? – спрашиваю я с изысканной вежливостью. – Мы с подругой очень спешим.

Человек в плаще не спеша откручивает ручку трости и вытаскивает нечто, напоминающее двухметровую плеть. Отбрасывает плеть назад, так, будто собирается нас хлестнуть. Плеть начинает светиться, это заметно даже при хорошем освещении. Я отхожу назад и тащу Клару за собой. Человек в плаще подходит ближе. На камне, в том месте, где только что лежал кончик плети, осталась проплавленная ямка приличных размеров. Нам остается только бежать. Вопрос только в том, куда бежать.

И в этот момент я слышу голоса. Еще человек шесть в военной форме подходят к станции. Они весело болтают и не обращают на нас внимания. Кажется, это просто люди. Я подхожу к ним.

– Вы не скажете, который час? – спрашиваю я.

– Двенадцать пятнадцать, – отвечает один из них, не глядя на часы. Большинство людей имеют вшитый таймер, который очень точно отмеряет не только время дня или ночи, но и определяет время между любыми двумя событиями.

Мы с Кларой пристраиваемся к военным и заходим в станцию. Защитное поле отключено. Кем бы ни был человек в плаще, он не захотел связываться. Надеюсь, что мы его больше не увидим.

Мы спускаемся на несколько уровней и попадаем в торговый комплекс. Внутри довольно много людей, несмотря на поздний час. Клара покупает недорогую Е-книгу, на двести тысяч томов. На самом деле это микрокомпьютер, содержащий в памяти текстовую информацию и небольшое количество картинок.

– Люблю почитать в дороге, – сообщает она.

– Дорога будет долгой?

– Скоро увидишь.