Читать книгу Ты будешь жить (сборник) - Сергей Герман - Страница 7

В лето 2000 года от Рождества Христова, по пыльной и каменистой дороге, ведущей к аулу Тенги-Чу, пятеро вооруженных всадников гнали троих пленников. Беспощадное солнце заставило спрятаться всё живое, насекомые и твари укрылись под камнями и в расщелинах, ожидая наступления спасительной вечерней прохлады. В знойной и вязкой тишине раздавался лишь перестук копыт, да лошадиный храп. Рыжебородый Ахмет, натянув на нос широкую армейскую панаму и откинувшись в седле, негромко мурлыкал:

Невольники, едва переставляя ватные ноги, тянулись за лошадьми, увлекаемые натянутой верёвкой, привязанной к седлу. В некотором отдалении от них неторопливый ослик, недовольно помахивая хвостом, тянул за собой повозку на резиновом ходу. Повозка прыгала, попадая на камни, и тогда раздавался глухой стук, будто кто-то бил по крышке гроба – бух-х, бух-х.

Повозкой управлял веснушчатый мальчик двенадцати лет, в руках у него было одноствольное охотничье ружье. Мальчик наводил его на пленников, потом звонко хохотал, щёлкая курком. Пленные были измучены, их мальчишеские тонкие шеи торчали из воротников грязных рубашек, разбитые в кровь ноги кровоточили. Соленый едкий пот стекал по щекам, разъедая подсохшую корочку ссадин и оставляя на серой от пыли и грязи коже кривые дорожки следов.

Из-за выступа горы показались крыши домов. Встрепенувшийся Ахмет остановил колонну, привстав на стременах, долго всматривался в сонные, безлюдные улицы. Раздувая ноздри тонкого хищного носа, вдыхал запах родного аула, дым костров, парного молока, свежеиспечённого хлеба. В ауле взлаивали собаки, чуя запах чужих.

Ахмет что-то крикнул на своём гортанном языке. Двое всадников, спешившись, развязали пленникам руки. Солдаты без сил опустились на дорогу, прямо в горячую серую пыль.

Из бездонной глубины Галактики Отец Создатель протянул свои руки к маленькой голубой планете, бережно ощупывая своё творение, разгоняя завесы зла и боли, клубящиеся над Землёй.

Из-за каменных заборов люди молча смотрели на громыхающую повозку, молчаливых всадников с оружием, пленных солдат, несущих на согнутых спинах огромный пятиметровый крест. Грубо оструганные сосновые перекладины припечатывали их тела к земле. Застывшие капельки смолы бусинками крови застывали на свежеструганном дереве. Казалось, что мёртвое дерево плачет по ещё живым людям. Старики, женщины и дети вышли из своих домов, молча пристраиваясь вслед идущей процессии.

Солдаты-срочники и прапорщик неделю назад были взяты в плен под Урус-Мартаном, когда устанавливали крест на месте гибели своего замполита. На площади перед зданием бывшего сельсовета солдаты положили крест на землю, равнодушно стукаясь плечами, выкопали яму, укрепили крест в земле. Люди смотрели на происходящее со смешанным чувством страха и любопытства. Мальчишки кидали в солдат камни, старики, отделившись от толпы, опирались на свои палки, тыча в пленных заскорузлыми сухими пальцами. На вид двум солдатам было не больше 18–20-ти лет, испуганные мальчишеские лица белели тетрадными листами в приближающихся сумерках. Прапорщик, чуть более старший по возрасту, безостановочно сглатывал вязкую липкую слюну, борясь с приступом смертельного страха. Безоблачное небо стало затягиваться серыми тучами, подул лёгкий ветерок.

Ахмет что-то крикнул, бородатые люди стали подгонять палками солдат, заставляя их работать быстрее. Приготовления были закончены. Мальчишек-срочников поставили по краям креста, прапорщика проволокой привязали к перекладине. Ахмет зачитывал длинный лист бумаги. «За творимые на чеченской территории преступления, убийства людей… изнасилования… грабежи… суд шариата… приговорил…»

Поднявшийся ветер относил в сторону его слова, тре-пап лист бумаги, забивал рот, мешая говорить «…приговорил, с учётом обстоятельств, смягчающих вину… молодость и раскаяние солдат срочной службы Андрея Макарова и Сергея Звягинцева к ста ударам палками. Прапорщика… российской армии… за геноцид и уничтожение чеченского народа, разрушение мечетей и осквернение священной мусульманской земли и веры… к смертной казни…» Один из конвоиров, выполняющий обязанности палача, взобравшись на табуретку, несколькими короткими сильными ударами вбил в запястья рук толстые длинные гвозди. Ржавыми плоскогубцами перекусил проволоку. Повисший на гвоздях человек застонал и мучительно выдохнул: «Оте-е-ец».

Солдат тут же на площади разложили на земле. Длинные суковатые палки разорвали кожу, мгновенно превратив её в кровавые лохмотья. Человек на кресте хрипло и тяжело дышал, на светлых ресницах дрожала прозрачная слеза. Люди расходились по домам, на площади лежали распластанные тела, жутко белел покосившийся крест. В соседних домах выли собаки, человек на кресте был ещё жив, покрытое испариной тело дышало, искусанные в кровь губы шептали и звали кого-то…

На безлюдной площади остался один Ахмет. Раскачиваясь с носков на пятки, он долго стоял перед хрипящим человеком, бессильно пытающимся поднять голову и что-то сказать.

Ахмет вытащил из-за пояса нож, пристав на цыпочки, сверху вниз разрезал его рубашку, усмехнулся, заметив на впалой мальчишеской груди белеющий алюминиевый крестик:

– Что же, солдат, тебя не спасает твоя вера, где же твой бог?

– Мой Бог – Любовь, она вечна, – почерневшие губы едва шептали.

Оскалив крепкие жёлтые зубы, коротко размахнувшись, Ахмет ударил ножом. Небо разорвалось страшным грохотом, ударил гром и темнота опустилась на землю. Капли дождя омывали мертвые тела, смывая с них кровь и боль. Небо плакало, возвращая на землю слёзы матерей, оплакивающих своих детей.

Маленький светлоголовый мальчик, похожий на своего отца, как две капли воды, держался за его руку:

– Папа, что такое Бог? – спросил он.

– Бог – это любовь, сынок. Если ты будешь верить в Господа и любить всё живое, тогда ты будешь жить вечно, потому что любовь не умирает.

Длинные ресницы дрогнули, мальчик спросил:

– Папа, это значит, что я никогда не умру?

Отец и сын шли по заваленной желтыми листьями аллее, вслушиваясь в колокольный перезвон. Жизнь продолжалась, как и две тысячи лет назад. Маленькая голубая планета двигалась по орбите, вновь повторяя и повторяя свой путь.