Читать книгу Стихи - Сергей Гершаник - Страница 23

Июньский дождик моросит.

Душа, однако, солнца просит.

Петровский пост. Пора постить.

А дождь моросит и моросит.

Пора замаливать грехи,

Ходить во храм и причащаться,

И прекратить писать стихи,

И перестать с женой общаться.

Петровский пост. Пора постить.

Июнь. Дожди. Промокла лира.

Ем кашу, может, Бог простит

И, как вороне, вышлет сыра!

Московское лето лениво и жарко,

На старом Арбате толпа и галдёж.

Матрёшки, шинели, кокарды, фуражки —

Советскому ретро туристский балдёж.

Никитским бульваром к Тверскому, «Макдональдс»,

К фонтану, где раньше стоял монастырь.

Реклама белья, фототехники «Кодак»…

Июль, как бестселлер, зачитан до дыр.

От липких газет и глухих подворотен

До тёплого пива к московским друзьям,

А дальше бульварами мимо Петровки

К Рождественке, вправо и вверх к Звонарям.

…… … … … … … … … … … … … … … … … ……

…… … … … … … … … … … … … … … … … ……

Московское лето безумно и жарко,

Больное на век бронхиальной тоской,

Ты катишься в осень ни шатко ни валко,

Как сонный таксист по безлюдной Тверской.

Зачем ты мучаешь меня?

Ты не умеешь быть жестокой.

Вот август надевает смокинг

И забирает час у дня.

Зачем ты мучаешь меня?

В больничке нашей «no smoking»

Как в самолете. Дай огня

И подымить чуть-чуть на койке.

Не обижайся на меня —

Есть время до второго Спаса

Ещё подправить эпикриз.

Дождаться яблок. К черту криз.

На фотке август. И напрасно

Ты снова слушаешь меня.

Контрастная тень и зазубрины с края,

Где свет с черным фоном успел разминуться,

Где колко ладоням и кровь вытекает,

И красными каплями падает в блюдце.

Мой номер известен, и группа готова,

Но тень не успела накрыть с головою.

И даже надежда, что первое – Слово,

Не спрячет от Бога меня простынёю.

Не спрячет от тени – от памяти спрячет.

На счёт раз-два-три не найдёт, не надейся.

Так малые числа чего-нибудь значат,

А числа большие – всё меньше и меньше.

Дурные итоги, глухие пределы.

Стремленье к нулю – неужели бравада?

Ещё одна ночь нацарапает мелом

На чёрной доске элементы распада.

Дни разбегутся как цыплята,

Их собирать – пустое дело!

Весна. Разверзлись хляби. Слякоть.

И солнце греет неумело

Полуозябшею ладошкой.

Скорей спешит само согреться.

Ему винца бы на дорожку,

Чтобы затеплилось на сердце.

И в путь, в апрельское бессонье

За ледоходом лунным трактом,

Когда по снежному басону

Одни сосульки будут плакать.

А равноденствие внезапно

Добавит света к полутени,

За солнцем, падая на запад,

Отменит время снов весенних.

И я, как будто посторонний,

К весенним играм бесполезный…

А март придурочный трезвонит

В колокола, как в лист железный.

Последствием зимней печали и скуки,

Преобладания ночи над светом

Весною окажутся все бяки-буки

С ослабленным к солнцу иммунитетом.

В канун равноденствия белое с чёрным

Сойдутся, как жертва с преступником в лифте,

Но шансы сторон хоть и выглядят спорно,

Сегодня они, видит Бог, фифти-фифти.

А завтра, а завтра… пускай на минуту,

Но день отыграет у сумрака пешку,

Добавив к промозглому серому утру

Весенний раздрай и любовную спешку.

Но чёрная краска не так беззащитна,

А белая – в марте по-прежнему тускла.

И время приходит на рынок тащиться,

Жене покупать босоножки и блузки.

И время приходит… неужто решиться

Бежать под весёлым капельным трезвоном

За мартовским зайцем и киской чеширской,

За чёрным грачом как за белой вороной.

Любовь моя на грани слома,

Слова рассыпались на слоги.

Какие жёсткие глаголы,

Такие грубые предлоги!

Так трудно справиться с собою,

И междометия меж строчек

Моей останутся виною,

Простым набором скобок, точек.

Любовь моя, мы в части речи

Своё добавили несчастье —

Ты перепутала наречья,

Я обломился на причастьях.

Глагольной рифмой, ритмом, юзом,

Не стихотворным нормативом,

Мы позабыли о союзах,

Пускай непрочных, но счастливых.

О правде голой и не голой

Ударные напомнят слоги.

Какие грустные глаголы!

Какие скучные предлоги!

Наверно, сентябрь пришел неспроста,

Еще один год проводив желтизною.

На улицах осень, и тенью резною

На тротуары ложится листва.

Наверно, любовь и печаль не враги.

Так сводные сестры на людях едины,

Но не достичь золотой середины,

Пока на воде остаются круги

Прошлой любви… а к идущей на смену

С желтым букетиком листьев в руке

Дождиком осень прижмётся к щеке

Сводной сестре, уступив путь на сцену.

Я листком покину крону

Вместе с ветром в небо круто

По Ньютонову закону,

По осеннему маршруту

За фантомом отраженья,

Вышибая клинья клином,

Лёгким вектором круженья

В плоской метрике Евклида.

Я – листом, а ты – листочком,

Полимерной лентой, слитно

Улетим последней ночью

С первым снегом неолита.

И застынем над пейзажем

Городского запустенья,

Не смущая эпатажем

Наши спаренные тени.

Неприметным переходом,

Незаметной сменой лада

В сентябре проснётся город

В ожиданье листопада.

Не успев спросонья охнуть,

На пороге межсезонья

Город в сурике и охре

Растворяется и тонет.

Медь осеннего оркестра

От кремлёвских стен и башен

По бульварам и проспектам

В город двинется на марше.

По-гусарски подбоченясь,

В жёлто-красном доломане

Закружится вальс осенний

Новых встреч и расставаний.

Сделав па в Замоскворечье,

Раскрутившись по Ильинке,

Вальс тревожный, вальс беспечный

Улетит с рассветной дымкой.

Под негромкие аккорды

Утра – солнечного барда

В сентябре проснётся город,

Заметённый листопадом.

Давай с листвой поворошим

Всё, что успел нажить за лето.

Кольцом запустит в небо дым

С утра седьмая сигарета.

Под чепуху и пустозвон

Осенних ахов и восторгов

Приходит осень на перрон

В октябрь, провожая город.

Бессмысленный на все лады

Обман с обменом одинаков,

Сменив июльские сады

На мишуру осенних парков.

И не понять такой резон,

Ради какого ещё вздора

Октябрь откроет свой сезон,

Размалевав сангиной город.

Вот и осень! Бабье лето

Над российскою столицей,

Будто шарик с жёлтой лентой

Прилетел из-за границы.

Пятерни московских клёнов

Машут дружески с бульваров.

В листьях красных и зелёных

Абрис ржавых тротуаров.

День короткой паутинкой

Намотается на спицы

Ранней осени. Грустинка

Жёлтой лентой над столицей

Пролетит, меня не спросит,

В синем небе растворится.

В город мой приходит осень,

И на юг собрались птицы.

Пятерни московских клёнов

Машут дружески с бульваров.

В листьях красных и зелёных

Абрис ржавых тротуаров.

Вот и всё! Уходит лето

С улиц города в предместье,

Словно шарик с жёлтой лентой

В поднебесье, в поднебесье!

Пятерни московских клёнов

Машут дружески с бульваров.

В листьях красных и зелёных

Абрис ржавых тротуаров.

Болью, разлуками – долгими, близкими —

Воздух заполнен, и день ото дня

Зайками, кисками, длинными списками

Мучает он и кромсает меня.

Перекрещением смысла с бессмыслицей,

Перестановкой словечек в игре

Мыло не маслится, масло не мылится

Дождь из ведра и дрова на траве!

Кажется, хватит, пора бы за дело,

К зеркалу губы сухие прижать.

Зло пробежало, добро пролетело

Пёрышком, промельком тени стрижа.

Обездоленный, не щадящий,

Не нашедший пристанища звук

Глухарём в заколдованной чаще

Тик да так, ток да тик, тук да тук.

Просвистит, пропоёт, протокует

И забудет вернуться назад

Гулким эхом, шальным поцелуем,

Отраженьем разлуки в глазах.

То ли время меня не жалело,

То ли я его мало жалел, —

Не успел оглянуться – так бело,

Бог ты мой, как бело́ на земле!

Принимай же, дружище, раскладку,

Да смотри в этот раз не спеши

Изводить на прорехи заплатки,

Дальних планов кроить чертежи.

На спидометре стрелка застыла,

Время есть навести антураж…

Слышал я: всё, что не было, – было.

Даже этот последний вираж.

А ведь было время, было,

Но куда-то утекло…

Золотишко речка мыла,

Маша – раму и стекло.

Мама стряпала второе,

И в портфеле ждал букварь.

Было время золотое.

Значит, осень. Нет, январь.

Двор московский. Инвалиды.

Коммуналка. Быт. Сортир.

Ах, какие были виды

На плакаты «Миру – мир».

В кухне вякала тарелка

Про надои да руду

И судачили соседки

О зарплате по труду.

Молодое поколенье

Обучалось в «расшиши».

А ведь было это время…

Вспомнишь – в горле запершит.

Рвутся в небо отголоски песен,

Что ж, друзья, пришел нам срок, пора

Слиться с серым фоном поднебесья,

Превратиться в зимние ветра.

Наверху, где снег почти не тает,

Над замёрзшей горнею рекой,

От Хибин до рудного Алтая

Дотянуться так легко рукой.

По «двухсоткам»* бывшего Союза

Путь на север непривычно прост

Без мошки и каменного груза,

Без полярных сполохов и звёзд.

На маршруте всё у нас в порядке,

До утра набраться надо сил,

Просто Юрка вылез из палатки.

У костра махорку засмолил.

Рвутся в небо отголоски песен,

Что ж, друзья, пришел нам срок, пора

Слиться с серым фоном поднебесья,

Превратиться в зимние ветра.

Ещё до лета столько буден,

Давай, дружок, поедем тише.

Глядишь, и правда, дальше будем,

А снег, как бредни, выше крыши.

Какая белая пустыня

Из силикатов типа кварца

К утру продрогнет и простынет,

Сжимая простыню пространства.

Так и не справившись с обманом

Равновозможных направлений,

Московский скорый на Палану

Уйдёт по южной параллели

В объезд, на длинных перегонах…

Чем ближе в лес, тем дальше лето.

И заболтают в разговорах

Суть и название предметов,

Уже готовых к потребленью,

Зимой – телега, летом – сани.

Как вдруг по-щучьему веленью

Всё поменяется местами

И обрастёт привычной скукой

Среды и места обитанья.

А лето сном вернётся в руку,

Совсем как вымысел случайный.

Ах, до чего красива фотка:

Кот, развалившийся вальяжно,

Заснул, как старая кокотка,

На низком пуфике. В трельяже

Он отражается совместно

С парфюмом, прямо от кутюр’а.

И знай себе мурлычет песню,

Весь в волнах неги и гламура.

А я ещё топчусь в прихожей,

Но скрыт от глаза объектива,

И от моей мохнатой рожи

Несёт креветками и пивом.

А ты в тумане «хед энд шолдерс»

И пятой, кажется, «шанели»

На фотке, как принцесса, гордо

Весь день валяешься в постели.

Нас отделяют друг от друга

Твой кот, трельяж и мужнин тапок.

«Скажи, скажи, какая вьюга»

Нам подарила дня остаток?

И занесла меня, как лодку

Без парусов, в осенний вечер

К тебе на новенькую фотку

В глухой тупик Замоскворечья.

Где мы с котом – немое трио,

Сидим в обнимку на постели.

Жаль, кот не любит запах пива,

Зато давно привык к «шанели».

Он точно знает время суток,

Ему плевать на тайны мира.

«Уж полночь близится»… без шуток, —

Кот ждёт хозяина квартиры.

Лягушка-квакушка и мышка-норушка

Решили распить на досуге чекушку.

Купили, уселись, накапали в кружки

И выпили водки, обнявши друг дружку.

Заквакала мышка, пищала лягушка

На светло-зелёной весенней опушке.

Как мало нам нужно для счастья весною…

Но главное в жизни – остаться собою.

Лягушке – квакушкой, а мышке – норушкой,

Поэту же – стать знаменитым, как Пушкин!

Прозаику – быть неподвластным сомненьям

И верить жене, что он истинный гений.

И в дни дурака и парижской коммуны

Стараться не выглядеть больно-то умным.

Для этого шляпу оставьте в передней

И кепку наденьте, и станьте как Ленин.

Простым, человечным, ну, этакой глыбой,

Не сладится мясом – получится рыбой.