Читать книгу Киносценарии. Восьмой том - Сергей Глазков - Страница 4

Чупакабра
Деменция
Первая серия

Оксана выходит из автобуса с букетом цветов и идет по улице вдоль забора, ограждающего строительную площадку. Оксана замечает, что за ней устремляется черная тень. Она ускоряет ход, но тень преследует её. Девушка роняет букет цветов и бежит.

Нога в грязном ботинке наступает на букет цветов. Тень продолжает преследование. Оксана прижимается к забору и роется в сумочке. Достает газовый баллончик, но воспользоваться им не успевает.

Мужская рука бьет девушку. Та теряет от удара сознание и сползает вниз. Мужская рука хватает Оксану за волосы и тащит на территорию стройки.

Клава завтракает за столом в кухне. Зоя Николаевна наблюдает за тем, как кушает внучка.

– Если мне ещё раз учительница скажет, что ты плохо ешь в столовой…

– То, что ты мне сделаешь? – Спрашивает Клава.

– Приду в школу и буду кормить тебя с ложки, – сообщает бабушка, – чтобы твои одноклассники увидели, что тебе нужно ходить в детский сад, а не в школу.

– Я не успеваю за перемену… – жалуется внучка.

– А ты разговаривай меньше, – советует Зоя Николаевна.

– А я не могу есть и не разговаривать.

– Почему?

– Это у меня наследственное, – объясняет внучка, – Должна же я выговориться. На уроке нельзя, а как хочется…

– Поднимай руку и говори, – предлагает бабушка.

– Учительница не вызывает, – вздыхает девочка, – Отвечает, что в классе не только Клава Волина есть. Другим детям тоже хочется блеснуть знаниями.

Клава размахивает ложкой, забыв о еде.

– Ешь! – Напоминает ей Зоя Николаевна.

Клава ест. Закончив с кашей, отодвигает тарелку и принимается за чай с бутербродом. Зоя Николаевна моет тарелку.

– Зоя, ты не знаешь, когда мама выйдет замуж за Захарова? – Спрашивает внучка.

Зоя Николаевна роняет тарелку. Та со звоном падает в мойку.

– Почему ты решила, что они обязательно должны жениться?

– Они подходят друг другу, – просто произносит Клава.

– А как же твой папашка Аркадий?

– Зоя, не начинай, – машет рукой девочка, – Это разные вещи. У Аркадия своя жизнь, у мамы – своя. Я, вообще, не понимаю, как они встретились…

– Я тоже, – соглашается с ней бабушка.

– Ко всему, у папы появилась женщина, – сообщает Клава.

– Да? – удивляется Зоя Николаевна, – Когда это он успел. Он же от компьютера даже ночью не отрывается.

– А он с ней в компьютере и познакомился. Теперь зависает с ней в «гугле».

– Где?

Клава смотрит на бабушку, словно на динозавра.

– Ладно, проехали. Где надо, там и зависает, – Клава отставляет пустую чашку, – Короче, Зоя, ты можешь поговорить с мамой, чтобы она вышла замуж за Захарова?

– Понимаешь, Клава, я, конечно, могу поговорить с ней, но… – говорит бабушка, – во-первых, это решение она должна принимать сама, без посторонней помощи. А во-вторых: она меня не послушается.

– Не послушается?

– И сделает, как всегда, все наоборот, – вздыхает Зоя Николаевна, – Мне назло.

– Зря, – мечтательно произносит внучка, – Захаров такой хороший.

– Я с тобой полностью согласна, – кивает бабушка, – Настоящий полковник!

За столом сидит Кречетова. Кашин выкладывает на стол бутерброды. Зырянов закрывает входную дверь на ключ и выставляет бутылки с вином, водкой и стаканы.

– Где Захаров, Величко? – Говорит он, – Где Волина?

– Задерживается Захаров, – сообщает Кречетова.

– А Волина, как всегда опаздывает, – произносит Кашин.

Кречетова останавливается и спрашивает скорее себя, чем присутствующих:

– Интересно, в чём она придёт?

– В будёновке и ботфортах, – отвечает Кашин.

– Не уверен, – качает головой генерал, – Всё-таки мой день рождения… Я намекнул ей, что хотел бы видеть её в… подобающем этому мероприятию виде.

– Зря вы намекали, Василий Иванович, – хмыкает Кашин, – Теперь она точно нацепит такое…

Зырянов понимает, что Кашин прав, вздыхает.

– …что ни в сказке сказать, ни пером описать!

Ранним утром пересечение двух улиц стоит машина ДПС. Два инспектора, облокотившись на крышу машины, сонно зевают. Один из них – бывший следователь Куприянов. Второй – бывший начальник отдела РУВД Борщов.

– Стой – не стой, а спать все равно хочется, – произносит последний.

– Слабенькие вы все какие-то – бывшие руководящие работники, – говорит второй.

– Куприянов, давай по очереди? – Предлагает Борщов.

– Нет, товарищ майор, – отказывается бывший опер, – Не положено. Вы как хотите, а я нарушать устав не буду. Хватит, один раз послушался вас.

– Причем здесь устав, капитан? – Майор делает вид, что не понимает то, о чем говорит Куприянов, – Мы с тобой уже два месяца в нарядах ходим, а ты всё меня попрекаешь.

– А как не попрекать? Из-за вас я вместо того, чтобы преступников гонять, палочкой на перекресте размахиваю.

– Ладно, оставим бессмысленный разговор, – миролюбиво просит майор, – Будем вдвоем мучиться, а могли бы по очереди поспать.

– Не канючьте, все равно не поведусь.

Борщов отходит в сторону и принимается делать зарядку.

– Так-то лучше, – иронично замечает Куприянов, – Глядишь, через время в спортивное общество «Динамо» запишетесь.

Раздается громкий грохот мотора, который отбивается от высоких домов, усиливается пустынными улицами и слышится со всех сторон. Борщов и Куприянов вертят головами в поисках источника звука.

Из-за поворота выезжает мокик, на котором сидит Волина. Одета она в подобие военной формы. На ногах надеты берцы на высокой платформе. На шее намотан длинный красный шарф, на голову надета каска кайзеровской армии периода войны 1914 года, а на глаза насунуты резиновые водолазные очки. Волина медленно проезжает мимо них.

– Привет, служивым! – Машет она им рукой.

Борщов и Куприянов, открыв рот, провожают её взглядами.

– Что это было? – Спрашивает майор.

– Не что, а кто, – сообщает Куприянов, – Это – Волина, товарищ майор. Её раз увидишь, никогда больше не забудешь.

– Та самая Волина?

– Ага.

– Действительно, на чупакабру похожа.

В коридоре Клава берет в руки портфель и целует Зою Николаевну в щеку.

– Ты как хочешь, Зоя, но я это так не оставлю.

– Что? – Интересуется бабушка.

– Что-что? Что мама – сама по себе, а Захаров – сам по себе.

– Клава, ты же знаешь свою маму, – говорит Зоя Николаевна, – Она ни за что не согласиться.

– Это мы ещё посмотрим, – решительно произносит девочка.

– Как бы хуже не сделать… – сомневается бабушка.

Внучка протягивает ей руку:

– На что спорим, что у меня получиться?

Зоя Николаевна улыбается, глядя на решительную внучку, затем пожимает руку.

– Спорим!

– Если я выиграю, ты мне разрешаешь на выходные есть, сколько я хочу, – высказывает условие пари внучка.

– Идет, – соглашается Зоя Николаевна, – А если ты проиграешь?

– Обещаю, есть столько, сколько ты скажешь.

– А ещё ты не подходишь к компьютеру две недели.

Клава вздыхает.

– Это ты круто загнула!

– Что? – Спрашивает бабушка, – Боишься проиграть?

В этот раз Зоя Николаевна протягивает руку.

– Нет, – говорит Клава и решительно пожимает руку Зое Николаевне, – Согласна!

Они пожимают руки, скрепляя этим условия спора.

На мост выезжает «lexus». На середине моста он останавливается.

Внутри машины за рулём сидит Манюня. Она тяжело вздыхает. По щекам у неё текут слёзы.

Волина выезжает на мокике на набережную и продолжает движение по ней. На тонкой длинной антенне, торчащей за её спиной, на ветру развивается маленький черный пиратский флажок, на котором изображены череп и кости.

Высморкавшись в кружевной носовой платок, Манюня бросает его на пол, открывает дверь и выходит из машины.

Выйдя из машины, Манюня осматривается, снова тяжело вздыхает и направляется к перилам.

На мост выезжает на мокике Волина.

Манюня подходит к перилам, перебирается через них на другую сторону.

Волина видит это, соскакивает с мокика и бежит к ней.

Девушка, продолжая горько плакать, смотрит на темную поверхность реки. Волина останавливается на небольшом расстоянии от неё.

– Красавица, ты куда?

Манюня печально смотрит на Волину, поворачивается и прыгает вниз.

– Дура! Что ты делаешь? – Кричит Волина, срывается с места, тоже перебирается через перила и прыгает в воду вслед за Манюней.

Волина хватает Манюню за волосы и вытаскивает на водную поверхность. Та, ничего не понимая, смотрит на свою спасительницу. Волина плывет к берегу, подхватив Манюню за шею. Манюня не сопротивляется.

Утром из вагончика выходит сторож Найденов с кастрюлькой в руках. Проходит к крану, торчащему прямо из земли, открывает воду и принимается мыть овощи. Видит за стопкой кирпичей босую женскую ногу. Найденов заинтересовывается и идет посмотреть.

За кирпичами в неестественной позе лежит Оксана. Найденов роняет кастрюльку, из которой выпадают овощи и катятся в разные стороны.

Волина вытаскивает на причал Манюню. Уставшая садится рядом. Манюня смотрит на неё, как на привидение. Во время ныряния Волина потеряла каску, поэтому мокрые дреды торчат в разные стороны. Тени на глазах потекли, образовав на щеках жирные черные полосы. Черная помада размазалась, расширив рот до безобразия.

– Ты кто? – Спрашивает Манюня.

– Человек, – отвечает Волина.

– Не похоже, – удивляется Манюня.

– Такая страшная? – Интересуется Волина.

Манюня кивает головой. Волина роется в карманах, потом обращается к Манюне:

– У тебя зеркало есть?

– В машине.

– Ладно, потом получу удовольствие, – машет рукой Волина, – Ты что устроила?

Манюня вдруг начинает плакать.

– Я жить не хочу-у-у!

– Ты? Молодая, красивая? Тогда что говорить мне?

– Он меня не лю-ю-юбит! – Продолжает Манюня.

– Кто? – Задает вопрос Волина.

– Дима! – Сообщает Манюня.

– Кто такой Дима?

– Мой охранник.

Волина кивает:

– Это он тебе сказал?

– Муж.

– А охранник и муж – это не одно и то же? – Пытается разобраться Волина.

– Нет, – произносит Манюня.

– Понятно. И ты решила из-за этого покончить жизнь самоубийством?

– Я больше не могу жить в этой золотой клетке, куда меня поместил муж, где всё фальшиво, неестественно, – жалуется Манюня, – Где меня воспринимают, как красивую куклу и не видят мою ранимую душу. Мне надоели эти красивые вещи, от которых ломятся все шкафы в доме. Где моментально исполняют все мои прихоти.

– А тебе это не нравиться?

Манюня вертит головой:

– Нет. Это бутафория! Это не настоящая жизнь. А я хочу жить простой жизнью. Хочу сама покупать продукты в магазине, из которых буду сама готовить обед.

– Ты когда-нибудь готовила? – Спрашивает Волина.

– Нет.

– А в магазине была?

Манюня на мгновение задумывается, а потом радостно сообщает:

– В Америке один раз и два раза в Португалии.

– А у нас? – Уточняет Волина.

– Нет.

– Ясно.

– Я хочу иметь детей, – продолжает Манюня, – за которыми буду ухаживать.

– Слушай, давай поменяемся местами, – предлагает Волина, – Я в твою золотую клетку, а ты на эту никчемную волю?

Манюня вздыхает:

– Я бы с радостью, но муж не позволит.

– Жаль. А так хотелось… – Волина поднимается, – Пошли?

– Куда?

– Со мной.

– Зачем? – Удивленно интересуется Манюня.

– Я покажу тебе настоящую жизнь, куда ты так яростно стремишься, – объясняет Волина, – Со всеми её прелестями.

В дверь кабинета стучат. Кашин открывает дверь. В кабинет протискивается Захаров. Все встречают его с улюлюканьем.

– Серёжа, не серьёзно с твоей стороны опаздывать, – пожимает плечами генерал Зырянов, – Что твои подчинённые о тебе могут подумать?

Захаров останавливается посередине помещения и поднимает руки.

– Простите меня, я только что с очень важной встречи.

– Извинения не принимаются, – возражает Кречетова, – если не скажите, на какой встрече вы были?

– Юра Юсов уезжал в командировку, – оправдывается Захаров, – Я его провожал. Самолет в 7—40 утра.

Кашив вскакивает из-за стола, начинает петь и танцевать:

– «В семь сорок он приедет,

В семь сорок он приедет

Наш старый, наш славный

Наш армейский самолёт…»

Кречетова радостно хлопает в ладоши:

– Правильно, давайте танцевать?

– Неудобно, Ольга Петровна, – говорит Кашин, – В кабинете-то…

– Плевать, – машет она рукой, – Сегодня выходной. Какое кому дело, чем генерал занимается по выходным…

Кашин вопросительно смотрит на Зырянова. Тот кивает.

– Можно, но только тихо.

Кашин включает спокойную музыку и приглашает к танцу Кречетову. Зырянов берёт Захарова под руку и отводит в сторону.

– С тобой говорил генерал Ярёменко?

– Говорил, – отвечает Захаров.

– Предлагал вернуться в армию?

– Предлагал.

– Что ты ему ответил?

Захаров улыбается:

– Что я подумаю.

– Ну, и правильно, – радостно выдыхает генерал, – Подумай, Серёжа. Я приму любое твоё решение. Конечно, мне не хотелось бы с тобой расставаться.

– Посмотрим, Василий Иванович.

Волина и Марина подходят к «Lexus».

– Это твоя машина? – Интересуется Волина.

– Да, – плаксиво сообщает Манюня, – Я хотела «Bentley», а он купил этот занюханный старый «Lexus».

– Нахал! – Хмыкает Волина, – Не понял твою тонкую натуру. Её духовные потребности…

– Ты иронизируешь? – Чувствуя подвох, спрашивает Манюня.

– Нисколько, – отвечает Волина, – Пытаюсь влезть в тебя целиком, чтобы до конца понять твою трагедию.

Манюня останавливается и изучающе смотрит на свою новую знакомую:

– Как тебя зовут?

– Александра, – отвечает Волина.

– Можно я буду называть тебя «Алекс»?

– Ни в коем случае! – Возражает Волина, – Тогда ты ранишь мою тонкую натуру.

– Хорошо, Александра. А меня можешь называть «Манюня».

– Как?

– Манюня.

– А настоящее имя у тебя есть? – Спрашивает Волина.

Манюня задумывается, потом с радостью кивает головой.

– Есть! Марина.

– Вот это имя звучит лучше.

– Мне тоже так кажется, – пожимает плечами Манюня, – Но я к нему не привыкла. Называй меня «Манюня».

– Как скажешь, – соглашается Волина, – Манюня, ты мне зеркало обещала?

– Я сейчас.

Манюня открывает машину, достает сумочку, лежащую на сидении, роется в ней, вынимает зеркальце и передает Волиной.

– Чтобы тебя привести в порядок, нужно очень постараться.

– Мне уже ничего не поможет, – вздыхает Волина и смотрит в зеркало, – Вот это да! Я на день рождения ехала. Как думаешь, гости очень обрадуются, когда меня увидят?

– День рождения – твой?

– Начальника.

– Смотря, как ты к нему относишься, – улыбается Манюня.

– С уважением.

– Тогда не нужно омрачать праздник.

За столом сидят Кашин, Кречетова и Захаров. В центре на почётном месте генерал Зырянов. Захаров поднимается из-за стола с бокалом в руках.

– Василий Иванович, подарки вы получили, все поздравления выслушали…

– Не все. От Волиной ничего не получил, – уточняет генерал.

– Да она сама – подарок, – бросает тихо Кашин, но так, чтобы все слышали.

– Это точно, – соглашается Зырянов.

– Но для этого торжественного момента Волина нам не нужна, – произносит Захаров и дает знак гостям.

– Что это за момент? – Спрашивает генерал.

– Торт, Василий Иванович! – Громко сообщает Кашин.

– Не просто торт, – говорит Захаров, – а именинный торт.

За столом начинается движение. Захаров гасит свет. Кашин включает музыку. Кречетова выставляет на стол торт со свечками. Зажигает свечки.

– Василий Иванович, быстро загадывайте желание.

Зырянов, улыбаясь, закрывает глаза. Задувает свечки.

– Ура! – Кричат все.

Волина и Манюня подходят к мокику, стоящему в стороне.

– А это мой транспорт. По секрету скажу: в пробках он не заменим.

– Да? – Искренне удивляется Манюня, – Возьму на заметку.

В сумке, висящей на руле, звонит телефон. Волина быстро достает его и отвечает на звонок.

– Слушаю?

– Александра Леонидовна, у нас труп, – слышится из трубки голос Величко, – Только что позвонил сторож со стройки на проспекте Луначарского и сообщил, что нашёл мертвую девушку.

– Захаров уже знает? – Спрашивает она.

– Я ему сейчас буду докладывать.

– Передай ему, что я скоро буду на месте, – просит Волина, прячет мобильник в карман и поворачивается к Манюне, – Едем на твоей первоклассной машине.

– Куда?

– Знакомиться с реальной жизнью, – сообщает Волина.

– Прямо сейчас? – Интересуется Манюня.

– А зачем откладывать на завтра?

– Я согласна, Александра.

Манюня грузится в машину, но обращает внимание на мокик и останавливается:

– А твой транспорт не украдут?

– Не посмеют, – говорит Волина, откатывает мокик к перилам моста и тросовым замком приковывает его к одной из стоек. Достает из сумочки черную помаду и пишет на стекле: «Не влезай, убьёт!»

– Я их предупредила. Теперь спокойно можем ехать. Я его потом заберу.

В дверь робко стучаться. В этот раз дверь открывает Захаров. Входит Величко.

– Вот ещё один опоздавший, – говорит Захаров, – Капитан, неудобно приходить позже своего руководителя.

– Товарищ полковник, у нас труп, – тихо сообщает Величко.

– Понятно, – вздыхает Захаров.

– Я уже позвонил Волиной, – докладывает капитан, – Она будет там с минуты на минуту.

Зырянов машет Величко рукой, приглашая к столу.

– Проходи, капитан!

Захаров поворачивается к генералу.

– Извините, Василий Иванович, но у нас убийство.

Кашин расстроенно поднимается из-за стола.

– Ну, вот! Весь праздник испортили!

– Кашин, не расстраивайся, – останавливает его Величко, – Волина уже на месте. Так что, можешь продолжать банкет.

– Нет уж… – произносит Зырянов, – Давайте закругляться раз такое дело.

На мост выезжает машина ДПС. Останавливается напротив мокика.

Борщов, опустив стекло на двери, смотрит на мокик.

– О! Знакомый транспорт!

– Товарищ майор, поехали! – Просит Куприянов.

– Вот чего он здесь стоит? – Не унимается Борщов.

– Пусть себе стоит, – говорит Куприянов, – Он вам не мешает.

– Это не порядок, – возмущается Борщов.

– Товарищ майор, наша смена закончилась, – напоминает капитан, – Пусть у других голова болит по этому поводу.

Борщов открывает двери, выходит наружу и направляется к мокику. Куприянов идет следом за ним.

– Товарищ майор, оставьте его в покое.

Но Борщов не слушает напарника. Он осматривает мокик, садится сверху. Куприянов видит надпись, оставленную Волиной.

– Товарищ майор, слезьте с него от греха подальше.

– Отойди, если боишься, – предлагает Борщов.

Куприянов следует совету Борщова и отходит на безопасное расстояние.

– Классная машина! – Говорит майор, поглаживая мокик рукой, – Я бы на таком с удовольствием покатался.

Борщов выжимает ручку газа. В это время раздается громкий хлопок. Куприянов от неожиданности подпрыгивает на месте, потом смотрит на Борщова. Тот сидит на мокике весь в красной краске.

– Ё!

– Что это было? – Спрашивает капитан.

– Я только ручку покрутил, – оправдывается Борщов, – а он на меня краской плюнул. Прямо в лицо.

– Я же вам говорил: не садитесь!

Выпроводив внучку, Зоя Николаевна звонит по телефону старому санитару дяде Коле.

– Дядя Коля, сегодня на десять вызывай Игоря Яковлевича и главврача в морг.

– Зачем, Зоя Николаевна? – Спрашивает тот, – Будем кого-то хоронить?

– Нет. Нужно провести экстренное совещание.

– На тему?

– Мне надоела братская дружба Аграфены и Захарова, – сообщает Зоя Николаевна, – Пора переводить их на другой уровень отношений.

– Понял, товарищ главнокомандующий, – радостно произносит старый санитар, – Группа поддержки соберется ровно в десять. За вами прислать машину?

– Доберусь сама.

– Ждем.

На стройплощадке следственная группа, в составе Величко, Захарова, Волиной и, примкнувшей к ним, Манюни, проводит расследование.

Захаров в стороне опрашивает Найденова.

– Я думаю, что она упала сверху, – высказывает предположение Величко.

– Тогда там должны остаться следы, – говорит Волина.

– Я пойду, посмотрю, – кивает Величко и заходит в строящееся здание.

Волина вместе с Манюней исследует территорию. Манюня с трудом ходит на высоких каблуках.

– Что здесь можно увидеть, Александра, если здесь ходить нельзя?

– Манюня, на этой стройке ещё и работают, – рассказывает Волина, – Бегают туда-сюда. Кирпичи таскают.

– Это же неудобно! – Удивляется та.

– Что поделаешь? – Пожимает плечами Волина, – Кушать захочешь – привыкнешь.

Они подходят к лежащей на земле Оксане. Манюня видит её и отступает назад.

– Что это?

– Это жизненные реалии, Манюня.

Манюня в ужасе смотрит на девушку. Волина опускается на колени и берёт её руку.

– А тебе не страшно? – Спрашивает Манюня.

– Страшно, – отвечает Волина и быстро вскакивает на ноги, – Ребята, она жива!

Величко и Захаров, услышав это, бегут к ней. Волина пытается поднять Оксану. Величко подхватывает раненную девушку.

– Быстро в машину! – Командует Волина.

Медбрат и ассистент быстро катят по коридору в сторону операционной тележку, на которой лежит Оксана. Волина, Манюня и главврач провожают их взглядами.

– Всегда поражает выносливость человеческого организма, – говорит главврач, – Казалось бы, всё, конец, а он сопротивляется. И этой малости иногда хватает, чтобы спасти жизнь.

– Не знала, что вы философ! – Хмыкает Волина.

– Работая в больнице скорой помощи, ты обязательно им становишься, Александра Леонидовна, – сообщает главврач.

– А в других? – Спрашивает она.

– Только здесь! – произносит он, – Потому что в эту больницу люди попадают тогда, когда уже что-то случается. В другие они ложатся добровольно. Здесь можно встретить такие экземпляры человеческих особей, что поневоле станешь философски смотреть на жизнь.

– Никогда бы не подумала, что в больнице встречу такого интересного человека, – удивляется Манюня.

– Смотри не влюбись, Манюня! – Предупреждает Волина, – У этой особи мужского вида, кроме работы, за душой ничего нет.

Главврач внимательно рассматривает Манюню.

– Александра Леонидовна, вы не познакомите меня с этой очаровательной женщиной?

– Это – Ма… рина, – выполняет просьбу главврача Волина, – Она… она практикантка. Изучает э… В общем, помогает мне.

Главврач целует Манюне руку.

– Рад с вами познакомиться.

– Ладно, – по деловому замечает Волина, – Вы тут поговорите о важности философии в жизни нашего общества, которое нескончаемым потоком прибывает в вашу больницу, а я пойду спасать очередную заблудшую душу.

– Мы вас не задерживаем, Александра Леонидовна, – кивает главврач.

– Между прочим, у Ма… рины есть муж! – Предупреждает его Волина.

– Не волнуйтесь, – улыбается главврач, – Мы будем говорить исключительно о духовном.

– Я не волнуюсь, – отвечает Волина, – Это вы должны волноваться. Мало того, что у него вот такие кулаки, у него ещё и очень длинные руки.

– Александра, не сгущай краски, – машет рукой Манюня.

Главврач смотрит на часы, потом на Волину.

– Ой, извините, совсем забыл! У меня же в десять совещание.

Манюня расстроено вздыхает.

– А так хорошо всё начиналось…

– Не волнуйтесь, 0 учтиво кланяется главврач, – У нас ещё будет время поговорить.

Зоя Николаевна, главврач, дядя Коля и Резников располагаются в «морозиловке» вокруг стола, на котором лежит покойник, накрытый простынёй. Но они не обращают на него внимания.

– Неужели все мужики такие нерешительные? – Спрашивает Зоя Николаевна.

– Это, смотря в каком вопросе, – говорит дядя Коля, – Вот у меня был один случай…

– Коля, не о тебе сейчас речь, – прерывает его Резников.

– Я не могу ничего советовать, – произносит Зоя Николаевна, – потому что ваша, извините, мужская логика мне не понятна. Любите одних, а женитесь на других…

– Не равняйте всех одной меркой, Зоя Николаевна, – возражает главврач, – Я, например, убежденный холостяк. Жениться не собираюсь по убеждению: в неволе не размножаюсь!

Резников упирается одной рукой в стол, а вторую опускает на лоб покойника и принимается перебирать пальцами. Никто на это не обращает внимания.

– Думайте, что делать будем?

– Предлагаю начать обработку сознания Захарова и Волиной, – вносит первое предложение дядя Коля.

– Каким образом? – Задает вопрос главврач.

Дядя Коля закидывает руки за спину и начинает ходить по «морозиловке» от стены к стене.

– Им нужно внушить, что они не могут жить друг без друга.

– Внушить? – Спрашивает Зоя Николаевна, – Для этого нам Вольф Мессинг нужен. И то я сомневаются, что на Аграфену подействует его гипноз.

– Вольф Мессинг – один, а нас четверо, – не сдается старый санитар, – Действовать надо не напролом, а ненавязчиво обращать внимание на их положительные качества. Тогда и они на них посмотрят.

– Знаете, а в этом что-то есть… – поддерживает его Резников.

– Согласен, – кивает главврач, – Вода камень точит.

– Мы с Игорем берем на себя Захарова, – продолжает дядя Коля, – А вы, Зоя Николаевна, – Аграфену.

– Она меня не послушает, – сомневается она.

– Вас? – Удивленно произносит санитар, – Зоя Николаевна, если вы захотите, то покойника поднимите.

Все сначала смотрят на Зою Николаевну, а потом переводят взгляд на покойника, лежащего на столе. Зоя Николаевна решительно потирает руки.

– Хорошо. Я попробую.

– Не надо! – Просит главврач.

– Вы не поняли, – успокаивает его она, – Я с Аграфеной попробую…

В свой кабинет входит Захаров и застает Клаву, которая сидит на его месте за столом. Захаров удивлен.

– Не понял? Клава, как ты сюда попала?

– Сказала, что я ваша дочка, – отвечает она, – Дяденька дежурный меня и пропустил.

Захаров хмыкает.

– Фантазии тебе не занимать.

– Почему фантазии? – Пожимает плечами Клава, – Если бы вы захотели, я могла бы быть вашей дочкой.

Захаров теряется от такого заявления, но быстро берет себя в руки:

– Одного моего желания мало. Надо чтобы этого же хотела твоя мама.

– А она хочет, – тихо сообщает девочка.

Захаров снова теряется и снова быстро берет себя в руки и заинтересовано спрашивает:

– Ты в этом уверена?

– Конечно, – уверенно говорит Клава, – Иначе, почему она плачет по ночам в подушку и повторяет ваше имя, как Анжелика – маркиза ангелов: «Жофрей! Жофрей!», то есть «Сергей!»

Захаров недоверчиво оценивает девочку:

– Клава, ты что-то путаешь. Твоя мама не может плакать. Она не такой человек.

– Это она для всех такая, а когда одна… – объясняет она, – Ходит по комнате и о вас вздыхает.

– Ты серьёзно?

– Конечно, дядя Захаров. Она мне сама сказала.

Захаров заинтересованно присаживается за стол.

– Так, Клава. А теперь давай подробнее. Когда говорила? Что говорила?

Клава складывает руки на груди:

– Два дня назад она спросила меня: «Как ты отнесешься к тому, если у тебя будет папой дядя Сережа Захаров?»

– Так и спросила?

– Угу.

Захаров не верит, но очень хочет, чтобы всё, что говорит Клава, оказалось правдой:

– А ты что ответила?

– Что я согласна.

Захаров нервно поднимается из-за стола и принимается быстро ходить по кабинету. Останавливается перед Клавой.

– Значит, если я ей предложу… я ей скажу… ну, это… то она мне не откажет?

– Наоборот, – успокаивает его девочка, – Она будет рада.

– Так это же совсем другая картина вырисовывается!

Захаров вдруг пугается перспективы семейной жизни. Мрачнеет и садится за стол.

– Я подумаю.

Клава поднимается и обнимает Захарова со спины.

– Подумай, дядя полковник Захаров. Только быстрее, а то за моей мамой начал ухаживать этот, как его… Величко.

– Не волнуйся, – улыбается Захаров, – Он мне не соперник.

– Кто знает, – пожимает она плечиками, – Мне он тоже нравится. Высокий, красивый. Как говорит моя бабушка: перспективный.

– Зоя Николаевна?

– Угу.

Захаров ещё больше мрачнее, понимая, что Зоя Николаевна знает, что говорит.

– Я попробую поговорить с твоей мамой, – обещает он.

Клава направляется к выходу, у двери останавливается.

– Ставлю вас в известность, что Аграфена любит только ирисы.

– Знаю.

Клава выходит. Захаров поднимается из-за стола и подходит к окну. Долго смотрит в одну точку. В кабинет заходит Величко.

– Разрешите, товарищ полковник?

– Отвез?

– Так точно, – отвечает капитан, – Волина руководит операцией.

– Волина…

Захаров подходит к Величко и смотрит ему прямо в глаза:

– Скажи, капитан, как ты относишься к Волиной?

Величко удивлен вопросу полковника:

– Хорошо, а чего вы спрашиваете?

Захаров теряется, но быстро находится.

– Характеристику нужно составить… Для руководства.

– Не пойму, почему вам? – Спрашивает Величко, – Это у Кречетовой голова должна болеть.

Захаров понимает, что прокололся:

– Зырянову виднее.

– А-а! Ну, если Зырянову… – произносит Величко и иронично хмыкает.

– Ладно. Давай вернёмся к нашему делу, – говорит Захаров, возвращаясь за стол, – Что мы знаем о девушке?

Величко садится напротив него:

– Волина говорила, что ей предположительно восемнадцать – двадцать лет.

– Кто она и откуда? Как оказалась на стройке? Это Волина не сообщила?

– Нет.

– Жаль.

В кабинет без стука входит Зырянов. Захаров и Величко поднимаются со своих мест. Зырянов, будучи в прискорбном настроении, проходит по кабинету и садится рядом с Величко. Опера, молча, усаживаются на свои места. Ждут, когда генерал заговорит. Тот после паузы осматривает всех присутствующих.

– Вы уже слышали?

– Что? – Спрашивает Захаров.

– Откуда они все это узнают? – Качает головой генерал.

– Что, Василий Иванович?

– Уже по телевидению в криминальных новостях рассказали о происшествии на стройке, – рассказывает Зырянов, – Мне уже звонил депутат ЗАГСА и интересовался, как идёт расследование?

– Какое расследование? – Интересуется Захаров.

– Нам нужно разыскать того, кто впустил девушку на строительную площадку? – Задает вопрос Величко.

– Нет, – говорит полковник, – Того, кто на стройке отвечает за технику безопасности.

– Хватит умничать, – останавливает их генерал, – Если вы считаете, что девушка пыталась покончить с собой, предоставьте этому доказательства.

– Товарищ генерал, чтобы предпринимать какие-то шаги, нужно сначала дождаться выводов эксперта, – произносит полковник.

– А когда будут эти выводы? – Спрашивает Зырянов.

– Когда Волина закончит операцию.

Волина проводит операцию. Помогают ей ассистент и медбрат.

– Я такого не видел! – Говорит последний.

– Согласен с тобой, – вздыхает ассистент, – Ну, изнасиловали её, зачем убивать?

– Чтобы скрыть следы преступления, – высказывает предположение медбрат.

– А поджигали зачем?

– Хочу заметить, мальчики, – вмешивается в их разговор Волина, – чтобы ожоги достигли такой глубины, нужно долго лежать на углях.

– О чем это говорит? – Спрашивает медбрат.

– Что жертва была долгое время без сознания… – отвечает за Волину ассистент.

– Или в невменяемом состоянии, – добавляет она, – Тот, кто это сделал, очень болен.

– Чем? – Задает вопрос ассистент.

– Страшной болезнью, которая называется глобальная деменция, – отвечает Волина, – Приобретенное слабоумие, которое проявляется в ослаблении познавательной способности, обеднении чувств, изменении поведения, крайнем затруднении в общении. Больной деградирует как личность.

– О какой личности вы говорите, Александра Леонидовна? – Говорит медбрат, – Он же не человек. Он – зверь. Нет, хуже зверя. Звери не убивают себе подобных. А этот? Он представляет опасность для общества и должен быть изолирован от него.

– Хватит возмущаться, господа эскулапы, – останавливает их ассистент, – Пора приниматься за операцию.

– Что мы имеем? – Спрашивает медбрат, глядя на больную.

– Пятьдесят пять процентов обожженной поверхности тела, – сообщает Волина, – причём значительная часть ожогов – 3-й и 4-й степени.

– Уникальный случай, я вам скажу, – качает головой ассистент, – Люди при меньших ожогах умирают в течение 2—3 часов, а она до сих пор жива…

– Правую руку придётся тоже ампутировать, – произносит Волина.

– Это не ко мне, – сразу отказывается ассистент.

– А тебя никто и не просит, – успокаивает его медбрат.

Ассистент вводит Оксане наркоз. Больная моментально открывает глаза.

– Больно!

Ассистент роняет шприц:

– Она очнулась, Александра Леонидовна.

Волина бросается к ней.

– Кто ты? Как тебя зовут?

– Оксана… Макаренко… – произносит девушка, – Мне больно…

– Оксана, кто тебя бил? – Задает вопрос Волина.

Оксана закрывает глаза и входит в состояние медикаментозного сна.

– Подключаем искусственную вентиляцию лёгких, – распоряжается Волина.

В приёмный покой заходит съёмочная группа в составе журналистки Дроздовой, оператора, звукорежиссера и продюсера. Руководит съемочной группой журналистка Дроздова.

– Разворачиваемся. Мне сказали, что она здесь. Точно. Нужно кого-нибудь поймать из администрации.

Главврач с любопытством наблюдает за активными действиями телевизионщиков со стороны. Манюня, увидев съемочную группу, вынимает из сумочки зеркало, поправляет макияж и причёску.

Дроздова, видя их, направляется к ним.

– Здравствуйте!

– Здравствуйте! – Отвечает главврач.

– Я – тележурналистка Дроздова, – представляется она, – Мне нужно увидеть кого-нибудь из руководства?

– Я главврач больницы, – обреченно вздыхает главврач, понимая, почему приехало в больницу телевидение, – Вы по какому вопросу?

– Нам поступила информация, что у вас в больнице лежит девушка, которую нашли на стройке сегодня утром, – сообщает журналистка.

– Эти вопросы не ко мне, – пытается уйти от ответа главврач, – а к представителям следственных органов.

– Где я их могу увидеть? – Не отстает Дроздова.

– Вот, пожалуйста, – главврач показывает на Манюню.

Оператор моментально включает свет и камеру. Звукорежиссер направляет на Манюню микрофон.

– Дорогие друзья, мы находимся в больнице скорой медицинской помощи, – говорит Дроздова в камеру, – куда сегодня доставили девушку, которую нашли избитой и изнасилованной на одной из строительных площадок нашего города. Я беседую с представителем следственных органов, которое ведет расследование этого злодейского преступления.

Она поворачивается к Манюне:

– Представьтесь, пожалуйста?

Та теряется от неожиданной просьбы:

– Я? Э…

Видя растерянность Манюни, Дроздова начинает атаковать:

– Что вы можете сказать по поводу случившегося?

– Это ужасно! – Говорит Манюня, – Вместе с Александрой мы нашли эту бедняжку на стройке и привезли в тяжелом состоянии в больницу. Она вся была обожжена. Не дышала.

– Она вам что-нибудь говорила? – Спрашивает журналистка.

– Она не могла говорить, – рассказывает Манюня, – Она была без сознания.

– Кто над ней издевался? Кто её изнасиловал? – Интересуется Дроздова, – У вас уже есть ответы на эти вопросы?

– Подождите! – Останавливается Манюня, волнение у неё моментально проходит, – Откуда вы знаете, что над ней издевались?

– Как откуда? – Задает вопрос журналистка.

– Вот именно! Она никому ничего не рассказывала, а вы утверждаете, что её изнасиловали.

– Ну, да…

– Вы присутствовали при этом? – Произносит Манюня, – Видели, как всё это происходило?

– Нет, – отступает Дроздова.

– Странно! – Иронично хмыкает Манюня, – А откуда вы всё знаете? Если вы это видели и не предотвратили, значит, вы являетесь соучастницей этого кошмарного преступления.

Журналистка опускает микрофон:

– Я ничего не видела.

– А где вы были этой ночью с трёх до пяти? – Продолжает Манюня.

Дроздова выключает микрофон и начинает сматывать шнур.

– Нигде я не была. Дома.

Но Манюню уже нельзя остановить. Она хватает ха руку журналистку:

– Свидетели, которые могут подтвердить ваши слова, есть?

Дроздова вырывает руку, отступает, поворачивается к съемочной группе.

– Собираемся.

– Вы не уходите от ответа, госпожа Дроздова! – Требовательно говорит Манюня, – Вы, наверняка, что-то знаете и скрываете это от людей.

– Ничего я не знаю, – мямлит та в ответ.

– А, может, это вы организовали это злодейское преступление, – высказывает предположение Манюня, – чтобы прославиться?

Съемочная группа быстро ретируется из помещения приемного покоя.

Главврач с улыбкой наблюдает за этой сценой:

– Лихо вы разделались с нею.

– А что я такого сказала? – Пожимает плечиками Манюня, – Я же просто поинтересовалась, откуда у неё эта информация?

– Этого было достаточно. Всегда смотрю передачи с её участием, – сообщает главврач, – Стервозная особа!

– В обществе, в котором приходиться мне быть, таких называют «семимесячными», – объясняет она.

– «Семимесячными»? Почему?

– Потому что недоношенные.

– Ну, что вы? – Возражает главврач, – Дроздова считается одной из лучших телевизионных журналисток нашего города.

– Я такую не знаю, – разводит руки в стороны Манюня, – В моем кругу по телевизору смотрят передачи про здоровье и модную одежду.

Захаров кладет трубку на телефонный аппарат и поворачивается к генералу Зырянову.

– Нет, товарищ генерал, операция ещё не закончилась.

– Долго она её делает! – Вздыхает Зырянов.

– Чтобы вытащить человека с того света двух минут мало, – говорит Захаров.

– Знаю, полковник, – машет рукой генерал, – Телевидение официально заявило, что готово перевезти пострадавшую для лечения в какую-то элитную московскую клинику.

– Наша Волина не хуже московских специалистов управиться может, – с упреком произносит Захаров.

– Я им так и ответил, но они не унимаются, – сообщает Зырянов.

– Пиарятся, товарищ генерал.

– Ладно, держи меня в курсе, – поднимается с места Зырянов, прощается с Захаровым за руку и выходит из кабинета.

В морг входит Клава. По деловому ставит на стол ранец и поворачивается к дяде Коле.

– Добрый день, дядя Коля.

– Привет, солнышко! – Отвечает старый санитар, – А мамы нету.

– Она мне не нужна, – сообщает девочка, – Я пришла к вам.

– Что-то случилось? – Беспокоится дядя Коля.

– Случилось.

Дядя Коля моет руки и подходит к Клаве.

– Рассказывай?

– Я хочу, чтобы мама вышла замуж за Захарова, – заявляет Клава.

Дядя Коля присаживается на стул.

– И ты тоже?

Клава бросается на шею дяде Коле.

– Дядя Коля, я рада что вы тоже этого хотите! Давайте их поженим?

Дядя Коля, задумчиво, чешет затылок:

– Это не так просто…

– Я этого не говорю, – произносит Клава и присаживается рядом с дядей Колей, – Сегодня я встретилась с Захаровым и по секрету сказала, что мама его любит.

Дядя Коля удивленно открывает рот:

– Он тебе поверил?

– Уверена, дядя Коля.

– Теперь остается самая малость, – говорит старый санитар, – убедить в этом твою маму.

– Я кое-что придумала, – по-деловому говорит Клава, – но мне нужна ваша помощь.

– Можешь на меня рассчитывать.

В кабинет полковника Захарова забегает Величко.

– Сергей Алексеевич, только что звонила Волина.

– Что она сказала? – Спрашивает Захаров.

– Что девушка пришла в себя и успела назвать свое имя, – сообщает капитан.

– А больше ничего?

– И этого уже много, Сергей Алексеевич, – довольно улыбается Величко, – Теперь мы сможем выяснить, кто она и откуда?

Вокруг операционного стола располагаются Волина, медбрат и ассистент.

– Чем дальше в лес, тем больше новостей, – вздыхает медбрат, – Зачем он это делал?

– Не знаю, – отвечает Волина.

– У него действительно проблемы с головой, – замечает ассистент, – Он её изнасиловал, потом избил и поджог.

– Ты пропустил, ассистент, то, что он душил её, – вздыхает медбрат, – Посмотри, на шее видна небольшая странгуляционная борозда.

– Зачем он это делал? – Пожимает плечами ассистент.

В студии идет новостная передача. За столом сидит Дроздова. Вокруг съемочная группа: оператор, звукорежиссер и продюсер.

– Сегодня утром мы вам сообщили, что на одной из строек нашего города была найдена девушка в тяжелом состоянии, – вещает в эфир журналистка, – Я побеседовала со сторожем Найденовым, который её обнаружил.

Сторож Найденов стоит перед камерой. Возле него стоит Дроздова, направляя микрофон прямо в рот.

– Я проверял территорию, – рассказывает он, – Обычно в это время я всегда делаю обход. И обнаружил её за стопкой сложенных кирпичей.

– Вы находились на строительной площадке и не слышали криков о помощи? – Берет у него интервью Дроздова.

– Если бы я их услышал, то обязательно бросился помочь девушке. Я же мужчина, в самом деле, – говорит Найденов, – Но криков не было.

– Может быть, вы в это время спали?

– На работе я никогда не сплю, – обиженно отвечает он.

– Или телевизор смотрели? – Не унимается она.

– У меня нет телевизора.

– Большое спасибо за интервью, – разочаровано произносит она.

– Подождите! – Останавливает её Найденов, – Хочу добавить! Если я встречу этого выродка, я ему все отростки оторву, чтобы больше у него не возникало желания такое вытворять.

– Эта история не оставила равнодушным никого, – продолжает вещать из студии журналистка, – Пострадавшую доставили в больницу скорой медицинской помощи, где за её жизнь до сих пор борются врачи. Вот что мы узнали в больнице.

На экране появляется Манюня. Дроздова сует ей микрофон прямо в рот.

– Что вы можете сказать по поводу этого?

– Она вам что-нибудь говорила? – Спрашивает журналистка.

– Она не могла говорить. Она была без сознания.

– Мы узнали, что девушка потеряла много крови, – говорит Дроздова, – Поэтому призываем всех, кто не равнодушен к тому, что произошло, сдать кровь. Этим вы можете спасти жизнь невинно пострадавшей.

Кашин сидит за компьютером. Возле него располагаются Величко, Кречетова и Захаров.

– Посмотрите, сколько в Питере живёт людей с фамилией Макаренко, – показывает Кашин на экран монитора.

– Но с именем «Оксана» всего пятеро, – сообщает Величко, пробежав глазами по всему списку.

Кашин пробегает по клавиатуре пальцами, убирая из списка остальных.

– Из оставшихся – трое старше по возрасту.

– Эти сразу отпадают, – кивает капитан.

– Но наша может числиться и в пригороде, – высказывает предположение Захаров.

– Виктор Петрович, посмотрите близлежайшие районы, – просит Кречетова.

Кашин снова пробегает пальцами по клавиатуре. На экране монитора высвечиваются новые списки. Эксперт вздыхает:

– Здесь тоже не меньше.

– Чего и следовало ожидать, – говорит Величко.

– А по имени «Оксана»? – Интересуется Кречетова.

– Трое, – отвечает Кашин, – И все подходящего возраста. Одна живет в Зеленогорске, другая – в Коробицыно, а третья – в Ломоносове.

– Телефоны есть? – Задает вопрос Кречетова.

Кашин опять пробегает пальцами по клавишам. На экране остается пять строчек с фамилией и именем «Макаренко Оксана», напротив которых стоят цифры.

– Есть.

– Разбираем номера и садимся звонить! – Распоряжается Кречетова.

– С такими ранами она долго не протянет, – произносит медбрат, глядя на больную.

– Все в руках Всевышнего… – сообщает ассистент, – и Александры Леонидовны.

– Ты прав, – соглашается с ним медбрат, – Но ужас заключается в том, что была красивая девушка с великолепной фигурой, а теперь… Нет ноги и руки. Неизвестно, что будет с головой, когда она очнётся?

– Зато будет жива.

Волина отходит от стола, снимает перчатки и маску и бросает их в урну.

– Всё. На этом этапе всё. Везите её в реанимацию, – поворачивается к ассистенту, – Подготовь мне образцы крови и сделай мазки. Я сама хочу провести анализ ещё раз.

– Вы мне не доверяете, Александра Леонидовна? – Обиженно спрашивает медбрат.

– Не об этом речь, – отвечает она, – Мне нужно кое в чем разобраться.

Захаров кладет трубку на телефонный аппарат.

– У меня ничего. Что у вас?

– Одна учиться в Москве, – докладывает Величко, – Домой вот уже три месяца не приезжает. А вторая в командировке в Африке уже полгода.

– А моя подходит по всем параметрам, – сообщает Кречетова, – Живет недалеко от места, где произошла трагедия. Мать сказала, что дочь вчера ушла из дома и до сих пор не вернулась.

– А что у вас, Виктор Петрович? – Интересуется Величко у эксперта.

– Не работает, не учится, – отвечает тот, – Живет в деревне Коробицыно. Дома появляется редко. Еле вытянул эту информацию у матери.

– Я бы эту Оксану тоже проверил, – предлагает капитан, – На всякий случай.

– Обязательно, – соглашается Захаров, – Хотя бы для того, чтобы исключить из списка.

– Тогда разбежались? – Предлагает Кречетова.

В приемный покой заходит Волина. К ней подходит Манюня. Волина видит её.

– Ты ещё здесь?

– А где я должна быть? – Спрашивает Манюня.

– Я думала, что сбежала, – отвечает Волина.

– Куда?

– Ни куда, а откуда, – поправляет её Волина, – Из реальной жизни в свою золотую клетку.

– Туда я всегда успею, – машет рукой Манюня.

– Ну-ну.

– Я крайне удивлена тому, что ты врач, Александра, – признается Манюня.

– Почему?

– Врачей с такой внешностью, как у тебя, не бывает.

– А я уже не врач, – говорит Волина, – Была врачом, а теперь нет. Эксперт судебно-медицинской экспертизы.

– Называй себя, как тебе заблагорассудится, Александра, – хмыкает Манюня, – но сущность останется прежней. Это, как учитель. Думаешь: учитель – это профессия?

– Да, – кивает Волина.

– Ошибаешься, – уверенно произносит Манюня, – Это – национальность.

– Смешная ты, – улыбается Волина.

– Врачом и учителем нужно родиться. Ими невозможно стать. Выучиться.

– Честно говоря, я не ожидала от тебя таких глубоких сентенций, – удивляется Волина.

– Думаешь, я их от себя ожидала? Просто, глядя на тебя, я задала себе вопрос: а смогла бы я так, как Александра?

– И что ты себе ответила?

– Пока ничего, – пожимает плечами Манюня, – Я просто этого не знаю.

Волина протягивает ей белый халат.

– Надевай.

– Зачем?

– Ты не хочешь продлить эксперимент?

– Хочу.

Величко забирает у Кашина листок с адресами и телефонами:

– Я – в Коробицыно. Проверю Оксану Макаренко, которая живет в деревне и дома появляется редко.

– Наша помощь нужна? – Интересуется Кречетова.

– Конечно, Ольга Петровна, – говорит Захаров, – Как же мы без вас?

– Нам, наверняка, понадобиться информация, которую сможет найти Кашин, – сообщает Величко.

Кречетова поворачивается к эксперту.

– Виктор Петрович, вам всё понятно? Работаем в режиме «нон-стоп». Никто никуда не уходит до полного раскрытия дела.

– Понятно, Ольга Петровна, – разводит руки в стороны тот, – Это даже не обсуждается.

Оксана лежит на койке. К ней тянуться всевозможные проводки, трубочки. Рядом располагается аппаратура. На штативе установлена капельница. Возле неё на стуле дежурит Волина.

У стены на кушетке примостилась Манюня.

– Жила себе девушка, – говорит она, – Мечтала выйти замуж, нарожать кучу детишек, а какой-то урод вдруг влез в её жизнь и все перечеркнул.

– Страшно? – Спрашивает Волина.

– Обидно.

– Если ты начала задумываться об этом, Марина, значит, наметился определённый прогресс в твоих взглядах на жизнь.

Оксана начинает шевелиться. Волина и Манюня вскакивают с мест.

– Оксана? – Обращается к девушке Волина.

Та стонет и открывает глаза. Волина берёт шприц и наполняет его жидкостью.

– Больно, – тихо произносит Оксана, – Очень больно!

– Где болит, Оксана?

– Рука болит. Правая. И нога.

Волина делает инъекцию.

– У неё же нет правой руки? – Шепчет удивленно Манюня.

– Это болевой синдром, Марина, – объясняет Волина.

– Почему это происходит?

– Нарушение психического состояния человека.

Волина откладывает шприц в сторону, берёт ватный тампон, опускает в воду и промачивает Оксане губы. Манюня подсаживается ближе к койке.

– Расскажи, что вчера произошло? – Задает вопрос Волина.

Оксана облизывает воду.

– Я была в кафе «Кудесница» на «Просвете». Там… Там мы отмечали день рождения… с Женей и Артёмом…

– Что было потом?

– Больно! Мне больно!

Оксана начинает завывать от боли.

– Потерпи, я сделала укол, – говорит Волина, – Сейчас боль пройдет. Что было потом?

– Мы танцевали… – рассказывает девушка, – Они… такие весёлые… Все время шутили… Потом пошли домой к…

Оксана говорит все медленнее. Затем закрывает глаза и отключается.

Величко паркует машину у двухэтажного дома и сам выходит из неё. Оглядывается по сторонам в поисках того, кто может дать информацию. Но вокруг никого нет.

Он подходит к первому подъезду, пытаясь найти список жильцов. На двери на месте таблички торчат согнутые гвозди, а сама табличка отсутствует.

Величко идет ко второму подъезду. На второй двери табличка с фамилиями есть, но она закрашена такой же краской, что и двери. Потоптавшись на месте, Величко входит внутрь.

Величко звонит в первую дверь. Прислушивается. Ему не отвечают. Тогда он нажимает кнопки звонков трех оставшихся на этаже квартир. Через некоторое время одна из дверей открывается. На пороге появляется мужик, одетый в растянутую майку и спортивные штаны с вытянутыми коленками. Он выпивший.

– Вам кого?

– Подскажите, где квартира Оксаны Макаренко?

– Квартиры Оксаны Макаренко в доме нет, – отвечает мужик, – Есть квартира её матери и отца.

– Извините, если я не так выразился, – произносит Величко, – Где находится эта квартира?

– Здесь.

– Вы отец Оксаны?

– Да, – кивает мужик.

Величко показывает удостоверение.

– Капитан Величко из следственного отдела. Мне нужно с вами побеседовать.

– Беседуйте, – разводит руки в стороны мужик, – Я вам не запрещаю.

– Я могу зайти в квартиру? – Интересуется капитан.

– Можете, – говорит мужик, – Вы – власть. Вы всё можете.

Николаев отходит в сторону, пропуская Величко в квартиру. Величко заглядывает внутрь и останавливается на пороге. Затхлый запах сразу бьет его в нос. Капитан кривится.

– Давайте лучше пойдем на улицу. Поговорим на свежем воздухе.

– Можно и на свежем воздухе, – соглашается мужик, – Чего же нельзя?

В реанимацию заходит ассистент. Волина и Манюня поднимаются ему навстречу.

– Александра Леонидовна, я вам результаты расширенного анализа принес, – сообщает ассистент Волиной.

– А мазок? А кровь?

– Обижаете, Александра Леонидовна!

– Давайте.

Ассистент передает ей аккуратно упакованные образцы. Волина укладывает их в свою обширную сумку.

– Пришли сюда медбрата, чтобы он подежурил возле больной, пока я не приеду.

– Хорошо, Александра Леонидовна, – кивает ассистент, – Не волнуйтесь, все будет в порядке.

– Если она придет в себя, сразу звоните. Номер телефона вы знаете.

– Езжайте и спокойно делайте все свои дела. Мы управимся.

Величко и мужик выходят из подъезда и усаживаются на лавочке.

– Что ты от меня хотел услышать, мент? – Задает вопрос мужик.

– Хотел узнать, где ваша дочь? – Отвечает Величко, внимательно рассматривая отца девушки.

– Где-нибудь шляется, сучка долбанная, – сообщает мужик.

– Что это вы так сурово про свою дочь говорите?

– Потому что почтения к родителям нет, – пафосно произносит мужик, – Понимания, что, хоть и не родная она мне, но я её кормлю и одеваю.

– Она, по-моему, уже в таком возрасте, что сама может покушать и одеться, – делает замечание Величко.

– Всё равно должна уважать.

– Согласен, – говорит капитан, – Уважать она должна. Конечно, если есть за что.

– Не волнуйся, – он поднимает один палец вверх, – Я мужик видный. За себя и за семью всегда постоять смогу.

Величко окидывает Николаева взглядом с ног до головы.

– Где твоя жена? Тоже в отключке или бодрствует?

– Угадал, – кивает мужик, – Отдыхает от трудов праведных.

– И над чем она трудилась? – Иронизирует Величко, – Над поллитровкой?

– Угадал, – ржет мужик, – Думаешь, легко её без закуски ухрюкать?

– Думаю, нелегко, – соглашается капитан, – А Оксана дома бывает?

– Бывает, когда я её пускаю. Но больше в Питере у подружки околачивается.

– Она работает?

– Ага, – рассказывает мужик, – Передком деньги зашибает.

– Ночная бабочка?

Мужик ржет еще громче:

– Нет. Ночной бомбардировщик.

– Знаете, где подруга живет? – Спрашивает Величко.

– Нет, – отрицательно вертит головой мужик, – Не знаю и знать не хочу.

Кречетова и Татьяна сидят на кухне. Татьяна плачет.

– Оксана – девочка своенравная. Чуть что не так, хлопает дверью и уходит к тетке. Моей сестре. Будто медом ей там намазано.

– Вчера она тоже ушла к ней? – Спрашивает Кречетова.

– Да. Я попросила помыть посуду, а она начала мне грубить, – вспоминает мать.

– Часто это у вас происходит?

– Да почти каждый день. Раньше была девочка, как девочка. Что ни скажешь ей, всё выполняла, а сейчас, будто подменили её.

– Вы с ней живете вдвоём? – Продолжает опрос Кречетова.

– Да. С мужем мы развелись три года назад, – рассказывает Татьяна, – Когда ей четырнадцать исполнилось.

– Она встречается с кем-то?

– Что вы имеете в виду?

– Я имею в виду парня, – объясняет Кречетова.

– Рано ещё, – строго говорит мать, – А впрочем, не знаю. Наверное, встречается. У них в этом возрасте это быстро случается.

– А вы не знаете?

– Не знаю. Она мне ничего не рассказывает. Она вообще со мной в последнее время не говорит. Все больше с теткой. Сестрой моей.

– А сестра потом ничего не говорит? – Интересуется Кречетова.

– Молчит, как партизан, – признается Татьяна, – Я попыталась разузнать, так она мне посоветовала самой с Оксаной поговорить.

– А в эту ночь ваша дочь у неё не ночевала?

– В том то и дело, – вздыхает мать, – Мне сестра позвонила в двенадцать и сообщила, что Оксана к ней не пришла. Попросила приехать. Я приехала, и мы всю ночь по больницам и моргам звонили.

– Покажите мне её фотографию? – Просит Кречетова.

– Сейчас принесу, – произносит Татьяна и выходит из комнаты.

Захаров входит в приемный покой. Навстречу ему идут Волина и Манюня.

– Александра Леонидовна, есть новости? – Спрашивает он.

– Сергей Алексеевич, пострадавшая приходила в себя, – сообщает Волина, – Дольше, чем в прошлый раз.

– Что она успела сказать?

– Вчера она была в кафе «Кудесница» на проспекте Просвещения, где познакомилась с двумя парнями, – рассказывает Волина, – Одного звали Женя, а второго – Артём. Они немного повеселились, а потом отправились к кому-то домой.

– Это всё? – Уточняет он.

– Всё.

– Адрес назвала?

– Нет, – отвечает она.

– Если снова придет в себя, сразу звоните, – просит Захаров.

– Хорошо, Сергей Алексеевич, – говорит Волина, – Я сейчас поеду к дяде Коле. Мне нужно сделать несколько анализов, а потом вернусь сюда.

– Кто останется с Макаренко?

– Я попрошу главврача.

– Хорошо, – кивает полковник, – а я – на Просвещения. Поищу кафе «Кудесница».

Захаров убегает. Волина поворачивается к Манюне.

– Всё, поехали.

– Куда? – Интересуется та.

– Туда, где нет бедных и богатых, Манюня, – объясняет Волина, – Туда, где все равны.

– В коммунизм? – Удивляется Манюня.

– Нет, Марина. В морг.

Подняться наверх

Читать книгу Киносценарии. Восьмой том - Сергей Глазков - Страница 4

ЧупакабраДеменцияПервая серия

Чупакабра
Деменция
Первая серия