Читать книгу Однажды… Сборник рассказов выпускников Литературного института - Сергей Гончаров - Страница 7

Гул

Задание:

Шмель услышал рёв и рычание какого-то огромного шмеля, полетел на него посмотреть и увидел, что к нему в Липецк приехал выступать Владимир Владимирович Высоцкий.

Проводник, скажу, ты не поверишь, космонавты в поезде летят. Космонавты хлеба ждут и зрелищ, но особенно они вина хотят.

Рано утром поезд врезался в пустующую станцию и, скрипя колесами, на ходу ошпарил легкий весенний воздух выхлопом из тормозной магистрали. Жители города еще не успели разлепить век, а кучки пассажиров уже выкатывались на перрон, успешно и не очень подхватывая на ходу застиранные холщевые сумки, вздувшиеся от диковинных для провинции яств и одежки. Люди растаскивали столицу на гастрономические кусочки по всей стране, везли домой все, что можно было увезти в тоскующую от деликатесов малую родину. А та встречала их широкими объятиями гордого алого полотна на мосту, торжественно желающего здравия Советам, и стендами для фотографий, выстроившимися вдоль первой платформы, как солдаты первой шеренги на параде. Фотографии сообщали гостям города о его бурной металлургической деятельности, настойчиво доказывая запечатленными клубами дыма в надгородских небесах свою пятилеточную состоятельность.

Меж тем из купейного вагона, что следует сразу за вагоном-рестораном, выпал в статичный мир один из последних пассажиров, таща за собой потрепанную переездами гитару. Несколько сопровождавших тут же обступили тело, чьи-то женские руки с усилием пробовали поддержать его в вертикальном положении. Покачнувшись, человек прислонился к рифленой стене вагона и, задрав голову, выдохнул алкогольный дух в пропитанное цветущими нарциссами небо.

– Где машина? – спросил он.

– Нас ждут, – ответили ему.

В этот миг гитара из рук неустойчивого путешественника упала на перрон и расстроено бренькнула струнами на поведенном грифе.

Милая, любимая, не откажи сегодня. Видишь, все задумчивые, колбасу едят. Космонавты – старая шуточка Господня. Но вина по-прежнему, вина они хотят.

Неровно выбеленный потолок поприветствовал ухмылкой трещины на поверхности штукатурки, когда, наконец, удалось открыть глаза.

– Володя, дорогой, ты очнулся! – послышался бодрый голос Янкловича. – А мы было собрались тебя водой поливать. Ехать пора, договаривались на три…

– Владимир Семенович, как ты? – тихо прервала его торопливую речь Оксана, внимательно глядя прямо в лицо супруга.

Володя помотал головой, стряхивая остатки похмелья, ощупал лицо, поднялся и, не обращая внимания на восклицательные, запоздало радостные приветствия, направился в ванную, пробираясь между знакомыми и незнакомыми людьми, толпившимися в маленькой квартире: кто стоял – в дверных проемах, кто сидел – на стульях и креслах, расставленных в хаотичном порядке по всей комнате.

Привал состоялся у приятелей, которые уже полгода настойчиво звали его культурно просветить этот застрявший в пятидесятых маленький индустриальный городок. Планировался торжественный обед. Но прошлая железнодорожная ночь щедро одарила артиста случайной публикой. Наутро на спиртное он не мог взглянуть без приступов тошноты. Так что пока спутники, воспользовавшись привезенными с собою же столичными деликатесами, предавались чревоугодию, он был вынужден отдыхать. Сейчас необходимо поставить на место свернутую в сонной ухмылке челюсть, расправить сутулые стареющие, но еще сильные плечи и пригладить длинные волосы. Наручные часы проинформировали Высоцкого о том, что время не остановилось и хорошо бы успеть на предстоящий концерт загодя. Город не знаком, привычки его обитателей тоже. От советских людей чего только не ожидаешь…

Он никак не мог вспомнить название города. Что-то связанное с березой или другим русским деревом, липой что ли… Да ну его к черту, этот город. Заграничный коньяк еще пульсировал вместе с кровью по венам, вызывая старое знакомое чувство стыда и воспоминания о собственном предательстве в пользу алкоголя. Когда-то еще Марина пыталась воевать с врагом русского человека в одиночку. Ксюха вот не воюет, зато остается рядом, во что бы то ни стало. От этого алкоголя парадоксально меньше, а стыда, как ни странно, больше. Сюда она поехала, правда, неожиданно для Высоцкого, просто собралась в полчаса и поехала с ним на вокзал. Он не смог отказать ей. И Боровской чудом достал ей билет в последнюю минуту перед отправлением. Сам Боровской вот не поехал, побрезговал.

Володя облокотился на край раковины, согнувшись, постоял без движения несколько минут, поднял лицо и прорычал что-то своему отражению. Потом встряхнул отросшими почти до плеч волосами и вышел из ванной, распахивая душу. Он подошел к Оксане. Он пал перед ней, не обращая внимания на чужие любопытные взгляды, он обнял ее колени под широкой юбкой, он бормотал извинения и хотел плакать и уезжать из этого неуютного городишки скорее прочь.

– Мы споем самое дорогое, пусть они все услышат. А потом поедем домой. Ксюха, кольца готовы, ты ведь не уйдешь теперь?

Она погладила его тяжелое лицо.

– Нет, Володя, нет.

– Дай гитару, пока я спал, сочинил новую песню. Ты простишь меня снова.

А если нам с порога на рога плюют, и кто-то, кажется, смеется, мы вспомним, как мы ходим на врага, и как нам спирт под пулями не пьется.

Двери филармонии оказались закрыты. Натянутая бодрость артиста и показное возбуждение товарищей оказались напрасны. Две машины такси уже отпустили. Никто не встречал. Маленькое одноэтажное здание с обшарпанными по высоте углов стенами равнодушно таращило на них четыре неестественно крупно выпученных для такого мелкого здания окна. И здесь перед входом оказался стенд с фотографиями. Горделиво выставленные виды завода лезли в глаза, уничтожая всякую надежду на то, что в этом месте можно петь. Афиш с объявлением сегодняшнего концерта ни на дверях, нигде поблизости не было. Не обращая на приезжих никакого внимания, мимо прошли несколько пешеходов, шмыгая, они втягивали носами, точно пылесосами, прохладную весну, а вместе с ней – тонкую пыльцу нарциссов, цветущих повсюду.