Читать книгу Эрато и Эрот. Поэты о любви: опыты ментального анализа. Часть I - Сергей Горошкевич - Страница 2

Любовь в ее многообразных формах и проявлениях занимает огромное место в жизни человечества и отдельного человека. Большая часть мировой художественной культуры «вертится» вокруг этой оси. В частности, почти вся поэзия от ее глубокого и серьезного философского крыла до Ордена Куртуазных Маньеристов (плесени на останках всемирной литературы, как называют его некоторые доброжелатели) пишет слово Любовь с большой буквы и рассматривает ее как стержень бытия:

В.С.Соловьев (1853–1900)

В.Ю.Степанцов (р. 1960)

Очевидно, именно поэтому уже в греческой мифологии среди 9 муз, «ответственных» за научное и художественное творчество, была Эрато – покровительница любовной лирики. С тех пор и поныне любовь остается главным «предметом» поэзии:

Пьер де Ронсар (1524–1585) Франция (пер. М.Я.Бородицкой)

Дорогой Читатель, перед Вами книга, которую я, может быть, и не вполне удачно назвал «Эрато и Эрот». В этом названии Эрот символизирует любовь, а Эрато – любовную поэзию. Как Вы уже заметили, книга начинается вводной главой, которая довольно пространна. Она не всегда была такой. Все начиналось с обычного введения из нескольких страниц. До несуразных размеров оно разрослось вот по какой причине. В процессе работы над книгой я давал почитать ее промежуточные варианты своим знакомым. Они, естественно, делали мне разнообразные замечания: дескать, то не так, а это не эдак. Как водится, каждый тянул в свою сторону. Угодить одному было невозможно без того, чтобы не навлечь на себя гнев другого. Оно и понятно: автор – плоть от плоти народа; читатели – вокруг него. Пойти им навстречу – значит разорваться. «Не хочешь переделывать, так изволь объяснить – почему», – сказали читатели. «Пожалуйста», – ответил я. Так и родилась вводная глава, цель которой – предотвратить возможные недоумения и самооправдаться:

Б.А.Слуцкий (1919–1986)

Жанр книги определить довольно сложно, а то и вовсе невозможно из-за отсутствия прецедентов в мировой литературе. Именно последнее обстоятельство и подвигло меня на ее создание, ибо чем же нам еще заниматься, если не тем, что никто не сделает, кроме нас:

В.А.Большаков (1947–2008)

Книга представляет собой тематически организованные подборки стихов самых разнообразных авторов, соединенных (если угодно, разделенных) текстом компилятора. Основная идея, реконструировать объект (жизнь) по его отражению (поэзии), не оригинальна:

И.Л.Сельвинский (1899–1968)

В.А.Павлова (р. 1963)

Действительно, если бы вся Древняя Греция в VII веке до новой эры опустилась на дно морское, как Атлантида, но остались бы поэмы Гомера, то мы бы знали о жизни ее обитателей ненамного меньше, чем знаем сейчас. Принцип организации стихов по тематическому принципу при их публикации также не нов. Скорее наоборот, это хорошо забытое старое. Например, все древнеиндийские поэтические антологии были составлены именно таким образом. В некоторых из них насчитывается более сотни тематических рубрик. Одна из крупнейших книг такого рода начинается следующим стихотворением, написанным, кстати, ее составителем:

Шарнгадхара (ХIV век) Древнеиндийская поэзия

(пер. И.Д.Серебрякова)

Переадресуя это пожелание своим читателям, я могу только позавидовать его автору, который владел пером не хуже тех поэтов, чьи стихи он использовал при составлении антологии. Если вы сейчас откроете наугад и прочтете любую страницу моей книги, то самым заметным впечатлением почти наверняка будет малоприятное ощущение вопиющего контраста (языкового, стилистического, ментального и любого другого) между стихами и моим текстом. Очень заманчиво было бы заявить, что этот контраст есть результат целенаправленных творческих усилий составителя, сознательно используемый им «литературный прием». Заманчиво, но очень уж далеко от правды. А правда состоит в том, что я просто писал «как умею». Говорят, во время освоения американского Дикого Запада в «салунах» обязательно висел плакат для ковбоев с надписью: «Не стреляйте в пианиста, он играет, как умеет!». Вот и я обращаюсь к уважаемому Читателю с примерно таким же призывом. Беспокоило ли это меня? Да, беспокоило, но лишь в начале работы. Я даже пробовал поступить так, как иногда делают настоящие писатели:

Г.Н.Оболдуев (1898–1954) Советский андеграунд

Однако очень скоро выяснилось, что эта самая «рожа» у меня безнадежно крива и простыми косметическими средствами ее не исправить. Тут я и вспомнил прочитанную когда-то новеллу одного из французских классиков. В ней говорится о некоем предприимчивом человеке, который первым догадался делать деньги не на красоте, как многие другие до него, а на безобразии. Он нанимал некрасивых женщин и сдавал их напрокат обычным, которые на их фоне выглядели красавицами:

Н.К.Доризо 1978 (1923–2011)

Просто, но очень эффективно. Разве заметишь яркое на ярком? Разве не является контрастный душ замечательным средством «от всего»? Наконец, разве не контрастен сам мир, в котором мы живем?

О.Н.Григорьева (р. 1957)

Использованный в книге принцип создания нового из фрагментов старого вызовет у многих неприятие и законный вопрос: «Зачем же перелопачивать прошлое? Лучше уж попытался бы сочинить что-нибудь новенькое». Действительно, именно этим занято великое множество современных сочинителей. С завидным упорством они изобретают и изобретают велосипеды. Как положено всему новоизобретенному, их изделия далеки от совершенства и малопригодны для использования:

М.А.Зенкевич 1941 (1891–1973)

Поэты стараются. Надо отдать им должное. Удачи редки. Однако на то они и поэты, чтобы стремиться к невозможному:

Н.Н.Матвеева (1934–2016)

Увы, создать нечто абсолютно оригинальное, особенно в области поэзии, в наше время просто нереально. Современная культура – это немыслимо сложная система прямых и причудливо искривленных зеркал, отражающих самое себя. «Написано всего такая бездна, что новое, поверьте, бесполезно»:

И.М.Губерман (р. 1936)

У многих крупнейших современных авторов скрытые и открытые цитаты, не говоря уже про аллюзии, составляют скелет произведения. «А кто не чтит цитат, тот регегат и гад». Есть целые направления, которые ставят этот принцип во главу угла, например, так называемая центонная поэзия. Так может быть, действительно, лучше разобраться с уже имеющимся, обобщить и систематизировать его? В предлагаемой Вашему вниманию книге заимствование возведено в абсолют: «Стяжал и за грех не считаю».

Фрагментарность, мозаичность, пестрота предлагаемой Вашему вниманию книги кого-то заставит усмехнуться, кого-то – поморщиться, а кого-то и вовсе плюнуть. Предлагаю уважаемым посмотреть вокруг. Для современных Человека и Человечества меньше всего характерна цельность. Лоскутное одеяло – вот знамя того мира, в котором мы живем. На каждом из лоскутиков – свой девиз. А можно ли написать что-нибудь поверх всего этого? Да, только одно слово. И это слово:

«Любовь».

В наше время как никогда быстрыми темпами падает интерес ко всем остальным вечным проблемам. Явно грядет век полного безразличия к ним. Что же остается? Только такие не просто высшие, а единственно подлинные ценности, как Любовь и ее частное проявление – Любовь к Прекрасному, Красоте:

Шарль Пьер Бодлер (1821–1867) Франция (пер. В.В.Левика)

Да, природа красоты сложна. Но вся надежда – только на нее. Моралисты уже пробовали спасти нас, грешных, проповедью добра и справедливости. Да только воз и ныне там. Возможно, Лев Николаевич Мышкин был не таким уж идиотом, когда сказал свою знаменитую фразу:

А.А. Коринфский (1868–1937)

Итак, любовь и красота – две нетленные ценности. Очевидно, что ядро любви вообще есть половая любовь, равно как и ядро красоты вообще – есть красота возлюбленной:

Константэн Григорьев (1968–2008)

Любимая женщина – это чистая поэзия для влюбленного поэта. Она прекрасна и безупречна во всех отношениях. Она – эталон красоты, «чистейшей прелести чистейший образец»:

Генрих Гейне (1797–1856) Германия (пер. В.В.Левика)

Таким образом, любовь и красота наиболее гармонично соединяются в художественном творчестве, особенно поэтическом. Воистину нет бога, кроме Эрота и поэты – пророки его:

Андон Зако-Чаюпи (1866–1930) Албания (пер. Д.Самойлова)

Для чего вообще люди пишут книги? С целью облагодетельствовать человечество, поведав ему то, что ты знаешь, а оно – нет? Может быть. Но для этого нужно быть неправдоподобно хорошим человеком, альтруистом. Обычный человек если знает, то молчит:

И.М.Губерман (р. 1936)

Разговор или писанину затевают те, кто сами и для себя хотят в чем-то разобраться. Вот Вам, дорогой Читатель, и ответ на давно возникший у Вас законный вопрос: а при чем здесь сам компилятор? Уверяю Вас, абсолютно ни при чем. Я действительно не имею ни малейшего отношения ни к стихам (не сочинил за свою жизнь ни одной строчки), ни к любви (ни разу не испытывал этого чувства). Отсюда интерес и к тому, и к другому. «Кто про что, а вшивый про баню», – говорит наш мудрый народ, и он совершенно прав. Хорошо ли это? И да, и нет. Я сознательно поставил себя в довольно сложное, но в такой же мере и выигрышное положение инопланетянина, которому поручено изучить самое иррациональное явление в психике жителей Земли – половую любовь – при помощи настолько же иррационального метода, как анализ мировой любовной лирики. Вижу, как многие из людей романтических и одухотворенных поморщились, а некоторые даже и «содрогнулись». «Да как же он, не любивший и не творивший, смеет замахиваться на самое святое – любовь и поэзию», – ужаснулись они:

Лидия Койдула (1843–1886) Эстония (пер. П.И.Железнова)

«Протестую», – как говорят стороны в суде. Если ставить вопрос таким образом, то логично просто поднять руки вверх и вообще отказаться от изучения чего бы то ни было. Исследование предполагает наличие реально существующего объекта и познающего его субъекта именно как двух несовпадающих данностей. В Англии есть пословица: «Onlookers see more than players». Среди читателей наверняка найдутся более или менее ярко выраженные «агностики», которые вообще сомневаются в том, что любовь поддается исследованию. Есть такие люди и среди поэтов:

В.А.Рождественский 1976 (1895–1977)

Что ж, сомнение – это обязательный мотив и компонент познания. Вопрос только в их гармоничном сочетании:

И.М.Губерман (р. 1936)

Сомнение в возможности познания какого-либо предмета только разжигает азарт истинного исследователя. Следующий вопрос: а нужно ли это познавать? Некоторые утверждают, что изучение любви не только невозможно, но и не нужно:

К.Н.Льдов (1862–1930) Поэзия эмиграции

С.К.Маковский (1877–1962)

Н.К.Доризо (1923–2011)

И.М.Губерман (р. 1936)

Само слово «изучение» некоторые авторы считают неуместным, когда речь идет о живых чувствах. Впрочем, они не отрицают необходимости для каждого отдельного человека разбираться во всем этом посредством некоего интуитивного «понимания»:

М.И.Алигер 1956 (1915–1992)

С этим трудно не согласиться. Но почему же одно должно быть вместо другого, а не вдобавок к нему? Действительно, половая любовь – это на редкость сложный и противоречивый комплекс психических явлений:

Гаспара Стампа (1523–1554) Италия (пер. Н.Н.Матвеевой)

Разобраться во всем этом очень не просто. Я имею некоторый опыт в обобщении и систематизации самых разнообразных фактов. Тем не менее, признаюсь, что в начале работы и у меня глаза разбегались, а концы не сходились:

Г.Н.Оболдуев (1898–1954) Советский андеграунд

Однако постепенно все более или менее «устаканилось». Орешек знанья, действительно, тверд, но стремление к познанию всего сущего

неистребимо в человеке, ибо человеком его сделал Разум:

В.Ф.Ноздрев (1913–1995)

Эмили Дикинсон (1830–1886) США (пер. В.Н.Марковой)

Безусловно, наиболее сложным объектом познания для человека является сам человек. Суть его настолько неуловима и противоречива, что у многих, в том числе и у поэтов, просто опускаются руки:

Б.А.Слуцкий (1919–1986)

Разочаровавшись в возможности познать человека, некоторые бросают это «темное дело», переходят на живую или неживую природу. Я представляю встречный поток: тех, кто идет от природы к человеку. Уверен, что человек вообще и его половое поведение в частности как объекты познания принципиально не отличаются от всего остального. А что касается сложности предмета, то, как говорится, по Сеньке и шапка. Поэтому мне ничего не остается, как вместе с поэтом сказать господам агностикам следующее:

С.Я.Надсон 1883 (1862–1887)

Вернемся к стихам. Обычно те, кто «работает» с ними (критики, интерпретаторы, исследователи) ставят своей целью проникнуть в «творческую мастерскую» поэта, постигнуть «механизм» рождения стихов. В истории филологии известны случаи, когда один-единственный сонет служил поводом для написания довольно толстой книги. Большинство поэтов скептически относятся к попыткам исследования их творчества:

Уильям Батлер Йейтс (1865–1939) Ирландия (пер. Г.М.Кружкова)

Л.Н.Мартынов 1954 (1905–1980)

М.Н.Воскресенская (р. 1913)

Михаил Гробман Поэзия эмиграции

И.М.Губерман (р. 1936)

Поэзия – это «звуки сладкие». Она, в сущности, одинаково близка и к литературе, и к музыке. Объяснять стихи так же бессмысленно, как и музыку:

Н.Н.Матвеева (1934–2016)

Скажу сразу: я вообще не ставил перед собой задачу изучать творчество поэтов – авторов любовной лирики. Боже упаси. Задача книги принципиально другая – исследование половой любви на основе их «готовой продукции». Если бы за это дело взялся специалист – профессионал в науке о поэзии или в науке о любви, то перед ним сразу же встали бы неразрешимые проблемы. Для того, чтобы правильно и безошибочно использовать какой-либо стихотворный текст (а именно это – свойство профессионала), ему пришлось бы получить о нем точную научную информацию: когда и при каких обстоятельствах личной и социальной жизни поэт создал данное стихотворение, насколько искренним он был при этом, в какой мере совпадают в этом произведении автор и лирический герой, а также многое, многое, многое другое. Первый вопрос: а этично ли это? Сами поэты уверены, что нет. Как и большинство психически здоровых людей, они резко отрицательно относятся к попыткам вывернуть наизнанку и проанализировать их частную жизнь:

Редьяд Киплинг (1865–1936) Англия (пер. К.М.Симонова)

И.Л.Сельвинский 1964 (1899–1968)

И тут поэты совершенно правы. «Я поэт. Этим и интересен», – говорят они. Этим, и только этим! А все остальное – не наше собачье дело. Если оставить этику в стороне, то встает второй вопрос: а возможно ли получить искомую информацию о происхождении каждого стихотворения? Уверен, что нет. Конечно, имеется целая отрасль науки, которая как раз этим и занимается. Однако опереться на ее достижения даже теоретически очень сложно, а практически – совершенно невозможно. Почему? Во-первых, объем научной и полунаучной литературы, имеющей отношение к потенциально пригодным для использования стихам, совершенно необозрим. Нужна не одна жизнь, чтобы ознакомиться со всем этим хотя бы поверхностно. Во-вторых, серьезными и глубокими исследованиями охвачено творчество лишь очень немногих великих поэтов. Творчество остальных – средних и особенно мелких, изучено слабо или вовсе не изучено. Наконец, в-третьих, наука о стихах, как и любая другая наука, особенно из числа гуманитарных и вдобавок имеющих дело с прошлым, изобилует противоположными, спорными, взаимоисключающими взглядами ученых на один и тот же вопрос. Учитывая все вышесказанное, я принципиально не использовал научное литературоведение в своей работе и попытался забыть то немногое, что мне было известно из его достижений. Я поступил так отнюдь не из пренебрежения к науке, а как раз из уважения к ней. Ведь я не ученый-литературовед, а самый что ни на есть простой читатель – дилетант. «Я не филолог, я логофил», – сказала Вера Павлова. Так вот, она Логофил с большой буквы: открывает слова. А я – с маленькой: мне просто нравятся слова красивые, при этом не лишенные смысла. Как обычный человек читает стихи? Очень просто: он прочитывает стихотворение и понимает или не понимает его так, как хочет и может, т. е. СУБЪЕКТИВНО. В процессе работы над этой книгой было несколько случаев, когда я, уже вставив в текст некий стихотворный фрагмент, случайно узнавал из какого-то источника информации, что поэт написал данное стихотворение совсем в другой ситуации, совсем по другому поводу и вкладывал в него совсем другой смысл. Обычно это было связано с неясностью и двусмысленностью самого стихотворения:

Ю.Ю.Власенко (р. 1949)

Бывало и так, что неправильная интерпретация происходила явно по причине моего недомыслия. Так вот, я во всех без исключения случаях оставлял фрагмент на прежнем месте! Не думаю, что это хорошо. Но и не плохо, ибо субъективность восприятия есть основа литературы и искусства, со стороны как их производителей, так и потребителей.

В свое оправдание приведу хрестоматийный пример. Сочиняя знаменитый фрагмент «Куда, куда вы удалились?..» А.С.Пушкин явно насмехается над слюнявым стихотворчеством Ленского, пародирует лишенные поэтической правды и истинного чувства творения эпигонов романтизма. П.И.Чайковский, то ли не разобравшись в ситуации, то ли, наоборот, совершенно сознательно стремясь продемонстрировать свои уникальные возможности композитора, делает на этом изначально

«юмористическом» материале совершенно серьезную арию, которой верят и над которой рыдают поколения благодарных слушателей, сожалея вместе с автором об утраченных иллюзиях. К моменту создания арии А.С.Пушкина уже не было в живых. Поэтому он не мог предъявить претензий П.И.Чайковскому. Признаюсь, что в этом плане я особенно боюсь современных, ныне здравствующих авторов. Вначале я даже старался избегать использования их стихов в своей работе. Во-первых, они в среднем пишут более мудрёно, чем их предшественники. А во-вторых, они живы-здоровы и им, конечно, должно быть обидно и досадно, что какой-то недоумок без спросу использовал и вдобавок неправильно интерпретировал их нетленные произведения. Поэты вообще страшно не любят, просто не переносят читателей, которые вместо того, чтобы наслаждаться стихами, начинают ковыряться в них, выуживать и отцеживать неизвестно что. Такие читатели, тем более, горе-писатели, представляются поэтам просто какими-то ползучими гадами:

Галактион Табидзе (1892–1959) Грузия

(пер. К.М.Симонова)

Есть настоящий, сущий –

И.А.Ахметьев (р. 1950) Советский андеграунд

Что тут можно сказать? Только одно: простите меня, пожалуйста, коли сможете. По роду занятий я ученый, научный сотрудник, правда, совсем в другой области. В этом качестве я сам и субъект творчества, и интерпретатор чужих творческих достижений. Поэтому мне очень легко поставить себя на место глубокоуважаемых поэтов и специалистов-филологов. Если бы мне в руки попалась книга по моей научной специальности, написанная таким махровым дилетантом, каким я ощущаю себя в области поэзии и литературоведения, то я уже после прочтения нескольких первых страниц обругал бы автора последними словами, а сам опус безжалостно выбросил бы в корзину для мусора. Очень надеюсь, что и с моим произведением специалисты поступят так же. Ведь это книга не для них, а для самого наипростейшего читателя.

Теперь несколько слов о других отраслях знания, имеющих отношение к теме работы, т. е. о философии, социологии и психологии. Я никогда всерьез не обучался ни одной из этих наук. Мои познания в них довольно поверхностны и фрагментарны, причем, все они приобретены в период до начала работы над этой книгой. После я старался избегать чтения такого рода литературы. Знаю, что есть много ярких и интересных исследований по различным аспектам половой любви, в которых авторы профессионально и со знанием дела неопровержимо доказывают правильность своей точки зрения на предмет. Неискушенным читателям, к каковым я отношу и себя, очень сложно противостоять этому напору и сохранить самостоятельность мышления. Вот я и выбрал самое простое решение – по возможности «самоизолировался». Материал для этой книги – стихи, а инструмент для работы с ними – здравый смысл. Ощущая себя скромным и непритязательным дилетантом, я попытаюсь не досаждать уважаемому Читателю разного рода «отсебятиной», напротив, буду стремиться максимально полно, объективно и беспристрастно отразить лишь все то, что есть в подвергаемом анализу материале.

Не исключено, что, идеальным вариантом книги такого рода было бы полное отсутствие авторского текста. Это, к сожалению, невозможно из-за неизбежной фрагментарности материала и необходимости «раствора», связывающего отдельные «кирпичики» в некое сооружение. Как Вы уже заметили, каждый из этих «кирпичиков» включает имя автора и собственно стихотворный фрагмент. Кроме того, приведены дата создания произведения и годы жизни автора, если они известны мне. Для не русскоязычных авторов указана также страна и имя переводчика. В книге стихотворный фрагмент обычно располагается после относящегося к нему текста. Однако это не означает, что стихи всего лишь «иллюстрируют» текст. Нет, вся конструкция построена именно из стихов. «Технология» такова. Я беру «кирпичик» (стихотворный фрагмент) и начинаю соображать, куда бы его пристроить. Обнаружив подходящее место, я прикрепляю его туда при помощи «раствора» (текста). Исключения редки и хорошо заметны невооруженным глазом. Здесь можно было бы поставить точку, закончив тем самым затянувшееся введение, и перейти, наконец, к основной части. Пусть так и сделают самые нетерпеливые читатели. А я все-таки продолжу – для остальных:

М.Ю. Лермонтов (1814–1841)

А.А.Блок 1911 (1880–1921)

Краткость, как известно из классики, сестра таланта. Ну а мне, бесталанному, не до краткости, быть бы понятым:

Е.А.Евтушенко 1986 (1933–2017)

А посему придется вам, дорогой Читатель, ознакомиться вкратце с тем, как и для чего создавалась эта книга.