Читать книгу МЫ… их! - Сергей Хелемендик - Страница 12

Мы никогда не умели рачительно распорядиться посланными нам Богом богатствами. Легкомысленное отношение к русскому мату яркий тому пример.

– Рядовой Иванов!

– Я!

– Головка от хуя!

Нет русского или даже русскоязычного мужчины, который не владеет этой азбучной истиной. Нет уже, может быть, мальчишки старше трех лет. Мы говорим и думаем на матерном наречии, но почему-то стесняемся этого. А стесняться не надо – надо проникнуться силой этого языка и использовать эту силу в свою пользу.

Сравним два одинаковых по смыслу высказывания на двух языках – на чужом «серо-пиздо-казенчатом» и родном матерном.

– Господин депутат Сидоров от фракции «Коленвал»! Мне кажется, вы не совсем точно высказались.

– Сидоров, коленвал тебе в сраку, заебал своей простотой!

Второе было то, что думал и проговаривал про себя наш высокообразованный спикер. Первое – то, что он тускло, скучно и невыразительно сказал вслух. Что красивее, ярче, точнее, наконец? Так почему же мы веками топчем ногами наше сокровенное умение говорить и мыслить сильнее и ярче, чем другие?

Суть моего предложения – узаконить мат в качестве официального языка тех, кто на нем думает. Чтобы они бесконечно не переводили с родного матерного на неродной казенный и не путали себя и остальных неточными переводами.

Кто у нас думает матом? Чиновники всех уровней, включая самые высокие, кроме тончайшей прослойки из застенчивых породистых семитов, которым ужас перед матом внушили в детстве добрые еврейские мамы словами: «Не ругайся, Илюша, а то будешь как русские». Кроме чиновников, матом думают все военные и военизированные образования, все правоохранительные органы. Значительная часть пролетариата и трудового крестьянства, не говоря уже о заключенных. То есть матом думают практически все сознательные и полезные члены общества, за исключением горстки гнилых интеллектуалов. Мат есть наш главный язык, и, удерживая его в подполье, мы ежесекундно наносим ущерб нашей великой Родине и самих себя ставим в положение языкового меньшинства, в то время как мы – подавляющее большинство.

– Вы что, суки, совсем охуели!

Такими словами может начинаться первый сюжет в программе новостей на государственном телеканале, слова могут принадлежать главе государства и должны быть адресованы собравшимся членам кабинета министров. Когда наши программы новостей будут начинаться так, половина проблем великой страны отпадет сама собой, потому что исчезнут искажения некачественного перевода. Никто не будет мямлить, нудеть, заикаться. Сигнал сверху от царя пойдет вниз к боярам в незамутненной форме: что царь думал, то и сказал. И каждый министр тогда начнет свои важные указания у себя в министерстве с правильного тона: «Вы что, суки…» – далее по первоисточнику.

Почему важно узаконить матерный язык? Потому что обращение «Вы что, суки…» содержит в себе огромный заряд энергии, которую жалко просто так, бессмысленно, выплескивать в пространство. Как, впрочем, любая фраза матерного языка, сказанная его природным носителем. Мощная энергетика, как любят говорить сегодня наши голубые, хилые и безголосые поп-звезды, есть сущность матерной речи.

Снова сравним два высказывания: «Нет, ты ничего не получишь!» и «Хуй тебе моржовый в розовые губки!». Любой, даже не думающий матом читатель не может не признать, что мы сравниваем две совершенно разные величины. Это все равно что сравнивать упрятанную в московскую канализацию речонку Неглинку и матушку Волгу в ее нижнем течении.

Нашему матерному наречию невозможно научиться, если его музыку человек не впитал в детские и юношеские годы. Как невозможно научиться уникальному кубинскому бормотанию с использованием испанских слов, которое кубинцы называют «языком улицы» и о котором с гордостью говорят, что на этом языке их не может понять даже родная мама.

Я знаком с чехами и словаками, проведшими многие годы в сталинских лагерях, великолепно овладевшими там литературным русским, но при этом даже не пытавшимися активно овладеть матом. Они всё понимали, но даже не пытались воспроизвести. Когда я спрашивал, почему – ведь это красиво, сильно, – один из них сказал: да, но русские надо мной бы смеялись, если бы я говорил это.

Словачка тетя Эмма, водившая когда-то по Братиславе русских туристов, на вопрос, какое первое русское слово она услышала, расплылась от счастья и громогласно пропела: «Еб твою мать!». Тетя Эмма была в то время пятилетней девчонкой и русский язык еще не изучала, но наш национальный пароль запомнила на всю жизнь. Это было первое и главное, что сообщили наши солдаты словацкому населению, освобождая его от фашистского гнета. Это был их «месседж».

Тетя Эмма не только запомнила месседж, она пыталась воспроизвести его музыку, напев, с которым пришли солдаты армии Конева, но, конечно же, не могла. Зато с ней случилась истерика от смеха, когда я научил ее выражению «пизда с ушами». И если словаки знают сегодня о том, в каких неожиданных местах могут вырастать иногда уши, то наверняка от тети Эммы.

Еще у меня был однокурсник по Московскому университету по кличке «Индеец Джо», сын индийского коммуниста, выросший в Москве, который совершенно точно фонетически, без малейшего акцента говорил матом, вернее, повторял услышанное от других, но нашей энергетики у него так и не появилось. Зато, когда нужно было сдавать экзамены и говорить нормативным языком, у него прорезывался ужасный акцент и его никто не понимал. Что объективно помогало сдавать экзамены.

В нашем мате содержится запас энергии, которого хватило бы на все человечество, и с этим запасом надо учиться правильно обращаться. Думая и говоря на родном матерном языке, мы разогреваемся, как атомные реакторы, и выплескиваем свою энергию, вместо того чтобы направлять ее в полезное русло. Мы учимся продавать нефть и газ, которые рано или поздно кончатся. А вот наш мат не кончится никогда, если мы не дадим ему умереть сами. Это неисчерпаемый, самообновляющийся ресурс энергии великого народа, и с апломбом филолога я утверждаю – ни один другой язык таким ресурсом не обладает.