Читать книгу Зеркало воды - Сергей Игнатьев - Страница 10
2. Облака высоко
Сергей Игнатьев
Семь мгновений Ефима Зильбермана
6
ОглавлениеНе-не-не, о работе его, изобретениях – об этом мы никогда не трепались. Да и о бабах тоже. Мы другое обсуждали… Это душевнейший собеседник был. Я ж его постарше годков на пять, и помню вот еще совсем шкетом. Так-то он и прожил в этой 16-этажке зелененькой нашей всю жизнь. Забавно получилось, у нас на Речном таких домов несколько. И вот наш стоит, а через квартал от него такая же 16-этажка, и в ней жил артист Георгий Милляр, который Баба-Яга, а еще через квартал в точно такой же зеленой домине – Веничка Ерофеев, величайший русский писатель… Вот и Ароныч для меня из таких людей. Такой же юморист как Милляр, такой же душевный как Веничка.
Вот эти головожопы щаз треплют его имя постоянно по телику, да и везде. Смотрел тут «Пусть говорят» по Первому. Якобы что это был суицид-хреноцид. Наприглашали каких-то экспертов, емть. Да это не эксперты, а говно.
Никогда бы Ароныч не стал на себя руки накладывать.
Он шутник был. Остряк, емтыть. Вон когда ему американцы хотели вручить этого, как его, Лемельсона… Там шумихи было дохера, что он отказался. И я тоже его спрашиваю, Ароныч, ты чего это? А он:
– Саныч, ну сам посуди. Перельман не берет, а Зильберман берет… Наши не поймут!
Или вот как-то сидели с ним выпивали, он говорит:
– А за мной, Саныч, специальные службы следят.
– Иди ты!!!
– Днем и ночью…
– Чего ж они тебя стерегут? Боятся, что ты на Запад чтоль сбежишь? Или от террористов охраняют?
– Да я вот думаю, – а сам погрустнел как-то. – Я так думаю, Саныч, что они меня от себя самого стерегут.
– И чего? Небось и щаз нас, емть, слушают?
– Да не, – тут он разулыбался. – Они не знают, что я к тебе бухать хожу. Я им там гей-порно включил на компьютере. Пусть проанализируют…
Вот какой это был человек!
Руки золотые у него! Вот телик у меня сломался, я его весь по винтикам разобрал. А уж небось я не из последних-то слесарь, но сколько ни валандался, сколько там ни паял, ни в какую – жопа. Ароныч пришел, взглянул – херак-херак! Всё, готово. Сели фигурное катание смотреть.
А в другой раз, помню, он мне на компьютере своем кино показал, штатовское. Там про одного парня, он еще звиздюк мелкий, но озорной и с характером, с учебой у него там проблемы, да и городок у них такой, вроде Красновишерки, где в срочную у меня часть стояла – гребанат на гребанате, я извиняюсь… И тут ко всему прочему узнает этот щегол, что скоро конец света. Но в итоге изыскивает способ как своих- то спасти – сестренку, мать… Песня там в конце еще славная такая, непонятно нихрена, но пробирает аж до слезы, очень ее Ароныч любил.
По будним выпивали, ночами чертил, а по выходным он всегда летал. И нашли его так, с воздуха. У него летяшка ярко-оранжевая была, заметная… так и лежал там, на снегу, посреди Лосиноостровского массива… Движок отказал, я так думаю. Во всю эту конспирологию лядскую я не верю. Эх, мля… Короче, не о том…
Я сам-то высоты до усрачки просто боюсь, да и служил в ПВО – уж сколько перешучено было у нас на эту тему. Вот бы на тебя через прицел-το поглазеть, говорю ему, когда ты там круги наворачиваешь над Подмосковьем. Уж я бы ка-а-ак херанул! А Ароныч смеется, руками машет, хе-хе-хе…
Ну, бухал, ага. Но как он бухал?! Вот мы раздавим пузырь, второй, заполируем пивчанским – я уже, извиняюсь, в щщи, а Ароныч: «ладно, я работать пошел». Утром звоню ребятам в слесарку – извиняйте, хлопцы, приболел. Ну, там люди с пониманием, готовы прикрыть. Сползаю еле живой до магазина, а навстречу Ароныч – с пробежки, как огурчик:
– Ну, ты чо-как?
– Нормально, емть.
– И я нормально, всю ночь чертил опять. Такая штукенция занятная выходит, Саныч, ох, пошумим!
Ну и чтоб пьяным – летать?! Ни-ни, это никогда. То, что говорят, что штрафовали его менты несколько раз, это было. Но не за пьянку в полете, ни в коем разе. Это вот твердо, емтыть.
А чего он там чертил по ночам – не особо распространялся, но я примерно смекаю. Многажды говорил под беленькую:
– Засиделись мы, Саныч, на Земле. Пора расширять сферу влияния. Помнишь, как Звезда-Наша- КЭЦ, говаривал, «нельзя вечно оставаться в колыбели…» Ну, за Константина Эдуардыча!
Вот в последние месяцы постоянно твердил об этом. Космосом увлекся. Не знаю, чего там получилось у него. Сам был свидетель, уже после похорон подъехали ребята на четырех машинах, корректные такие, емть, при галстучках, из квартиры вынесли не меньше пятнадцати коробок, все опечатали… Ну, даст Бог, скоро узнаем, что там Ароныч нам нарисовал.
Жалко трындец его. Охерительный был мужик.