Читать книгу Посейдень - Сергей Иннер - Страница 10

09 Всё, что фрактально, – нормально

Да жив я, жив, отставить панику. Тот самолёт, что упал у вас в новостях, даже не похож на тот, в котором летел я. Однако замечу, что и мой полёт состоялся на горизонте жизни и смерти.

Странный был день. Вхожу в зал ожидания и сразу же встречаюсь глазами с девушкой, которую уже видел на регистрации. Атлетичные ноги в джинсе, пиджак цвета белый навахо с единственной серебряной пуговицей в виде головы Медузы Горгоны. Волосы-осциллограммы зачёсаны влево, скулы опасно остры, золота на теле нет. Сидит, щурится египетской кошкой, имитирует разговор по телефону. А может, и правда, разговаривает, кто её разберёт.

Сажусь рядом с ней, достаю «Гаргантюа и Пантагрюэля», читаю. Краем уха слышу, как она с улыбкой говорит в трубку:

– У меня ничего срочного. Просто хотела сказать, что порядок и хаос связаны гораздо сильнее, чем люди могут себе представить.

Читаю дальше, веду себя естественно. После небольшой паузы она восклицает восхищённо-сексуально:

– Абсолютно математичная система, изящнейший рандом! Тебе известно, что все процессы в природе обусловлены уравнением с двумя переменными?

Вот зараза, думаю. Вот дрянь. Красивейшая в этом терминале дрянь.

А она в трубку:

– Увы.

А потом со страстью так:

– Всё, что фрактально, – нормально!

Думаю, ну к чёрту. Меня не колышет. Буду сидеть и читать, с ней говорить не буду. Тут она даёт собеседнику отбой, поворачивается ко мне и произносит:

– Мне нужно срочно отойти. Не присмотришь за моими вещами?

– А надолго нужно отойти? – говорю.

– На 5 минут.

– Почему ты думаешь, что со мной твои вещи будут в безопасности?

– Потому что ты бородат. Гладковыбритому бы не доверила.

– Ладно, – говорю. – Пять минут.

Вернулась через две.

– Спасибо большое.

– Ну что ж, – отвечаю, – мягкой посадки.

Встаю и собираюсь к выходу – как раз на подходе мой рейс.

– Тебе тоже, – говорит она, – пусть земля будет пухом.

Вот дрянь. Я ещё на регистрации приметил, что летит Медуза Горгона не в Питер, а, кажется, в Волгоград. Ну вот и пусть летит, думаю. Мне-то что?

Входим в автобус с другими пассажирами. Толпясь, катимся 100 метров до трапа.

От одного вида лайнера компании Sizif Airlines бросает в холодный пот. О зловещая крылатая машина смерти, чьи двигатели обагрены кровью сотен ласточек и стрижей! О механизм, дающий возможность покинуть Землю либо совсем ненадолго, либо навсегда – как карты лягут! Кто-то считает, что за авиакатастрофы ответственны теории хаоса и вероятности. Кто-то придерживается мнения, что на всё воля Всевышнего. Мне сдаётся, что может оказаться и так, что они говорят ровно об одном и том же, хотя и каждые сами с собой.

Вниз по трапу вышагивает непомерно крутая особа: фигура девушки-бойца из Mortal Combat, чёрный хвост вьётся на ветру, китель с погонами, кожаные перчатки, зеркальные очки-авиаторы. Она останавливает толпу властным жестом, шипит что-то в рацию и, дождавшись ответа, начинает порционно запускать нас в утробу летального аппарата.

– Крутые очки, – говорю ей, проходя мимо.

– Если выживешь, сможешь купить себе такие же, – мне в ответ. – Не задерживай посадку.

Да уж, странный день. Зато стюардессы меня гораздо теплее приветствуют. Они, конечно, не такие развратные, как в рекламах авиакомпаний, но тоже вполне могли бы стать секс-символами какого-нибудь провинциального государства. Одну природа снабдила роскошнейшими губами, вторую – веснушчатым носом.

Теперь нужно пройти сквозь гортань, отделяющую тех, кто летит бизнес-классом, от тебя, дружок. Передвижная шторка – ярчайший символ остроты социальных границ, верх практичного лицемерия и приспособленчества.

Твоё место 12F, сидишь у иллюминатора. Видишь: крыло дрожит на ветру, а на нём болтается двигатель. Чтобы отвлечься от мыслей о смерти, начинаешь гадать: кто сейчас сядет рядом? Может, вон та юная Девушка-Весна, чьи плечики покрыты мурашками, потому что одеться ей стоило бы в осень? Бусинки, цветные феньки, узорные татуировки хной. Пламя индейских костров в волосах. Глаза-Байкалы. Всё ещё думаешь, что она сядет на 12E? Даже не надейся. Сейчас пространство между ней и тобой закупорит необъятный гражданин, у которого ремень безопасности застёгивается только за спиной. А Девушка-Весна сядет с другой стороны от него. Твой сосед – гора, но не человек. Весна даже не увидит тебя за его массивом – так он велик.

Думаешь, это всё?

Следом на борт врывается неконтролируемая толпа школьников, неся где-то в себе учителя правоведения. Орущая, хрустящая чипсами, мыслящая мемами пубертатная масса заполняет собой весь хвост самолёта, а также весь спектр звуковых частот, подвластных твоему, читатель, тончайшему слуху.

Вместо карамели «Взлётная» недотроги-стюардессы с опаской раздают «Барбарисовый вкус». Командир экипажа вещает сквозь динамики:

– Бр-бр-бр, уважаемые пассажиры, бззз-бкха-ча-ча-ча Вырыпаев. Мы желаем вам приятного полёта и напоминаем: кххх-кочубей-тыкы-чу во время полёта строго запрещено. Туалетные кабины оборудованы бфооо-хмд-хмд-уау-гбфщ датчиками.

Выключаем электронные приборы, переводим телефоны в авиарежим, ну вы понимаете.

И вот эта штука начинает разгоняться. Трясётся, скрипит, дребезжит – поезд РЖД с крыльями. В руках женщин и детей хрустят подлокотники. Великан по соседству опускает веки и вдруг одновременно всей поверхностью своей кожи выделяет пот. Нескольких пассажиров атакуют лицехваты Ханса Руди Гигера. А, нет, минуту… Это просто по ошибке выпали кислородные маски в восьмом ряду. Стюардессы непринужденно запихивают их обратно. Наконец самолёт отрывается от земли, не падает, набирает высоту. Пассажиры обретают надежду. Уже скоро остатки их страхов усыпит обед или, как его называет командир Вырыпаев, ланч.

Из-за глыбы-соседа показывается Девушка-Весна. Она пытается заглянуть в иллюминатор, кутая плечики в тончайший шарф. Всё никак не согреется, бедная. Обнял бы, не случись меж нами якодзуну.

Ростов удаляется вниз и назад. Сверху наша страна – гигантское лоскутное одеяло. Поля, поля, поля – одно к одному, всех форм и окрасов. Лишь кое-где на этом одеяле пятнами семени виднеются города и сёла, а в остальном – одни лишь поля. А вот одно поле горит – вероятно, курил в постели спящий под одеялом великан. Вся страна перепахана и засеяна, откуда такие цены на хлеб – сразу и не поймёшь…

– Вам курицу с макаронами или рыбу с рисом? – отвлекает стюардесса с веснушками.

– А курицу с рисом можно?

– У нас уже расфасовано.

– Тогда курицу с макаронами.

Забираю последнюю курицу с макаронами. Теперь все, кто сидит за моей спиной, включая полчище детей, будут есть рыбу с рисом – какое счастье. Предпоследнюю курицу с макаронами поглощает мой сосед. Теперь мне точно отсюда не выбраться.

Кстати сказать, кормят на рейсах Sizif Airlines как на убой. После того обеда даже буйные цветы жизни в хвосте немного поутихли. Вот тогда и началось самое интересное: командир Вырыпаев задумал нас всех убить.

Мы снижаемся и пролетаем над Петербургом на такой высоте, что виден весь город сразу. Я соединяю воображаемой линией все дома, где жил за последние 5 лет – немного похоже на знак радиации. Воспоминания о былом влекут в состояние легкой ностальгии. Самолёт, не сбавляя скорость, влечёт полторы сотни пассажиров куда-то в Финский залив.

Люди справедливо негодуют. Стюардессы шепчутся, видно, тоже почуяли неладное. В конце концов пилота кто-то будит, и лайнер настолько резко накреняется влево, что это больше похоже не на крутой поворот, а на мёртвый штопор. Треть школьников кричит дурным голосом: «Мы падаем! Мы падаем!..»

Девушка-Весна снова пытается выглянуть в иллюминатор, и наши взгляды впервые встречаются. Как бы не в последний раз. Уже в следующую секунду самолёт начинает трясти так, что теперь уже две трети школьников орут: «Мы падаем! Мы падаем!..»

Теперь уж нервничают все. Ну, кроме стюардесс, разумеется. Их тренируют так, что даже когда за окном взрывается один из двигателей, они продолжают спрашивать: «Кофейку вам или, может быть, наглазники?..» Впрочем, двигатель пока не взрывается – к моему большому удивлению.

Под нами шоссе. Кажется, безудержный Вырыпаев решил садиться прямо на него. К счастью, вскоре показывается аэродром. Снова начинает трясти – ещё сильнее, чем раньше. Швыряет то вверх, то вниз, как курс рубля. Мотает из стороны в сторону, как электрон в магнитном поле. Все до одного школьники вместе с очнувшимся правоведом вопят, срывая глотки: «Мы падаем, ёпта! Падае-е-ем!..»

Тут мужественный командир Вырыпаев рывком извлекает самолёт из воздушной ямы, словно барон Мюнхгаузен, вытаскивающий себя из болота за волосы. Полёт выравнивается, но приходится делать ещё один заход на посадку. За длительное время разворота паника нарастает. Нас снова трясёт, но мастодонт Вырыпаев уже настроен идти до конца. Причём, судя по всему, его не сильно заботит, счастливым будет этот конец или легендарным. Мой титанический сосед складывает ручищи и начинает вслух молиться. С других кресел раздаются ещё две молитвы на разных языках. Я молитв не знаю, поэтому погружаюсь в свои мысли.

Неужели конец? Ну, когда там уже вся жизнь начнёт мелькать перед глазами? Что в ней было-то? Мама, друзья да женщины с обострённым чувством вкуса. Книги покойников да мёртвый рок-н-ролл в живом исполнении. Запретные плоды, сочащиеся истиной, да бесплатный мармелад, инъецированный цианидом. То овердрайв, то овердрафт, а вместо финального овердоза – авиакатастрофа. Не так уж и плохо. Люди умирают куда худшими способами. Один швед в 16-м веке отпустил такую длинную бороду, что наступил на неё, спасаясь от пожара, и свернул себе шею. Умницу Смерть не обманешь, даже из мыслей её не прогонишь. Вспоминаю, что друзья, когда провожали, предлагали выпить за мой отлёт. А я говорю, мол, что там за отлёт, давайте лучше за улёт…

Посадочная полоса близится. Слышен звук выдвигающегося шасси. Щелчок – и шасси задвигается назад. Снова выдвигается. И снова задвигается. Снова туда и снова обратно, ну надо же.

Слышу, что Девушка-Весна, вопреки запрету, включила телефон и куда-то звонит. Её примеру следую и я. Нужно бы попрощаться с мамой и, если успею, ещё с парой человек…

Отключаю авиарежим. Как только появляется сеть, поступает входящий звонок с номера, заканчивающегося на пять нулей. Ну сами посудите, как в такой момент не принять звонок с подобного номера? Вдруг звонит рок-н-ролльщик Господь?

– Алло.

В трубке где-то слышанный женский голос:

– Это туда ты так торопился, бородач? Хотел побыстрее разбиться в лепешку?

– Представься или я вешаю трубку.

– Минерва.

– У тебя что-то срочное, Минерва? Я тут немного занят.

– Даже не спросишь, откуда у меня твой номер?

– Несущественно. Ответь на вопрос.

– У меня ничего срочного. Просто хотела сказать, что порядок и хаос связаны гораздо сильнее, чем люди могут себе представить.

– Вот же дрянь! Грязная дрянь! Да что ты такое, чёрт возьми? Ну?! Отвечай!

– Абсолютно математичная система, изящнейший рандом! Тебе известно, что все процессы в природе обусловлены уравнением с двумя переменными?

– Послушай, Минерва. Я сейчас нахожусь в падающем самолёте. Ты не могла бы что-нибудь с этим сделать?

– Увы.

– Тогда, может, хотя бы не будешь усугублять и дашь мне и другим пассажирам умереть спокойно? Наши тела уже скоро сгорят при взрыве, а их останки разложатся до уровня веществ, которые станут частью нового: земли, травы, деревьев. Нами накормят коров и свиней, а их потом съедят чьи-то дети. Я, Девушка-Весна, школьники, гурии-стюардессы, доблестный командир Вырыпаев и даже мой сосед слева (вернее, особенно он) – все мы будем в разных пропорциях в каждом из тех детей. А потом всё повторится.

– Всё, что фрактально, – нормально! – со страстью произносит Минерва.

– Что ж, похоже, мы всё это время говорили об одном и том же. Рад, что мы нашли общий язык. А теперь мне пора.

Я вешаю трубку и собираюсь набрать маму, но стюардесса (та, что с губами) выглядывает из-за необъятного мужика и говорит:

– Молодой человек! Пожалуйста, выключите телефон.

– А разве уже не всё равно?

– Это плановые неполадки, сохраняйте спокойствие.

– Плановые неполадки? Вы уверены, что эти слова вообще сочетаются?

– Очень уверена. Пожалуйста, выключите телефон!

Так она мне надоела, и так нужно было позвонить маме, что я сказал:

– Послушайте, стюардесса. Послушайте. Вы же понимаете, что наши тела уже скоро сгорят при взрыве, а останки их разложатся до веществ, которые станут землей, травой и деревьями?

Она красноречиво молчит. Я говорю:

– Нами накормят коров и свиней, а их потом съедят чужие дети. И я, и вы – мы будем в каждом из них. Мы лишь пылинки хаоса, бесконечно соединяющиеся и разъединяющиеся, подчиняясь простому уравнению с двумя (с двумя, обратите внимание!) переменными. Поэтому, пожалуйста, давайте займемся любовью, пока ещё есть время. Давайте сгорим на пике экстаза, пока другие сексуальные люди, присутствующие здесь, не додумались до того же самого и не заняли туалетную кабину с гбфщ-датчиками. Сейчас, я только перелезу через Гаргантюа…

Подействовало. Стюардесса торопится исчезнуть и поделиться своим негодованием с коллегой. Жаль, конечно, что Девушка-Весна всё это слышала, теперь она… Минуту, а где же она? И почему, собственно, все так спокойны? Почему дети не орут на запуганного правоведа, а мирно тянут суррогатные молочные коктейли из тетра-паков? Почему мой приятель беспечный едок больше не молится, а, зарывшись в подбородки, дремлет в своё удовольствие? Почему стремительный Вырыпаев оставил попытки выпустить шасси? Неужели пока я говорил с Минервой, все осознали тщету и бренность и научились принимать смерть как дар? Почти нереально. Значит, остаётся только один вариант: шасси всё-таки сработали.

Вскоре мы и впрямь благополучно приземляемся. Дети и взрослые аплодируют герою Вырыпаеву. Все целуются. Смотрите-ка, даже стюардессы целуются, мне не показалось. Снова богатырский голос в динамиках:

– Уважаемые пассажиры, говорит пцкщщщ Вырыпаев. Кх-бтх-бдщщщ в аэропорт Пулково, время 15 часов шкпц-две минуты, температура воздуха за бортом шкдм-уц-ух Цельсия. Спасибо, что воспользовались услугами Sizif Airlines и до новых встреч на борту. И не забывайте, что очень простые вещи всегда кхпшшш начало очень сложным, а мы все – лишь невольники хаоса, залежавшееся ктххх у фундамента мироздания. Хц-кхххххх, уважаемые пассажиры.

Я расстёгиваю ремень безопасности и перебираюсь через спящего великана. Девушки-Весны уже долго нет. Не могла же она выпрыгнуть из самолёта? Парашюты ведь только за шторкой у бизнес-класса. Не могла же она утонуть в собственных глазах? Возможно, но маловероятно.

Тут дверь туалетной кабины открывается, и Девушка-Весна, улыбаясь, шагает ко мне навстречу. Выглядит согревшейся. Ровно через десять секунд из той же кабины выбирается правовед. Он воровато крадется к своей оставленной пастве, но выглядит очень довольным. Близость красотки Смерти во всяком пробудит животное. Ты больше не будешь прежним, даже если просто заговорил с ней. Допустим, просто похвалил её выбор в одежде – и всё, пиши пропало. А уж если тебе, чего доброго, выпала честь поцеловать ей руку, то можешь завтра не ходить на работу – лучше вместо этого начни привыкать быть самим собой. И чем больше ты сблизишься с ней, тем больше она тебе позволит, как и всякая подобная ей женщина. Но тем меньше останется времени, чтобы распорядиться вверенными тебе силой и мудростью, вот какая штука.

Из волос Девушки-Весны выпадают и катятся по полу несколько цветных бусинок. Чувствуется близость ноября. Беру с верхней полки сумку и направляюсь к выходу. Говорю же, странный был день. Впрочем, к концу полёта бытие, судя по всему, вернулось на круги своя. Значит, у меня ещё есть немного времени. Подали трап.