Читать книгу Храм на холме - Сергей Иванович Панфилов - Страница 2

Высокопреосвященнейшего Софрония

Архиепископа Кемеровского и

H

овокузнецкого

Впервые про священника из города Новокузнецка – отца Василия Лихвана, я, грешный, узнал года два назад… Однажды, проходя мимо Покровского храма нашего города, решил я зайти в церковную лавку. Спустившись по ступенькам, толкнув двери, вошел в светлое помещение, сплошь уставленное святыми иконами, книгами. На прилавке, под стеклом, лежали простые и серебряные кресты, цепочки, ладан, благоухание которого не переносят падшие духи, восковые, пахнущие медом, свечи, образки святых…

За прилавком стояла моя знакомая – раба Божия Августа. Мы разговорились… О чем могут говорить два, верующих во Христа, человека? Я, собирающий материалы о подвижниках благочестия, о помощи Божьей, чудесных случаях, стараюсь везде, где только возможно, узнать про что-то новое, неизвестное мне, чтобы потом, может быть, записать для памяти…

Мы говорили о разном… А, наговорившись, я собрался было уходить, но Августа остановила меня, сказав:

– Вот, Сергей Иванович, у меня есть ксерокопия газетной статьи о батюшке, который занимается отчиткой…

Отчитка… Таким коротким словом называется та духовная, молитвенная брань против духов злобы поднебесной, которую возлагает на свои плечи батюшка, решивший, по благословению Архиерея, бороться за души человеческие, попавшие, по попущению Божию, под власть бесовскую…

Сразу же вспомнился город Бердск, деревянный храм в честь Сретения Господня, в котором служил молебеи-отчитку архимандрит Макарий (Реморов) – высокорослый, сутуловатый, худощавый батюшка, носивший очки с толстыми линзами, на вид ветхий, слабосильный, ходивший шаркающей, стариковской походкой. Когда я его увидел впервые в 1994 году, то было отцу Макарию 87 лет.

И вот, несмотря на свою видимую немощь, старость, болезни, перенесенные духовные и физические страдания прошлых лет (одно из них чего стоит – смертный приговор, замененный впоследствии ссылкой), отец Макарий служил молебен-отчитку по пять часов, почти все время стоя на ногах. Его укреплял Господь. И лишь когда начиналось помазание освященным елеем, батюшка присаживался на стул, а люди становились перед ним на колени, и пастырь добрый ставил им на лбу, на щеках, на руках крестики, макая время от времени кисточку в освященное масло.

Скольким людям послал милосердный Господь помощь, облегчение от болезней, исцеление по молитвам архимандрита Макария… Одна молодая женщина, забеременев, очень боялась родов. Сама мысль о страдания, о болях, которые ей придется претерпевать, по слову Господа, которое Он сказал Еве; «В болезни будешь рождать детей», – приводили ее в трепет и уныние.

Но, узнав, что в городе Бердске живет батюшка, молящийся о страждущих, она обратилась к нему за помощью, рассказав о своих страхах. Отец Макарий пообещал молиться о ней.

Начались роды… Батюшка был об этом извещен и стал на молитву, прося Господа, чтобы он облегчил страдания рабы Божьей. И Господь услышал его молитву… Роды прошли удачно, безболезненно, и все страхи женщины оказались напрасными, они были покрыты молитвой батюшки Макария…

Архимандрит Макарий (Реморов), г. Берде к, 1997 г.

Помню, как в первый раз я пришел на одну из улиц Бердска, где в каменном доме, в однокомнатной квартире, проживал отец Макарий вместе со своей дочерью, чтобы записать его рассказы о былом.

Как батюшка обрадовался моему приходу! Искренне, словно младенец. Пригласил в комнату, а потом мы сидели с ним на кухоньке, и я все расспрашивал его о пережитом, а он рассказывал о том, что меня интересовало…Что удивляло меня в нем, так это, прежде всего, какая-то детская кротость, смирение, незлобивость, приветливость, добросердечие и милосердие.

Помню, как, приехав в Бердск, чтобы прочитать батюшке свой рассказ о молебне-отчитке, я снова стоял среди страждущих, приехавших за молитвенной помощью к отцу Макарию, держа в руках, истекающую воском свечу, повторяя вслед за батюшкой его молитвенное прошение ко Господу: «Господи, помилуй!» – которое он произносил на каждую свечу, которую держал человек в своих руках, а каждая свеча – это молитва о болящем, слышал храпение, хрюканье, лай бесноватых, за которых и молился батюшка Господу. Никогда мне не забыть этого дружного, единодушного вопля-прошения ко Господу всех молящихся в храме: «Господи, помилуй!»…

– Общая молитва горы поможет передвигать! – говорил отец Макарий…

Закончилась служба… Он сидел в избушке-трапезной, в комнатке, отдельной от общего помещения, в котором трапезничали паломники, приехавшие в Бердск из разных уголков России,подкрепляя свои силы обедом. Поев, он сидел на диване, поджидая храмовую машину, которая должна была отвезти его домой. Раздвинув матерчатые шторки, в помещение, где сидел отец Макарий, заглядывал то один, то другой человек, прося или благословения, или духовного совета. Наконец все разошлись… Автомашина не пришла…

Отец Макарий, вздохнув, встал с диванчика и своей шаркающей, стариковской походкой, пошел к выходу из трапезной. Я пошел следом, чтобы проводить батюшку до дома и прочитать ему свой рассказ… Мы вышли на улицу. Стояла весна, снег таял, повсюду лежала ледяная крошка, истекающая водой, в лужах отражалось покатившееся на закат солнце, было свежо, ветрено.

Отец Макарий, выйдя на улицу, перекрестился на храмовые кресты – медленно, благоговейно. Вслед за батюшкой и я осенил себя крестным знамением – «Господи, благослови!».

Мы пошли по дороге, лежавшей среди деревянных домов, по направлению к автобусной остановке. Я, видя немощь, усталость батюшки, боясь, чтобы он не поскользнулся и не упал, осторожно взял его под руку и шел все время до остановки, поддерживая его. Батюшка не возражал. Он был добросердечен и прост, и я, идя рядом с ним, не чувствовал стеснения, меня не смущали мысли, что я поддерживаю под руку пастыря овец Христовых, архимандрита, который два часа назад сражался против духов злобы поднебесной, а чувствовалось, что идешь рядом просто с добрым, старым, сильно уставшим дедушкой.

Дома нас приветила дочь батюшки – мы отдохнули немного, попили чаю, потом я прочитал свое повествование отцу Макарию. Он слушал мое чтение, одобрительно кивал головой или делал замечания, а когда я закончил, то благословил напечатать мой труд, написанный во славу Божию.

Внезапная усталость одолела меня, я зевнул и клюнул носом. А батюшка, улыбнувшись, сказал:

– Идите в комнату, прилягте на диван! – что было исполнено мной с огромным удовольствием.

Я заснул мгновенно, словно отключился, спал недолго, но, проснувшись, почувствовал себя отдохнувшим и смог продолжить беседу с отцом Макарием, сидевшим за столом, записывая его новые воспоминания…

Однажды я узнал, что отец Макарий заболел и находится на излечении в областной больнице. Тогда шел Петровский пост, и я потому обращаю на это внимание, что батюшка преподал мне урок неосуждения ближних…

Разыскав палату, в которой лежал отец Макарий, я, постучав, растворил двери и увидел батюшку, сидевшего за столом, и неторопливо вкушавшего молочный суп-лапшу. Я оторопел, несколько смутился и подумал про себя:

– Вот это постник! Идет Петров пост, а батюшка молоко ест!

А батюшка, увидев меня, отложил ложку, добросердечно улыбнулся и сказал:

– Входите, входите!

Я подошел под благословение. Отец Макарий благословил, касаясь перстом лба, живота, плечей, печатая святой крест на моих грешных телесах. А потом предложил присесть, сам присел за стол, на котором стояла тарелка с молочным супом и сказал:

– Сейчас пост идет, а здесь выбора нет, приходится есть, что дают. Он отвечал на мои мысли, смутившие меня, когда я вошел в палату и увидел трапезничавшего батюшку. Сам не постник, мысленно осудивший болящего, я сказал:

– Простите, батюшка!

Он улыбнулся своей кроткой улыбкой:

– Бог простит, и я прощаю!

И мы заговорили о чем-то, наверное, малозначительном, потому что память ничего не сохранила из нашего разговора, кроме одного… Я в то время, прочитав книги о пришествии антихриста, о признаках конца света, сильно заинтересовался этой темой. Интересует она меня и теперь, потому что Иоанн Богослов написал в Апокалипсисе: «Блажен читающий и слушающие слова пророчества сего и соблюдающие написанное в нем; ибо время близко»… А тогда с некоторой горячностью, я не упустил случая, чтобы не спросить об этом батюшку – о конце света, когда его ожидать.

Отец Макарий помолчал, опустив голову, а когда поднял и посмотрел на меня сквозь толстые линзы очков, то в его глазах светились, словно солнечные лучики. Он улыбнулся кротко, я не видел его смеющимся, а улыбающимся часто, словно он хотел поделиться с ближними святой радостью, живущей в сердце, и сказал в ответ на мой вопрос:

– Я уже в таком древнем возрасте, что конец света может наступить для меня в каждую ночь.

Больше он ничего не сказал, и я вспомнил тогда, а, может быть, прочитал позже слова Антония Великого /цитирую по памяти/: «Встав утром ото сна, живи так, словно не доживешь до вечера».

Я посидел вместе с ним еще немного. Он, чтобы не смущать меня, больше не дотрагивался до молочного супа, я не хотел обременять батюшку своими вопросами. Да и о чем я мог его тогда расспрашивать? Только лишь праздное любопытство. Теперь бы беседа сложилась иначе, но кто знает? Бывает, что больше получаешь духовной пользы от созерцания святости.

Я стал прощаться. Батюшка, поднявшись со стула, благословил меня и вновь присел. Я пошел к выходу, на пороге оглянулся, чтобы еще раз взглянуть на отца Макария. Он сидел, смиренно сложив руки, кроткий, словно агнец, и по-доброму смотрел на меня. И увидел я на мгновенье, что исходит от отца Макария белый, словно невещественный свет. Что это было? Мое воображение? Благодать Святого Духа? Не знаю. Но думаю, что скорее всего – последнее… Я удивился, кивнул головой и вышел из палаты, храня в душе радость, тепло и покой после встречи с батюшкой…

Потом отец Макарий уехал в город Новокузнецк, служил в Спасо-Преображенском соборе, настоятелем которого был отец Александр Пивоваров, и продолжал здесь служить молебны-отчитки, помогая болящим, одержимым нечистыми духами…

Я не помню, когда он вновь вернулся в город Бердск, то ли в 1996 году, то ли чуть позже. Но это не столь и важно. Важным и радостным было то, что я еще один раз встретился с батюшкой.

Жил он тогда уже на другой улице, в двухкомнатной квартире. Дверь отворила его дочь, отступила, пропуская меня в прихожую. Пока я снимал куртку и туфли, она прошла в комнату, громко говоря:

– Папа, Сергей Панфилов пришел!

Батюшка, увидев меня, встал с дивана, благоговейно благословил и вновь присел на диван, пригласив меня присесть рядом… Вновь меня угощали чаем… А потом я сидел рядом с батюшкой, и удивительное дело – мне не хотелось задавать вопросы, о чем-то расспрашивать. Батюшка тоже молчал. От него исходил какой-то благодатный, смиренный покой, в котором не было страха смерти. Есть старики – суетливые, разговорчивые, хвастливые, любящие выпить, а выпив, поговорить о женщинах, показать, что они еще чего-то стоят, но, взглянув повнимательней в их глаза, понимаешь, что за всем этим молодчеством стоит только одно чувство – страх смерти, который гнетет их, страшно гнетет и, не имея в сердце веры во Христа, в жизнь вечную, они стараются заглушить этот страх любыми способами… Здесь же было другое. Страх смерти был побежден в душе батюшки радостью грядущего Воскресения из мертвых, благодатью Духа Святого, и ожидание смерти стало ожиданием рождения в жизнь вечную, встречи со Христом…

Я сидел и молчал, изредка взглядывая на батюшку, дыша благодатным покоем, исходившим от него. Бывает молчание тягостным, когда понимаешь, что надо что-то сказать, и не находишь слов и от этого маешься. Здесь же молчание было сродни беседе двух верующих сердец, словно отца и сына. И нас объединяла любовь Христова… Больше отца Макария я не видел…

Он становился все более и более немощным. Годы его перевалили за девяносто, он слабел физически, но пользовался любой возможностью, чтобы посетить храм Божий, побывать на Богослужении. Облачившись, батюшка сидел в Алтаре, стоять ему было трудно, вынимал частицы из просфор, поминая рабов Божиих о здравии и упокоении… С каким благоговением отец Макарий причащался – вкушал Тело и Кровь Господа нашего Иисуса Христа. Говорил;

– Я этим и живу! Причащусь – сил прибавится, радость пробьется в сердце, – и, улыбнувшись кротко, заканчивал, – даже помолодеешь…

В конце ноября физические силы почти совсем оставили батюшку. Он почувствовал приближение смерти, поэтому особоровался и причастился Тела и Крови Господа. Последний раз отец Макарий принял Святые Дары 4-го декабря 1998 года, когда Русская Православная Церковь празднует Введение во храм Пресвятой Богородицы.

8-го декабря он лежал у себя дома, позвал дочь, сказал своим задыхающимся голосом:

– Жаль, что со своими не успею попрощаться, отхожу…

Дыхание его становилось все слабей и слабей. Наконец, вздохнув последний раз, отец Макарий предал свою душу Господу. Было восемь часов вечера…

Пришли батюшки, помазали усопшего освященным елеем, облачили, на голову надели клобук…

В девяностые годы в новом Бердске была только одна церковь Божия – в честь Сретения Господня, которую открыли, перестроив жилой деревянный дом. Но рабов Божиих не оставляла мысль о том, чтобы построить в городе новую, большую, каменную церковь, наподобие той, которая стояла в старом Бердске, возведенная в 1808 году, разрушенная при Советской власти и останки которой были поглощены Обским водохранилищем, разлившимся в тех краях в конце пятидесятых годов двадцатого века…

Но одного желания было мало. Самое главное – не было денежных средств, и не знали, где их взять, где найти благотворителей. Тогда отец Макарий, живший в то время в Бердске, сказал:

– Давайте молиться у Престола Господу, чтобы Он послал благотворителей…

Молитва, произнесенная с верой, может двигать горами, останавливать огонь и воду, воскрешать умерших. С такой верой молился отец Макарий, стоя возле Святого Престола. И Господь услышал его молитву, послав благотворителей, с помощью которых в Бердске начал возводится большой храм в честь Преображения Господня… Ко дню смерти отца Макария работы продолжались, но уже был освящен нижний храм во имя Трех святителей – Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоуста. Сюда-то и повезли 9-го декабря усопшего пастыря.

Увидев траурную процессию, заговорили колокола Преображенского собора. Первое, печальное, погребальное – «бом!» – огласило окрестности, следом новое – «бом!» Колокола словно отдавали последний поклон тому, кто прошел по жизни, имея перед глазами и в душе образ Христа, тому, кто жил, помогая людям, – пастырским словом и делом, которое было молитвой о страждущих.

Гроб с телом отца Макария поставили на две скамьи. По усопшему читали Святое Евангелие, что было утешением душе, оставившей телесную храмину и готовившейся идти по мытарствам, на ко– торых бесы будут предъявлять ей грехи, которые она соделала, живя в теле, стараясь найти нераскаянные, чтобы увлечь ее в ад, на вечные мучения…

10-го декабря отслужили Божественную Литургию, а потом прошел чин отпевания, после которого люди подходили, чтобы попрощаться с батюшкой Макарием. Многие не могли сдержать слез. Всхлипывания, вздохи, тихий шепот:

– Батюшка, ты уж прости меня, грешного, если в чем тебя обидел! Прости, батю-ш-ка!..

Наконец, прощание закончилось. Гроб накрыли крышкой, подняли, понесли…

– Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный, помилуй нас!

Напротив Алтаря строящегося храма рабы Божии выкопали могилу – последнее пристанище телу батюшки Макария на этой земле, в которой он будет почивать до Второго Славного Пришествия Господа и Спаса нашего Иисуса Христа. Могилу выложили кирпичом…

Гроб опустили на дно… Потом люди подходили и, взяв мерзлую землю в горсть, бросали ее в могилу. Земля стукалась о крышку гроба, осыпалась на дно, а люди, теснясь, все бросали и бросали мерзлые комочки в могилу… Но вот мужички взялись за лопаты, и земля густо посыпалась, заполняя свободное пространство, покрывая собой гроб с телом отца Макария…

Вскоре над могилой вырос большой, глиняный холм, на котором установили простой, деревянный крест, с именем усопшего, датами рождения и смерти… Упокой, Господи, отца Макария в селениях праведных!

В 1999 году, в середине лета, я приехал в город Бердск. Автомобиль, на котором меня подвезли до районного центра, остановился возле деревянной ограды, за которой возвышался строящийся храм в честь Преображения Господня.

Войдя через ворота на храмовую территорию, я остановился и, запрокинув голову, посмотрел на величественное здание храма. Оно почему-то воскресило в моей памяти ту, древнюю Русь, пребывавшую под скипетром Великих Князей Московских – от Ивана III до Ивана IV, которого русский народ прозвал Грозным…

Я пошел вокруг храма, зная, что напротив Алтаря покоится отец Макарий /Реморов/, чтобы поклониться его могилке, его праху, приложиться к могильному кресту. Я увидел его издали – простой, деревянный крест/теперь стоит другой/, который возвышался над холмом, поросшим изумрудной травой.

Подойдя к самой могиле, я перекрестился, склонил голову, помолился о упокоении архимандрита Макария в селениях праведных. Мне трудно было представить его умершим, и не потому, что я не видел батюшку лежащим в гробу, а потому, что Господь – Бог не мертвых, а живых! И если здесь лежит тело усопшего, то его бессмертная душа пребывает в это время у Господа, в селениях праведных. И если в сердце бывает порой грусть об умерших, то только на время, как при разлуке с уезжающими в другой город, потому что за расставанием будет встреча!

Все эти воспоминания промелькнули в моем мозгу, пока я брал ксерокопию статьи, которую мне дала Августа. Я пробежал газетный текст тут же, стоя возле прилавка. Статья называлась «Изгоняющий дьявола». Автор писал о священнике Василии, служившим в городе Новокузнецке, в храме во имя Иоанна Воина, в котором батюшка два раза в неделю отчитывал болящих, многие из которых были одержимы нечистыми духами… Статья, как статья. Прочитав, я хотел вернуть ее Августе, но она сказала, что у нее есть еще одна ксерокопия, а эту я могу оставить себе, что я и сделал, положив ее в сумку, среди книг и тетрадей…

Время шло, наполненное событиями, болезнями, искушениями, написанием и публикацией газетных статей и книг, поездками по святым местам. Но газетная статья, которую я положил в папку, время от времени напоминала о себе. Тогда я вынимал ее из папки, перечитывав и вновь укладывал на прежнее место. Но какое-то чувство подсказывало, что эта публикация о батюшке Василии попалась мне не просто так…

Еще прошло время, и я встретил рабов Божиих, которые приезжали в Новокузнецк, чтобы попасть на молебны отца Василия, рассказывали свои впечатления, которые были всегда благоприятными, я все больше и больше склонялся в душе к тому, чтобы поехать в Новокузнецк, познакомиться с батюшкой, написать что-либо о святых местах этого Богоспасаемого града. А когда я узнал, что отец Василий почитает архимандрита Макария /Реморова/, то решил окончательно и бесповоротно: еду!

Мне сообщили домашний телефон батюшки, и я, купив в кассе предварительной продажи билет на поезд, позвонил отцу Василию и попросил, чтобы меня встретили. Он ответил согласием. На том и распрощались…

Стоял апрель 2003 года. Шел Великий пост. Поезд, идущий в Новокузнецк, уходил рано утром, поэтому я, переночевав у тещи, которая живет возле главного вокзала нашего города, встал заблаговременно, умылся, попил чайку и, забросив сумку на плечо и взяв в руки два тяжелых пакета, с иконами – бумажными и в рамках, которые пожертвовали благотворители, и моими последними книгами – «Чимеевская святыня» и «Ангел-Хранитель», вышел из подъезда на улицу.

11 апреля. Пятница. Было сумрачно. Шел мокрый снежок, который тут же таял, падая на землю. Под ногами хлюпало, было скользко. На светофорах бесконечно то зажигался, то угасал желтый свет. Проходили одинокие прохожие, сторонящиеся друг друга. Только возле вокзала было людно. Возле киосков, торгующих круглосуточно /теперь их убрали с привокзальной площади/, стояли гуляки, весело хохочущие. В двери вокзала входили и выходили люди – приехавшие, уезжающие, встречающие…

Я шел, тяжело дыша, неся увесистые сумки, утешаясь притчей, рассказанной мне одним рабом Божиим. Суть ее вкратце такова; на Святом Афоне монахи начали постройку храма Божьего. Камни для строительства приходилось носить от подножия холма до вершины, на которой и строился храм. Носили монахи каменные глыбы терпеливо, шли в гору, твердя Иисусову молитву, роняя на землю соленые капли пота. Взойдя наверх, складывали камни, ставя друг на друга и, вздохнув, спускались к подножию, отдыхая по дороге, чтобы вновь повторить путь с тяжелой ношей на вершину…

Один старец, глядя на труды братии, захотел им помочь по мере своих сил. Но, считая себя немощным, неспособным выдержать путь наверх, держа в руках камень, он купил осла и, навьючив на него тяжелую ношу, повел животное на вершину, где шло строительство храма Божия…

Старец шел, твердя Иисусову молитву, ведя в поводу осла. Светило жаркое солнце, и старец, и осел, пока дошли до места, сильно вспотели. Осталось совсем немного, чтобы закончить путь. И вдруг старец замер от удивления, потому что Господь показал ему дивное видение. Он увидел Ангела Божия, стоявшего возле каменной груды, который каждому монаху, приносившему камень на вершину, отирал белоснежным крылом капли пота, выступившие на лбу, после чего монах, радостно вздохнув, бодро спускался вниз…

Старец остановил осла, свалил с него камни и взглянул на Ангела, ожидая от него благодеяния. Но что это? Ангел отер своим крылом пот, но не со лба старца, а со лба трудяги-ослика, а потом стал невидим…

Старец, получив дивное откровение, продал осла и теперь уже сам носил камни на вершину, трудясь по мере своих сил…

Внутри вокзала, на первом этаже, стояло полусонное спокойствие. Людей было немного. Кто-то подходил, взглядывал на электронное табло, которое показывало время прибытия и отправления поездов, путь, на который они прибывают. Несколько человек стояло напротив табло, ожидая прибытия своего поезда. Я остановился поодаль, поставив пакеты на пол, тоже взглянул на табло. Поезда, идущего до Новокузнецка, еще не было. «Только бы не опоздал!» – подумал я, представив на мгновенье муку ожидания опаздывающего поезда. Но поезд пришел точно в срок, по расписанию.

Предъявив проводнице паспорт и билет, я вошел в теплое чрево плацкартного вагона, в котором на полках спали люди, ставшие пассажирами.

«Только бы храпунов не было!» – подумал я, идя по коридору, смотря по сторонам, надеясь найти свободную, нижнюю полку, чтобы улегшись на нее, добрать то, что недоспал ночью. Свободная, нижняя полка нашлась, и я, поставив сумку и пакеты вниз, снял фуражку и куртку и лег на голую полку, подложив под голову подушку и отвернувшись к стене. Поезд плавно отошел от перрона, пошел, постукивая колесами на стыках, покачивая вагон и навевая необоримый сон. Вскоре я мирно спал, сладко посапывая носом, изредка всхрапывая…

Проснулся я ближе к полудню по новосибирскому времени. Приподнявшись на локте, взглянул за окно. Если в Новосибирске еще шел снег, то здесь уже все дышало весной. Хотя было пасмурно, все небо затянуто серыми тучами, но снег уже везде стаял, щетинилась прошлогодняя сухая трава, вдали поднимались то ли сопки, то ли холмы.

– Кузбасс-батюшка! – сказал пожилой мужчина, сидевший напротив, – разница во времени с Москвой четыре часа.

– Да, да, – сказал я, во всем соглашаясь с попутчиком, и пошел в туалет, чтобы умыться.

Вернулся я, освеженный умыванием, прошел к проводнице, купил стакан горячего чаю и, вынув из сумки пачку печенья, начал чаевничать, глядя в окно… Кузбасс – шахтерский край! В этом я убеждался то и дело, видя за окном шахты, неподалеку от которых стояли поселки, в которых жили горняки, работавшие в этих шахтах. Я на мгновение представил прошлое; работяг, возвращающихся из забоя после смены, лица усталые, измазанные угольной пылью, зубы блестят, словно у негров, шахтеров встречают с цветами, с музыкой, снимают для кинохроники, они перевыполнили пятилетний план!.. Так было недавно, при Советской власти. Конечно, много было показного, много вранья. Теперь другое. Многие нерентабельные шахты закрыты. Но осталось еще много работающих и хорошо работающих, потому что порой мимо окон нашего поезда проходили товарняки, груженые углем, которые, возможно, шли и в наш город, везя топливо для ТЭЦ…

Поезд шел по расписанию, вовремя останавливался на станциях и вовремя отправлялся дальше. Но когда до Новокузнецка оставалось еще часа полтора пути, он встал на какой-то станции и простоял почему-то часа полтора-два, пропустив вперед себя пожарный поезд, потом товарный…

Я было взволновался, подумав о том, что подвожу человека, который приедет встречать меня и промается, ожидая прибытие опаздывающего поезда, но потом успокоился, сказав про себя: «Буди воля Господня!»

Поезд опять пошел и уже не останавливался, кроме станций, означенных в расписании. Новокузнецк неудержимо приближался. Уже пошли пригороды, холмы, поросшие лесом, у подножья которых стояли деревянные дома. Пассажиры засуетились, начали вынимать вещи, надевать куртки, пальто. Я последовал их примеру… Последние, волнующие мгновения перед остановкой, когда, словно с какой-то необъяснимой жалостью, осматриваешь свое место в поезде, которое на несколько часов стало родным и вместило кусочек твоей жизни, ушедшей в прошлое, готовясь выйти из вагона, навстречу неизвестному, которое еще предстоит познать.

Поезд остановился. Проводница открыла вагонную дверь, протерла ручки, люди выходили на перрон, кого-то встречали, дарили цветы, обнимали, целовали… Меня никто не встречал…

Я постоял пять минут, десять, глядя по сторонам, тепля в душе надежду, что вот сейчас подойдет встречающий и мы поедем с ним на автомашине в храм Иоанна Воина… Перрон Опустел, разошлись и приехавшие, и встречающие. Только тогда я понял, что меня теперь уже никто не встретит и придется самому добираться, неся тяжелую ношу.

Я вздохнул, поднял пакеты и пошел к переходному мосту, возле которого спросил у проходившего мимо милиционера о том, где останавливается автобус «пятого» маршрута. Он вежливо объяснил. Нужно было идти через переходной моет, подниматься вверх по лестнице, а я вдруг почувствовал себя усталым и разбитым физически, и в голову закралась какая-то скверная мыслишка: «Зачем ты сюда приехал? И не лучше ли будет, взяв тут же обратный билет, уехать в Новосибирск?»

Я, стараясь отогнать от себя худые помыслы, перешел через переходной мост и, дождавшись автобуса, вошел в салон. Кондуктор на мой вопрос: «Долго ли ехать до шахты «Зыряновской»? – ответила, что долго и что она скажет мне, когда выходить.

Я устроился на первом сиденье, автобус, несколько раз газанув, тяжело пошел по маршруту, а я, глядя в окно, старался припомнить хоть кое-что из истории Новокузнецка…

В 1581 году поход отряда Ермака Тимофеевича в Сибирь положил начало освоению богатого края русскими землепроходцами… Жили на сибирских просторах разные народности – татары, калмыки, ойраты, телеуты, остяки, чаты, шорцы и другие, одни из которых, занимаясь разведением скота, кочевали по степям, другие, ведя полукочевую жизнь, охотничали – били белок, соболей, куниц… Между соседями горела постоянная вражда. Кто похрабрей, половчей да многочисленней, не упускали случая, чтобы внезапно не напасть на соседей, погромить, пожечь их стоянки и поселения, разграбить имущество да увести в плен! мужиков да баб, а на оставшихся наложить ясачную дань, чтобы платили они победителям, отдавая часть своего добра… Ходили тогда оставшиеся в живых людишки по пепелищу, разыскивали своих божков, которым они поклонялись, обмазывая губы салом да кровью, а найдя, начинали колотить, приговаривая: «Почему не защитили от грабителей? Вот вам, вот вам!» А побив, снова ставили на видное место, чтобы снова кланяться и просить: «Помогайте нам на охоте! Защищайте от врагов!»…

Русские люди, приходя в Сибирь, ставили, прежде всего, крепкие крепости-остроги, чтобы обороняли они от нападений врагов. Внутри крепостей возводили землепроходцы святые храмы Божии, потому что русские люди исповедовали Истинную Веру – Православие! И Господь помогал православным христианам в освоении новых земель, потому что, приходя в другие края, они приносили с собой, прежде всего, благую весть о Воскресшем Господе нашем Иисусе Христе!

Возле судоходных рек, одна за другой, вставали русские крепости: в 1586 году на реке Таре была заложена Тюмень. Через год, возле полноводного Иртыша, на холме, встал Тобольск. А следом вырастают – Березов, Пелым, Тара, Туринск, Верхотурье…

Проходили годы. Все дальше и дальше распространяло свое влияние Русское Царство, осваивая обширные сибирские просторы, умиряя народы, жившие в Зауралье и Сибири, угашая вражду и ненависть, междоусобицы, сберегая от погибели малочисленные народности, неся им защиту от врагов и мир… Многие возрадовались, узнав поближе русских людей, которые в бою были смелыми воинами, великодушными к побежденным, добросердечными и гостеприимными в домашней обстановке и крепкими в Православной Вере, которая освящала быт, наполняла смыслом настоящую жизнь и готовила к будущей, бесконечной, в Царствии Небесном…

В 1603 году татары, жившие в Томских пределах, били челом Государю, прося, чтобы русские воздвигли острог на реке Томи. Просьба челобитчиков была уважена. На берега Томи пришел отряд, который возглавляли Г. Писемский и В. Тырков… Город Томск был основан 27 сентября 1604 года.

Кузнецкие татары, жившие на реке Томи, терпели в то время жестокие притеснения от кочевников – калмыков, телеутов, ойратов. Они решили обратиться к Московскому Царю с прошением, чтобы Государь, взяв их под свою державную руку, защитил бы от притеснений, грабежа и губительства, истекавших от жестоких соседей. В ответ на просьбу местных жителей Царь и Великий Князь всея Руси Михаил Федорович Романов прислал тобольскому воеводе Ивану Семеновичу Куракину свой указ, в котором говорилось, чтобы русские построили в кузнецкой земле крепость-острог, для обороны от нападений кочевников. Согласно государеву указу, в конце 1617 года из Томска вышел отряд, который возглавлял Остафей Харламов, чтобы в устье реки Кондомы, там, где она впадает в Томь, построить крепость-острог…

Добирались ратники-трудники до места не один месяц. Зимы в Сибири-матушке суровые, морозные, снежные. То ветрище задует, поднимая в воздух снежные столбы, меча в лицо ледяную крупу, которая обжигает, словно огненная. То обрушится снегопад, на пути вырастут сугробы, и приходилось пробиваться, проваливаясь, где по колено, где по пояс, в холодный снег. Но ратники, молясь, уповая на милость Божию, упорно шли к устью Кондомы. Господь укреплял их!

В марте, когда солнышко стало наливаться весенней силой, а на припеках начала позванивать капель, радуя человеческие сердца, отряд Харламова вышел к берегам Томи, – там, где в нее впадала Кондома-река. Закончен трудный переход! Слава Тебе, Господи!

Недолго отдохнув от утомительного пути, трудники взялись за топоры. Умел русский человек и мечом разить и топором помахивать– поигрывать. Раз, раз! – только звон стоял в сосновом бору!..

Обманчива мартовская погодка. То светит радостное солнце, а то вдруг набегут серые тучи, подует ветер и повалит густой снег. Но, несмотря на непогоду, люди усердно работали, воздвигая, по приказу Царя-батюшки, крепость-острог… К маю работы были закончены и начальству было отписано, что в Кузнецких землях, милостью Божьей, построен новый острог.

Одно беда – место, которое выбрали строители, оказалось лежащим в низине, что и дало о себе знать. Весной, когда бурно начал таять снег, когда стали вскрываться реки, когда забурлило половодье, новопостроенный острог оказался затопленным весенними яростными водами, и пришлось долго ждать, когда реки войдут в свои берега и солнышко высушит болотца, оставшиеся от половодья… На следующий год повторилась прежняя история – острог затопило.

Тогда-то зачесали в головах служивые, которым не глянулась такая жизнь – от потопа до потопа… А на правом берегу Томи возвышались холмы, которых не доставали вешние воды широко разливавшихся рек. В 1620 году острог решили перенести на правый берег Томи, чтобы не зависеть от разгула стихии… К осени 1620 года задумка воплотилась в жизнь – крепость прочно встала на правобережье, на холме. Назвали ее Кузнецк… Весной 1621 года местные жители уже пахали близлежащие земли, чтобы засеять пахоту зерном.

В этом же, 1621 году рабы Божии, получив в 1620 году благословение, закончили строительство храма Божия. Рубили на горе, сплошь заросшей сосняком, тугие, ладные сосны – одна к одной. Обрубив ветви, волокли бревна в крепость, погоняя лошадок, где мастера складывали из доставленного материала церковь-красавицу… Церковь нарекли в честь Преображения Господня. После освещения, под святыми сводами начала служиться Божественная Литургия, приноситься Безкровная Жертва, и благодать Господня начала сходить на эти. еще глухие и малообжитые места.

Возле Кузнецка, по округе, начали селиться крестьяне, которые по воскресным и праздничным дням, ходили в острог, в Спасо-Преображенский храм, на Богослужения. В те далекие годы русские люди жили, стараясь сверять свою жизнь с церковным календарем, строго соблюдать посты и праздники, заповеданные Матерью-Церковью, и Господь помогал благочестивым в трудах и невзгодах.

Дьявол, ненавидящий православных христиан, поднимал, по попущению Божию, кочевников в набеги на Кузнецк. Но, милостью Божьей, крепость устояла, и враги, получив отпор, уходили в степи…

Проходили годы, и трудники все шире осваивали Кузнецкий край. Вокруг Кузнецка, получившего статус города и свой герб, строились новые поселения и остроги. Возле одного из таких новопостроенных поселений кто-то из людей в те давние годы нашел чудесноявленную икону святого пророка Божия Илии. Святую икону перенесли в поселение, в котором православные, видя к ним Божью милость, решили построить церковь, чтобы в ней выставить для поклонения чудесно обретенную икону святого пророка Илии. Что задумалось, то и сделалось. Был в поселении построен храм, который нарекли именем пророка Илии, да и село с того времени стало называться Ильинским.

А батюшка Илия, видя усердие людей, радевших о славе Божьей, подавал селу заступление во время набегов калмыков и татар, являясь видимым образом, в огненном столпе, в виде старца на белом коне. Он поражал ужасом кочевников и обращал их в бегство, сохраняя село Ильинское от разорения.

Не угасала у людей и жажда спасения своей дущи для Вечности, чтобы, отрешившись от мирской суеты, приняв монашеский постриг, предать всего себя на служение Господу, спасая таким образом свою душу и молясь о спасении душ других людей.

В 1648 году, когда Россией правил Царь Алексей Михайлович Романов, в трех верстах от города Кузнецка, на горе, был построен мужской Христорождественский монастырь. Трудники вместе с монахами срубили кельи, возвели деревянный храм, оградили святое место частоколом, затеплив в этих краях монашескую, молитвенную жизнь…

Проходили годы. Город Кузнецк потихоньку разрастался. Новые избы, строившиеся переселенцами, уходили все дальше и дальше от крепости, вниз, ближе к реке. Там-то был создан рабами Божьими новый приход и построен в 1676 году деревянный храм в честь иконы Пресвятой Богородицы «Одигитрия»…

Я прерываю воспоминания, возвращаясь в настоящее. Автобус идет медленно, надсадно гудя, входят и выходят на остановках пассажиры, кондуктор молчит, принимает деньги, отрывает билеты. Я спрашиваю у сидящего рядом парня;

– Далеко еще до шахты «Зыряновской»?

Он отвечает;

– Ой, далеко еще!

И я, успокоившись, продолжаю воспоминания о прошлом Кузнецка… Господь сказал: «Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам». Смысл человеческой жизни на земле – обретение Царства Небесного. Остальное оказывается по отношению к этому вторичным. Но дьявол, вечный богоборец, человекоубийца, всеми способами старается похитить у людей мысль об обретении Царства Небесного, прельщая людей временными, проходящими наслаждениями – пьянство, объядение, сластолюбие, славолюбие и многое другое, рано или поздно истощающее человека, старается подтачивать веру в Бога, внушая людям: а есть ли Бог? А, может быть, нет Его?… Пока вера была крепка в людях, крепко стояло и государство Российское, потому что Господь давал православным христианам новые, обширные земли для того, чтобы проповедовалось Слово Божие, распространялась Истинная Вера – Православие.

Меня всегда удивляло стремление русских православных христиан строить большие каменные храмы. Сами они жили в деревянных домах, порой терпя нужду, но с какой любовью и радостью они отдавали свои денежки, хоть копеечку на построение храма Божьего.

В восемнадцатом веке, несмотря на нелюбовь Государыни Екатерины II к монастырям, которые она беспощадно закрывала, что постигло и Христорождественский монастырь, русские люди продолжали радеть о славе Божьей. Так, тщанием купца третьей гильдии Ивана Дмитриевича Муратова, была заложена в мае 1775 года, вместо деревянной, обветшавшей, каменная церковь в честь иконы Пресвятой Богородицы «Одигитрия». Строительство продолжалось несколько лет, и в 1780 году состоялось торжественное освящение новопостроенного храма, первого каменного здания в городе Кузнецке.

А следом, в 1792 году, была заложена каменная церковь в честь Преображения Господня, строительство которой продолжалось сорок три года. Но и церковь получилась удивительной красоты – двухэтажная, на первом этаже которой было два Престола: во имя Иоанна Крестителя и святителя Николая Чудотворца, на втором этаже находился главный Престол – в честь Преображения Господня. В 1835 году храм освятили, и начали в Кузнецке переговариваться колоколами два каменных храма, словно два корабля, плывуших одним курсом – к Вечности…

А Вечность всегда напоминала о себе еще и тем, что в любое время года, в любое время дня и ночи, не спрашивая желания, приходила к людям страшная гостья – смерть, чтобы исхитить душу человеческую из тела. И хорошо, если человек достойно встречал ее приход, имея в душе веру в Господа и надежду на жизнь вечную в Раю сладости.

Усопшего обмывали, одевали во все чистое, укладывали в гроб, на лоб налагали венчик, словно прообраз того венца, который человек, живя на земле, чаял получить в Царствии Небесном, в руки влагали крест и рукописание, на грудь клали святую икону. А потом гроб с усопшим или несли на руках, или везли на санях или телеге, смотря по времени года, в храм Божий, где покойника отпевали, и хоронили или возле храма, если человек был достоин этого, или везли на городское кладбище, которое было невдалеке от Спасо-Преображенского собора, чтобы предать прах усопшего земле… В 1837 году было закончено строительство кладбищенской церкви, которую наименовали в честь Успения Пресвятой Богородицы.

В 1800 году в городе Кузнецке, на Вознесенской горе, с которой открывался прекрасный вид и на город, и на его окрестности – холмы, поросшие лесом, реку Томь, на небо – огромное, безбрежное, прекрасное в своем величии, – началось построение каменной крепости, готовой оборонять город и край от врагов. Строители возвели стены, башни, бастионы, на которых в 1804 году поставили пушки, отлитые в городе Екатеринбурге, на Демидовских заводах, внутри поставили казармы, пороховой погреб, и в крепости разместился военный гарнизон.

Славна Кузнецкая земля еще и тем, что сюда, из России, пришли на жительство два дивных подвижника-пустынника, два монаха – Василиск и Зосима.

Василиск был намного старше Зосимы, он родился в первой половине восемнадцатого века, в Тверской губернии, в крестьянской семье, мирское имя его – Василий. Он с детства возлюбил Господа всем сердцем, хотел служить Ему, но мир все-таки взял свое. Василий, войдя в возраст, вынужден был, по настоянию отца, вступить в брачный союз. Но, живя в браке, он не оставлял молитвенных трудов и просил жену, чтобы и она старалась в чистоте служить Господу. Супруга, видя тягу Василия к монашескому житию, решила расстаться с ним и отпустить его, чтобы шел он тем путем, которым поведет его Господь.

Василий одно время жил у разных пустынножителей, набираясь духовного опыта. Узнав о иеромонахе Андриане, пришел в Брянские леса, где жил старец с учениками. Был принят на жительство. А потом, преуспев в посте и молитве, был пострижен в монашество иеромонахом Андрианом, с нареченным именем Василиск.

Дьявол, ненавидящий монашество, жизнь в пустыни, посвященную Господу, служению Ему, воздвиг, по попущению Божию, сильную брань против старца Андриана и братии. Пошла молва-клевета, что старец Андриан берет большие деньги е помещиков, приходящих в пустынь на исповедь, копит богатство. Прослышав про это, негодные люди-разбойнички, наущаемые дьяволом, не раз налетали на пустынь, требуя у смиренного старца денег. Он отвечал, что у них ничего нет, что их богатство – Господь! А разбойники, оттолкнув старца, начинали рыскать по кельям, ища серебра и злата. А не найдя ничего, били со зла и старца Андриана, и братию. Уходя, грозили, что придут еще, что монахи еще попомнят их.

Митрополит Гавриил, узнав о таких искушениях, благословил иеромонаха Андриана уйти на жительство в другое место – в Коневский монастырь Санкт-Петербургской Епархии. Отец Андриан и братия ушли, а монах Василиск остался жить один в пустыни, претерпевая ужасные страхования от бесов, которые грозили ему, что погубят его, если он не оставит подвижничество. Пост и молитва спасали отца Василиска, приучая его к терпению и смирению.

Старец Андриан, став строителем Коневского монастыря, призвал к себе отца Василиска из Брянских лесов. Он, не посмев ослушаться своего духовного отца, оставил свое пустынножительство и отправился в монастырь. Здесь он духовно сблизился с монахом Зосимой, начавшим подвизаться в Коневце.

Монах Зосима /в миру Захария Васильевич Верховский/ родился 29 марта 1767 года в богатой семье. Отец его Василий Данилович Верховский служил воеводою в Смоленских пределах, а матушка Анна Ивановна вела домашнее хозяйство, рожала детей – шестерых дочерей и троих сыновей, одним из которых был Захария, будущий монах Зосима.

Родители Захарии, помня слова Спасителя: «Не собирайте сокровищ на земле», старались в Бога богатеть: оказывали милосердие нищим, убогим, принимали и питали странников, строили церкви Божии, усердно молились утром и вечером, посещали церковные Богослужения.

Однажды Василий Данилович молился ночью Богу и вдруг услышал голос: «У тебя родится сын, не учи его светским наукам, а лишь Закону Божию»… Этим сыном оказался Захария, который с детства, всей душой возжелав святости, старался больше читать о жизни подвижников благочестия и подражать им в своей жизни.

Когда Захария подрос, то родители все-таки постарались обучить его светским наукам. Но мальчик плохо усваивал мирскую книжную премудрость. Зато Закон Божий изучал с радостью и преуспевал в этом.

Пятнадцати лет Захария вместе с братьями, приехал в Петербург и поступил на службу в гвардию, дослужившись до чина поручика… Умер отец, а потом скончалась матушка… Захария, приехав домой, вступил во владение и управление частью имения, которое досталось ему по наследству. Бесы начали одолевать его страстью любостяжания, тешить его сердце страстью сребролюбия.

Но однажды он ехал на лошади мимо храма. Вдруг, словно кто-то очень сильно толкнул его в грудь рукой так, что он покачнулся в седле, и в это время услышал голос: «Ты сам пойдешь в монахи».

А вскоре один из его зятьев, сам не верующий в жизнь вечную, подал Захарии совет, который разрешил его недоумения и подвигнул к тому, чтобы пойти по монашеской стезе: «О чем, брат, смущаешься? Хочешь идти в монахи, да не можешь решиться? Но если пойдешь, подумай сам, что потеряешь? Если и моя правда, что нет жизни вечной, то ты только то потеряешь, что не поживешь так развратно, как я, а когда умрем, – будем оба равны с тобою. Но ежели же ваша правда, что будет и жизнь вечная, и вечное блаженство в Царствии Небесном, – тогда ты много выиграешь передо мною!»

Этот человек, подавший Захарии добрый совет, в старости и болезни раскаялся в своих заблуждения и, примирившись с Господом, отошел в жизнь вечную.

Захария, передав управление имением своей сестрице, решил посвятить свою жизнь служению Господу в иноческом чине. Было тогда ему лет девятнадцать… Господь послал ему старца Андриана. И вот, в Коневском монастыре, он принял монашеский постриг, с наречением имени Зосима. Здесь он, возжелав пустынножительства, сблизился со старцем Василиском, с которым познакомился еще раньше, бывая в Брянских лесах.

Василиску и Зосиме поставили кельи в трех верстах от монастыря, где монахи предавались пустнынническим подвигам. Но, радея о полном уединении и безмолвии, они, прожив десять лет близ Коневца, захотели поискать других, более уединенных мест.

На одиннадцатом году их жития старец Андриан, принявший схиму и собравшийся переезжать в Москву, в Симонов монастырь, благословил Василиска и Зосиму оставить Коневец и посоветовал им поискать пустыню в Сибирских краях, возложив упование на Пресвятую Богородицу.

– Пойте каждый день тропарь Казанской Божьей Матери, Заступнице Усердная, Матерь Божья вас не оставит, – заповедовал старец своим духовным чадам.

Но они захотели сначала попасть на Афон, в удел Божьей Матери. Но не было на то воли Божьей, и они, смирившись, начали искать себе уединенное место сначала в Малороссии, потом в Крыму, потом на Кавказе, но везде, из-за неудобства, пожив недолго, шли дальше. Господь и Матерь Божья вели их в суровые в сибирские края, в Кузнецкие места, куда они, получив благословение Тобольского Владыки Варлаама и письменное разрешение губернатора о проживании на территории Тобольской епархии, пришли, испытав много искушений.

В пятидесяти верстах от Кузнецка и в тридцати верстах от ближайшей деревни, возле проливов, именуемых Трикурье, с помощью благотворителей, они поставили две кельи, чтобы жить в безмолвии, предаваясь посту и молитве, угождая Господу. По воскресным и праздничным дням они приходили друг к другу, молились вместе, читали Священное Писание, беседовали о душеполезном, подкрепив свои силы братской трапезой. А потом снова предавались уединению… Раз в год к ним наведывался священник со Святыми Дарами, исповедовал и причащал пустынножителей Телом и Кровью Господа нашего Иисуса Христа, чтобы они не ослабевали в подвиге поста и молитвы.

Старец Василиск был делателем умно-сердечной Иисусовой молитвы, ощущал ее благодатные плоды, когда сердце возгоралось любовью ко Господу. Чтобы не пребывать в праздности, он, подобно древним отцам пустынникам, которые ум занимали молитвой, а руки работой, плетя веревки или корзины, найдя глину, начал выделывать посуду, которую покупали местные жители.

Богоугодное житие монахов Зосимы и Василиска становилось все более гласным. К ним в ноябре 1818 года пришел молодой человек Петр Мичурин, возлюбивший Господа и пустынножительство. Он был местным уроженцем, родом из дворян. Получив домашнее воспитание, он поступил на военную службу. Служил унтер-офицером в гарнизоне Кузнецкой крепости. Но, живя в миру, он, возлюбивший Господа, уже предавался подвигам поста и молитвы, отказавшись от мяса и навыкнув в Иисусовой молитве. Попостившись пять дней, не вкусив ничего съестного, он с благоговением причащался Святых Христовых Тайн… Узнав, что в лесу, возле Трикурья живут монахи, Петр, получив отставку, пришел в пустыню, где был принят на жительство.

Он, наученный старцем Василиском внутренней молитве, посту и бдениям, за короткое время достиг духового совершенства и умер, как заснул, в июле 1819 года, прожив в пустыне восемь месяцев. Там же Петр Мичурин был похоронен.

Старец Василиск говорил он нем: «Много странствий сотворили мы с отцом Зосимою, а не нашли нигде подобного раба Божия, такого жестоко-подвижного, смиренно-мудрого, каков был сей юноша Петр».

Ушли старцы Зосима и Василиск из Кузнецких приделов, прожив здесь двадцать четыре года, чтобы создать в городе Туринске Свято-Николаевскую женскую обитель, где старец Василиск и умер в 1824 году. Похоронен он был возле соборного храма. А старец Зосима уехал в Россию, в Московские приделы, где создал еще одну женскую Троице-Одигитриевскую обитель. Там же он умер в 1833 году, приняв схиму, там же и схоронен. Такой след, такую память оставили о себе пустынножители, подвизавшиеся возле Кузнецка.

Долгое время в Кузнецких краях сохранялся благочестивый обычай: в первую пятницу Петрова поста из села Ильинского в город Кузнецк приносили чудотворную икону святого пророка Илии, чтобы обойти город Крестным ходом, прося заступления и помощи у пророка Божия… Когда город Кузнецк и окрестности посещала, попущением Божиим, сильная засуха, иссушая посевы, луга и огороды, то брали тогда в селе Ильинском икону пророка Божия Илии и несли Крестным ходом в Кузнецк, молясь по дороге и прося помощи. В городе, поставив икону пророка Илии в Спасо-Преображепском соборе, батюшки служили молебны о ниспослании дождя. И всегда, по молитвам, на иссохшие нивы обильно проливался дождь, поя увядшие посевы, поднимая колосья, травы, давая жизнь лугам и огородам… Чтили святого пророка Илию в Кузнецке, чтили…

Может быть еще и поэтому, когда в 1876 году было закончено в Кузнецкой крепости, на месте проездной подзорной башни, построение святого храма, то его нарекли именем пророка Божия Илии, который питал во время засухи в Сарепте Сидонской вдову с сыном. Так, и гарнизонные солдаты, служившие здесь, и арестанты, отбывавшие наказание в крепости, в тюрьме, которую организовали в 1870 году, прибегали к помощи и защите батюшки Илии…

Известен город Кузнецк еще и тем, что здесь завершился бурный любовный роман писателя Федора Михайловича Достоевского… Его возлюбленная, Мария Дмитриевна Исаева /в девичесте Констант/, проживала в Кузнецке, снимая комнату у портного М. Дмитриева, в доме, стоявшем на улице Полицейской /ныне Достоевского/. Сюда, из Семипалатинска, в конце января 1857 года, приехал Федор Михайлович, чтобы 6 февраля обвенчаться с Марией Дмитриевной в Одигитриевской церкви. Венчал новобрачных священник Евгений Тюменцев… Уже в середине февраля супруги Достоевские уехали из Кузнецка, из города, который подарил им несколько дней счастья, о которых они всегда вспоминали с любовью…

Серьезным испытание для жителей Кузнецка стало восьмибальное землетрясение, внезапно сотрясшее город в 1898 году, наводя ужас на людей, словно предзнаменование тех страшных, революционных событий, которые потрясут Российскую империю…

Начался двадцатый век… В Кузнецке к тому времени было двадцать девять промышленных предприятий, и среди них: паровая мельница, пивоваренный завод купца Красимовича, государственный спиртовый завод, на складах которого хранилось большое количество алкогольной продукции, работали кирпичные сараи, слесарная мастерская, отделения Русско-Азиатского банка. Петроградского банка…

Сам город был небольшим, уютным, проживало в нем около четырех тысяч душ мужского и женского пола – любивших, мечтавших, живших благочестиво, надеявшихся на лучшую долю, пивших вино, участвовавших в революционном движении, боровшихся с ним, ненавидящих все и вся, жаждавших стяжать дух мирен – людей разных, живших тогда и теперь уже умерших, ушедших в мир иной, чтобы дать ответ Господу за прожитую жизнь…

Двадцатый век принес не мир, но меч. Люди не стремились вести брань с дьяволом за спасение своей души, не грешить, а предпочли бороться с законной властью, воевать, убивая друг друга, а потом восстать против Бога… Кузнечане пережили бурные десятилетия начала двадцатого века – русско-японскую войну, революцию 1905 года, трехсотлетие Дома Романовых, первую мировою войну, отречение Царя Николая II от Престола, крах Временного правительства, узурпацию власти в России большевиками, гражданскую войну…

Зимой 1919 года Кузнецк находился под властью адмирала Колчака, армии которого вели наступление на Москву. Но не было на то воли Божьей, чтобы победило Белое движение. Красная гвардия повела успешное наступление на фронтах, Колчак отступал…

Зимой 1919 года в городе Кузнецке разыгралась страшная трагедия, о которой хочется вкратце поведать… Власть в городе захватил ревком, но, не имея достаточных сил, боясь, что подойдут колчаковские войска, ревкомовцы отправили посыльных к партизанам, которых возглавлял Григорий Рогов. Сам он уроженец Алтая, выходец из старообрядческой семьи, одного из еретических толков, в которой он с детства слышал проклятья, сыпавшиеся на Патриарха Никона и Русскую Православную Церковь, впитал все это в свою душу, а когда пришло безвластие, война, Григорий подумал: «Мое времечко!» – организовал отряд, собрав в него лихих людей, и загулял, грабя и убивая богатых и зажиточных, горя лютой ненавистью к Православной Церкви.

Его отряд стоял в то время на границе Кузнецкого и Барнаульского уездов… Выслушав посыльных, Григорий подумал, походил по горнице, а потом, пронзительно посмотрев на приезжих, сказал:

– Возвращайтесь в город, готовьте встречу, я следом буду!..

Отряд Рогова насчитывал тысячу человек. Вместе с ним пошли в поход на Кузнецк человек семьсот– конные, на санях, на которых стояли пулеметы, пешие – в тулупах, валенках, волчьих шапках, шли, скакали, поскрипывая, повизгивая снегом, дыша паром, радостно скаля зубы, матерясь, предвкушая радость от погромов и убийств. И не понимали они, не видели, не чувствовали, ожесточенные сердцем, что вели их в Кузнецк падшие ангелы – бесы, сидевшие незримо рядом с ними в санях, на плечах, летевшие повсюду в воздухе, а впереди отряда шла с тяжелой косой смерть… Господь попустил совершиться этой трагедии…

В город Кузнецк роговцы ворвались 2 декабря 1919 года, ближе к ночи… На въезде в город их встречали ревкомовцы, играл духовой оркестр, музыканты, надувая щеки, выливали из труб бравурный марш. Рогов был доволен. Поднося правую руку к папахе, приветствовал встречающих:

– Здорово, молодцы!

– Ура-а! – откликнулись молодцы, ощущая в душе пьянящую радость, что пришла подмога.

– Завтра организуем митинг, а теперь отдыхать! – Рогов поскакал в дом своего родственника, проживавшего в Кузнецке. А его отряд начал размещаться на ночлег. В дома кузнецких обывателей вваливались дикие мужики, требуя водки, еды и места для ночлега. Уже тогда начались первые, жестокие, зверские убийства…

В купеческий дом вломились изуверы. Схватив хозяина за бороду, поволокли к окошку.

– Что, купчина, отторговался! Молись Своему Богу!

В углу комнаты висели православные иконы, светился огонек лампады… Вдруг раздался женский крик, в котором жили боль и страх:

– Стойте! Не смейте!

К толпе тулупников шла, трепетно придерживая руками округлый живот, беременная жена купца;

– Не смейте!

Кто-то из роговцев, выхватив саблю, ловко махнул ей, рассекая надвое живот женщины, из которого выпал младенчик. Его, подхватив на штыки, выбросили за окно. Подняв отца на штыки, ждали, когда он перестанет дергаться, пуская изо рта кровавую пену. Потом смахнули труп за окно, в морозную мглу. Переступив через истекавшую кровью женщину, пошли в зал, чтобы есть, пить и веселиться…

Утром, из разных концов города, сгоняли кузнечан к спиртозаводу, на митинг. Люди шли, встревоженные, озадаченные происходящим, многие были напуганы… Когда народа собралось достаточное количество, то перед ними выступил сам командир отряда Григорий Рогов. Он говорил, что вместе с ним пришла в Кузнецк свобода для бедного люда, что он будет бороться с богачами-кровососами, а также с их прихвостнями – православными попами, которые много лет угнетали и обманывали народ.

– Вот, братья, – сказал Рогов, – перед вами два таких прихвостня поп и староста церковный, повинные во всяческих грехах, и, чтобы вы поняли, что я шутить не намерен, наведем им сразу суд и расправу!

Среди роговцев стояли батюшка и староста церковный, вся вина которых была в том, что они служили Истине – Господу нашему Иисусу Христу. Взлетели острые сабли, смахнув головы с плеч у старосты и священника. Обезглавленные тела рухнули на снег, хлынула кровь, вид которой словно опьянил, превращая «освободителей» в чудовищ.

Народ кинулся по домам, а роговцы пошли громить склады, на которых в емкостях хранился спирт, чтобы подогреть свой энтузиазм алкоголем… С того часа началась вакханалия, которая, захлестнув город, наполнила его кровавым ужасом смерти.

Ненависть к Православию проявилась у роговцев так; напившись ядреного спирта, продиравшего до костей, они, пройдя по городским улицам, остановились напротив Спасо-Преображенского собора. Сияли золотом кресты и купола. Нечасто колокольный язык дотрагивался до медного бока, рождая тревожное: «Бом!» Возле собора стояли могильные памятники, на которых лежал серебристый снег.

Толпа одержимых некоторое время молча разглядывала собор, а потом кто-то, сорвав с плеча ружье, пальнул в святой крест. Ба-бах! – грохнул выстрел, и, словно освобожденные от пут, роговцы, заорав, засвистев, заулюлюкав, бросились к дверям собора, распахнули и, теснясь, толкаясь, заскакивали под святые своды, чтобы начать погром – сбрасывали со стен святые иконы, в Алтаре ломали Святой Престол, в Святую Чашу плескали спирт и пили, пили, доводя себя до осатанения… Гунны ли, вандалы? Нет, простые русские мужики.