Читать книгу Все реки петляют. Москва и Московия - Сергей Калашников, Джером Моррис - Страница 6

Раньше ни я, ни Софи просто не имели возможности познать всю хлопотность организационной работы. В родном имении массу вопросов разруливала Бетти. В период командования кораблём под рукой всегда находилась основательная и хозяйственная Мэри. Кучу школьных проблем решал Билл с Дальних Вязов. Он тоже сейчас здесь, но, во-первых, пока не в курсе многого, а во-вторых, по-русски еле лепечет.

Крутили мы двумя сознаниями в одной голове без передышки, потому что нормально просушенного леса нет, а собранные отовсюду по паре-тройке брёвна, лежавшие в сараях или под навесами, нужного нам количества досок не дали. Просушиваем после распиловки на той печурке, где выдерживали плечи арбалетов, да отбрасываем покоробленные. Хорошо, что нам почти не нужен длинномер: борта и днища плоскодонок собирают на короткие винтовые гвозди, укладывая доски накрест и проклеивая смесью битума, древесной смолы, воска и чего-то извлечённого из животного жира. Собирают таким манером, чтобы шляпки оказывались внутри корпуса после сборки. Тоже фанера получается, двухслойная, толщиной сорок миллиметров. И каждый её лист точно становится на своё место в барже.

Длинномер для стрингеров из лиственницы нам делает карбасный мастер из своего материала, причём чисто по-соседски обдирает нас как липку. А тут вовсю идёт монтаж привезённого из старой школы оборудования, обустройство химлаборатории для птенцов из гнезда младшего Смита, обжиговые печки, нагнетатели, насосы, рихтовка станины под самый лучший в мире токарный станок по металлу, который умеет даже резьбу нарезать.

И вот посреди этого фейерверка, где месят известковый раствор и вкапывают столбы, появляется с иголочки одетый мужчина и, ни на секунду не затруднившись, представляется:

– Строганов Григорий Дмитриевич.

Тот самый, который вместо того, чтобы, как полагается, плавить чугун и лить пушки, промышляет солеварением. Это в стране-то, где имеются два затвердевших озера чистейшей натрий-хлор! Руби, толки и сыпь прямо на горбушку. Короче, навели мы о нём справки. Богатый он, а чем богатый?.. Ну не солью же!

– Софи Корн, – ответствует Софочка и передаёт кувалдометр ассистенту. – Польщена знакомством.

– Боюсь, оторвал тебя от важного дела, – учтиво замечает гость, глядя на то, как пара дюжих мужиков подхватывает тигель с расплавленной бронзой и выливает его содержимое в форму.

– Вот теперь правильно шипит, – кивает Софи на звук, издаваемый кокилем. – Так что у тебя за дело ко мне, Григорий Дмитриевич?

– Обычное дело – перевоз. Нужно товар доставить в Соликамск, а потом другую партию обратно привезти.

– Семьсот пятьдесят пудов могу взять в одну ходку, – поспешно вношу ясность я.

– Да известно уже всем, по сколько вы берёте груза. А вот про то, сколько денег возьмёшь за перевоз, поговорить было бы кстати.

– Сам-то ты сколько обычно платишь? Путь ведь неблизкий. Опять же, какой дорогой идти? – Софи пытается понять, почему великий Строганов сам пришёл, а не приказчика послал.

– Неблизкий, – кивает Григорий Дмитриевич. – Старая, с ордынских ещё времён, дорога вверх по Вычегде, а потом волок из Кельтмы-реки снова в Кельтму, но уже впадающую в Каму.

Что же, о теперешних здешних волоках у нас сведений собрано немало. И такое, чтобы две реки, текущие в разные стороны, назывались одинаково, случается. Например, есть два Шингаря, вытекающих, если верить слухам, из одного болота. Собственно, из-за этого болота мы и не стали устраивать в том месте переход в Волгу: не хотелось работать по пояс в жиже.

Есть ещё два накатанных пути, оба из реки Юг, которая, сливаясь с Сухоной около Устюга Великого, даёт начало Северной Двине. Один ведёт в Ветлугу – приток Волги. Второй – в Вятку, приток Камы. Той самой Камы, на берегу которой стоит Соликамск. Впрочем, попасть в Каму можно и из Ветлуги через ту же Волгу. У каждой из этих дорог есть свои достоинства и недостатки. Не обязательно длина. Где-то удобный берег, позволяющий бурлакам без помех тянуть лямку, где-то мост на сваях, под которым не каждое судно пройдёт – многие обстоятельства делают предпочтительными те или иные пути.

На популярных волоках можно и на местную таможенку нарваться, где право местного боярина на получение мзды подтвердят его организованные и вооружённые люди. А уж если путь проходит через монастырские земли… Много всякого-разного в эти времена позволяют себе служители культа, и никакой управы на них не найти.

Софи провела дорогого гостя в рисовальческую, куда велела подать ямайского рому и кофию, а сама отлучилась переодеться. В парусиновом рабочем прикиде она, конечно, смотрится отпадно, но традиционные ритуалы надобно блюсти.

– Какая отменная карта! – обратил на нас взор Григорий Дмитриевич, едва Софи вернулась в наряде боярышни. Ну да, у нас изготовлена четвертинка глобуса от полюса до экватора и от Гринвича до линии смены дат. Как раз вся территория России на ней умещается. Разумеется, наиболее правильно здесь показана европейская часть.

– Прикажу изготовить для тебя копию, – ослепительно улыбнулась моя реципиентка. Она последнее время хорошеет не по дням, а по часам. – Так показывай путь, по которому собираешься меня послать. – Это уже я вернул разговор из светского русла в деловое.

Разумеется, сколь-нибудь подробно нарисовать карту дороги в Каму наш гость не смог, да и на нашем недоглобусе не нашёл, но указал важные ориентиры и обещал дать проводника. Мы же, со своей стороны, пожаловались на несвободу в передвижениях, отчего судно-то у нас есть, а вот шарманщика доброго для него нет. А те, что хоть как-то справляются, все в разгоне. Потому что сполна обученные шарманной премудрости парни все сплошь иноземцы, которым Архангельск покидать не рекомендовано.

Так и расстались, оформив устный договор о намерениях, ничего конкретно друг другу не пообещав. Мы уловили главное – где-то придётся протаскивать судно сквозь болото, причём на протяжении примерно вёрст двадцати. Мне сразу вспомнились землечерпалки, драги, земснаряды и добыча торфа, который размывали водяной пушкой. Не то чтобы у нас тут было что-то готовое, но водомётчики создали некоторые предпосылки для дальнейшего творчества в отношении прохода через болота за счёт применения технических средств.

Начать проработку вопроса нам пришлось с ревизии всего хозяйства. Прежде всего, сколько накоплено скипидара? Оказалось, изрядно. Три перегонные установки, работающие круглосуточно, обеспечивали устойчиво сочащийся родничок. Пихтовые бочки местного производства стояли рядами и колоннами. Их уже кто-то из наших ипсвичских Кулибиных стандартизировал. Все они объёмом по тридцать шесть литров, то есть подъёмны для одного дяденьки или двух тётенек. Вообще-то, это объём английского сухого бушеля, то есть неизвестный мне умник даже размеры не пересчитывал, а скопировал откуда-то.

Питался родничок преимущественно ситовой сосной, которую в подгоняемые с верховьев плоты то и дело вставляли недобросовестные лесозаготовители. Она даже в печи идёт только за неимением иного топлива, вот её нам и толкали по цене низкокачественных дров окрестные потребители древесины.

Вторым был вопрос собственно с судном. Завершалась постройка четвёртой двенадцатитонки – второй, заложенной здесь, в Архангельске. Стандартная ширина в семь футов – два десять, если по-человечески. Длина – двенадцать метров. Борта и транец плоские вертикальные. Передняя стенка наклонная наружу под углом… Ребята его постоянно увеличивают и здесь добрались до шестидесяти градусов от вертикали на стыке с днищем, но верхние передние тридцать сантиметров выполнили строго перпендикулярно поверхности воды – своего рода принудительная грузовая марка, оставляющая фут надводного борта при погружении корпуса до образования наглядно видимого упора в воду.

Пара гребных колёс на корме, остающихся в пределах ширины корпуса. Здесь их сделали относительно небольшими, метрового диаметра, отчего они не выставляются над палубой даже своей верхней кромкой. Зато плицы их торчат вниз из плоскости днища. Ребята в этом месте явно намудрили что-то с направлением движения воды, организовав тоннель прямоугольного сечения, выставляющийся вниз на добрые двадцать сантиметров. Что же, будем пробовать. Даст это повышение коэффициента полезного действия или не даст, увидим на практике.

А теперь вопрос! Как к носу этого сооружения пристроить земснаряд? Для этого по старой ипсвичской традиции собирается великий народный хурал. А что ещё делать, если нужно всем скопом навалиться да к тому же требуется единодушное понимание решаемой нестандартной проблемы?

Народ я согнал в класс, чтобы можно было рисовать на доске, и начал постановку задачи. С удивлением понял, что изъясняюсь на смеси русского и английского, которую свободно понимают и ипсвичские ребята, и местные: как-то незаметно у нас тут образовался свой суржик.

Общую задачу сделать болотопроходный корапь аудитория ухватила быстро, после чего на кафедру взошёл самый упертый водомётчик и поведал о последних достижениях в области водомётостроения. Спустя полчаса народ начал генерировать идеи, пошли вбросы информации о достижениях энтузиастов паровых машин, об идеях сторонников пневматических устройств, о трудностях с изготовлением трубопроводов. План опытно-конструкторских работ принялся распухать до беспредельных размеров, отчего мне пришлось решительно резать по живому, впихивая невпихиваемое в реальные объёмы. Потом все задумчиво разошлись, потому что наступило время ужинать и спать.

А утром стало понятно, что на нашем корабельном дворе начался первый на Архангельской земле всхлип творческого энтузиазма. Билл с Дальних Вязов разложил работу на операции и нарезал чёткие куски. Пусть мы не гвозди шлёпаем, а создаём сложное техническое сооружение, но количество доступных двигателей на ближайшее будущее уже известно, сколько и чего можно отлить или выточить – понятно, а время просушки и обжига форм непререкаемо, как физическая константа.

О том, что чистую воду для водяной пушки можно взять с кормы и прогнать её вперёд можно только по деревянным трубам прямоугольного сечения, мы договорились ещё при первом обсуждении, а то обстоятельство, что пульпу следует отбросить в сторону как можно дальше, уловили все. Вопрос был за реализацией.

* * *

Август в этом году выдался ласковым. Софи «подбила бабки» и с удивлением поняла, что за счёт перевозок по маршруту Вологда – Архангельск мы уверенно поддерживаем штаны, при этом не захватив и пятой части рынка грузоперевозок. Да нам больше и не требуется, потому что неплодотворно было бы создавать массовую безработицу среди бурлаков, гребцов и работников действующих волоков. Неблагодарное это дело, нужно ведь и другим дать дышать, чтобы не поднялась дубина крестьянской войны против иноземных захватчиков источников постоянного заработка.

А у нас тут уже прикормились две артели – бурлацкая и плотницкая. Да и дядя Сила доложил о том, что столько же народу приставил к делу у себя в Котласе. Хорошо он устроился: все его дети регулярно проходят мимо и заглядывают в гости. А он уже и старуху свою на новое место перевёз.

Мне же приходится постоянно проводить курсы повышения квалификации мотористов. И Софи каждый раз, как приходит баржа, инструктирует капитанов, которые считают себя лоцманами. Здесь присутствует конфликт понятий, связанный с особенностями понимания меры ответственности и объёма обязанностей. Конфликт этот преодолевается со скрипом и скрежетом. Видимо, потому, что наши капитаны все поголовно родом из потомственной лоцманской семьи.

* * *

– Вот тебе, Софья Джонатановна, дозволение ходить безвозбранно по всем землям государства нашего.

С такими словами пришёл к нам Григорий Дмитриевич Строганов и протянул грамоту с царской печатью. Видать, крепко ему нужен путь от Архангельска до Соликамска, если он за две недели обернулся до Москвы и обратно, да ещё и документ такой выправил. Не иначе (как и ходили слухи) дверь в палаты царские ногой отворяет.

И это не зимой по санному пути, а через броды и перевозы. Нет, не мог он сам с такой скоростью ехать. На подобное только конная эстафета способна. Ну да не моё дело разбираться в природе подобного чуда. Главное здесь – великая заинтересованность нанимателя.

– Спасибо огромное, Григорий Дмитриевич! – Софи просто подпрыгнула и в восторге захлопала в ладоши. Или это я аплодировал? – Есть у меня судно для рейса на Соликамск. А ради такого случая я его сама поведу. Только вот груза взять получится лишь шестьсот пудов. К какому причалу становиться под погрузку?

* * *

Вот ведь и не удержать её, первопроходчицу истовую с вечным шилом в основании туловища! Так что – поехали! В команду взяли пару не сдавших зачёты шарманщиков, тех, кого я на самостоятельную работу пока не выпустил. Оба – парни из старших, то есть физически крепкие.

Приняли груз – ящики в основном. То есть это какие-то изделия. Погрузили их на поддонах, подавая козловым краном, опоры которого идут по бортам. То есть берём с тупого носа, везём и ставим. Ящики тяжёлые, становятся компактно, только ручку лебёдки крути. Ну да для этого с берега приглашены работники, им ведь тоже нужно зарабатывать. А у судовой команды задача – правильно груз разместить и укрыть от непогоды.

Пришёл проводник, который здесь в ранге лоцмана, да на этом мы и отчалили, потому что он же и груз сопровождает. Первые семьсот километров до впадения в Двину реки Вычегды прошли за четверо суток безостановочного хода, это около восьми километров в час относительно берега и двенадцать по воде. Я на такие моменты всегда обращаю внимание, как и на расход горючего. Лоцман через каждый час крестился, поглядывая то на показания лага, то на часы – невиданные диковины, – к тому же находясь в рубке со стеклянными окнами. Но освоился и даже сам взялся за баранку. Рычажок, которым останавливается мотор, мы ему показали.

Если кто-то не понял, то эту посудину мы завершали всем лесом, отчего в неё упихано всё самое передовое, до чего дошла конструкторская мысль.

По пути, проходя мимо Котласа, заглянули к дяде Силе. Навесы у него просторные, лес под ними сохнет качественный, казармы срублены и при всём этом великолепии – виноватый взгляд. Или умоляющий? Ну чисто кот из мультика про Шрека.

– Кайся, грешник. Чего опять насвоеволил от жадности великой? – немедленно взял я инициативу в наши с Софочкой одни на двоих уста.

– Артель плотницкую послал на волок давешний. Чтобы, значится, анбар поставили. А дочке наказал пашеничку из Поволжья в тот анбар везти, пока деньги все не истратит. И ещё ей из своих дал денег, и из твоих, и с зырян местных пособирал и тоже ей отдал. Ну, на пашеничку, стало быть. Так тем зырянам я всё хлебушком-то и возвернул, считай, за половину здешней цены. А твои деньги верну ужо, когда отвезу хлебушко-то в Архангельск-город. Он там завсегда в большой цене.

– Ты, Андреич, прекрати виниться, потому что урок, тебе назначенный, исполнил. Навесы поставил и лес под них сложил. Деньги сэкономленные – премия тебе от меня. Ничего ты мне не должен. Но про коммерцию свою доложи мне без утайки, потому как если ты мой человек, то и риски твои на мне.

– Дык, Софья Джонатановна, пашеничка-то в энтих краях не родит. Одна только рожь, да и та не каждый год. Вот. А тут я с хорошей скидкой зерно-то и продам.

– Дядя Сила! Кончай меня инсинуировать. Мне хлопоты со сбытом купленного не надобны. Я собираюсь не с товарами дело иметь, а с грузами. То есть с пудами и вёрстами. Взял, доставил, сдал – всё. Улавливаешь идею?

– Улавливаю. Но тут же деньга просто сама в карман просится!

– Вот и оставь себе эту деньгу, а мне доложи: на чём ты от волока досюда зерно перевозил? И на каком таком скипидаре Фёкла носится? Где ты собираешься оставить зимовать Фёклину баржу? И о другом, о чём я тебя спросить забыла.

– Зерно от волока возил на карбасе. Тутошние, верховские-то, ещё больше, чем даже холмогорские. Туды вёслами или под парусом, а то кто из сынов к своему шарманкоходу прицепит и доволочёт. Оно пустую-то лодку тащить не так трудно. А назад вниз по течению вся дорога. Ну, по Ихалице, где вода еле шевелится, там и на вёслах пройти не так тяжко. А скипидару Фёкла мало пожгла, потому как в Нижнем Новгороде земляное масло берёт да его шарманке и скармливает. Баржу же твою, что дочка гоняет, думаю прямо на волоке оставить зимовать – на той, Костромской стороне. Пущай вмерзает. Там вода, когда таять начнёт, ничего ей не сделает. Течение же как кот чихнул.

– Плотников на волок пошли, чтобы слип изладили, – принялась командовать Софи. – На него пускай баржу вытаскивают. Ей нужно будет днище осмотреть и просмолить, если ободралось. Сынам, когда в другой раз мимо тебя вниз пойдут, накажи, чтобы скипидару сюда доставили, а уж как он на наш волок попадёт, об этом сам похлопочи. А здесь дров берёзовых запаси много, мне из них уголь понадобится, потому что у нас там его не хватает для кузниц, а сосновый плохой. Только сам не жги. Я под зиму человека к тебе пришлю с аппаратом, он кроме угля ещё и дёгтя навыгоняет. Ну и жижи горючей, которую сам и спалит. Имей в запасе для него место в казарме.

– А коммерция твоя мне неинтересна, – уже я продолжил накручивать хвост не в меру разошедшемуся жадине. – Мне на роду написано жить с извоза, поэтому за него, за извоз этот, каким ты со своей торговлей попользовался, и выложи полновесную плату. Сам посчитаешь, сколь средств моих на свои хлеботорговые операции потратил. И принимать на себя коммерческие риски от купли-продажи я не стану. Моё дело – получить груз, доставить его и сдать получателю.

– Прогонишь? – неуверенно спросил дядя Сила.

– Не дождёшься, – припечатал я.

Дело в том, что самовольство этого человека наглядно иллюстрировало многие стороны здешнего бытия, которые были мне неведомы. Он словно распахивал для нас виды на сокрытые от глаза непосвящённого человека обстоятельства. Да и поручения исполнял отменно.

* * *

Меньше чем через два часа после ухода из Котласа, который такая же деревня, как и все нынешние города, появилась на виду каменная церковь, построенная с выдумкой и тщанием.

– Сольвычегодск, – сообщил проводник. – Тут у Строгановых и дел всех начало, и главная вотчина.

– А много у них вотчин? – полюбопытствовала Софи.

– Ой, много. По Каме-реке особенно и по речкам, что в неё втекают. Да и здесь имеются. Даже Устюг Великий на их земле стоит.

– А Котлас?

– Просил он у царя и Котлас, но не дали ему. А почему не дали, не знаю. Может, потому, что староста там не губской, не земский, а выборный. Зыряне – они ведь инородцы, хоть и крещёные. Может, из-за этого.

– А в чём отличие между этими старостами? – сразу потребовала ясности Софи.

– Выборных свои посадские людишки выбирают, а губских присылают откуда-то. Они все боярского звания. А земские – они земские и есть.

Опять для меня непонятка. Я-то уже знаю, что дворяне нынешние идут по служебной лестнице «стряпчий – стольник – окольничий – боярин». Вон, даже воевода Архангельский всего только стольник, то есть до боярина ещё не дослужился. А староста всяко ниже воеводы. Как же, будут на место главы какого-то Мухозасиженска целого боярина ставить! Хотя, припоминаю, Пётр в своё время создал специальный табель о рангах. Видать, его тоже забодала путаница в чинах и званиях. Кстати, спрашивать про то, кто такие земские, я не стану: похоже, постичь этого мне не дано. Да и неохота.

* * *

Течение в Вычегде было поначалу примерно таким же, как в Двине – хорошо бежалось. Но вскоре начали попадаться перекаты – нестрашные, равнинные. Мы их легко проходили, чуть замедляясь из-за локального ускорения течения, и выходили в широкие плёсы. Много петляли или огибали острова.

Уже через четыре дня нам пришлось делать остановки на ночь: наступала темнота, которую наш керосиновый прожектор рассеивал не более чем на полтора десятка метров. До поворота вправо в Северную Кельтму шли десять дней. Ну а потом почти сразу пошли низменные заросшие берега, болота то справа, то слева, немыслимые загогулины, которые выписывало русло, направляя наше движение куда-то не туда.

Зато течение стало слабым. Речка мелела, иногда на поворотах мы задевали берега, поднимая плицами грунт со дна, и в один прекрасный день оторвали от днища тоннель-пришлёпку. На скорости это не сказалось. Мы шли, шли, временами ощущая вибрации от соприкосновения колёс с грунтом, который оказывался достаточно податливым, чтобы быть отброшенным назад клубами мути. Потом эта грязная от примеси ила и ряски вода начала подниматься за кормой постоянно, что продолжалось часа три подряд, но потом стало глубже, и мы вдруг заметили, что течение-то тащит нас в противоположном направлении.

– Это где же мы дали кругаля? – обратилась Софи к проводнику.

– Не крутнулись мы, а волок прошли. Я не виноват, что у барки этой осадка столь малая, а шарманка её прёт, как с цепи сорвалась. Через старый заиленный канал пролетели и не заметили.

– Это тот прямой участок, что ли? Который до проплешины на левом берегу?

– Да. Вёсла в нём вязнут, шесты проваливаются, а по берегу с лямкой по пояс в воде брести приходится. Иной раз бечеву вперёд на берестянке завозят и уж потом по ней барку подтягивают. Но то по высокой воде, а сейчас низкая. В эти поры здеся совсем не ходют.

Вот так и вышло, что вся наша техническая подготовка не понадобилась. До Камы мы добрались без приключений. От места впадения в неё Южной Кельтмы Соликамск оказался недалеко. А там выгрузка-погрузка – и в обратный путь. Некогда нам красотами города любоваться: сентябрь в самом разгаре, а только на дорогу в один конец ушёл целый месяц. И круглосуточно идти уже не получается, продвигаться придётся с перерывами на пересидеть темноту.

* * *

На обратном пути мы у этого заиленного старого канала технику свою всё-таки испытали. От отдельного мотора – трёхдюймового – запустили на корме водомёты, которые по деревянным коробчатым трубам погнали воду вперёд. Их направляли тоже деревянными же коробчатыми отрезками труб на места, которые хотели размыть. Понятно, что голыми руками с этим не справиться, эти направляющие были укреплены в поворотных турелях и удерживались рычагом.

От второго мотора запустили гряземёт, выталкивающий мутную воду вправо по наклонной деревянной же коробчатой трубе. На этот раз заданную дистанцию проходили на два часа дольше, а насчёт того, прочистили мы фарватер или только взбаламутили, уверенно не скажу. Не наглядный получился результат, весь в мутной водичке.