Читать книгу Добудь Победу, солдат! Часть 2 - Сергей Камалович Абенов - Страница 2

Ей всегда везло, и если кто-то стал бы возражать против такого утверждения, она не стала бы спорить, а просто привела бы факты своей биографии. А факты, как известно, вещь упрямая. Так же как и она, Ольга Максименко. И ее ранение, три операции и шесть месяцев в госпиталях не в счет, это просто сопутствующие обстоятельства, без них никак не обойтись.

Первую неделю после ранения Ольга помнила смутно, потому что все время была в забытье, только знала, что Нина Гордеева все время была рядом. Потребовалась повторная операция и ее перевели в куйбышевский госпиталь и Наденька сначала была с ней, потому что Нина записала ее под фамилией Ольги. Все так и считали, что это ее дочь и госпитальное начальство первое время закрывало на это глаза, но в начале марта у нее неожиданно началось воспаление, и анализы показали, что дело серьезное. Ее вызвали к главврачу и тот, перелистывая ее историю болезни, и сказав, что анализы очень плохие и требуется срочная операция, неожиданно спросил:

– Она ведь не дочь вам, Максименко? Признайтесь!

Ольга растерялась и не нашлась сразу, что ответить, только сказала, что у Нади ее фамилия.

– Это надо еще проверить, какая у нее фамилия! Дело пахнет подделкой документов… а время военное, – сказал главврач. – А скажите-ка мне Максименко, как вы умудрились родить ребенка и остаться девушкой? – и он постучал пальцем по ее истории болезни.

Ольга вкратце рассказала историю девочки, и главврач смягчился и сказал, что он все понимает, но здесь военный госпиталь, и гражданским лицам тут не место, тем более это ребенок. Поэтому придется девочку определить в интернат, на время, потом можно будет забрать ее.

Зима, проведенная в госпитале, тогда казалась Ольге бесконечной, и весна тоже тянулась мучительно долго, а теперь этот промежуток времени вспоминался, как один день, наверное, потому, что те дни были похожи друг на друга, как близнецы. В конце мая она окончательно поправилась, и ее выписали, но признали ограниченно годной к строевой службе и направили в Управление связи Московского военного округа. В январе сорок третьего в армии была введена новая форма, и Ольга не сразу привыкла к погонам на плечах, на которых были две сержантские лычки.

Еще зимой, в куйбышевском госпитале, как только ей стало лучше, она стала искать свою группу, послала несколько запросов в разные инстанции, но получила ответ только на один, в котором сообщалось, что капитан Студеникин выбыл из 124-й бригады. Все равно найду, решила Ольга, все равно мне повезет, сейчас другая задача – пройти медицинскую комиссию и добиться направления в действующую армию. Она себя прекрасно чувствовала и стала делать пробежки по утрам и дома делала гимнастические упражнения. Но если приходилось долго находиться на ногах, то начинались сильные рези в низу живота, но она скрывала это от мамы, и убедила себя в том, что это пройдет, да и не имеет это значения на войне. В конце июля она прошла еще одну комиссию и ее признали здоровой и направили на курсы переподготовки, и это была победа, и, конечно везение.

В середине сентября было еще по-летнему тепло, и Ольга после занятий решила не торопиться домой. Она свернула к своей школе и постояла немного у ворот, но войти не решилась. Наверное, из-за того, что и школа и выпускной бал остались в другой жизни, а, может быть, потому что вспомнила, что из мальчишек ее класса никого не осталось в живых и девчонки все были в армии, и, слава богу, пока все живы. Она заторопилась домой, где ее ждали Надя и мама. Девочка все никак не могла привыкнуть к строгому нраву Любови Николаевны, и оживлялась только, когда Ольга была дома.

Все получится, думала Ольга, поднимаясь по лестнице, не может не повезти. Сегодня после занятий она зашла к начальнику курсов, подполковнику Снеткову, и тот вначале встретил ее холодно, но, увидев медаль «За оборону Сталинграда» на ее гимнастерке, потеплел, и когда узнал, по какому вопросу пришла девушка, обещал помочь. Боевой офицер, потерявший ногу при обороне Москвы, он прекрасно понимал ее желание служить со своими товарищами. Попробую помочь, сказал он вначале, но потом, прощаясь, обещал твердо:

– Найду, не беспокойся. Не иголка в сене. У меня товарищ в Управлении кадров служит, тоже калека, – горько усмехнулся подполковник и похлопал рукой по протезу, – он для меня постарается, разыщет.

Любовь Николаевна сразу усадила Ольгу за стол, она все никак не могла нарадоваться возвращению дочери, все время старалась покормить чем-то вкусным ее и Наденьку, и для этого втайне выменивала или продавала на рынке вещи, свои и покойного мужа.

– Ну, как твоя учеба? – спросила Любовь Николаевна, имея в виду занятия на курсах переподготовки, и Ольга ответила, что скоро экзамен, после чего будет распределение, и надо что-то предпринять, чтобы попасть в свою часть, то есть в часть, где теперь служит ее разведгруппа. Любовь Николаевна думала как раз об обратном и надеялась, что дочь, в связи с ранением, оставят служить в Москве, или, в крайнем случае, где-нибудь в тылу.

Они сели пить чай и Любовь Николаевна выложила в вазу припасенные конфеты и пододвинула Наденьке, а на удивленный возглас Ольги ответила, что получила их по карточке.

– Ну, что, Нина твоя не нашлась? Ответа так и нет?

– Нет. Ты помнишь тетю Нину? – спросила Ольга девочку, и Надя кивнула в ответ, и приставила сложенные трубочкой руки к глазам.

– Да, и Камала помнишь?

– Кто это? Имя не русское… – мать сразу почувствовала, как изменилось настроение дочери, а Ольга пояснила:

– Мой командир. У него был бинокль, и он давал Наденьке смотреть в него. А дядю Колю помнишь, с такими пышными усами? Конечно, она их всех помнит!

Она не помнила, как все произошло в тот день, только было очень холодно лежать на снегу и чьи-то голоса. Желтый свет лампы в операционной прямо в глаза. Лимонно-желтое вино. Багрово-желтые вспышки разрывов. Черный дым и серое, пустое небо. И тебе захочется побыть одной. Никогда мне не захочется побыть одной. У тебя руки холодные…