Читать книгу Притяжение - Сергей Клемин - Страница 5

Другая жизнь рождается во мне —

почти такая же из мук тревожных,

в движениях несмелых-осторожных,

теряясь в необъятной глубине:

другая жизнь, но всё-таки одна —

неповторимая в своих повторах;

читаешь мысли в ускользавших взорах,

натянутых предельно – как струна.

То самое, что время превращает в прах,

идя (как будто!) каждому навстречу…

и думаешь о нём в тот дивный вечер,

молча на всех возможных языках.

Когда другого неба слишком мало,

читаешь мир – как с белого листа —

и повторяют налегке уста,

что всё вернётся в чистое начало;

в каком-то сне (рассеявшись наполовину),

прощупывая вечность… прикоснуться,

прожить, переродиться б и проснуться,

пусть осень дышит спящим ветром в спину:

И в каждом свой пароль —

как дважды два;

спешишь вместить

(как в чудесах шаманства),

оставив след для нового пространства,

а там лишь даль… и бездна глубока.

И в каждой капле распростёрта тьма,

пусть тихо шепчут злые языки,

что где-то там её плоды горьки,

наперекор сводя весь мир с ума;

пусть время утекает с телом вместе,

как будто сжавшись кожей до ладони,

для каждого тот образ – посторонний;

глядишь себе: и ты на прежнем месте.

Бесчисленно: им имя легион;

пусть тайны слов по-прежнему бездонны,

а где-то пахнет небо, бьются волны…

и вновь в живые ткани облачён.

Не весь, не отражающийся в зеркалах,

невидимый, для всех почти безмолвный…

и ветер – словно заново рождённый,

что оставляет сладкий иней на губах;

скитающийся снова и в который раз

звучат шаги: лишь около – не ближе,

почти рассыпавшийся звук – всё тише,

сосредоточившись в тот самый день и час.

Подглядывая в вечность… и себя терпеть,

скользя на грани жизни и распутства:

к чему опять вернувшиеся чувства (?),

с которыми не жаль, но странно умереть.

Зачем ты ищешь демона во мне (?),

который вряд ли будет в твоей власти;

сцепляя целое, он рвёт на части,

сверкая жадным взглядом в полутьме;

пусть ждёшь по ту лишь сторону и эту…

те мысли… поднимая на дыбы,

помеченные вновь перстом судьбы,

с которыми не жалко кануть в лету.

Тревожит разум, не сводя с ума,

но в этом есть какой-то свой покой:

укравший тело, получил с лихвой —

глубины те, которым нет конца.

Когда угодно будет вновь судьбе

низвергнуть в яму одиночеств —

среди несбывшихся пророчеств,

я на твоей останусь стороне.

Пусть прозвучит коварное «прости»,

когда нагрянет вновь усталость,

почти бессовестная жалость…

не потерять тебя б, но обрести.

Пусть каплет яд в растерзанные раны;

с тобою вечность выносима,

твоя любовь неповторима,

пока она жива… и все изъяны.

В каком-нибудь рождённом теле —

ты оживёшь – совсем другим, случайно,

соединив всё то, что было изначально…

всё хрупкое, что тлело еле-еле.

И смотришь в прошлое, затёртое до дыр,

и высоко – небесного касаясь дна,

срываешься… пусть бездна холодна:

в одном лице – и ангел, и сатир.

В любви пусть будет лучший твой порок,

пускай она во всех картинах мира,

звуча в сонетах пламенных Шекспира…

ты оживёшь; пусть всем ты горла поперёк.

Пусть жизнь назло расставила ловушки,

но каждый раз, опять, как не бывало —

хватаешься за край (почти устало)…

и, как дитя, крадёшься под подушки;

написан по сценарию и стёрт,

рождённый скукой мир в одно мгновение,

лукаво дразнит хитрое сомнение…

и в нём случайно – будто распростёрт.

Пусть рассыпается по телу дрожь:

и каждый вечер поднося ко рту,

как будто с ядом дышишь в пустоту —

готов простить ей истину и ложь.

Не пропустить бы тишину вселенной,

пусть вновь разделены душа и тело…

и разгоняя мысли до предела —

внутри холодной глубины нетленной;