Оглавление
Сергей Костырко. Постоянство ветра
От автора
1
В марте пятнадцатого
Кино про политику
Пейзаж челябы
Путешествие
Забор
Пляж
Кабаков в Старом порту Тель-Авива
Дом Сталинского лауреата
Дед
2
Пицунда. Из курортной тетради (1991—1992)
Ветер в тростниках
3
Новый мир в 90-е
1. …Не надо бояться себя» (О Сергее Залыгине в «Новом мире»)
2. Саша (Об Александре Носове1)
«Когда гремят пушки…» – Киевские Лавры-2014
Отрывок из книги
Последним большим (толстым) романом, который я читал завороженно, с потребностью остановиться и перечитать отдельные страницы, с таким количеством карандашных пометок на полях, что экземпляр книги стал еще и чем-то вроде личного дневника, был «Александрийский квартет» Лоренса Даррелла, и читал я его в 1997 году. Я бы очень хотел пережить подобное, но – нет. Не получается. Я читаю много, ну хотя бы по службе лит-обозревателя, и были романы, способные удерживать внимание от начала до конца, но, все-таки, основную часть «больших книг» заставляла дочитывать до конца только профессиональная дисциплина. Гораздо интереснее для меня как читателя современная повесть и рассказ. Но, похоже, что самой живой в литературе, самой необходимой для меня сегодня стала проза эссеистская. Когда я читаю эссеистику, скажем, Сергея Жадана или Анджея Стасюка, у меня – чувство внутреннего высвобождения, и, соответственно, – зуд графоманский в руках. Нет, я не собираюсь – действительно, не собираюсь – конкурировать здесь с Паскалем Киньяром или Тарасом Прохасько. Они сами по себе – я сам по себе. На самом деле, эти вот тексты я писал для себя, и издаю их сейчас не для «литературы», а для друзей и для «своих». Не более того.
Высокая ножка фужера, утончающаяся книзу и расплывающаяся по столу затвердевшей каплей. Стеклянный стебелек держит полусферу с темно-красным вином.
.....
И я вспомнил странное чувство, которое испытал, когда во время экскурсии по проспекту Ленина перевел взгляд с черного монумента Ленина на фигуру металлического городового при входе на Кировку. По смысловому наполнению жесты разные, но было в этих артефактах что-то роднившее их. Присутствующее поверх намерений скульпторов. И здесь не просто оттенок хвастовства человека своей силой, своим могуществом: «Могу из металла – и городового, и Ленина, и солоночку с филином! Могу!» Здесь было нечто, от чего пробирал холодок.
Это вот что: человек, получивший из рук Создателя камень как воплощение крепости и твердости, воплощение вечности и неизменности, сам научился создавать (точнее, пересоздавать из камня) свое воплощение крепости и твердости – металл.
.....
