Читать книгу На грани - Сергей Ковалев - Страница 6

Драк на улице у нас хватало. Рассказывать обо всех, думаю, не стоит. Попадало и мне. Бумаги не хватит, чтобы все эти драки описать. Да и забылось многое. Это же не что-то особенное было.

Драки были частью нашей тогдашней пацанской жизни.

Но были и такие, которые сыграли большую роль в моем становлении и как человека, и как боксера.

Вот одна такая. Мне тогда лет семнадцать было. Приехал со сборов. Потом должен был ехать на турнир. И вот встречаю своих пацанов. Да, тут надо кое-что объяснить. В 1990-е и начале 2000-х в Челябинске был такой авторитет по фамилии Халиуллин. У него были спортзалы по всему городу. В них ходили все желающие пацаны разных возрастов: кто потренироваться серьезно, кто просто для себя, кто за поддержкой. Каждый зал – семья. Если кого-то из этого зала где-то в городе обижали, то они всем залом собирались и решали вопрос с обидчиком. Масштабы таких вопросов бывали разными. Иногда собирались все залы города и ездили на стрелки целыми автобусами.

И вот мои кенты мне рассказывают, что у них была какая-то стычка с халиками. Так обычно халиуллинских называли. Те бухие были, слово за слово, произошла драка. Наши вышли победителями и поставили их на место. Ну, вот теперь нас и ожидала разборка с ними. А в нашей компании тогда оставалось всего только человек десять. Кто откололся сам, кого откололи, кто другими делами занялся, кого закрыли, кто отъехал.

И вот кто-то из наших девчонок, а у всех подруги были, уж не знаю, откуда они узнали, но нам сказали: «Ждите халиков сегодня. Обязательно придут». Придут так придут. Мы правы, значит, все по чесноку будет – поговорим. Но палки все-таки заготовили и припрятали метрах в десяти от себя, так, на всякий случай. Потом про них и забыли.

Короче говоря, сидим, как обычно, вечером на своем месте – там такие жердочки и лавочки были. Дом буквой «П», подъезд угловой. В случае чего – бежать некуда, да и как-то не по нашим понятиям было бегать от кого-то.

От того подъезда, где мы сидели вечерами, что влево, что вправо шли многоподъездные дома, длиной метров по 130–150, видно издалека. Мы сидим на лавочке и видим, что из-за угла дома выходит бригада, человек тридцать. Мы переглянулись и дали друг другу понять, что справимся с ними, если начнется возня. Пацаны у нас в компании крепкие были. Половина – боксеры, вторая половина – хорошие дворовые бойцы. В общем, все нормально. Стоим, ждем, настраиваемся.

А тут видим: с другой стороны выходит еще группа, человек тридцать-сорок. Ну, думаем, тут уже разобраться вряд ли получится. Придется на словах вывозить.

Видим, пострадавшие вперед вышли. Двое, кстати из них, были моими одноклассниками. Один с рукой перевязанной, другой с ухом забинтованным, и говорят нам: «Кто тут старший?» Я тогда к ним обратился и говорю: «Ну, чего мы тут будем драться, войну начинать? Зачем? Давайте выясним все мирно». А в ответ мне один из этих терпил показывает на свое забинтованное ухо и говорит: «Серега, такое не прощается».

Тут их старший выходит и опять спрашивает: «Кто тут старший?» Я тогда понял, что никакого разговора не получится, и бросился на того, кто ближе всех стоял. Тут и понеслось. Пошла большая массовая драка. Нас мало очень было, но половина из тех, кто пришел с нами драться, были просто лохи, ходившие в эти залы чисто за поддержкой, чтобы их не обижали. Но выезжать на такие мероприятия было необходимым условием всех залов Халиуллина.

В какой-то момент меня окружили человек десять. Там чуть ли не на каждого из нас было по десять человек. Но все знали, кто в нашей компании был боксером, поэтому и внимание было к нам особенным. Каждый делал все возможное, чтобы нас нейтрализовать и сбить с ног. Тогда, под адреналином, все удары, что прилетали ко мне, я даже не чувствовал, только замечал, что что-то касается моего тела, и не более того. Вижу, в меня палка летит, я от нее уклончик и в ответ удар. Словно как тренер учил на тренировке. После каждого защитного действия сам бил много, конечно, и с ног сбивал. Уклоняюсь-бью, ныряю-бью. Где-то ногой пнешь. В общем, как начал, так и работаю. Одного зацепил – упал, другого – тоже упал. Третий за ним. Пацаны тоже рубятся со всеми дай боже. В какой-то момент почувствовал, что кровь идет с головы, понял, что мне голову пробили, как потом оказалось, аж в двух местах.

И тут халики дрогнули и попятились назад. Только потом стало ясно почему. Мы свои припрятанные колы даже в руки не взяли, все слишком быстро началось. У одного из наших пацанов был нож, и он на него насадил их старшего из этого зала, откуда основная масса собралась. У него кровь пошла. Те, кто рядом был, испугались, подхватили его под руки. И начали отступать. Остальные тоже дрогнули и стали убегать.

Обошлось. Никто не погиб. Правда, после этого кипиша встреча у нас была с их старшими, где все всё поняли и дали по рукам. Но медикаменты в больничку пострадавшему пришлось принести.

А у меня и свои проблемы были. Одна сечка небольшая, а вот вторую нужно было зашивать. А зашивать я не мог. Мне через два дня надо было лететь в Италию на турнир. Если бы я пришел к врачу с такой травмой, меня бы зашили, и ни в какую Италию я бы уже не полетел.

Там вообще непростая история была. В 2001 году на юниорской России в Волгограде я вышел в финал, но там меня слили в бою против Ивана Решетникова из Перми. Я боксировал тогда в весе до 75 кг. По официальным результатам того турнира он должен был ехать на первенство Европы по юниорам. За меня заступились тогда люди, хотевшие добиться справедливости, говорили: «Кого вы везете? Ковалев же избил его в одну калитку». Вот тогда и решили послать меня на этот международный турнир класса «A» в Италию. Сказали: выиграешь – поедешь на чемпионат. И вот мне ехать на этот турнир через два дня, а у меня две сечки на голове.

Что мне было делать? Я взял мокрое полотенце, приложил к голове и пролежал с ним всю ночь, чтобы рана хоть как-то затянулась.

Вот так, «лечась» мокрым полотенцем, я и провел почти все время, что мне оставалось до отъезда, а потом с пробитой головой поехал в Италию.

Первый бой там у меня был с поляком. Резвый такой парень. Выскочил на меня в первом раунде с ударом слева. Я сайдстепом[2] его провалил, но он слегка все же дотянулся до моего подбородка. Я почувствовал, что пропустил совсем легкий удар… и сел на задницу! Нокдаун![3] Ничего себе! Я удара-то практически не почувствовал, но все равно потерялся от него и упал!

Отсчитали мне нокдаун. Первый раунд закончился. Пришел, сел в угол и тут понял, что у меня происходит что-то странное со зрением. Такое ощущение, будто я в подзорную трубу смотрю. Вижу только какой-то узкий коридор перед собой, шириной с мою голову, а что правее и левее, не вижу вообще. Только все мерцает какими-то яркими вспышками.

Сам не знаю как, но второй и третий раунд по очкам я выиграл, а с ними и весь бой. Когда уже ехали обратно, мне в автобусе совсем плохо стало. Казах один со мной рядом сидел и все со мной поговорить пытался, он в моем весе выступал, жаловался, что его до соревнований не допустили, а мне так плохо, что я и рот толком открыть не могу, только жду, когда же мы наконец доедем и я смогу остаться один.

Когда приехали, я едва успел зайти в свой номер, как меня стало рвать, и рвало минут двадцать. Без остановки рвало, рвало, рвало. Я понимал, что это от того, что мне пробили голову в той перепалке в Челябинске.

На следующий день я решил прикинуть, сколько во мне веса осталось. Встал на весы – семьдесят триста! Это при том, что дрался в семьдесят пять. То есть совсем недовесок. Я съел все, что мог, а мог немного, потому что ничего не лезло. У меня сотрясение мозга было. Какой там есть? Все-таки съел чего-то, положил в шорты двухсотграммовый медный брелок с ключом от номера и пошел на официальное взвешивание. Я еще удивился, что такие здоровенные брелоки существуют. Видимо, чувствовал, что он мне понадобится.

И вот одетый, с брелоком в кармане шортов, в футболке и носках я все-таки потянул на семьдесят один триста. То есть хотя бы вписался в свою категорию. Предыдущий вес тогда был до 71 кг.

Там на взвешивании еще кто-то замечание мне сделал, что я в одежде. Да и вес – семьдесят один триста! И это при том, что я в носках, шортах и футболке. Но потом кто-то из организаторов на меня взглянул и махнул рукой, мол, его дело. Хочет боксировать – пусть боксирует. По крайней мере, я так понял.

После взвешивания я вернулся в отель и снова спать. Бои начинались в шесть вечера. В четыре выезжали из отеля. Против меня вышел здоровенный армянин с такими накачанными мышцами. Я понял, что сегодня, чтобы выиграть, мне нужно только не пропустить. В результате я выиграл по очкам, 9–3.

Приехал в отель и опять спал. Сейчас я понимаю, что инстинктивно принял самое правильное решение. Таким образом я дал своему организму возможность прийти в себя и хоть как-то восстановиться.

Я не мог позволить себе проиграть в том турнире, потому что я уже тогда поставил себе цель добиться в боксе и в жизни того, чего я добился сейчас.

Значит, надо было побеждать. Я не мог допустить, чтобы из-за какой-то драки годы тренировок были потрачены впустую. Кроме того, я уже был достаточно взрослым человеком, чтобы понимать, что все мое будущее и будущее моей семьи будет зависеть от бокса. Что я умел, кроме бокса? Куда мне было идти, если бы я не добился в нем ничего? Анашу курить? Быть торпедой в бригаде? Подчиняться кому-то и выполнять разные поручения? Я не хотел. Не мое это. К тому же я уже слишком хорошо знал, что такая жизнь красивая, но короткая.

Вот такие мысли у меня были тогда перед финалом. К тому времени дали знать о себе часы покоя, которые я себе устраивал каждый день. У меня уже не было никакой тошноты, головокружения. Но соперник у меня был очень серьезный. Венгр, финалист прошлогоднего чемпионата мира, а я его просто разорвал. Даже сам от себя в таком состоянии ничего подобного не ожидал. Счет был 16–4 в мою пользу.

Приехал домой. Настроение потрясающее было. В таком состоянии всех победить! Думал, теперь поеду на чемпионат Европы, как мне обещали, а в итоге никуда не поехал. Тогда я еще не знал, что так пройдет практически вся моя любительская карьера.

Выигрывал соревнования, после которых должен был ехать на основной чемпионат года, и никуда не ехал. Добирался до финала на турнире – а дальше все решала политика.

Кого-то хотели видеть победителем больше, чем меня. Они ехали вместо меня на основные турниры, но золота так и не привозили.

Но это уже другая история.