Читать книгу Дом Кошкина. Степан - Сергей Курфюрстов - Страница 5
Глава четвертая
ОглавлениеИзвестие об очередной переписи населения горожане восприняли с недоверчивой осторожностью и некоторой опаской. Особенно поляки. Еще была свежа в их памяти перепись тридцать девятого года, после которой неожиданно и неизвестно куда стали исчезать люди. В то время в городе, откуда ни возьмись, появилось несметное количество «шпионов», «вредителей» и «диверсантов», и еще вчера, казалось бы, милые и приветливые соседи, сослуживцы, да и просто хорошие знакомые, сегодня вдруг оказывались саботажниками, белополяками или скрывающимися «бывшими». Почему-то половина из них, как выяснилось, были немцами или поляками, горько пожалевшими о том, что семью годами ранее при введении в новые паспорта графы «национальность» не назвались русскими или украинцами. Тогда можно было записаться кем угодно, поскольку ни в каких старых документах национальность раньше не указывалась. Только вероисповедание.
Тогда же за избиение участкового Кошкина арестовали моего отца. Суд в простую драку не поверил, и его осудили за антисоветское нападение на представителя власти. Десять лет без права переписки. Вместе с осужденными поляками, немцами и другими, такими же бедолагами, как и он, поезд умчал его куда-то на Алтай, и с тех пор вестей от него не было.
Теперь же наученные горьким опытом поляки не отвергали вновь появившуюся возможность записаться в новых документах другой национальностью, однако и не особо это приветствовали. Люди смотрели на нас с подозрением, но со двора не гнали. Распространять слухи оказалось непросто. Нам не доверяли. Под конец первого дня шатаний, затея Степана казалась обреченной на полный провал, и только внезапно пришедшая в голову Казика идея, возможно, еще могла исправить ситуацию.
– Дрянные из нас сплетники, – разочаровано пробубнил он, задрав голову вверх и уставившись на возвышающийся над кронами деревьев острый верх колокольни костёла Святой Софии, – ничего из этой затеи не выйдет. Мне самому она не нравится. Знаешь… записаться в чужую веру… это как самого себя предать. Ты думал об этом?
– Я думал о другом, Казик, – подбадривая друга, ответил я, – я думал о тех людях, которые в «Еврейских Домах» с голоду подыхают. Как думаешь, – они бы дорого отдали за возможность сменить национальность? Полагаю, всё! Решительно всё! Только им такую возможность никто не предоставил. А если Степан прав? Что, если завтра в гетто загонят поляков? И тебя с матерью тоже? Как вас спасать? Так, как мы выкрали Машу, уже не получится! После двух конченых нами полицаев, немцы весь берег реки аж до самого Чудновского моста «колючкой» обнесли, и каменный брод сами теперь охраняют. Шуцманам этот пост больше не доверяют. А кусты и деревья, в которых мы прятались, вырубили и сожгли! Теперь ближе, чем на сто метров к броду даже не подползешь!
– Я понимаю, – не отрывая глаз от колокольни, растеряно бормотал он, – только люди нам не верят. Думают, как говорит Степан, камуфлет это. Подвох какой-то. Может у Генки с Женей лучше получится. Женька умеет убеждать. Артист. Хотя… Костёл! – Казик внезапно воодушевился и несколько раз ткнул пальцем в сторону собора Святой Софии. – Там сейчас много людей собираются! И бабка Божена, первая сплетница на Малёванке, днем и ночью там торчит! Ей бы все это рассказать! Вот, если она в слухи поверит, – тогда, может, что-то и выйдет!