Читать книгу Язва - Сергей Леонтьев - Страница 5

Незамужняя Лидочка не расплылась, как обычно, в очаровательной улыбке при виде холостого и перспективного доктора Сергеева. Сдув со лба рыжую чёлку и сделав страшные глаза, она покосилась на обитую дерматином дверь с табличкой «Главный врач»:

– Проходите, Андрей Леонидович, вас ждут.

– Одна?

– Нет, ещё посторонний товарищ.

Недавно назначенная главным врачом Тёплая Валерия Ивановна, занимавшая до этого должность освобождённого секретаря парткома больницы, была хорошим человеком, но плохим хозяйственником и бездарным руководителем. Специфику скорой не знала совершенно, приходила на работу ни свет ни заря, сидела безвылазно, иногда до полуночи, а ситуация с каждым днём только ухудшалась. Начались перебои с лекарствами, автобаза стонала без запчастей, машины не выходили на линию, вызова выполнялись с задержкой, строительство двух новых подстанций остановилось, медтехника систематически срывала сроки ремонта аппаратуры.

Ушедшая на пенсию предыдущая начальница, Руза Галиевна Беклешева, тоже была не семи пядей во лбу. Андрей вспомнил своё первое и единственное собеседование с Беклешевой при приёме на работу. Он тогда с трепетом вошел в серьёзный кабинет, приготовившись к непростому разговору. Главного врача скорой Сергеев до этого не видел, поэтому оторопело смотрел на выкатившуюся ему навстречу из-за стола низенькую, полную тётку с восточным лицом, больше похожую на торговку с колхозного рынка. «Здравствуйте, доктор, вы не курите? Ага, это хорошо! Ну, идите, работайте». Вот и весь разговор.

Но вопросы Беклешева решать умела. Приехав в город из глухой деревни, она устроилась на скорую санитаркой, через пару лет поступила на рабфак, потом в медицинский институт, окончив который, вернулась на скорую и дослужилась до должности главного врача. С крестьянской основательностью и смекалкой Беклешева заботилась о вверенном ей учреждении. Благодаря её стараниям станция скорой помощи пользовалась авторитетом среди больниц и городского начальства. Теперь этот авторитет стремительно падал.

Критически осмотрев себя в зеркале, Сергеев поправил халат, пригладил волосы и распахнул дверь. Он давно уже входил сюда без трепета, но присутствие постороннего и Лидочкины гримасы напрягали. В кабинете, кроме Тёплой, за столом для совещаний сидел товарищ с цепким взглядом из семнадцатого городка, только на этот раз он был не в штатском, а в парадной форме с серебряными погонами майора и васильковыми петлицами.

– Садитесь, Андрей Леонидович.

Тёплая указала на стул напротив майора. Майор молча раскрыл перед глазами Андрея удостоверение. Комитет государственной безопасности, в/ч 17052, начальник особого отдела Сазонов… Дочитать Андрей не успел, красная книжица захлопнулась.

– Мы с вами уже встречались.

Это был не вопрос, а утверждение. Сергеев пожал плечами и воздержался от комментариев. Майор требовательно посмотрел на Тёплую. Валерия Ивановна засуетилась, подхватила большую красную папку и направилась к выходу.

– Я в диспетчерскую. Лидочка знает, где меня найти, если что.

В кабинете воцарилась тяжелая тишина. Некоторое время майор молча «гипнотизировал» Андрея, совсем как тогда на КП. Наконец сухо произнёс:

– Я изъял вашу карту вызова. Сейчас вы её перепишете.

Он протянул Сергееву пустой бланк.

– А если…

– Никаких если! Сейчас вы перепишете карту, подпишете вот эту бумагу, – он протянул Андрею отпечатанный типографским способом лист с заголовком «Обязательство о неразглашении», – выйдите из кабинета и забудете всё, что видели.

Некоторое время Андрей молча разглядывал майора. Незапоминающееся лицо без особых примет, серые волосы, серые глаза. «Прямо какой-то майор Пронин из анекдотов про чекистов. Послать его или…» В итоге размышлений победило «или». «Ну их к черту, связываться – себе дороже».

Он придвинул к себе бланк вызова.

– Что писать-то?

– Диагноз – грипп, никаких язв, остальное сами придумайте.

– Но почему? – не удержался от вопроса Андрей.

С майором вдруг произошла разительная перемена. Он наклонился к Сергееву, взял его за руку, заглянул в глаза. И взгляд майора был уже не колюче-враждебным, а добрым и понимающим.

– Ты же советский человек, доктор Сергеев, руководитель отделения. Ты же знаешь, что есть такое понятие: государственная тайна. Ты про семнадцатый военный городок слышал?

Сергеев кивнул, изумляясь происшедшей в майоре перемене. «Вот это школа! Какой артист пропадает, прямо полковник Марков из «Судьбы резидента».

– Так вот, я тебе, как комсомольцу и члену бюро подстанции, заявляю: никакого отношения к заболеванию лейтенанта Фёдорова семнадцатый городок не имеет.

– Но зачем же тогда вот это? – показал Сергеев на лежащие перед ним бумаги.

– Вы политинформации в отделении проводите? – вопросом на вопрос ответил майор.

– Конечно, проводим.

Еженедельные политинформации в коллективе – ещё одна обязанность, доставшаяся Сергееву вместе с новой должностью. По понедельникам проводилась политинформация в отделении, а по пятницам для всей центральной подстанции.

– Ну, тогда не буду тебе объяснять про империалистическое окружение. Только знай, враги первого социалистического государства ищут любой повод, чтобы вылить очередную порцию грязи на Советский Союз. Особенно в год, предшествующий олимпийским играм в Москве!

– А что с лейтенантом, он жив?

– А вот это уже не ваше дело, Андрей Леонидович, – сухо и с расстановкой произнес майор.

«Как же, не моё, – думал Сергеев, возвращаясь к себе. – Я в этой истории по уши. Вполне вероятно, заразу уже подцепил, и жить мне недолго осталось. Так что, извини, майор, а своё расследование я проведу».

Устроившись за рабочим столом, Андрей с сожалением посмотрел на ящик с перфокартами – исходными материалами кандидатской, тяжело вздохнул, опять научный руководитель будет выговаривать за задержку, – и взял чистый лист бумаги. Печатными буквами в правом верхнем углу вывел «Дело №17», поставил сегодняшнюю дату и ниже «План оперативно-следственных мероприятий». Андрей обожал детективы, с детства зачитывался Конан Дойлем, Жоржем Сименоном и Агатой Кристи, не пропускал ни одной серии популярных «Знатоков», ведущих многосерийное следствие.

«Итак, что мы имеем? Пока немного. Лейтенант с нетипично-стремительной клиникой „сибирской язвы“ в бреду говорит о незаменённом фильтре, выбросе, опасности. Обвиняет какого-то Николая Чернова. Кагэбэшник старается историю замять. Очень старается… Есть как минимум ещё один пострадавший. Скорее всего, случайная жертва последствий выброса. Таким образом, мы имеем три ключевых фигуры: лейтенант Фёдоров, Николай Чернов, майор госбезопасности Сазонов. И традиционные вопросы: кому выгодно, кто виноват». Через десять минут план был готов. Андрей с удовольствием перечитал все пункты. «Всё-таки научная работа учит системному мышлению, против будущего кандидата наук вы, товарищ майор, с вашими комитетскими мозгами слабоваты. Начинаем с пункта один».

Он поднял трубку городского телефона и набрал знакомый номер приемного покоя двадцать четвертой больницы. Ответил заведующий, которого Андрей немного знал.

– Здравствуйте, это Сергеев, центральная подстанция. Подскажите, пожалуйста, диагноз: Фёдоров Сергей Алексеевич, пятьдесят пятого года рождения, лейтенант из семнадцатого.

После недавней встречи с майором ответ собеседника не удивил.

– Точно не поступал? Вы уверены? Проверьте, пожалуйста!

В трубке раздались короткие гудки.

«Быстро работают, – с невольным уважением подумал Сергеев, – а я, как дурак, подставился. Сейчас заведующий майору настучит. Или не настучит? Ладно, не будем отступать от плана. Значит, вариант «Б».

После звонка в приёмный покой Андрей хотел пошептаться с дежурным старшим врачом Соколовым, но телефонный разговор внёс в план коррективы. Более срочным и важным стало выяснение состояния и местонахождения лейтенанта. Вариант «Б» предполагал личный визит Сергеева в районную больницу.

2 апреля 1979 года, г. Москва, 07:05, кабинет председателя КГБ СССР.

Председатель требовательно смотрел на присутствующих. За столом для совещаний сидели трое. Справа генерал-лейтенант Огарёв, начальник пятнадцатого управления, подтянутый, гладко выбритый, в идеально отглаженной парадной форме, как будто заранее знающий о срочном вызове на площадь Дзержинского в шесть утра. Напротив него академик Бурасенко, научный руководитель «Биоресурса», с трёхдневной щетиной на подбородке, зачёсанными назад длинными, с проседью, волосами, в американских джинсах и толстовке, доставленный с подмосковной дачи. В конце стола скромно примостился Цвигун, первый заместитель, невысокий толстяк с круглым добродушным лицом, в сером костюме от «Большевички». Плохо знающие Семёна Кузьмича обычно «покупались» на простоватую внешность начальника управлений контрразведки и идеологических диверсий, о чём впоследствии горько сожалели.

– Как такое могло случиться? – с нажимом повторил Председатель.

– Пока рано делать выводы, Юрий Владимирович. – Голос генерала Огарёва не выдавал волнения. – Разбираемся. Возможна утечка, возможна диверсия. Официальная версия – заражённое мясо.

– Утечка! – Видно было, что обычно невозмутимый Председатель с трудом сдерживается. – Вы забыли, что мы присоединились к декларации о нераспространении? Вы забыли, что через год у нас Олимпийские игры?

– Юрий Владимирович! – вмешался академик. – Кого остановила декларация? Вы же знаете, что американцы испытания продолжают, штаммы возбудителя, которые мы используем, получены из лаборатории ЮАР, финансируемой Пентагоном. Вы сами показывали мне доклад внешней разведки о штатовских экспериментах с токсином ботулизма и вирусом Эбола! А странная эпидемия лихорадки Денге среди дружественно к нам настроенных партизан в Зимбабве и аналогичная вспышка на Кубе? Кому Куба поперёк горла? Я уже не говорю о бесчеловечных опытах американской военщины во Вьетнаме с распылением над джунглями Agent Orange и о «Проекте 112» на Маршалловых островах…

Председатель поднял ладонь, словно отгораживаясь от словесной риторики.

– Мы не можем уподобляться американской военщине, товарищи. На нас смотрит социалистический лагерь и неопределившиеся страны третьего мира. Мы не вправе подрывать авторитет советского государства!

Некоторое время в кабинете висела напряжённая тишина. Председатель снял очки, неторопливо протер их матерчатой салфеткой, снова надел.

– Павел Николаевич, – обратился он к Бурасенко, – какими могут быть последствия?

– Если это утечка… Мы не проверяли патогенность препарата на людях. На крысах он действует соответственно расчётам, но у крыс отличная от человека генетическая конструкция. Для эффективного воздействия необходимо полное комплементарное соответствие…

– Павел Николаевич, мы не в научной аудитории. Понятно, что ваш препарат на людях может действовать иначе, чем на крысах. В какую сторону иначе?

Академик отвел глаза.

– Трудно сказать, Юрий Владимирович. Недостаточно информации для определённых заключений. Кроме того, неизвестно, какое количество препарата попало в атмосферу, направление и скорость ветра…

– Как раз направление и скорость ветра единственное, что мы точно знаем.

Председатель посмотрел на Цвигуна. Тот отрицательно покачал головой. Бросив взгляд на часы, председатель объявил:

– Совещание закончено, товарищи. Через полтора часа спецрейс министерства обороны. Вы все летите. Возьмите, кого считаете нужным. Докладывайте мне незамедлительно. Официальная версия – заражённое мясо. Семён Кузьмич, задержись.

– Придвигайся, Кузьмич, можешь курить, – сказал председатель, когда они остались в кабинете вдвоём. – Что думаешь?

Цвигун неторопливо достал сигарету, помял её толстыми пальцами, прикурил и сделал глубокий вдох. Тут же надсадно закашлялся. Председатель болезненно поморщился.

– Ты бы завязывал с курением. Ведь уже оперировал легкие.

– Хорошо тебе, Юра, говорить. Ты всерьёз не курил никогда, а у меня стаж почти пятьдесят.

Они помолчали. Цвигун ещё пару раз затянулся и решительно раздавил сигарету в пепельнице.

– Вообще-то ты, как всегда, прав, надо бросать. А думаю я, что дела у нас хреновые, если уже у Огарёва случилась утечка.

– Полагаешь, всё-таки утечка?

– Ну не мясо же! Хотя и вариант диверсии я бы со счетов не сбрасывал.

– Есть информация? – председатель оживился.

– Есть кое-какие данные, пока не проверенные. Уж очень в последнее время американская резидентура оживилась. Ты же знаешь первое правило: ищи кому выгодно. Кому выгодно у нас олимпиаду сорвать?

Председатель поднялся, подошел к окну, постоял, считая облюбовавших памятник основателю ЧК голубей. Нехитрое упражнение, как всегда, помогло успокоиться. Повернулся к Цвигуну.

– И так и так плохо. Если утечка, значит всеобщий бардак и безответственность докатились до «Биоресурса». И мы с тобой, Кузьмич, плохо работаем. Если диверсию прошляпили, тем более плохо работаем. В общем, не мне тебя учить, сам знаешь, что делать, только времени у нас мало. Ситуацию надо взять под контроль в ближайшие сутки.

– Понятно. Докладывать будешь?

Цвигун кивнул на аппарат прямой связи с Генеральным.

– А смысл?

Они понимающе посмотрели друг на друга. Цвигун поднялся, подошёл вплотную, понизил голос почти до шёпота:

– Юра, мы с тобой хорошо работаем. Но ты же видишь, что творится. То, что произошло, не случайно, дальше будет только хуже. Генеральный недееспособен, страной командуют безмозглая дочь и зарвавшийся зять! На державу всем наплевать, думают только о личной выгоде. Надо срочно принимать меры.

Председатель тяжело вздохнул, вернулся за стол, устало откинулся в кресле, снял очки в толстой роговой оправе, близоруко прищурился. Мало кто видел руководителя КГБ Юрия Владимировича Андропова таким беспомощным и растерянным.

– Да всё я понимаю, Кузьмич. Я переговорил с членами политбюро. С кем ещё можно говорить. Нас не поддержат. По крайней мере, сейчас. Вот после Олимпийских игр…

– Если только поздно не будет, – проворчал Цвигун. – Ладно, пошёл я собираться.

Когда дверь за ним закрылась, Андропов достал из ящика стола потрепанный томик Гегеля, открыл наугад:

«Зло, подобно добру, имеет, таким образом, своим источником волю… А если нет воли, значит нет ни добра, ни зла? Нет, Вильгельм Фридрих, здесь вы ошибаетесь. Отсутствие воли и есть самое худшее зло».