Читать книгу Рассказы: Выпуск 5. Обратная сторона. Крафтовый литературный журнал «Рассказы» - Сергей Лысков - Страница 4

Сначала показалось, что все замедлилось, но потом стало понятно, что все просто остановилось: машины, птицы, люди, двери в отъезжающем автобусе, женщина, пытающаяся в него войти. Даже листья тополя и пыль, задуваемые ветром на остановку, замерли. Это было невероятно: весь видимый до горизонта мир, словно в современном кино, остановился на очередном кадре.

Джон помотал головой и от удивления протер глаза, он даже подошел к пытавшейся залезть в автобус женщине и тронул ее, но – ничего, никакой реакции. Он попробовал потянуть ее за руку, но она была неподвижна, точно вылитая из металла.

«Какая неестественная прочность», – подумал он и попробовал взять листик, застывший в воздухе перед машиной, но и это оказалось невозможным. Шутки ради он попытался на него встать, и каково было удивление, когда хрупкий с виду листочек даже не прогнулся под его весом.

– И что теперь? Что произошло с миром? – сказал он, спрыгнув на землю.

Он шел и рассматривал прохожих по пути домой – единственное занятие, которое пришло в голову в такой необычной ситуации. Мир остановился, когда он пребывал на автобусной остановке напротив работы. Джон Тофи работал актером в городском театре. В свои сорок пять лет он чертовски плохо выглядел: желтые от никотина зубы, землистого цвета лицо, нисходящие синяки под глазами от недосыпания и злоупотребления алкоголем, безразличный взгляд, каштановые с сединой короткостриженные волосы и непрерывный тремор рук. Для актерского ремесла его внешний вид был неприемлем, ну разве что играть в гриме на детских спектаклях.

В самом начале карьеры Джон Тофи снялся в парочке эпизодов и умудрился навсегда поссориться с одним влиятельным продюсером, уведя у того жену. Остальные двадцать пять лет трудовой деятельности ему пришлось провести в маленьком провинциальном театре. Первый брак распался через два месяца жизни в провинциальном городке, а второй начался, когда Джону исполнилось сорок два года. Молоденькая актриса убедила спивающегося господина Тофи, что в сорок жизнь только начинается и его карьера еще может сделать крутое пике на пути к славе. Хотя за кулисами поговаривали о материальном интересе девушки: Джонатану от родителей досталась трехкомнатная квартира в центре города. Но это, как говорится, было их личным делом.

До дома Джон добрался быстро. Дверь в подъезд оказалась распахнута: курьер, доставляющий пиццу, замер в минуту ее открывания, и на лестничной площадке Джонатан застал свою супругу, целующую в губы коллегу и друга. Тот сегодня утром отпросился по состоянию здоровья с репетиции. Они так и замерли: на ней шелковый халат на голое тело, а он с улыбкой держит ее за бедра и целует на прощание.

Джон с силой ударил друга, но кроме дикой боли в кулаке ничего не последовало. Даже одежда на «друге» не помялась от удара.

– Вот тварь! – ругался он и бил то жену, то бывшего товарища. – Грязная похотливая тварь!

Разбив кулаки до глубоких ран, он сел на пол подъезда. Крови не было. А ранки тут же стали затягиваться.

– Да что же такое со мной произошло?

Очень странный по физическим меркам мир: все, что имело форму и объем, было неимоверно твердым, его собственная одежда в складках и вмятинах была монолитной, но одновременно с тем двигаться он мог. Джонатан попробовал залезть в карман за ключами, но не смог просунуть руку. Пиджак, брюки, сорочка и туфли стали продолжением кожи.

Он попробовал заорать в надежде, что ему станет легче. Но звук не давал эха, словно Джон пребывал в открытом поле. Воздух казался недвижимым – ни малейшего колыхания. А когда Джон стал прислушиваться к своему организму, то понял, что не дышит, а сердце его не бьется. Невозможно было моргать и плеваться, во рту не было слюны. В его теле вообще отсутствовала жидкость, только кости, мышцы и кожа. Размышления привели Джона к единственно разумному выводу: это была смерть, а мир вокруг – то, что ожидает нас после гибели.

– А где рай и ад? Или одиночество в застывшем мире – и есть мой ад? – усмехнулся он и тут же добавил: – Нет, так дело не пойдет!

Джон помнил, что на последнем этаже хозяйка дома всегда держит открытым лаз на чердак. Мысль осмотреть город с высоты посетила его с самого начала, он хотел проверить, насколько глубоко проникло замирание. Вдруг всему виной какой-нибудь военный эксперимент, и в паре кварталов течет размеренным темпом привычная жизнь.

– Огромное спасибо за бдительность, – вскарабкиваясь на чердак, говорил сам с собой Тофи. – А вот и мой выход отсюда! Сейчас посмотрим, где конец этому замиранию.

Увидев открытое окно на веранду, он не задумываясь вылез на крышу. Весь видимый город был недвижим. Где-то в глубине неба что-то светилось, но Джон принял свечение за застывшие солнечные блики. В то самое мгновение он испытал давно забытые чувства ужаса и безысходности, будто застрял в нелепом сне и никак не мог проснуться. Мир был неизменен: он мог его видеть, мог трогать и даже слышать, но не мог заставить двигаться.

– Да поможет мне бог! – в отчаянье прошептал Джонатан и прыгнул с крыши.

Падение было болезненным и крайне неприятным. Он приземлился на коленки и руки – в самый последний момент сработал инстинкт самосохранения. Сломав все четыре конечности, Джон долгое время, корчась от боли, валялся на асфальте перед домом. Неимоверная боль, звук лопающейся от удара плоти, рвущихся мышц и трескающихся костей… Разум не покидал Джонатана, он прочувствовал каждую секунду неудачной попытки уйти из этого мира. Однако все раны затянулись, разрывы, переломы, ссадины, словно при ускоренной съемке, заросли на глазах. После новой попытки лицо и переломанная шея заживали чуть дольше, но, как и в случае с руками и ногами, исцеление вершилось, оставались лишь маленькие рубцы, как некое клеймо за попытку нанести себе вред. После третьего раза стало понятно, что умереть в остановленном мире нельзя.

– Надо заставлять себя двигаться. Иначе я умом тронусь в такой тишине! – произнес Джон и вдруг заметил, как в окне напротив засветился застывший человек. – Либо у меня галлюцинации, либо это что-то новенькое. Как бы к нему пролезть?

Мужчина средних лет в момент остановки мира, по всей видимости, собирался открыть форточку, чтобы впустить кота.

– Что такое? Оно то появляется, то исчезает! – рассматривал новое явление господин Тофи. – Получается, что не все так стабильно в этом мире. А что, если свечение связано с выходом отсюда?

Однако до светящегося человека было не добраться: дверь в его комнату была закрыта, а разбить руками стекло в остановившейся реальности не представлялось возможным ни с какой стороны. И все же в душе Джона затеплилась надежда, ведь раз есть один, значит, должны быть и другие люди, подверженные столь необычному явлению. Что-то подсказывало ему, что сияние как-то связано с выходом из этого мира.

Розыск светящихся людей во внезапно застывшей реальности он решил начать с севера. Проблем в передвижении не было: все предметы, все, что имело физическую форму, было монолитным и неподвижным. Можно ходить по воде, прыгать по птицам, забираться по листьям на верхушки деревьев. Движение в любом из четырех направлений по сути ничего не ограничивало.

Сложности возникли с погодными явлениями. При дожде через толщу застывших капель воды невозможно было протиснуться. На севере же проблемой стал снег. Снежинки царапались, нанося микротравмы. Туман был словно вата, и чем он гуще, тем труднее в нем передвигаться. Пещеры опасны отсутствием освещения, а пропасти и овраги могли стать вечными ловушками, если нечаянно в них провалиться.

Джон заметил, что солнце тоже замерло и лишь слегка меняло угол в зависимости от того места, где он находился. Это привело его к выводу, что вся планета застыла после его смерти. Еще одним открытием стали животные, насекомые и птицы, которые имели такое же перламутровое свечение. Но то ли Джону так сильно не везло, то ли в том была издевка Провидения – дотронуться до светящихся существ никак не удавалось: либо высоко, либо скрыто за непреодолимыми препятствиями. Свечение появлялось и исчезало хаотично, без какой-либо логики. И чем дольше Джон искал выход, тем чаще посещали мысли о бессмысленности и невозможности его отыскать.

Идея проверить на свечение знакомых пришла не сразу, но, когда в очередном городе он из любопытства заглянул к родственникам по материнской линии и увидел исходивший от племянника свет, его прямо озарило. «Если предположить, что мое сознание сейчас находится в душе, и она застряла между мирами, то лишь те, кто помнит обо мне в движимом мире, являются выходом отсюда».

Родственников у Тофи было немного, друзей вовсе не было – только десятка два знакомых и поклонники его творчества. Небольшой список приближенных закончился довольно-таки быстро. Потом пошли случайные люди, кто помогал или вредил Джону по жизни, но и там не оказалось искомого сияния.

Джон наткнулся на Клауса случайно. Наведываясь теперь уже к каждому человеку, кого так или иначе знал при жизни, он забрел в частную психиатрическую клинику. Там ему доводилось лечиться от пристрастия к алкоголю. Он хотел увидеть своего лечащего врача Орела Сен Тура. Седой темнокожий профессор сидел в кресле заведующего в окружении ординаторов. Время у них остановилось в момент внепланового совещания. Молодой ординатор с гримасой явной обеспокоенности чем-то произошедшим держал в руках историю болезни, словно что-то доказывая коллегам. В этой застывшей сцене, если присмотреться, все были заняты чем угодно, только не совещанием. Темнокожая женщина за первым стулом застыла в попытке удалить SMS-сообщение с пикантным текстом. Сидевший рядом с ней полный мужчина почти дремал, главный врач застыл, рисуя на бумаге невнятный узор. И, наконец, еще одна женщина замерла, поглядывая на свой электронный браслет.

«Пациент Клаус Фогель: делирий, осложненный смешанным употреблением психотропных веществ. Возраст 62 года. Анонимная палата №6», – прочитал Джон из того, что можно было увидеть на медицинской карте.

«Знакомое имя… наверное, важная птица – за анонимность всегда платишь большие деньги», – подумал он и решил, что хочет узнать судьбу пациента. Тем более когда-то именно в шестой палате он и сам лечился от запоев.

Клаус Фогель лежал неподвижно в смирительной рубашке. На первый взгляд он казался живым, по крайней мере цвет его кожи не был серо-синим, каким мог быть в случае гибели до момента остановки мира. Глаза его были закрыты, и, правду сказать, по виду было не определить, с чем связана столь оживленная дискуссия в кабинете главного врача.

Джонатан вошел в открытую палату, и его внимание тут же привлекло перламутровое сияние книги на журнальном столике.

– О мой бог, ты, наверно, шутишь! – радостно прошептал он, подойдя поближе к книге.

– Эй, чудик, ты реальный? – заметив незваного гостя, тут же окрикнул его Клаус.

Удивлению не было предела. Джон даже позабыл про книгу и подбежал к заговорившему с ним человеку. Он трогал его волосы, кожу головы, нос, губы, словно проверяя, не сошел ли он сам с ума.

– Хватит, ты чего? – возмущенно говорил Клаус, двигая головой в разные стороны. – Ты что, не видел больных в смирительных рубашках? Ну ты и придурок!

– Я Джон.

– Да мне все равно, кто ты, – негодовал Клаус, двигая головой в разные стороны. – Медсестру позови, пусть меня развяжут.

– Они все замерли, мир остановился. Я не могу никого позвать.