Читать книгу Сквозь Время - Сергей Лобанов - Страница 1

«1. Нарушение Правил невмешательства лицом, находящимся во Временнóй плоскости, не повлекшее изменения Хода Истории, – наказывается условной нейтрализацией лица на срок от одного года до трёх лет с последующим восстановлением личности и не допущением в дальнейшем к перемещениям во Временных[1] плоскостях.

2. Те же деяния, совершённые:

а) группой лиц по предварительному сговору;

б) из корыстных побуждений;

в) с применением насилия к заведомо беспомощным обитателям Временной плоскости, – наказываются условной нейтрализацией лица на срок от пяти до десяти лет с последующим восстановлением личности и не допущением в дальнейшем к перемещениям во Временных плоскостях.

3. Деяния, предусмотренные частями первой и второй настоящей статьи, повлекшие существенные изменения Хода Истории, – наказываются безусловной нейтрализацией лица без права последующего восстановления личности.

Примечание:

Лицо, подвергшееся условной нейтрализации, на период её применения лишается гражданских прав и содержится в специализированных рекреациях с обязательным привлечением к принудительным работам или направлением в зону боевых действий, если таковые проводятся Сообществом.

В случае получения лицом увечья либо гибели в результате принудительных работ или боевых действий, событие признаётся правомерным ввиду лишения лица гражданских прав. Материальная и моральная компенсация лицу, получившему увечье либо родственникам погибшего лица, не предусмотрена.

Лицо, подвергшееся безусловной нейтрализации, лишается гражданских прав с конфискацией в пользу Сообщества имущества, принадлежащего лицу, содержится в специализированных рекреациях с обязательным привлечением к принудительным работам или направлением в зону боевых действий, если таковые проводятся Сообществом. При отсутствии боевых действий, безусловно нейтрализованное лицо подлежит принудительным работам до истечения биологической жизни.

Выдержка из Свода наказаний в редакции

Закона от 25 июля 2214 г. № 192,

принятого Главным Собранием 11 мая 2210 г.

и одобренного Высочайшим Советом

Сообщества 29 мая 2210 г.

Грохот боя не прекращался более суток, небо застилал чёрный дым – горели нефтяные резервуары. Сквозь ядовитые лохмотья клубящегося смрада выглядывало солнце, тут же исчезало и снова появлялось. Если бы не оно, день походил бы на вечер.

Ночью же красноватые языки в горячем дыму багровыми сполохами чуть рассеивали тьму, выхватывая сюрреалистические тени разрушенных домов с чёрными проёмами окон-глазниц, сгоревшую бронетехнику, вывороченные куски бетона с торчащими прутьями арматуры, воронки, заполненные гнилой жижей. В иных ямах плавали разбухшие трупы солдат. Смрад горящей нефти не мог перебить вездесущую невыносимую вонь разлагающихся тел, превращённых в месиво танками, обуглившихся как запечённая в углях картошка, раздувшихся и почерневших от жары.

Горели не только резервуары, а сама земля, перепаханная пушками турболётов, танков и залпами полковых установок. Казалось, ничто живое не способно выжить в этом аду. Однако солдаты изрядно поредевшего батальона поодиночке и разрозненными группами держали оборону пяти почти полностью разрушенных жилых домов, здания какого-то банка и небольшую площадь, развороченную вдоль и поперёк. Батальон геройски погибал, но не отходил, выполняя приказ командира полка: держаться, держаться…

Держаться, пока основные силы не отойдут на запасные рубежи и не перегруппируются. Этот район города удерживали два батальона – «осы» и русские. «Осы» – это уйгуры из Освободительной Северной Армии, союзники. А русскими здесь называли всех выходцев не китайского происхождения. От этих двух батальонов после пяти дней непрерывных боёв и ураганных обстрелов не осталось почти ничего.

Пехотный капитан Иван Матешин укрылся под большим куском вывороченной железобетонной плиты. Удовлетворение от удачно выбранной позиции портил висящий вниз головой мёртвый китаец из войск диктатора, зацепившийся комбинезоном за решётку арматуры. У погибшего ещё при жизни горлом шла кровь, почерневшей лужей засохшая на чудом сохранившемся асфальтовом пятачке. В разинутом в предсмертной гримасе рте торчали тёмные кривые зубы. Из узкого разреза неплотно прикрытых век смотрели омертвевшие белки. На груди комбинезон выгорел, виднелась обожжённая плоть.

«Хороший китаец – мёртвый китаец». Этот расхожий афоризм уже набил Матешину оскомину.

– Расположился со всеми удобствами, сибарит, мать твою… – по-русски зло пробурчал капитан, недовольно разглядывая труп врага.

В его батальоне почти все знали русский язык и принципиально разговаривали только на нём. Это было удобно и тактически: далеко не все китайцы владели им.

– Кому это ты, Бес? – ожила гарнитура голосом командира второй роты и по совместительству начальника штаба батальона лейтенанта Андрея Сахно. Начальником он стал совсем недавно, сменив погибшего майора Сомова. Да и сам Бес с должности командира роты перешёл в комбаты, заменив «батю» – подполковника Иващенко, убитого вместе с майором.

– Ага, поделись, командир, – поинтересовалось несколько голосов наперебой.

– Да, понимаешь, висит тут один вниз головой и не уходит. И давно висит, главное дело, – с деланным возмущением ответил капитан.

– А ты где?

Это опять Сахно.

– На два часа от тебя, если ты всё ещё там, – отозвался Иван.

– Ага, вижу. Удобно разлёгся. А ему там кровь к башке не прилила?

– Нет. Успел пасть разинуть.

– Ха-ха! Ты его?

– Не, это вчерашний или позавчерашний, портиться начал.

– Не отбивай аппетит, командир, – возник в эфире голос Лёхи Михальчука.

– Да, щас бы пожрать, – мечтательно протянул Пашка Сухоногов.

И тут же одновременно с Пашкой вплёлся голос чеченца Мусы Абдуллоева:

– Это Лях его снял вчера утром.

В эфире повисла напряжённая тишина, нарушаемая потрескиванием. Лях – Войцех Обуховский, погиб тем же утром.

Обстрел полковых установок китайцев усилился. Снаряды с лёгким шорохом проносились в задымлённом небе, с грохотом врезались в развороченную площадь, в стены домов, разваливая и без того разрушенное.

Внезапно обстрел стих. От неожиданно установившейся тишины стало как-то неуютно, чувство тревоги от ожидания ещё худшего, усилилось.

– Держись, мужики, щас полезут опять, – сказал капитан.

Вскоре, лязгая гусеницами, из-за крайнего дома появился тяжёлый танк «Титан», за ним выполз ещё один, а затем ещё и ещё. Высыпавшая следом пехота быстро рассеялась, укрываясь за кучами мусора и вздыбленного бетона. Из-за обвалившегося угла дома фигурки всё появлялись и появлялись.

«Да сколько же вас там!» – мысленно чертыхнулся Бес, привычно прижимая к плечу приклад автомата.

Лязг гусениц стал слышен отчётливее, земля задрожала, Бес почувствовал лёгкую вибрацию под собой. С ближайшей кучи мусора посыпались камешки.

«Не придавило бы этой чёртовой плитой! – запоздало мелькнуло опасение. – Зато какой качественный склеп, а!»

Капитан отогнал нехорошие мысли.

От китайцев донеслись голоса на диалекте путунхуа.

Бес, как и все в батальоне, хорошо говорил по-китайски, владел несколькими диалектами. Государственным языком в стране уже много лет был китайский. И только дома русские могли разговаривать на своём языке. Родители тайно учили детей, читая по памяти сказки и рассказывая о том, что когда-то на русском можно было разговаривать совершенно свободно, ничего не опасаясь. На нём были книги, велись передачи на радио и телевидении, он был языком великого русского народа и выражал тончайшие оттенки мысли, раскрывал самые глубокие чувства.

Когда-то китайский в той ещё России считался экзотическим языком. Но всё изменилось очень быстро. Переселение китайцев, активно поддерживаемое государственной политикой того времени, приняло массовый характер. Россиян становилось всё меньше, население старилось, громадные территории пустовали, работать некому.

В Китае же существовала острая проблема перенаселения, официально разрешалось иметь только одного ребёнка, но на деле детей рождалось больше и у них не было никакого будущего.

Рождение более одного ребёнка на территории других государств законодательством Поднебесной поощрялось. Предприниматели, открывающие бизнес, получали государственную поддержку. Китайцы быстро заполнили рынки, стройки, производства, являясь для коренных жителей дешёвой рабочей силой.

Вскоре дети первых переселенцев пошли в русские школы, начали изучать язык и со смешным акцентом разговаривали, умиляя детской непосредственностью и вызывая чувство некоего удовлетворения: вот, мол, уважают наши обычаи, язык учат.

Взаимная интеграция и сближение двух стран активно продолжались. В России возникало множество совместных предприятий и фирм с иностранным капиталом. Дети первых переселенцев выросли, получили российское гражданство и заняли руководящие посты в этих организациях. Закончили военные училища и сделали военную карьеру. Пришли в науку и написали докторские диссертации. Создали свою политическую партию, пошли во власть, получили большинство мест в Государственной Думе и на очередных президентских выборах выдвинули своего кандидата, полностью соответствующего требованиям российского законодательства.

Кандидат Ли Чжибо был гражданином России китайского происхождения, всю жизнь с рождения проживал на её территории, не так давно перешагнул тридцатипятилетний рубеж. Так как избирателей-китайцев оказалось подавляющее большинство, их кандидат без труда обосновался в Кремле.

Этот чёрный для России день стал точкой отсчёта в наступлении часа гибели страны и народа. Новый президент и подконтрольная ему Дума принимали нужные им законы и проводили их в жизнь. Китайский уже давно стал вторым государственным языком и постепенно вытеснил русский. В школах дети посещали факультативные уроки русского лишь по настоянию родителей, ещё цеплявшихся за прежние устои. Подрастающее поколение учило его неохотно, потому что все везде всё равно разговаривали по-китайски. Телевидение, радио, кино, газеты, книги, учебники, уличная реклама, ценники в магазинах – всё на китайском. Граждане, считавшие себя русскими от рождения, постепенно смешали свою кровь с кровью подданных Поднебесной.

Державшиеся за старое, стали селиться отдельными замкнутыми общинами. Со временем власть начала притеснять их сильнее, налагая больше запретов на русскую культуру, обычаи и язык. Места лишения свободы переполнялись недовольными, их нещадно притесняли и эксплуатировали, лишив элементарных условий существования.

Кто-то поступил хитрее, приняв неизбежное, но тайно храня прежние устои.

Президент тем временем значительно укрепил единоличную власть, внёс изменения в Конституцию, увеличил президентский срок до десяти лет с возможностью переизбрания на второй срок. Вскоре он стал фактически диктатором, узурпировал власть и переместил столицу в Сочи.

Портреты Великого и Мудрого красовались едва ли не на каждом углу, его восхваляли и возносили, сочиняли оды и гимны. Разрозненные возмутители показного благоденствия вмиг оказывались за решёткой. По-настоящему серьёзное волнение вспыхнуло, когда Великий и Мудрый объявил, что территория прежнего Китая расширяется до Уральских гор и именно там теперь проходит новая демаркационная линия. Бывшая территория России, теперь будет называться Северным Великим Китаем.

Волнение перешло в восстание. Оно неизбежно оказалось бы подавленным, однако сторону восставших неожиданно приняло двухсотмиллионное население уйгуров, недовольных своим положением и политикой диктатора.

В ассимилированной России вспыхнула фактически гражданская война. Силы русских и недовольных правлением диктатора уйгуров сформировались в Объединённые Повстанческие Войска численностью порядка десяти миллионов человек.

Острые на язык россияне быстро окрестили уйгурскую часть армии «осами» от аббревиатуры «ОСА» – Освободительная Северная Армия. Уйгурам название понравилось и они ввели опознавательные знаки – шевроны с изображением осы, а на касках стали рисовать небольшой значок из трёх чёрных линий и двух жёлтых, под раскраску насекомого.

Россияне в своих подразделениях ввели запрещенный диктатором и от этого уже подзабытый триколор, а на его фоне – изображение двуглавого державного орла.

В ходе войны одна из стратегических шахт несколько раз переходила из рук в руки. В конце концов, с неё произвели несанкционированный запуск по США.

Американцы мгновенно среагировали, уничтожили ракету и проявили чудеса выдержки и гуманизма, ответив лишь одним запуском.

Штатовскую ракету сбили над акваторией Атлантического океана.

Земной шар повис на волоске в ожидании ядерного апокалипсиса.

Диктатор поклялся, что в следующий раз сотрёт с лица земли североамериканский континент, если в сторону Северного Великого Китая будет пущена ещё хотя бы одна баллистическая ракета.

Американцы в свойственной им манере сказали: «фак» и пообещали сделать то же самое с Северным Великим Китаем, а заодно и со старой Поднебесной.

Тем временем Великий и Мудрый поставил под ружьё невиданную доселе армию – двадцать миллионов штыков и объявил, что ему интересны нефтяные месторождения Ближнего Востока.

Правоверные дружно воскликнули: «вах!», толпы фанатиков рвали и жгли флаги и портреты диктатора, призывая к джихаду, заочно приговорив Великого и Мудрого к смерти. Им активно вторили союзники русских уйгуры – мусульмане в подавляющем большинстве.

Тем временем Ли Чжибо заимел подвижников в лице народов, исповедующих буддизм. Армия Великого и Мудрого увеличилась до сорока миллионов бойцов.

Страны обеих Америк и Австралия заняли выжидательную позицию. К ним охотно присоединилась вечно нейтральная Швейцария, гарантировав всем участникам назревающего конфликта неприкосновенность банковских вкладов. Остальные страны Европы тоже помалкивали, задыхаясь в своих проблемах с переселенцами из Африки.

На одном из официальных приёмов проводившемся во дворце диктатора, возведённом на берегу Чёрного моря, чернокожий американский посол несколько высокомерно высказался по поводу очередного заявления Великого и Мудрого. В ответном спиче диктатор совершил немыслимое – на хорошем русском языке послал его к одной матери и плюнул ему на чёрную лысину.

Скандал случился грандиозный.

Как только об инциденте узнали жители африканского континента, диктатор сразу же обзавёлся целым материком недоброжелателей.

Чернокожий президент Соединённых Штатов, братом которого являлся оплёванный полномочный посол, воспринял это как личное оскорбление. Так как русского языка он не знал и находился довольно далеко от Сочи, то лично послать диктатора, а тем более плюнуть в него не мог, поэтому послал ноту протеста и разорвал дипломатические отношения с Северным Великим Китаем и Поднебесной.

Подобные ноты с последующим разрывом отношений посыпались от стран членов блока НАТО.

Самолюбию Великого и Мудрого был нанесён урон.

Пятого сентября две тысячи пятьдесят шестого года он объявил войну Соединённым Штатам Америки.

Третья мировая началась.

Первые китайцы вошли в зону поражения.

Бес открыл огонь, короткими очередями расстреливая пехоту. Казалось бы, мёртвая площадь и дома, окружающие её, ожили выстрелами.

Китайцы, зло огрызаясь, агрессивно пробирались вперёд, достигли центра площади и захватили два полуразрушенных дома, где из бойцов капитана в живых не осталось никого.

Иван в очередной раз сменил опустевший магазин и принялся выцеливать наиболее дерзкого китайца. За свою неуёмную энергию тот поплатился жизнью.

Танки неукротимо ползли вперёд, ведя на ходу стрельбу из пушек.

Бес подтянул ближе гранатомёт. Привёл его в боевое положение, навёл оружие на ближайший танк, целясь в основание низкой башни, где защита мощных и эффективных «Титанов» была наиболее слабой. Этакая Ахиллесова пята. Конструкторы ничего не могли с этим поделать.

Улучив момент, выстрелил. Заряд с шипением пролетел расстояние, отделяющее его от цели. Расчёт оказался верным. Танк, вспыхнув спичкой, окутался чёрным дымом.

– Отличный выстрел, командир, – прокомментировал Муса Абдуллоев.

– Благодарю, Муса. Ты хорошо меня похвалил, получишь вкусную конфету. Как у тебя?

Абдуллоев грустно ответил:

– Я в порядке. Сухоногов погиб полчаса назад.

Бес зло выдохнул:

– Сахно, доложи о потерях.

Лейтенант отчитался:

– По последним данным, поступившим из рот, потери личного состава – до восьмидесяти процентов. Если из пяти рот наберётся одна, это хорошо.

Капитан молча выругался.

«Где же эти чёртовы «осы», где обещанная поддержка с воздуха? – зло подумал он. – Штабисты, сволочи, положили батальон почём зря».

Отвлечься от невесёлых мыслей его заставила троица китайцев, быстрыми перебежками устремившаяся прямо на его позицию.

«Гостей я не жду», – подумал Бес и тремя точными выстрелами успокоил бегунов.

Совсем близко отчетливо послышался рев двигателя. Над кучей мусора появился ствол пушки, а через мгновение – днище танка с ползущими по каткам лязгающими гусеницами.

Бес схватил уже готовый к выстрелу гранатомёт, и саданул по днищу машины. И в этот раз танк загорелся и замер, окутываясь едким дымом.

«Сейчас здесь станет совсем жарко, пора уносить ноги», – подумал Иван, торопливо собирая снаряжение.

Он наметил разбитый проём окна на первом этаже ближайшего к себе дома. На пути стоял сгоревший пару дней назад танк и лежала куча кирпича, образовавшаяся от рухнувшей части стены дома.

Одна перебежка до танка, одна до кучи, одна до окна.

Вперёд! Пошёл!

Капитан метнулся к сгоревшему танку. От китайцев зло затрещали выстрелы. К счастью, мимо. Со стороны своих последовали редкие ответные. Бойцы как могли, прикрывали бегущего командира.

Он лишь на мгновение задержался у танка и понёсся к куче. В бронемашину врезался выстрел из гранатомёта, объяв уже сгоревшую махину новым пламенем.

«Каков салют, а! Приятно, господа, приятно. Однако ваше внимание начинает утомлять», – думал на бегу Бес, хаотичными зигзагами и перекатами продвигаясь к куче. И там он задерживаться не стал, памятуя о случае с танком. Запрыгнув в окно дома, услышал, как в кучу врезался очередной заряд, разметав её и объяв пламенем.

Любоваться из окна пейзажем он тоже не рискнул и выкатился в коридор, торопливо поводя автоматом. Комната вспыхнула от влетевшего заряда, и тут же грохнул взрыв.

«Да в рот тебя мама целовала! Что там за стрелок выискался? Пристал как банный лист», – возмущённо подумал Бес, подлетел с пола и по засыпанной мусором лестнице вбежал на второй этаж, по пути наступив на раздувшееся от жары тело какого-то солдата из своего батальона.

«Прости, братишка, не специально!» – мысленно извинился он.

– Командир, ты цел? – спросил Муса.

– Порядок, я на втором. Что там за гад выцеливал меня?

– Забудь, я уже разобрался с ним.

– Получишь ещё одну конфету.

– Я шоколадные люблю, с тёмной начинкой, учти, – весело сказал Муса.

– Я тоже, поделишься? – вмешался Сахно.

– Обойдёшься, – с нарочитой грубостью ответил Абдуллоев. – Похвали командира, может, и получишь чего в награду.

Бес аккуратно выглянул в окно. Прямо перед ним, размалывая тела своих мёртвых солдат, двигался танк.

Иван вставил в гранатомёт последний заряд, прицелился и произвёл выстрел. Заряд взорвался, не причинив танку особого вреда.

Перебежав к очередному укрытию, капитан затылком вдруг почувствовал чей-то взгляд, не оборачиваясь, упал и откатился в сторону, выставив перед собой автомат. Из тёмного угла на него испуганно глядели три пары глаз: женщина европейской внешности и двое детей, мальчик лет шести и девочка помладше, с явными признаками смешения европейской и азиатской кровей. Все трое в каких-то лохмотьях, грязные и измождённые.

– Не стреляйте… – вымолвила женщина по-русски, со страхом закрывая жмущихся к ней малышек.

Настороженный Бес и не подумал убирать оружие.

– Почему вы остались, почему не ушли сразу? – спросил он тоже по-русски.

– Не успели, я в той неразберихе детей потеряла, а когда нашла, было поздно.

– Где ваш муж?

– Воюет в Освободительной Армии.

– Жив?

– Не знаю… – упавшим голосом ответила женщина. – Вы не убьёте нас?

Бес поднялся и вновь осторожно выглянул в окно. Порядка десяти китайцев пробегали мимо. Он открыл беглый огонь, а когда на секунду оглянулся, женщины с детьми уже не было.

Бой продолжался.

К вечеру батальон, как войсковое подразделение, перестал существовать.

Иван, не переставая, вызывал на связь хоть кого-нибудь.

Всё тщетно.

Похоже, он остался один. Выглядывая из очередного укрытия на занятую врагами площадь, в бессильной ярости скрипел зубами и монотонно стукался сферой в выщербленную кирпичную стену.

А на закате в небе появились два турболёта с эмблемами осы на бортах. На подлёте командир звена вышел на связь:

– Уходи, Бес, уводи всех, начинаем работать.

«Не прошло и полгода», – с раздражением подумал капитан.

Турболёты, барражируя, пропахали площадь пушками и убрались восвояси, залив всё жаром пламени.

Наступила ночь. Сидя на полу, привалившись спиной к стене, капитан равнодушно смотрел в проём на площадь, где бушевало пламя. С треском лопались раскалённые кирпичи и бетон, веяло нестерпимым жаром.

«Пора уходить», – вяло думал Иван.

Двигаться не хотелось, навалившаяся апатия сковала тело, и он продолжал смотреть на зарево, где навсегда исчез его батальон.

Капитан воевал все четыре года, с самого начала войны. Он родился двадцать четвёртого января две тысячи тридцать четвёртого года в русской семье и был единственным ребёнком, что у русских считалось нормой. Когда ему исполнилось шесть, в стране избрали первого китайского президента – будущего диктатора.

Родители выбрали тактику приспособления, полностью приняв неизбежное, сохраняя в маленькой семье приверженность к русской культуре, языку и образу мышления.

Окончив школу, Ваня выразил желание стать военным и поступил в пехотное училище, где не китайцев из курсантов и преподавательского состава насчитывались единицы. Впрочем, как и в школе. Учиться из-за национальной принадлежности было нелегко, но Иван терпел, всячески выражая лояльность существующему режиму.

Вручив выпускнику новые лейтенантские погоны, его направили на Крайний Север. Там служили почти все выходцы не китайского происхождения. Другого места в Великом Китае для них не нашлось.

Неожиданно началось восстание, перешедшее в гражданскую войну. А там грянула и третья мировая. Лейтенант Иван Матешин, не задумываясь, вступил в Объединённые Повстанческие Войска, где довольно быстро дослужился до капитана и командира батальона. На войне такое в порядке вещей, когда лейтенанты командуют батальонами, замещая убитых майоров, подполковников и полковников, а он всё-таки получил звание целого капитана.

Ко времени назначения на батальон он был дважды ранен, контужен, повалялся в госпиталях, стал кавалером двух орденов «Доблесть Честь и Отвага», имевших у солдат наивысший почёт и признание. К нему намертво прилепился позывной «Бес» – за храбрость, дерзость, поистине бесовскую хитрость и беспощадность к врагу.

Пленных Иван не брал принципиально, за что постоянно получал взыскания от командования, нуждавшегося в «языках». Он безжалостно добивал раненых и тех, кто пытался сдаться, рассчитывая на пощаду.

Вскоре слухи о нём поползли по войскам, и по истечении четырёх лет войны, к двадцати шести годам капитан Матешин стал почти легендой. Большинство бойцов его никогда не видели, но исправно передавали друг другу слухи-небылицы. По этим слухам он попадал в плен, откуда уходил, прихватив отрезанную голову генерала; в одиночку дрался в рукопашную с целым взводом китайцев и всех, естественно, убил; на захваченном у врага турболёте уничтожил вражеский аэродром со всей техникой и живой силой.

Усталость сковывала веки, закрывая зелёные глаза с беспощадным взглядом, ставшим таким за годы войны.

Незаметно для себя Иван погрузился в чуткий поверхностный сон.

Он, папа и мама приехали на море, жарко палит солнце, воздух напитан незнакомыми запахами. Отец, стоя по пояс в воде, держит его сильными руками и окунает в воду. Он орёт благим матом, потому что боится, отец смеётся и говорит: «Не бойся, я же держу тебя!»

Мама хмурится, глядя на плачущего ребёнка, отец продолжает смеяться, а он, злой на папу, орёт пуще прежнего.

Потом он привык к воде и, жмурясь от солнечных бликов, шлёпая по мелководью, хватает белесых медуз.

Мама из-под широкополой пляжной шляпы смотрит, чтобы он не убегал далеко, а папа, раскинувшись на крупной гальке, подставляет сильное тело под палящие лучи солнца. Потом приходит какой-то дядя, что-то властно говорит, махая рукой в сторону. Они куда-то идут, он чувствует тревожные флюиды, идущие от мамы и папы. Мама говорит что-то успокаивающее, а папа катает желваки.

Он сидит у отца на согнутой руке, обхватив шею, и смотрит, как на их месте располагается китайская семья с четырьмя маленькими детьми.

Он не понимает, почему они уходят, ведь с этими детьми можно поиграть, и спрашивает об этом у мамы.

Та говорит, что они поищут другое место, а папа, плотно сжав губы, легко гладит его по голове и добавляет:

– Они не станут играть с тобой, Ванечка, потому что ты – русский.

Бес открыл глаза.

Попадающий в проём окна жар с площади немного спал и утратил яркость.

Иван глянул на часы, – полпервого. Пора уходить. Выглянул в коридор, держа наготове автомат. Чутко прислушался.

Тихо.

Выскользнул из комнаты, дошёл до лестничного марша, вновь замер. Набрал в лёгкие побольше воздуха, дошёл до раздувшегося тела бойца, сорвал с его шеи личный номер, спустился на один пролёт, выдохнул.

На противоположной стороне дома, стало несколько прохладнее. Сохраняя осторожность, Иван выскользнул из окна на улицу. Предстоял долгий путь – почти через полгорода. По времени это займёт пару ночей, без воды и пищи. Колыхнул фляжку, нет, вода есть, где-то половина, уже хорошо.

Выгоревшие нефтяные резервуары дыма почти не давали, но хоть небо затянуто тучами, что неплохо: прогулки под луной ему сейчас ни к чему. Стараясь держаться у стен зданий, капитан двинулся в путь.

Через пару кварталов увидел мелькнувший огонёк сигареты.

Часовой? Почему курит? На посту курить – здоровью вредить. Каждая выкуренная сигарета сокращает жизнь, на сколько там? На одну минуту, на две? Этот, похоже, выкурил все сигареты в своей жизни.

Китаец сидел между двух вывороченных бетонных плит и смолил в кулак, положив автомат на колени.

«Часовой, мать твою!», – мысленно выругался капитан, глядя на вопиющее нарушение устава караульной службы. Но это был враг, и отчитывать его за нарушение Иван собирался как врага.

Бес внезапно возник перед китайцем чёрной тенью возмездия. От неожиданности часовой дёрнулся всем телом и поперхнулся дымом. Это было последнее, что он успел сделать в жизни.

НРС – нож разведчика специальный, к настоящей войне претерпевший неоднократную модификацию, вошёл часовому под челюсть, пробил язык, нёбо и мозг. Китаец кулём сунулся в ноги капитану. Бес, придерживая его автомат, аккуратно привалил тело к плите и обшарил вражескую разгрузку, пополнив автоматными магазинами свой оскудевший запас.

Выглянув из-за плиты, Иван насчитал семь спящих китайцев. Часовой был только один, да и тот никудышный.

«Ну что ж, тем хуже для вас, тем хуже для вас», – удовлетворённо подумал он.

Бес действовал быстро. Перемещаясь от спящего к спящему, аккуратно приставлял у уху шомпол и бил по нему ладонью, отчего тот проникал через ушную раковину в мозг. Смерть мгновенная и гарантированная. Никаких криков, сопротивления и возни.

Проделав необходимую работу, перевёл дух. Затем вдоволь напился из чужой фляжки, наполнил свою водой, прихватил пару консервных банок, добил разгрузку магазинами, разжился прибором ночного видения совмещённым с биноклем.

Пробираясь дальше, дошёл до высоченной кучи из битого кирпича из сложившихся бетонных плит.

Разрушенный высотный дом.

Дело шло к рассвету.

Немного подумав, решил взобраться наверх и там устроить дневной привал. Соблюдая максимальную осторожность, начал путь, выбирая наиболее надёжные выступы и неровности, избегая осыпей мусора и битого кирпича. Достигнув высоты, перевёл дух, осматривая открывшуюся панораму разрушенного города, освещённого заревами пожаров.

Затем нашёл подходящее углубление, вполне достаточное, чтобы укрыться от обзора с барражирующих вражеских турболётов.

Небо постепенно очистилось от туч и заалело на востоке.

«Будет хороший день», – подумал Иван, уплетая с ножа содержимое консервной банки и осматривая в бинокль окрестности. О том, что этот нож несколько часов назад лишил жизни человека, не считая того, что было раньше, Бес вообще не думал: такие пустяки его не волновали.

Едва взошло солнце, капитан увидел группу китайцев численностью до роты. Они шли оттуда же, откуда ночью пришёл и он. Солдаты, разбившись на группы, заходили в каждый дом, обстреливали и забрасывали ручными гранатами кажущиеся им сомнительными помещения, и выходили на улицу, медленно продвигаясь дальше. Впереди шёл дозор из пяти человек.

Зачистка.

Пришло опасение, что враги непременно поступят, как и он, и взберутся на кучу. Оставлять в тылу господствующую высоту, по меньшей мере, неразумно.

Дойдя до кучи, командир группы действительно отправил наверх десять солдат. Остальные, рассыпавшись, заняли оборону.

«Ну, всё верно. В одних же училищах учились, одну тактику изучали», – чертыхнулся Бес.

Оставалось только одно – начинать спуск и сойти раньше, чем враги поднимутся.

Иван так и поступил, закопал пустую консервную банку и торопливо заскользил вниз на осыпях кирпича, стараясь ненароком ничем не ушибиться.

Внезапно в небе появились две точки, увеличивающиеся на глазах.

Турболёты.

Скорее всего, вражеские. А хоть и свои, эти тоже сильно разбираться не станут, жахнут из пушек и со спокойной совестью дальше полетят.

Точки приближались, быстро увеличиваясь в размерах. Иван скользнул под бетонную плиту, едва уместившись в узкой щели. Сферу пришлось снять.

Машины пробарражировали на небольшой высоте, подняли завихрения пыли, мигнули бортовыми огнями взобравшимся на кручу солдатам и скрылись из пределов видимости капитана. Солдаты помахали уходящим машинам в ответ и начали спускаться.

Они прошли мимо забившегося в щель капитана. А он лежал на спине, чувствовал заросшей трёхдневной щетиной щекой холод плиты и видел запылённые берцы спускающихся врагов. Прошло семь пар, значит, трое остались наверху, удерживая господствующую высоту.

В такой неудобной позе он пролежал весь день, попеременно напрягая и расслабляя группы мышц, чтобы тело окончательно не затекло.

Наконец, к вечеру оставшаяся троица начала спуск. Двое прошли, не задерживаясь возле укрытия Беса, а третий вдруг повёл носом и остановился.

Капитан нахмурился:

«Ну и чего ты тут учуял?»

Неожиданно китаец с чувством чихнул.

«Чтоб ты сдох!», – пожелал ему Иван.

Солдат чихнул ещё раз.

«Во, точно сдохнешь!», – удовлетворенно подумал капитан.

Китаец шумно высморкался, большие зелёные сопли щедро полетели в пыль.

«Фу, как некультурно», – усмехнулся Бес.

Солдат постоял, подумал, встал на кусок кирпичной кладки, торчащей из кучи, расстегнул ширинку, сосредоточился и, как с трамплина, с чувством облегчения на лице, стал поливать пыльный склон, вращая тазом, высоко посылая струю.

«В пасть себе нассы и пополощи, чтоб не воняло», – сделал ему мысленный посыл Бес.

Не подействовало.

Китаец на мгновение замер и со значительным выражением лица громко спортил воздух.

«Ба! Экий ты у нас важный, никак целым отделением командуешь, вон какое лицо партсекретаря ваших долбаных ячеек, – вновь усмехнулся капитан. – Давай уже двигай, а то заблудишься, возись потом с тобой!»

Сделав своё дело, солдат ушёл.

«И чего только не увидишь, отдыхая вот так в теньке, – размышлял Иван. – С кем приходится воевать, даже как-то неловко, право слово».

Дождавшись темноты, он покинул ставшее ненавистным укрытие. Некоторое время разминал тело, придавая ему подвижность и гибкость. Затем долго рассматривал в бинокль, подключив прибор ночного видения, окрестности, пытаясь установить местоположение прошедшего днём врага. Сделать это не удалось, то ли далеко ушли, то ли укрылись за каким-нибудь строением.

Наметив маршрут, капитан начал движение.

В этот раз часовой заметил его раньше.

– Стой! Кто идёт? – крикнул он в темноту.

– Свои! – ответил на его диалекте Бес, понимая, что отступать поздно, и лихорадочно соображая, что делать дальше.

Но соображай, не соображай, а кажется, всё, отвоевался, капитан…

– Стоять! Осветить лицо!

– Нечем!

– Пароль?

– Не знаю, отбился от своих, иду наугад.

Часовой открыл огонь на поражение.

Бес рухнул ничком и, огрызнувшись короткой очередью, торопливо начал отползать назад.

Послышались крики команд, в небо взлетела пара осветительных ракет.

Бес бросился в спасительную темноту.

В опасной близости со смачными щелчками легли пули, выбив из кирпичных обломков фонтанчики пыли.

Он побежал дальше.

Следом слышался топот, крики врагов.

Забежав за угол, перевёл дух. Вскинул автомат, удобнее приложил приклад к плечу и открыл огонь по подбегающим фигуркам.

Враг залёг, ответив ураганной стрельбой.

Иван сменил позицию, обегая дом, с целью перебежать на другую сторону улицы.

Из-за угла неожиданно выскочил китаец, зашедший с тыла.

Бес снизу вверх ударил прикладом в челюсть врагу.

Раздался хруст одновременно с коротким воплем. Солдат бесформенной куклой рухнул на битый кирпич, его автомат с характерным для оружия лязгом упал рядом.

Бес перепрыгнул через тело, выстрелил ещё в одного, показавшегося из-за дальнего угла дома.

Тот юркнул обратно.

Пули выщербили кирпич.

Китаец тут же высунулся и выстрелил в ответ.

Капитан сделал кувырок, с колена выстрелил вновь. Попал. Пули выбили пыль из форменной куртки, простреленное тело свалилось за угол, виднелись только дёргающиеся в агонии ноги в высоких берцах.

Иван тем временем перебежал улицу, прыгнул в тёмный проём окна соседнего дома, развернулся, выстрелил короткой очередью наугад и сменил опустевший магазин.

Пробежал тёмный дом насквозь, выпрыгнул из окна с противоположной стороны и прижался к стене. Перед ним лежала усыпанная мусором большая площадь без каких-либо элементов для укрытия, не считая сгоревшего легкового автомобиля, до которого не менее ста метров.

Торопливо, через прибор осмотрев площадь, Бес, не тратя время на замысловатые зигзаги, рванул напрямки к автомобилю. Добежав на одном дыхании, постоял, переводя дух. От машины до следующего здания с зияющими чернотой проёмами окон примерно такое же расстояние.

Вновь воспользовался прибором.

Никого.

Сзади тоже тишина.

Преследователи идти дальше не рискнули.

«Ну и правильно, нечего по ночным улицам шляться. Не ровен час, на хулиганов наткнётесь, по харям получите», – с сарказмом подумал капитан.

Выдохнул и с не меньшей скоростью побежал к спасительному зданию. Преодолев это расстояние, прижался к стене. Чувство опасности не позволило по обыкновению нырнуть в оконный проём. Заглянув в него, ничего не увидел.

Поглядел через прибор.

Никого.

И всё же что-то было не так.

Пошёл вдоль стены, низко пригибаясь перед проёмами.

Из очередного чёрного провала струился едва заметный мерцающий отблеск пламени.

Бес аккуратно заглянул в окно.

Большая захламлённая комната с висящими струпьями рваных обоев, небольшой кусок двужильного кабеля торчит из круглой дырки на потолке. Возможно, там когда-то висела люстра и ярко светила, а счастливая и мирная семья сидела за столом и пила чай с вареньем или с конфетами с тёмной начинкой, их так любил Муса…

У дальней от окна стены, обложенный со всех сторон кирпичами, горел небольшой костерок. Вокруг три женщины с маленькими детьми. Колеблющееся пламя падало на их усталые грязные лица, отражаясь в застывших, наполненных страхом взглядах.

«Мирные жители, женщины и дети, наиболее всего страдающие от войны и её последствий. Постоянные обстрелы, разруха, голод, грязь, растерянность и незащищённость. Им-то за что всё это? – думал капитан. – Любые войны начинают и заканчивают политики, сильные мира сего. Они прикрывают непомерные амбиции и жадность государственными интересами, на словах очень пекутся о благе народа и ввергают его в хаос войны, обрекая на страдание и смерть. Будьте вы все прокляты!

Политик – мерзавец по определению, потому что политика грязное дело. Нормальный человек не может заниматься политикой, на это способен только извращённый и развращённый разум. Политику считают тонкой игрой. Но суть этой игры всегда одна – удовлетворение амбиций, осознание, что владеешь судьбами мира.

Политикам наплевать, что я о них думаю. Они таких как я и всех остальных имели, имеют и будут иметь, придумав замечательный афоризм: «Бог терпел и вам велел». Терпите и на Том Свете вам обязательно воздастся. А пока вы терпите, мы будем вас иметь.

Это политика, капитан, и ты это знаешь».

Бес вздохнул, отгоняя вдруг возникшую ненужную ему жалость к женщинам и детям.

Неразумно ночью жечь костёр, но, наверное, холод от стен вытягивает последнее тепло из слабых тел. На огонёк может кто-нибудь заглянуть, но вряд ли захочет помочь бедолагам.

Он тоже совсем не добрый дядя и не станет им помогать, потому что всё равно ничем помочь не сможет.

Пригнувшись, капитан скользнул мимо окна, дошёл до угла дома и аккуратно выглянул. Удар чего-то тяжёлого в лицо, яркая вспышка, непереносимая боль, убегающая в сторону стена и неожиданно появившееся перед глазами начинающее светлеть небо.

Его заслонила ухмыляющаяся широкая рожа с узкими щёлками глаз. Затем отстранилась, её место занял приклад и стал подниматься, чтобы через мгновение резко опуститься, превратив лицо капитана в заполняющийся кровью провал.

От полученного из-за угла удара сознание мутилось, но всё же Иван сумел увидеть, как всё начало странно искажаться, ближние предметы потеряли чёткость, а дальние будто накрыло некой пеленой и они стали невидимы.

Вначале он отнёс это на последствия от удара. Но вместо искажённых очертаний проступили другие, странные и чем-то знакомые. Чтобы это понять, нужно время, но всё продолжает меняться и вот появляется видение иного мира, приближаются фигуры в непривычной одежде с непонятными приборами или оружием в руках. Наверное, всё же оружием, потому что капитан видел, как фигуры направляют его на замерших в недоумении китайцев, ставших безвольными. Их куда-то повели. А к нему подходят двое, переглянувшись, принимают какое-то решение, берут под руки и поднимают.

Перед тем как окончательно потерять сознание, Иван успел подумать:

«Значит, вот так наступает смерть, да? Разверзается небо, выходят ангелы или демоны.

Что ж, не самый плохой вариант. И демоны не очень чтобы страшные. А кто ж ещё за мной придёт, если я сам – Бес?»

Сознание капитана потухло, он провалился в черноту.