Читать книгу О природе философии - Сергей Лобанов - Страница 2

I. Введение в философию
Предисловие

Оглавление

Слово в современном мире можно сравнить с вирусом (от лат. virus – яд) – универсальным, проникающим повсюду явлением, существующим на границе живого и мертвого, полуреальным носителем различных, прежде всего разрушительных для живого, воздействий. «Полу- реальность» слова означает, что оно все более становится частью символического обмена в обществе, когда посредством всеобщих символов-подобий (пластических движений и материалов) естественные явления, вещи и события заменяются на искусственные, например, «живой голос» на его тот или иной вид записи. Естественное в этом процессе не исчезает, но становится производным, зависимым от искусственного. Другими словами, возникает особая, виртуальная (от лат. virtus – качество внешнего проявления, доблесть, внутренняя сила), созданная человеком реальность. Слово-знак оказывается элементом неимоверно разрастающейся системы виртуального, прежде всего в средствах массовой коммуникации, настолько, что слово все более «забирает» энергию у природных стихий, приобретает их силу и, далее, превосходит их – становится иным, чем-то «сверхъестественным». Тогда слово из средства отождествления, установления смыслов и значений превращается в постоянно ускользающую от анализа цель. Например, в современном мире панический ужас может быть вызван сообщением о некотором явлении, но не самим явлением, которое, лишенное своей естественности, напротив, может вызывать притягательный интерес и любопытство. С этой точки зрения, современная культура характеризуется универсальными возможностями, по сравнению с прошлыми эпохами, и усилиями сделать все видимым, слышимым – выраженным.

Это обстоятельство хорошо передается формулой: «Существует то, о чем можно что-то сказать, или что можно как-то выразить». Эта формула усиливается её обращением, а именно следующим положением: «То, о чем сказывается, только это и есть, существует». Подобные усилия-усиления-утверждения ведут к тому, что Слово («Логос») стало языком-словами, а язык – набором сигналов, любых материальных явлений, меток, т.е. следов-следствий некоторых событий или действий. Поэтому, например, произнесение, написание, прочитывание слова «философия» вызывает различные ряды воздействий-впечатлений (звуковых, зрительных, моторных и т.д.), которые ведут в качестве следов-меток к различным представлениям о философии – от весьма скучной и ненужной вещи до чрезвычайно возвышенного дела. В случае учебного курса, например, философия – это то, что читается на лекциях преподавателями и сдается (обратно) студентами на экзамене.

Предварительная и самая первая встреча с философией происходит при знакомстве с услышанным или прочитанным словом «философия», которая может продолжиться чтением какого-либо словаря для определения значения этого слова. Однако в этом случае всегда будет сохраняться ощущение или понимание того, что философия здесь только слово-след еще неизвестно чего. В то же время значения слова «философия» скрывают в себе истину того дела, явления, события, которое этим словом обозначается (отмечается). Этимология (учение о значениях слов) входит в учение об истине. Это означает: исследование того, что такое философия, вполне может иметь своей основой-началом анализ слова «философия».

Итак, [1] философия (греч. fileo – люблю и sofia – мудрость) – это любовь или стремление к мудрости, смыслу.

Однако, что такое мудрость? Если философия – это стремление к смыслу, мудрости, то это означает, что необходимость философии определяется тем, насколько люди нуждаются в мудрости. Обычно мудрость связывается со знанием сути жизни, умением достичь счастливой, блаженной жизни и её продления, житейским опытом (опытом глубоких переживаний) и пожилым возрастом. Против этого утверждения может быть выдвинут довод (лат. argumentum): счастье столь неопределенно, неуловимо и непостоянно, что всегда возникает сомнение в его существовании, а сами по себе ни возраст, ни житейский опыт и «знание жизни» не сопровождаются появлением подлинной мудрости, весьма ограничены, и есть, к примеру, немало пожилых людей, отмеченных лишь внешними чертами мудрости, а где её взять молодым? Кстати, это обстоятельство служило предметом обсуждения для древних философов – в каком возрасте следует начинать занятия философией? Не рановато ли в юности и не поздновато ли в старости?

Следующий шаг в понимании того, что такое философия, может заключаться в отнесении философии- мудрости к тому, что древние греки называли эпимелейя (греч. epimeleia) – заботой о себе, связывая её с гигиеной тела, гимнастикой, уходом за своим окружением (домом и близкими) и, главное, заботой о своем уме.

[2] Философия – это забота о себе, прежде всего забота о своем уме. (Философ тот, кто заботится о своем уме).

Философия-мудрость тождественна образу жизни человека. Как человек мыслит, какие разделяет философские принципы, так он и живет. Это – прежде всего практическая философия, основа действий человека, направляющая его поступки, особенно в переломные моменты жизни индивида и переходные эпохи истории. Здесь личность философа и есть его философия, или так: личность и философия тождественны; философия есть история личности, её образ жизни, то, что происходит с чело-веком.

Положительное значение, отличное от отрицательного принципа эгоизма, принципа заботы о себе заключается в установлении места – топологии (греч. topos – место) истины, а именно: индивида, каждого отдельного человека. В самом деле, каким образом существует истина? Понятие истины парадоксально в том смысле, что истина имеет по своей природе объективный, безличный характер, с одной стороны, и личный по своему предназначению – с другой. Другими словами, является ли истиной то, что никоим образом не затрагивает, не волнует человека, не воздействует на него и изменяет (преобразует) его? Принцип заботы о себе раскрывает живую истину, способность человека быть местом-носителем истины, когда истина вообще воплощается в истинных чувствах, мышлении, поступках, воле и т.д. Принцип заботы о себе предполагает работу над собой, возделывание себя, своеобразную дисциплину чувств, тела, ума, что обозначается словом культура (лат. cиltura – возделывание, обработка, уход)1.

Это обстоятельство ведет к следующему определению философии.

[3] Философия – это культура ума (мысли).

Принцип заботы о себе означает, что истинное начало понимания мира и жизни следует искать в себе, а не вовне. Человек не может существовать без внешнего мира, природы, других людей. Ему просто необходимо давление внешних впечатлений для нормального существования в качестве живого организма. Однако при соприкосновении с вещами человек всегда имеет дело с их внешними (здесь можно позволить себе слово вещными, вещественными доказательствами) проявлениями, настолько, что любое движение «вглубь вещей» завершается познанием поверхностей вещей. Конечно, на это можно и нужно возразить: понятие вещи является обобщением, и на самом деле вещей не существует, а есть события и их последствия, которые и являются действительными предметами воздействий и познания. Этим аргументом подтверждается, но в другой терминологии, сказанное выше, а именно, внешний характер того, с чем имеет дело человек в своих действиях. Это и означает принцип реализма: источником познания и истины признается независимая от человека действительность.

Однако есть и другой путь к действительности. Это – погружение, проникновение в свои первичные восприятия, в котором отсутствует деление на внешнее и внутреннее. Такое проникновение в точку (момент) восприятия показывает: если впечатление осталось неподвижным (лишь моментом), то здесь не произошло открытие сути мира; если же восприятие становится непрерывным, длительным, то восприятие становится тождественным и открытым самому потоку жизни, и поэтому – истинным. Здесь изложена позиция французского философа Анри Бергсона (1859–1941).

Последний подход совсем не означает субъективизма или волюнтаризма, принципов, согласно которым всё (или почти всё – основное) зависит от человека, индивида или общества. Этот подход указывает на отправную точку в познании истины и мира, к которым уже не требуется приписывать свойство «внешнее». «Внешнее» предполагает безразличное, поверхностное отношение, которое, без сомнения, имеет свои преимущества: дает возможность рассматривать мир в качестве явления, представления, однородности, наблюдаемости, фактичности, измеримости и т.д. Однако в этом случае возникают сложнейшие вопросы движения к внешнему, его основах, причинах, направлениях, средствах, целях, задачах, последствиях и т.д., которые так или иначе решаются через разрешение вопроса о совпадении, тождестве с внешним, субъективного и объективного, внутреннего и внешнего.

Признание началом самого себя – это не отрицание признания внешнего мира в качестве источника существования, а вывод, добавим – философский вывод и принцип, сделанный из признания внешнего. Принцип автаркии (букв. греч. autos – сам и arhe – начало) означает возделывание самого себя, культуру себя, для того чтобы быть способным возделывать внешний мир. Иногда в этой связи спрашивается, когда следует начать заниматься философией? По-видимому, тогда, когда возникает потребность в росте и развитии ума.

В этом смысле принцип заботы о себе, или культуры себя, является прекрасным введением в философию, истоком её происхождения. Философия есть явное или неявное осознание основ жизни отдельного человека, общества и исторической эпохи.

[4] Философия есть осознанная сущность (квинтэссенция) своей эпохи (времени), её самосознание.

Познание внешнего мира является формой эволюции человеческого рода, его выживания в природной среде, приспособления к ней, её активного изменения. Однако познание выражает и эволюцию другого рода, а именно: развертывание в качестве внешней поверхности интересов, потребностей, умственных, сенсорных (от лат. sensus – чувство), имагинативных (от лат. imaqo – образ, воображаю) и т.д. способностей людей. Эта поверхность является своеобразным зеркалом, отражающим образ человека и общества некоторой эпохи, возвращающим человеку его существенные свойства и возможности. Осознанием этого отражения человека в его мире и делах является философия. Здесь преобладают формы собственного: не мир вообще, а мир человека, не бытие вообще, а бытие-в-мире, человеческое бытие; не время как таковое, а переживание человеком времени; не пространство, а место человека в ряду других живых существ и космосе в целом. Философия – это своеобразное возвращение человека к самому себе от «растворения» в процессе овладения внешним миром. Возвращение к философии (Ренессанс философии) всегда связано с попытками разобраться, что осталось от человека в его внешней активности.

Философия – это не создание, конструкция или игра какого-либо сознания, а само сознание. Самосознание оказывается мерилом (критерием) свободы и самостоятельности человека, а также мерой ответственности. Дело не в вынесении суждений (оценок) эпохе или времени, а в его понимании. Философию можно рассматривать с точки зрения её социальных источников в качестве выражения отношений между людьми. Поэтому философию довольно часто смешивают с идеологиями, политической риторикой и их толкованиями. Подлинная философия тождественна пониманию своего времени в том смысле, в каком схватывает его суть, основы, и в этом процессе выделения, очищения этой сути философия оказывается весьма далекой от того, что представляется насущным. Например, важнейшей проблемой для современной философии является вопрос об отношении разума и экзистенции, который может быть выражен в виде конкретных вопросов об отношении тотального (всеобщего) и индивидуального, общей воли и личной свободы, безличного (анонимного) порядка и своеобразии каждого индивида, подлинного существования и растворения во все нарастающих формах обмена, жесткого индивидуализма (нарциссизма) и потребности в другом, и т.д. Следует заметить, этот вопрос является реальным продолжением традиционного вопроса философии, а именно, вопроса об отношении мышления и бытия.

[5] Философия – это обращение (возвращение) к человеческому.

Философия в поисках оснований как бы стремится вернуть человека к «первобытным», изначальным чувствам, представлениям, мышлению. Все утонченные современные средства воздействия на природу и людей – это лишь средства, и должны быть отброшены при непосредственной встрече с явлениями. Самый верный инструмент познания – это тело человека, но в силу своей «неустановленности» (неопределенности, ведущей к отождествлению с пустотой-ничто) в мире, человек обречен быть естественным и искусственным, непосредственным и опосредованным, рациональным и стихийным существом, мыслимым только посредством подобных противоположностей и всей их суммы. Изначальная космическая неустроенность человека делает из него эксцентрическое существо, ищущее своё место в мире. Человек стремится преодолеть свою недостаточность посредством овладения внешним миром – источником высшего, всеобщего, гармонии и целостности, и возвращением с помощью этих ценностей к себе. Такой подход представлен в концепции немецкого философа Хельмута Плесснера (1892–1985).

Согласно другому подходу, человек – это необходимая часть вселенной, обладающая формами всеобщности, например мышлением и символами, без которых мир остается в хаотическом состоянии. Человек – это звено или посредник (медиум), без которого мир оказывается неполным и случайным. Это другая форма стремления к всеобщему: от мира к человеку, которая иногда выражается в так называемом антропном принципе. Без человека (как родового, так и индивидуального существа) мир является недостаточным, ущербным. Здесь человек – решающее звено в понимании законов природы.

В этих подходах выражается нечто общее – стремление ко всеобщему. Это ведет к следующему определению философии.

[6] Философия – это осознание (установление) всеобщего.

Любое философское учение является ответом на вопрос, что такое всеобщее. Из истории философии можно привести примеры решений этого краеугольного для философии вопроса.

I. Всеобщее существует реально и является другим, логическим обозначением природы, сущего, материи, духа и т.д. Таким всеобщим может быть нечто всегда постоянное: мировая константа, мировая линия, структура (которой соответствует старинное философское понятие «субстанция»), элементарная частица и т.д.

II. Всеобщее – это не формально-логическое понятие, когда согласно закону соотношения объема и содержания понятия всеобщее (родовое) по объему понятие оказывается пустым по содержанию. Всеобщее связано с объяснением и пониманием, которые возвышают, поднимают отдельные явления до всеобщего.

Тогда, к примеру, дыхание становится Жизнью, Духом или Душой, материал (вещество) – Материей, происходящее (событие) – Историей, существующее – Сущностью, образы – Сознанием, характер действия – слабой или сильной Волей, утверждение – Бытием, отрицание – Ничто, первое во времени – изначальным или Первоначалом, постоянное в изменчивости – Субстанцией, источник активности – Субъектом, и т.д. Объяснение предполагает нахождение своего основания, понимание- наделение смыслом.

Наделение части значением исходного понятия (явления, события) дает основу принципа меризма (греч. meros – часть), а целого – холизма (греч. holos – целое). Страдание (в пределе – смерть) может пониматься и в качестве того, что отнимает у жизни её смысл, и того, что наделяет индивида собственно человеческими качествами.

III. Понятие всеобщего открывает другое измерение существующего – возможность.

В данном случае следует ограничиться двумя значениями возможного:

1) всеобщее связано с действием обобщения, и здесь возможность открывается через ошибки при обобщении (поспешное, чрезмерное, необоснованное, переход в другой род (смешение) и т.д. обобщение) и посредством предела обобщения; возможное здесь – проявление силы, мощи человеческого ума, способного находить всеобщее и устанавливать его в качестве заранее данного, или a priori (лат. «из предыдущего»), а также a posteriori (лат. «из последующего»).

2) всеобщее – это объемлющее, которое охватывает не только действительность, но и скрытую способность к изменению, ещё лишь намечающееся; например вечность – это не вневременная сущность, а скорее постоянное, непрерывно длящееся явление, настоящее в качестве расширяющегося мгновение, которое оказывается наполненным чрезмерным содержанием и этим отличатся от пустоты однородно- временного отрезка.

Возможность – это всегда нечто подвижное, уходящее и уводящее в прошлое, тождественное началу (априори), или направляющее в будущее и завершающее в нем (апостериори).

IV. Всеобщее – это норма, требование, которое создает определенные явления, более того – строго определенные явления, например, регулятивные идеи, право, идеалы и образцы искусства и морали. Всеобщее представляет собой условие существования таких явлений, обосновывает их право на существование. Такие явления должны существовать, при всей неопределенности и противоречивости их сущего. И все же они с необходимостью предполагают существование всеобщим образом, в качестве всеобщего.

С этой точки зрения всеобщее лежит в основе философской проблемы различения и отношения сущности и существования. Эта проблема имеет одним из своих источников представление о мире как порядке зависимостей. На вопрос, чем определяется сущее, сам собою напрашивается ответ: существенным, главным. Однако, парадоксальным образом «сущность» – понятие, образованное от «существования», сущего, имеет значение всеобщего и поэтому строго определенного, сохраняет свой производный смысл. «Сущности» – это не реальные, а идеальные понятия, охватывают и тем самым определяют (обозначают предел: де-термин-ируют) явления или события. В этом определении с необходимостью устанавливается их смысл. Сами же нормы, идеи, идеалы не имеют (реального) смысла, а лишь обозначают его с определенной мерой строгости. Например, это идеи бесконечности или конечности мира, идея единства мира, идеи простого (элементарного) и сложного (комплементарного), истины, добра, красоты и т.д. В терминологии учения Иммануила Канта, идеи, сущности имеют регулятивное (направляющее) значение.

Нормы, идеи и сущности – это обобщения, которые собирают в себе предельное содержание настолько, что невозможно сказать, что это такое. Например, все попытки философов определить понятие бытия кажутся безуспешными. Само собой разумеющееся представление о бытии в философии в качестве идеи становится неимоверно парадоксальным: одновременно предельно простым (следовательно, пустым) и предельно сложным (следовательно, не имеющим предела по содержанию).

В принципе тождества сущности и существования хорошо видно своеобразие философского мышления, которое своими идеями замещает все сущее. Конечно, жить такими идеями невозможно, но они необходимы для понимания жизни с точки зрения очертания её границ. Путь философии начинается с идей существования. Этот путь никогда не может быть завершен, и более того – иметь начало. Идеи всякий раз останавливаются у границ существования. Другое направление – от существования к идеям, охватывает виды, модусы (лат. modus – вид) существующего, и останавливается на понимании того, что нечто существует, а что это такое, неизвестно.

Это означает, что началом философии служит не разделение на идеи и существование и последующее рассмотрение отношения между ними, а открытие идей существования, когда идеи и существование берутся вместе. Это обстоятельство может служить аргументом против философии, поскольку в этом случае философия есть сфера родовидовых отношений, или порождения и подчинения.

Подобная парадоксальность показывает два вида всеобщего (сущности и существования) и подводит к следующему определению философии.

V. Всеобщее – это первоначальное во всех его смыслах2.

Здесь всеобщее имеет значение единого, лежащего в основе всего и охватывающее собой все – существующее и несуществующее. Единое – это первичное, существующее независимо от всего, в том числе времени и любых изменений, и определяющее все.

Положение (статус) универсального характера философских понятий показывает источник всех философских проблем, их решений и суждений о них. Вся история философии – это примеры нахождения и утверждения тех или иных видов всеобщих явлений, их первоначального значения, доказательств и опровержений достоверности принятия чего-либо за первоначальное и всеобщее. Характерным примером служит противоположность идеализма (греч. idea, eidos – идеальная форма, вид) «линии Платона» и гилеморфизма (греч. hyle – материал, материя и morphe – форма) «линии Аристотеля». В средневековой философии эта противоположность нашла развитие в другой противоположности – между реализмом и номинализмом, а в философии Нового времени – между рационализмом и эмпиризмом. Если Платон открыл, установил первичность сверхчувственных, чистых форм, идей, то Аристотель – единство форм вещей и их материала. То, что это противостояние не было чудачеством или лишь словесной перебранкой мужей-философов, доказывается его существованием, претендующим уже на статус «вечного», в современной мысли. К примеру, вопрос, существуют ли числа сами по себе, чистые формы, лишенные конкретного содержания (100, а чего?), имеет в современной математике, царице наук, утвердительное решение.

Следующее определение философии является продолжением и развитием предыдущего.

[7] Философия есть следование всеобщему (или: исследование всеобщего).

Древнегреческий философ Гераклит (около 540– 480 г. до н. э.) утверждал: «Надо следовать всеобщему»3. Как возможно указанное следование, и, следовательно, сама философия? Древние мыслители считали, подобное познается подобным, прежде всего посредством идея. Последнее закрепилось в языке суффиксом – ид, образованного от слова идее (от греч. eidos – вид, образ): антропоиды (человекоподобные), астероиды (имеющие вид звезды) и т.д. На современном языке сущность познания образует отношение тождества и различия. Это означает, что всеобщее познается во всеобщих формах, прежде всего – языке. Под всеобщностью языка понимается его тождественность с космосом, бытием, жизнью или каким-либо другим мировым началом. Такая тождественность отличает язык от другой всеобщности и другого «языка», связанных с искусственной универсальной применимостью знаков, которые стремятся заменить собою все вещи и, более того, – создавать новые вещи, новые реальности и новых людей, а также новые формы зависимостей. Такую всеобщность можно назвать «дурной», поскольку она опустошает естественное или неповторимое. Цветок можно заменить его описанием, пусть даже гениальным, поэтическим, и вызвать более утонченные переживания, чем простое его созерцание, однако цветок всегда будет сохранять свою естественную непонеповторимость и нерукотворность, тождественную с неделимой красотой всего мира. Здесь вполне уместен вопрос-проблема: Необходимо ли следовать языку, и если да, то какому? Сказанное имеет свое продолжение в следующем определении философии.

[8] Философия – это предельное внимание к языку (слову) и миру (жизни).

Как настаивает современный отечественный переводчик и философ Владимир Вениаминович Бибихин (1938–2004), «Философия – мысль, отпущенная до пределов внимательного понимания»4.

Служение философии всеобщему является своеобразным пробным камнем философии. Дело в том, что в современной мысли всеобщее, как и подавляющее множество других философских и научных понятий, рассматривается операционально (лат. operatio – действую), т. е. с точки зрения исследовательского действия, например теоретического конструирования, вычислений, эксперимента и т.д. Всеобщее, сложное или простое – это значения понятий, создаваемые или подтверждаемые действиями. Например, всеобщее (универ-сальное) – это нечто постоянное в некотором множестве действий (преобразований), а именно: понятия формальной логики как схемы внешних действий человека, физические постоянные, культурные универсалии, праязыки и т.д.

Процесс нахождения всеобщего в действиях является открытым, поскольку всегда есть стремление, к примеру, что-то сделать проще простого.

Вопрос о поисках чего-либо и о путях к нему предполагает решение вопроса о средствах. Например, сами по себе действия оказываются неопределенными и незавершенными, если не выражаются при помощи соответствующего им языка.

Корень вопроса о всеобщем заключается в средствах его достижения. Для философии характерны прежде всего созерцание (непосредственное видение, интуиция), рефлексия (мысль, обращенная на единство своего предмета и основания; мысль, возвращенная от предмета к себе в качестве ответа на запрос, сделанный предмету), общение (сообщение, коммуникация) – передача мыслителями своих идей, их доказательство или опровержение. Сразу же следует заметить, что созерцание (интуиция), рефлексия и коммуникация далеко не всегда считаются собственно философскими средствами, поскольку присущи другим видам интеллектуальной деятельности, или же, более того, как раз не присущи философии, когда, например, философия – не столько место общения по поводу истины, сколько бесконечные, пустые споры, дискуссии ради утверждения превосходства, в которых позиция противника либо замалчивается, либо искажается до неузнаваемости так, что складывается впечатление: философия – это диалог «глухих», буквально – абсурд (лат. ab surdum – от глухого, с глухим)5.

Язык философии – это её средоточие, сердце. Поэтому аргументом против философии служит именно утверждение бессмысленности слов (предложений), составляющих её здание (тело). Философские предложения ничего не означают, а являются скорее выражением эмоционального, сравнимого с поэтическим, чувства жизни. В самом деле, понятие ничто есть отражение чувства пустоты человеческого существования, переживания ничтожности, тоски, одиночества, тщетности всех усилий и т.д.6. На аргументы, подобные приведенному, можно ответить так: проблема философии, её природа, место (статус) среди других видов деятельности и способы существования заключаются в предельности философского мышления. Предельности, т.е. во внимании к границам человеческих способностей. Философия всегда находится (буквально: «и быть расположенной», и «быть достигнутой») на горизонте сознания, видимого и невидимого, непосредственного и опосредованного, поверхности и глубины, и т.д. Известное положение немецкого философа Эдмунда Гуссерля (1859–1938): «Между сознанием и реальностью поистине зияет пропасть смысла»7, – достаточно точно показывает место (топику) философских исследований. Конечно, можно возразить против данного утверждения требованием анализа употребленных в нем слов сознание и реальность, и, более того, доказать с точки зрения эмпирического (опытного) подхода, что эти слова суть фикции. Однако подобные возражения будут тем, что в логике называется соскальзываем в бесконечную неопределенность уточнения значения терминов. Другими словами, в таких случаях говорится одно и то же, то же самое (отсюда понятие тавтология), различие же заключается не в разделении утверждений на истинные/ложные, имеющие смысл / бессмысленные, а в подходах, которые предполагают свои критерии истины и смысла. Поэтому более жестким требованием к проверке философских предложений является логический, или структурный. Например, замена слов сознание на осознание, реальность на описание событий (явлений) приведет к их терминологическому тождеству (идентичности) именно в рамках структурного анализа. Тождество, с логической (аналитической) точки зрения, есть условие истинности как предметов познания, так и предложений о них (прежде всего, их предметов и предикатов, т.е. сказуемых предложений), а также условием сведения философских предложений к проверяемым наблюдениям, или, по крайней мере, условиям возможности такой проверки, наблюдаемости. Иногда, в таком случае, под философией понимается аналитика (логика) – познания, сознания, языка и т.д., которая приводит предложения или к утверждениям и отрицаниям, а также их непрямым формам, так называемым пропозициональным формам (лат. proposition – предложение, высказывание, выражение), например, психологическим установкам, верованиям, убеждениям, допущениям и т.д., или к абсурду.

Подавляющее число современных аргументов, направленных против философии вплоть до утверждения о смерти философии или же за ограничение её возможностей, основывается на отрицании связи философии с реальностью, действительностью, бытием, жизнью. Это означает отсутствие у философских высказываний и понятий реального содержания и собственного смысла. Кроме того, подобные аргументы выражают своеобразную направленность в развитии философии: современная философия, в отличие от древней или мистической, не имеет своим непосредственным источником природу, жизнь, кос- мос, действительность или же связана с ними через посредников – науку, религию, искусство, экономику, политику, технику. Такой подход к философии есть следствие все нарастающего активизма – явления, в котором исходной точкой рассмотрения мира и людей и оценки к ним служит активность, деятельность человека, мера изменения природы и человека в этом процессе. Человек – это активист, деятель. Принцип активизма есть выражение целой эпохи модерна, исторического движения к радикальному обновлению мира.

Принцип активизма предполагает в качестве своего другого (лат. alter ego) принцип конкуренции, ведущий, так или иначе, к принципу превосходства. Отчасти последнее провоцируется природой самой философии: философия – это дело предельного, превосходящего все другие, обобщения, возвышения ума. В данном месте важно следующее: иногда под философией понимается форма интеллектуального превосходства. Это – ложное понимание философии, делающее из неё прибежище невежества, лентяев (лат. asylum ignorantiae), внешнего подражания величию прошлого философии и примерам современного мышления, получение выгоды от такого подражания, например в виде утверждения «высоты» своего ума и положения за счет умения пользоваться трудами других, которые оцениваются подобными «философами» низко. Немецкий философ Макс Шелер (1874–1928), рассматривая явление конкуренции и связанную с ней мораль, назвал таких людей подло оценивающими8.

В защиту философии, а именно её самостоятельности, работает понимание того обстоятельства, что при несомненном росте преобразования человеком мира, недопустимо сводить мир и самого человека к познанному, представленному, преобразованному. Вопрос о влиянии самой философии на рост познания и преобразований здесь неуместен, поскольку в этом влиянии философия переходит в другие, несобственные формы, например, говорится о «превращении метафизики (философии) в физику», «философского учения о душе (антропологии) в психологию» и т.д. Философия – это осмысление мира, однако её источником всегда был переход между необработанным и обработанным, непознанным и познанным в самых разнообразных видах, общее же обозначается термином трансцендентное (лат. transcendere – переступать). Философия, кроме того, может продолжать питаться силой своих великих традиций, однако этот ещё более обострит вопрос об отношении философской традиции и современной философии. Например, немецкий философ Вильгельм Дильтей (1833–1911) пришел к выводу: в ходе развития естественных и гуманитарных наук у философии не осталось собственного предмета, кроме самой философии, т.е. философия есть осознание своей истории, самой себя, или философия философии.

Вопросы об отношении философии к росту знаний и преобразований, а также об отношении к собственной традиции сливаются в один: как работают традиционные философские понятия?

Здесь можно привести следующий аргумент, согласно которому универсалии (общие фило- софские понятия) – это иллюзии, и поэтому «первейший принцип философии состоит в том, что универсалии ничего не объясняют, они сами подлежат объяснению»9.

Представленная точка зрения является традиционной, но взята из книги современных французских философов (точнее: философа и психоаналитика) Жиля Делёза (1925–1995) и Феликса Гваттари (1930–1992), которые понимают под философией творчество, создание индивидуальных смыслов, единицей которых являются концепты. Весьма важно, что Делёз и Гваттари в своем исследовании опираются на классическую философию, прежде всего школу стоиков, однако для них следование традиции лишь путь, ведущий к его отрицанию – индивидуальному творчеству. Если философия – это открытие новых смыслов, то освоение традиции есть лишь его необходимое преддверие.

Отрицание необходимой связи с действительностью и традицией означает сведение её к своеобразному философскому солипсизму (лат. solus – один и ipse – сам по себе), признания и доказательства существующим лишь одного мыслящего индивида, и релятивизму (лат. relatio – отношение) – принципиальной относительности, условности философских утверждений, более всего сравнимой с интеллектуальной словесной забавой, «игрой в бисер». В самом деле, «сбрасывание» груза реальных дел и ответственности перед традицией делает интеллектуала свободным в своих размышлениях и обеспечивает ему удовлетворение жажды гениальности.

Двадцатый век показал, как было с особой силой отмечено в работах Эдмунда Гуссерля, Романо Гвардини (1885–1968), Никиты Николаевича Моисеева (1915— 2000) и др., что наука в радикальном влиянии на окружающий мир человека оставляет без ответа вопрос о смысле отношения человека с общим – самой жизнью. Кроме того, эта ситуация является постоянным источником кризиса основ самой науки. Решение этой ситуации заключается в возвращении исконного единства науки и философии, к единству человека и природы, другими словами, в восстановлении всеобщего как такового. История философии учит, что отрицание реальности всеобщего (его самостоятельного существования, объяснительной и доказательной силы) означает лишь отрицание одного его вида и утверждение другого. Весь вопрос в том, не означает ли это подмену истинной всеобщности ложной? Истинного слова лживым?

Всеобщее – это место приложения ума (разума) для достижения истины. Истина и ум совпадают, это одно и то же, при установлении того, что есть (устарелое лат. est – ina). Вопрос о том, что есть, представляется простым, поскольку всегда предполагает ясные и очевидные ответы. Однако очевидность и ясность – это характеристики ума, проделавшего труднейшую, невидимую, скажем так: вековую работу анализа. Очевидность и ясность – это признаки всеобщности ума, который исчерпал в этой работе содержание своего предмета до предела. Если не видеть этой работы, то сделанное умом представляется довольно скучным. Здесь можно привести для примера даоский текст Чжуанцзы (ок. 369–286 г. до н.э), в котором приводится рассказ мясника-повара о своем искусстве разделки туш на основе учения дао (китайское: путь):

«[Я, ваш] слуга, привержен пути более, чем [своему] мастерству! Когда [я, ваш] слуга, стал впервые разделывать быка, то видел лишь тушу, а через три года перестал замечать животное как единое целое. Теперь же я не смотрю [на него], а понимаю [его] разумом, не воспринимаю [его] органами чувств, а действую лишь разумом <…> Хороший повар режет, [а потому] меняет нож раз в год. Посредственный повар рубит, [а потому] меняет нож раз в месяц. Ножу [вашего] слуги ныне девятнадцать лет, [я] разделал им много тысяч бычьих туш, а лезвие у него словно только что заострено на точильном камне»10.

(Интересно, что подобное сравнение поварского искусства с «эйдетической», аналитической феноменологией приводит Платон в диалоге «Федр»11).

Эта притча – хороший пример умо-зрения, философии, имеющей силу в практических делах, более того, дающей преимущество в них. Это странное сочетание ума и зрения образует философию. Начало философии образует также другое единство: ума и слова. Здесь можно привести такое определение слова. Слово – это проявление, произнесение ума. Внимательное отношение древних к слову, столь серьёзное, что сопоставимо со сверхъестественным, объясняется представлением о тождестве ума и всего сущего, существования ума в каждой вещи. Понять вещь означало внимать ей. Вещи рассказывали о себе. Другими словами, для древних слово, ум, истина и бытие суть одно и то же. Начало философии связано с пониманием, что не всякое слово говорит о существующем: есть слова (греч. буквально: миф, рассказ), в которых смешивается сущее и несущее. Поэтому философия усилила изначальное тождество слова, ума и истины, т.е. выдвинула требование прозрачности языка. Само слово (логика) становились мерой существования. Доказательная сила ума стала тождественной прозрачности слов. Хотя в древней философии имела место страсть к разрешению загадок (например: что самое быстрое?), которая позднее была развита софистами в риторике в способность доказывать все что угодно, делать слабое сильным, а сильное слабым (это один из пунктов обвинения, предъявленного Сократу), а еще позднее логика все более становится средством математического вычисления (исчисления), принцип тождества истины и слова сохраняется в современной философии. Сам по себе спор о словах вызывает неприятие. О словах не спорят, если слова – не мнения, а проявления чего-то чрезмерно большего – жизни или бытия. Словам внимают или нет. Слова сохраняют самое важное для человека. На это указывает известное утверждение немецкого философа Мартина Хайдеггера (1889–1976):

«Язык есть дом бытия. В жилище языка обитает сам человек, мыслители и поэты – хранители этого жилища»12.

Очевидность и ясность ума, прозрачность языка достигается двумя путями: 1) интуицией, видением, созерцанием; 2) строгим и последовательным анализом. Эти пути ведут к следующим определениям философии.

[9] Философия – это идеи (греч. eidos – вид, образ).

По этимологическому определению, философия – это стремление к мудрости. Мудрость различается в двух видах: высшая, связанная с устройством мира, наличием в нем высшего существа, порядка (физического, социального, морального и т.д.), цели, смысла и т.д., и человеческая, которая отождествляется со здравым смыслом, общим (теоретическим) чувством (например, вкусом, уместностью поведения, гуманностью и т.д.).

Философия стремится соединить оба вида мудрости, т.е. её влечет мудрость вообще. В этом смысле философия- это область абсолютного (лат. ab solve – отрешенное, отвязанное, безусловное, освобожденное). Абсолютное – независимое от всякой физической, реальной зависимости, это – некий отрешенный от непосредственной, наличной действительности взгляд. Это сверхреальное в значении идеального предела, горизонта, в котором сходятся мудрость мироустройства и мудрость человека. Абсолютное, идеальное- то, что видится, но не физическим зрением, а умозрением, а именно в идеях, путь к которым всегда равен открытию.

[10] Философия – это строгая наука, аналитика, проясняющая и объясняющая всеобщую схему видов деятельности и их языки. Анализ – это своего рода разрешение (греч. analisis – разрешение) мышления и познания от внутренних трудностей, проблем и бремени методологических вопросов и формальных тонкостей, требующих внешнего – здесь: философского, метафизического – вмешательства. Особенностью философии является отнесение аргументов не только к предмету обсуждения, но и к самим основаниям размышления (исследования). Такое само- отнесение в логике называется рефлексией и служит началом критического ума. Философия, по своей природе, есть способность критического ума подвергать сомнению основания существования (так называемое доказательство права на существование), действия (право на действие), мышления (воля к мышлению), познания (воля к истине). Здесь необходимо различать догматизм, принимающего основание или волю без анализа, скептицизм, подвергающий разрушающей критике любое основание, и критицизм, применяющий сомнение для нахождения положительного основания, очевидного.

Итак, философия – это не красивый ярлык, «lable», а весьма трудная работа, положительный результат которой может быть только косвенным, только тогда, когда бывают востребованными философские идеи, прежде всего в образовании человека в самом широком смысле этого понятия.

Интерес людей обычно привлекает описание жизни, особенностей поведения и мнений философов. Такой вид истории философии называется доксографией (греч. doxa – мнение и grapho – пишу). Однако для настоящего понимания философии важнее анализ её исторического становления, в котором отбрасывается все случайное и сохраняется (в традиции) необходимое. Это относится как к самой истории философии, так к её анализу. Другими словами, история философии – это испытание философских идей и учений временем, которое оставляет самое существенное в философии – философию как таковую. По верному замечанию немецкого философа Георга Вильгельма Фридриха Гегеля (1770–1831):

«Мы в истории философии имеем дело с самой философией»13.

Время – безжалостный, жесткий судья, и то, что идеи древних и более поздних философов сохраняют свое значение и привлекают интерес до сих пор, служит доказательством их постоянной современности. Если для науки в целом её история представляет собой музей, сохранение того, что было исторической ступенью в познании, и от которой познание отказалось в пользу других, более совершенных форм, то история философии – это лаборатория, рабочее место, в котором осмысляется современность. Рост научного знания и перемены в обществе очевидны, однако в этих изменениях остается нечто постоянное, прежде всего мышление людей, которое следует назвать изначальным, и строго отличать его от рассудка, суть которого заключается внесения порядка, правил, однообразности в данное чувствами (sense data) и действиями. Здесь можно согласиться с утверждением французского антрополога Клода Леви-Стросса (р. 1908), что люди всегда мыслили одинаково хорошо, и мышление дикаря не отличается по своей логике от мышления современного ученого, и люди с изменением условий жизни не стали мыслить лучше.

Удивление перед самой способностью мыслить и открывшимся ей миром положило начало философии. Поразительным было и другое. Ум, мысль стали мерой существующего. Позднее это было названо философским преувеличением (точнее: гипостазированием – от греч. hypostasis – наделение существованием, предположение), наделением свойством существования форм-содержания мышления. Мысль определяла, что существует, а что нет, и, следовательно, проводила различие между истиной и ложью. Это послужило основой другой важнейшей черты философии, а именно, устанавливать истину посредством доказательства и опровержения. Испытаниями мысли и действительности стали обсуждения, которые обозначали их возможности и границы. История философии – это историческая работа мысли над собой. Поэтому верно утверждение русского философа Алексея Федоровича Лосева (1893–1988), история философии – это школа мысли. В этом смысле история философии есть своеобразная филиация (от лат. filius – сын) идей, их наследование, передача. Конечно, философия всегда испытывает внешние для нее влияния со стороны характера общественных отношений, политики, религии, науки, искусства, нравственности, обыденного сознания и т.д. Это обстоятельство особенно хорошо видно на судьбе отечественной философии, причем настолько, что вполне открытым является вопрос, была и есть ли в России своя собственная философия? Основным аргументом против утвердительного ответа служит доказательство того, что в России нет философских традиций (филиации идей), более того, традиций свободной мысли, которая всегда была и есть под влиянием власти, церкви или простого невежества, неуважения к уму («горе от ума»). Филиация идей заключается также в том, что философ тот, кто способен начать с самого начала, а именно мысли. Не чьей-либо мысли, а мысли самой по себе и следовать за ней. Это хорошо видно на примере одного из ключевых понятий современной философии – переживание, которое усиливает значение индивидуально-личного события.

Средоточием философии является её вопросы и их разрешения. Вопрос показывает горизонт мыслимого и немыслимого, возможного и невозможного, определенного и неопределенного, и т.д. Вопрос – это движение мысли к своему предмету, и создание его в этом движении. В этом смысле философию можно рассматривать в качестве набора вопросов, которые стоят перед ней. Структура данного Введения строится исходя из положения о философии как вопрошании.

Немецкий социолог Макс Вебер (1864–1920) зимой 1918 года прочитал доклад перед студентами Мюнхенского университета. Германия вступала в эпоху глубочайшего кризиса. Вебер поднимает перед студентами вопрос о призвании ученого. Дело не только в том, что в университетах стали появляться «вожди» от науки. Главное, что оптимизм, вызванный достижениями науки, «техникой овладения жизнью», замечает Вебер, сделал ученых безразличными к вопросам о ценностях и смысле жизни. Он приводит пример Льва Толстого, для которого поиски смысла жизни были мотивом творчества и поступков. Для Вебера молодым ученым необходимо обратить внимание на ложность жесткого противопоставления понятий факта и ценностей, прагматизма и философии культуры, и он призывает их к нравственной ответственности перед собой, «дать себе отчет в конечном смысле собственной деятельности»14.

Дело философов работать на грани разума и безумия, осмысленного и бессмысленного, но не только философов. Каждый человек так или иначе приходит к этим вопросам. Какую-то помощь им окажут философы, которые подчинили свою жизнь решению этих вопросов. Для студентов в процессе учебных занятий имеется возможность, которой может и не быть позднее, под руководством преподавателя, в диалоге с ним, понять, или скромнее – подойти, к пониманию философии. Вероятно, данное Введение будет способствовать этому.

1

Фуко, М. Герменевтика субъекта. Курс лекций в Коллеж де Франс, 1982. Выдержки / М. Фуко; пер. И. И. Звонаревой // Социо-логос. Вып. 1. – М.: Прогресс, 1991. – С. 284–311.

2

«Всякое всеобщее, каждый топос некогда были изначальными». – Ясперс, К. Всемирная история философии. Введение / К. Ясперс; пер. с нем. К. В. Лощевского. – СПб.: Наука, 2000. – С. 232. «Топосы» (от греч. topos – общее место) – общее в мышлении, языке, споре, обсуждении.

3

Цит. по: Бибихин, В. В. Язык философии / В. В. Бибихин. – М.: Изд. Группа «Прогресс», 1993. – С. 107. Ср. с переводом А. В. Лебедева: «должно следовать общему» // Фрагменты ранних греческих философов. Часть 1. От этических теокосмогоний до возникновения до возникновения атомистики. – М.: Наука, 1989. – С. 198.

4

Бибихин, В. В. Язык философии / В. В. Бибихин. – М.: Прогресс, 1993. – С.383.

5

Делёз, Ж. Что такое философия? / Ж. Делёз, Ф. Гваттари; пер. С. Н. Зенкина. – М.: Ин-т экспериментальной социологии; СПб.: Алетейя, 1998. – С. 15–16.

6

Карнап, Р. Преодоление метафизики логическим анализом языка / Р. Карнап; пер. А. В. Кезина.// Аналитическая философия: Становление и развитие (антология). – М.: Дом интеллектуальной книги, Прогресс-Традиция, 1998. – 69–89.

7

Гуссерль Э. Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии. Кн 1 // Гуссерль Э. Избранные работы. М.: Издательский дом «Территория будущего», 2005. – С. 264. Перевод с нем. А. В. Михайлова.

8

См. подробнее: Шелер, М. Ресентимент в структуре моралей / М. Шелер; пер. А. Н. Малинкина. – СПб.: Наука, Университетская книга, 1999. – 231 с.

9

Делёз, Ж. Что такое философия? / Ж. Делёз, Ф. Гваттари; пер. С. Н. Зенкина. – М.: Ин-т экспериментальной социологии; СПб.: Алетейя, 1998. – С. 16.

10

Чжуанцзы / Пер. Л. Поздеевой // Дао: гармония мира. – М.: ЗАО Изд-во ЭКСМО-Пресс; Харьков: Фолио, 1999. – С.166–167.

11

Платон. Федр 265е / пер. А. Н. Егунова // Платон. Собр. соч.: в 4 т. Т. 2. – М.: Мысль, 1993. – С. 176.

12

Хайдеггер, М. Письмо о гуманизме / М. Хайдеггер; пер. В. В. Бибихина // Время и бытие: ст. и выступ. – М.: Республика, 1993. – С. – 192.

13

Гегель, Г. В. Ф. Лекции по истории философии. Кн.1 / Г. В. Ф. Гегель. – СПб.: Наука, 1993. – С. 84.

14

Вебер, М. Наука как призвание и профессия / М. Вебер // Вебер М. Избранные произведения / М. Вебер; общ. ред. Ю. Н. Давыдова. – М.: Прогресс, 1990. – С. 730.

О природе философии

Подняться наверх