Читать книгу Холодные звезды (сборник) - Сергей Лукьяненко - Страница 31

Удар. Удар и свет. Я повалился, проехался лицом по липкой грязи, растянулся во весь рост. Еще пытаясь упасть навзничь, защитить прижатого к груди рептилоида.

Уже понимая, что со мной никого нет.

Миг, когда исчезла рука Данилова, так крепко вцепившегося в меня, когда улетучился прижатый к груди рептилоид, остался где-то за гранью памяти. Валяясь в холодной жиже, щурясь от ослепительного солнечного света, непроизвольным, эмбриональным движением подтягивая колени к животу, я готов был забиться в истерике. Нас разделили. С легкой непринужденностью опытного хирурга отсекли друг от друга.

В висках пульсировала боль. Голова казалась чугунной болванкой, только что прошедшей печь, прокатный стан и кузнечный пресс. Горло дергалось от рвотных позывов. Меня продернули сквозь пространство, и продернули явно далеко – воздух был другим, наполненным густыми неприятными запахами, и сила тяжести – земная, а то и побольше. Бившее в глаза сияние казалось ослепительным даже сквозь сомкнутые веки.

Прижимая мокрые, грязные ладони к вискам, я сел на корточки. Боль отпускала, но медленно, неохотно. По телу пробегала дрожь. Неужели это последствия перехода? Тогда я предпочитаю джамп… отныне и навсегда…

Красные круги перед глазами гасли. Я слегка приоткрыл веки. Мир вокруг казался полустертым, выцветшим, будто старая фотография. Но с каждым мгновением наполнялся красками – яркими, буйными, дикими.

Джунгли.

Я валялся на границе леса и болота, на узкой полосе влажной, поросшей высокой травой земли. Встающее из-за горизонта солнце – чувствовалось, что сейчас не вечер, а утро – светило поярче земного и с каким-то едва уловимым белесым оттенком. Слева тянулись сплошная, непролазная густо-зеленая стена, оранжево-желтые пятна цветов, белые плети воздушных корней. Справа раскинулась обманчиво затканная травой ровная буро-коричневая топь. Только пробитый невдалеке от берега травяной ковер, разорванный будто от падения чего-то тяжелого, выдавал болото. Я вздрогнул, пытаясь представить, уж не два ли человеческих тела упали в трясину.

Нет, вряд ли. Бурая жижа была ровной, не взбаламученной. Да и размеры прогалины слишком велики – туда мог целиком ухнуть челнок.

– Блин… – прошептал я, отползая от края трясины. Хоть в чем-то повезло. С детства не люблю топи – то ли какой-то фильм маленьким увидел и испугался, то ли, гуляя с дедом, угодил в трясину… вполне мог дед мне такое приключение устроить в педагогических целях. Психоанализом я себя не мучил, не знаю. Но болота не люблю.

Дальше от берега земля стала твердой, хотя и сохранила влажную мягкость. Я встал, брезгливо отер с лица грязь. Огляделся. Нет никого. Поблизости, во всяком случае. А местность колоритная. Болото – до горизонта, целый океан грязи. Вот джунгли, похоже, тянутся километров двадцать, дальше поднимаются горы – скалистые, голые, угрюмые.

– Дед! – крикнул я. – Саша! Данилов!

Крик завяз во влажном воздухе, затерялся.

– Маша!

В груди неприятно сдавило. Нет никого. Может быть, на всей этой планете. Если за нами наблюдали – а я в этом почти не сомневался, то могли и перебросить в разные миры. Зачем только? Поэкспериментировать? Понаблюдать за реакцией? Возможно, конечно. Только это эксперимент из разряда планет-космодромов… не верю я в такие сверхцивилизации.

Похлопав себя по карманам, я убедился, что банки с едой не пропали. Больше ничего у меня и не было. Нет, правда, что же творится? Неужели все-таки эксперимент на выживание?

Срывая пучки высокой травы, я стал вытирать с себя грязь. Трава самая обычная. Конечно, я не ботаник, но на непредвзятый взгляд – флора здесь земная. Можно надеяться, что и динозавры по джунглям не бегают.

Головная боль помаленьку проходила, успокаивалась. Успокаивался и я. И наконец заметил то, на что стоило обратить внимание сразу.

Под моими ногами была такая же площадка, Врата, что и на бродячей планете.

Странное ощущение. Я не мог внятно объяснить, чем отличалось это место. Даже мысленно, для себя самого, не находил слов. Просто чувствовал этот густо заросший пятачок, как стрелка компаса – кусок железа.

А еще знал, что ворота закрыты. Можно истоптать всю траву, прыгать, бегать, кататься по земле – ничего не произойдет.

Если такова транспортная сеть в мирах Тени – то можно им поаплодировать. Не унылые «телефонные кабинки» геометров, а что-то сотканное из окружающей реальности, из камней, травы, грязи. Да к тому же еще и оставляющее в сознании след, маяк.

– И чего вы добились? – прошептал я, озираясь.

Хотелось верить, что и впрямь кто-то и чего-то добивался. Что от моих поступков и слов сейчас что-то зависит.

Сделав несколько шагов, я вышел в центр Врат. Постоял, ожидая.

Да хоть бы я в землю врос – ничего не происходило. Но я, наверное, долго бы тут простоял, ожидая неведомо чего.

Вот только у самой кромки леса высокая трава зашевелилась без всякого ветра.

Что я там думал насчет флоры и фауны? Через мгновение я уже лежал, вглядываясь в зеленое мельтешение стеблей. Инопланетная органика несъедобна, как я в свое время объяснял маленькому соседу. Вот только знает ли об этом каждый местный хищник?

Трава успокоилась. И воображение послушно нарисовало мне затаившегося перед прыжком саблезубого тигра. Это оно еще по-доброму, в Галактике достаточно гадости, при виде которой тигру в объятия бросишься.

Убегать было глупо, да и опасно. Приближаться, впрочем, тоже. Но не стоять же столбом, не зарываться в землю?

Я приподнялся на корточках, выпрямился в полный рост – некоторых хищников может отпугнуть более высокий противник – и двинулся вперед. Медленно, но по возможности уверенным шагом.

Вдруг отпугну…

А потом я увидел, к кому подкрадываюсь.

В примятой траве, раскинув руки и глядя в небо, лежал молодой парень. Чуть моложе меня, лет двадцати двух, наверное. Пепельноволосый, с темной, медного оттенка кожей. Одетый в зеленую, сливающуюся с травой куртку, такого же цвета брюки, тяжелые, со стертыми подошвами ботинки. На одежде виднелись следы подсохшей грязи, словно парень побывал в болоте. Он медленно перевел взгляд на меня – с легким проблеском интереса в раскосых карих глазах. И снова уставился в небо.

Я был так растерян, что задрал голову.

Ничего. Только одинокое облако.

– Что с тобой? – переходя от растерянности на «ты», спросил я. Запоздало понял, что он меня не поймет.

И еще более запоздало – что я говорю не по-русски, не по-английски и даже не на языке геометров.

– Лежу, – негромко ответил парень.

Вот так контакт!

Я сел на корточки, не отрывая взгляда от незнакомца. В голове вертелась какая-то глупость, и я, конечно же, дал ей ход.

– Давно?

– С утра.

Самым странным, разумеется, было то, что я его понимал. На мгновение закралась мысль, что и здесь поработал Карел.

Впрочем, к чему умножать сущности? За моей спиной – Врата, перенесшие меня из мира в мир, да еще и научившие находить себя. Одним вмешательством в психику больше, одним меньше.

Сейчас я, как никогда, нуждался в совете. Но куалькуа, единственный, с кем можно было поговорить, молчал.

Парень приподнялся на локтях, оглядел меня внимательнее.

– Как тебя зовут?

– Петр.

– Я не знаю тебя.

Сказано было без особого интереса, без подозрительности. Просто информация. Словно он обязан меня знать и незнакомое лицо его смущает, но не сильно, слегка…

– Я здесь впервые.

– Понятно… – Он вновь откинулся в траву. Поколебавшись, я последовал его примеру. В голове крутилась сотня вопросов, которые надо задать в первую очередь. Вот только расспрашивать – это вовсе не значит получить информацию. Очень часто – наоборот, давать ее.

– Тебе здесь нравится?

Вот теперь в его голосе было любопытство.

– Еще не знаю, – осторожно ответил я.

– А мне нравится. Снег.

– Что?

Единственная зависшая в небе тучка никак не походила на снежную.

– Меня так зовут. Снег. Дурацкое имя?

– Да нет, почему…

– Родителей, дающих детям имена нарицательные, следует наказывать за хулиганство, – с отвращением сказал парень. – Они говорят, что, когда я родился, всю землю покрыл первый снег. И это было очень красиво.

Помолчав, он задумчиво добавил:

– Хорошо, что в тот день не прорвало канализацию…

Я засмеялся. Не оттого, что острота, явно повторенная в тысячный раз, была столь удачна. Меня отпускало напряжение.

Жители Тени оказались куда ближе к землянам, чем геометры.

– А твое имя что-нибудь значит?

– Нет.

– Счастливчик. У тебя есть что-нибудь пожрать?

– Да.

Парень с неожиданной энергией вскочил.

– Что же ты молчал? Доставай!

Я вытащил из карманов банки. Мне есть не хотелось, тем более пищу геометров. Но энтузиазм, с которым Снег накинулся на еду, вызывал подозрения.

– А что, здесь нет ничего съедобного?

– В джунглях? – Парень покосился на пышную зелень. – Есть. Только все заражено. Хочешь умереть – валяй… Слушай, что за гадость ты мне подсунул?

– Универсальный рацион, – мрачно сказал я. – Все необходимое: белки, жиры, углеводы, микроэлементы. Плюс вода. Плюс целлюлоза, чтобы создать в желудке объем.

– Ясно. Для вкуса места не осталось. – Несмотря на критику, парень ел с завидным аппетитом, выскребывая банку пальцами. – Все равно спасибо. Ты предусмотрительный, как погляжу.

Он похлопал меня по плечу:

– Далеко пойдешь! Если только в болотах не сгинешь.

Снег казался такой полной противоположностью геометрам, какую только можно было представить. То ленивый, то деятельно энергичный – едва речь зашла о еде. Сытно отдувающийся, выпаливающий несмешные остроты, не отягощенный, похоже, никакими высокими целями. Готовый обнять в приливе эмоций. Я смотрел на него, и ощущение, что мне морочат голову, крепло с каждой минутой.

Неужели и впрямь меня изучают? А где-то, за сотни километров, а то и сотни световых лет, точно так же таращатся на говорливых и добродушных незнакомцев Данилов, Маша, Карел?

– Прогалину видишь? – спросил Снег. И, уточняя свои слова, запустил в болото пустой банкой.

– Вижу.

– Я там упал. Ночью. Еле выбрался. На голом энтузиазме выбрался. Вот уж о чем всю жизнь мечтал – грязью захлебнуться…

Мы переглянулись. Наверное, в моем взгляде читалось непонимание.

– Сбили меня, Петр. Сели на хвост трое зеленых. Одного я снял, красиво снял… а дружки его меня достали. Кое-как через линию фронта перевалил.

Он звонко, по-детски, рассмеялся:

– А ты что, думал, я тут живу? Облачками любуюсь?

Каким-то другим взглядом я окинул его одежду. Ну да. Маскировочный комбинезон. Конечно же.

– Теперь и не знаю… успели на базе взять сигнал или нет… До полудня подожду, если помощь не придет – значит через джунгли, пешком.

Я ничего не понимал.

Сбили?

Зеленые?

Линия фронта?

Нет, надеяться на то, что войны прекращаются с развитием цивилизации, – наивно. Были такие иллюзии на Земле. Придумывали мы всякие Великие Кольца и Содружества Разумных Миров. Надеялись, что атомная бомба нас отучит воевать, что после появления ракет пехота не понадобится. Ерундой все это оказалось. Алари способны планеты в пыль дробить, а половина экипажей в кораблях – десантники. Даэнло… вообще никто не знает, где пределы их разрушительной силы. Лениво им воевать, вот и воспитали из маленьких алари пушечное мясо. Да и мы, на Земле, даром что окружены чужими мирами, даром что замыкаем иерархию разумных рас. Ничему нас это не научило. На Кавказе уже три десятилетия резня длится, Великобритания вот-вот развалится на графства, США только и знают, что гонять войска по всему миру, защищать свои необъятные интересы.

Но здесь!

Прилететь к центру Галактики и услышать набившие оскомину слова о линии фронта и военных базах!

Увидеть планету, изъеденную гиперпереходами, как хороший сыр дырами, шагнуть во Врата – и наткнуться на свежесбитого пилота! Какие, к чертовой матери, воздушные дуэли при такой технологии! Или, как у нас, на Земле, за пазухой оружие покрепче, а отношения выяснять на кулачках?

– Что ты так смотришь? – полюбопытствовал Снег.

– База далеко? – спросил я наобум.

– Недели две добираться.

– И… это реально?

– Нет, конечно. А что предложишь делать?

У меня было огромное искушение указать себе за спину, на Врата. Для меня они не заработали. Но ведь местные жители должны уметь управлять своим транспортом?

– Да не робей ты. – Парень истолковал мое молчание превратно. – Найдут нас. Лучше скажи, ты чем намерен заняться?

Я пожал плечами.

– Летать любишь?

– Смотря на чем.

– На чем – найдется. Важен принцип.

– Люблю.

Снег кивнул:

– Это хорошо. Я тебя возьму в свою группу.

Словно сочтя разговор законченным, Снег хорошенько обтер руки о траву, встал, побрел к берегу. Это что, все формальности? Будешь воевать в моей группе… никаких расспросов, никаких документов.

Я глядел ему в спину, и меня одолевало искушение прекратить комедию. Потребовать объяснений. Сказать, кто я и откуда, сообщить, что я понимаю – все происходящее лишь эксперимент…

Но тот единственный из тысячи шанс, что я и впрямь угодил в район местной военной заварушки, удерживал меня от поспешности.

– Повезло, – сказал Снег. Повернулся, махнул рукой: – Эй, Петр, а нам повезло!

Я подошел к нему. Всмотрелся.

Над поверхностью болота что-то двигалось. Что-то, напоминающее скорее утлый челн, чем машину. Никаких видимых приспособлений, никаких двигателей. Просто парящая над грязью лодка.

На носу этого бесхитростного транспортного средства стоял человек. В таком же обмундировании, как у Снега. Если он и управлял движением, то ему для этого не требовалось никаких пультов.

– Сейчас начнется разбор полетов. – Снег нарочито громко зевнул. И все же какое-то напряжение в голосе не позволяло поверить в его равнодушие.

У самого берега челн остановился, по-прежнему паря над землей. Мужчина в форме спрыгнул, подошел к нам. Я удостоился лишь беглого взгляда.

– Жив.

– Жив, – подтвердил Снег.

– Зря.

В голосе военного было презрение. Чем-то он напоминал Данилова, и внешне – такой же крупный, коротко стриженный, с излишне правильными чертами лица, – и по поведению. Самоуверенный, властный… как полковник до всех наших передряг.

– Ты кто такой?

Это уже был вопрос ко мне.

– Петр. Я здесь недавно.

– Вижу, что недавно…

Мужчина бросил взгляд в сторону – и я вдруг понял, что он прекрасно видит Врата. И никаких объяснений, кажется, ему не нужно.

– Садись в лодку.

Я повиновался. Вблизи аппарат казался склеенным из бумаги. Впрочем, мой вес он выдержал, даже не дрогнув. Никаких приборов или двигателей и впрямь не наблюдалось, сидений тоже. Я встал на «корме», наблюдая за происходящим.

Снег держал ответ.

– Ты вышел из зоны патрулирования, – брезгливо выговаривал ему прибывший. – Понимаешь? Ты бросил конвой. Потерял машину.

– Я сбил одного, капитан.

– Это не оправдание! Если бы после этого вернулся невредимый…

Развернувшись, мужчина двинулся к лодке. Снег остался стоять.

– Бросить его здесь, паршивца, чтобы пешком добирался… – мечтательно сказал капитан. – А? Что скажешь?

– Мне кажется, не стоит, – быстро ответил я.

Капитан покосился на Снега через плечо:

– А ты как считаешь?

– Попробуйте, – с непонятной угрозой предложил Снег. – Вы имеете такое право…

Мгновение военный колебался. Все эмоции на его лице читались отчетливо, и я уж было поверил, что моему сотрапезнику придется идти через джунгли.

– Быстро в лодку! Твое счастье, что тревогу отменили…

Снег явно расслабился. Повторять не пришлось. Едва мы все трое оказались в хрупком челне, как тот пришел в движение. Не в глубь болот, а вдоль берега. Ускорение ощущалось отчетливо, но движение воздуха вокруг почти не замечалось. Наверное, лодка генерировала силовое поле, прикрывающее от ветра.

– Ты вроде поответственнее… – сказал капитан. – Петр, значит?

– Да. – Я предоставил ему самому решать, на какой вопрос отвечаю.

– Я знал одного Петра. Или его не так звали… – Капитан задумался. – Альбинос, высокий, глаза красные… жутковатая у него была внешность, но пилот… Есть у тебя такие родственники?

– Нет.

Капитан кивнул. Покосился на берег – лодка немедленно вильнула, прижимаясь к кромке джунглей. Здесь деревья росли у самого болота, обильно торчали белесые корни, что-то крошечное, живое сновало между ними.

– Расплодились гады, их-то отрава не берет, – заметил капитан. – Эй, Петр, а ты не из болтливых…

Я пожал плечами. На пару дней я готов был стать немым – лишь бы меня ни в чем не заподозрили.

– Говорит, летать любит, – вступил в разговор Снег. – Капитан, я возьму над ним шефство.

– Ты парня не порть, – обрезал капитан. – Мне одного лихача вполне хватает.

Странные у них были отношения. Вроде бы выходило, что Снег младше по званию и вообще человек подчиненный.

И в то же время ни малейшей субординации не наблюдалось.

– А на чем летал?

На ложь я не решился.

– На «сушках». И на «Спирали».

Капитан поморщился:

– Не знаю таких… У нас «Дельты», переучишься.

Вот еще что было странным – никто не интересовался моим желанием сесть за штурвал и броситься в бой. И не потому, что я перешел на подневольное положение… скорее у них и сомнения не возникало по поводу моих желаний.

Лодка вдруг вылетела на почти чистую воду. Тина, грязь, влажный травяной ковер остались позади, а перед нами – маленький заливчик, в который впадало устье реки. Петляющая голубая змейка тянулась через джунгли – явно куда-то в горы.

– Капитан, остановите, мы вымоемся, – предложил Снег.

– Обойдетесь… ты уж точно обойдешься.

Лодка рванула вверх по реке. Скорость явно переваливала за сотню – берега так и мелькали. Даже приглушенный полем ветер начал резать глаза.

– За два часа доберемся, – сказал капитан. – Можете расслабиться.

Снег, и без того развалившийся на дне лодки, кивнул мне – садись. Я присел.

– А ты молодец, парень, – бросил капитан, не оборачиваясь. – Вопросы-то в голове так и вертятся. Верно?

– Да, – признался я.

– Куда идешь – догадывался?

– Нет.

– Как всегда.

Он посмотрел на меня – и улыбнулся.

– Галис. Так меня зовут. Капитан Галис, временный командующий тринадцатой базы.

Это явно был формальный ритуал знакомства.

– Петр. Так меня зовут. Бывший пилот.

– Атмосфера, пространство?

– Вначале – атмосфера. Потом пространство.

Галис выглядел все более и более довольным.

– Почему бывший? Ты пойми, я не зря любопытствую…

– Полагаю, меня уже разжаловали.

– За что?

– За неподчинение приказам.

Снег радостно засмеялся.

– В чем заключалось твое неподчинение?

Самый натуральный допрос. Я попытался сформулировать ответ как можно более расплывчато.

– Мне пришлось нарушить приказ и выполнить полет, поскольку я считал это необходимым и полезным.

– А как оказалось на самом деле? Кто был прав?

– Не знаю.

Капитан покачал головой:

– Да. Вот уж действительно говорят – Врата сводят редко, да метко.

Снег похлопал меня по плечу. Доверительно сообщил:

– Нет, это и впрямь судьба, будем в одной команде…

Галис присел перед нами на корточки. Вздохнул:

– Надеюсь, ты хоть не дезертировал?

– Это не я буду решать. А что, имеет какое-то значение? – с вызовом поинтересовался я.

– Да нет. Никакого. Теперь ты у нас… – Галис поморщился, и воздух между нами замерцал, соткался в изображение. Глобус, чуть просвечивающий, будто из мутного стекла. – Это наш мир.

Я понял. Я не удивился. Ни тому, как он управлял изображением, ни ландшафту планеты – россыпи крошечных островков, несколько маленьких материков, а между ними залитые бурым впадины. Место морей и океанов в этом мире занимали болота.

Мой взгляд приковало другое. Голубые искорки, точки, испещряющие континенты и острова. Врата. Такая же густая сеть, как на планете без солнца.

Зачем в таком мире иной транспорт?

– Наша территория, – сказал Галис. Полглобуса залило оранжевым цветом. – Мы находимся здесь…

Он, не примериваясь, ткнул в глобус, отмечая место на самой границе оранжевой зоны.

– Противник занимает чуть большую территорию.

Остальная часть глобуса окрасилась зеленым.

– Вот и весь расклад, Петр. Семнадцать наших баз контролируют линию фронта. Примерно такое же количество баз врага противостоит…

– Галис!

Он недоумевающе поднял взгляд.

– Я здесь всего пару часов. Можно кое-что спросить? Кто ваш противник?

– Зеленые.

Странное дело – я почувствовал, что это единственно верный термин. Двусмысленный и верный. В нем была и внешняя характеристика, и намек на отношение к экологии.

– Смотри.

Глобус исчез, уступил место объемному изображению человека. Зеленокожего человека.

– Сотни лет назад они основали свое движение по возвращению планет к первозданному состоянию. Наш мир – одна из главных точек противостояния. Ты хочешь сказать, что не слышал о них?

– Слышал… я не предполагал таких масштабов.

Лодку тряхнуло. Она вылетела на отмель и понеслась по берегу. Джунгли редели.

– А никаких особых масштабов и нет. Они планомерно приводят экологию к первобытному состоянию. На их территории уже не осталось преобразованной флоры и фауны. Если нам не удастся их сдержать, то же самое произойдет и с нашей частью планеты. Человеческому существу там выжить не удастся.

– Разве они не люди?

Похоже, я увлекся. Во взгляде Галиса мелькнуло изумление.

– Они преобразуют себя. Для них эндемичная среда вполне комфортна.

– Слушай, Петр, ты совсем ничего не слышал о нашем мире? – спросил Снег.

– Ничего.

Капитан и Снег обменялись недоумевающими взглядами.

– Ошибок не бывает, – сказал как отрубил Галис. – В конце концов, Снег, это не наше дело.

Снег кивнул. Помялся и спросил:

– Как называется твой мир?

– Земля.

– Понимаю, что Земля. А внешнее название?

Думать. И думать быстрее. Цивилизация Тени, похоже, неоднородна. Меня считают пришельцем с другой планеты – и почему-то пришельцем абсолютно лояльным. Но если я не смогу толком объяснить, откуда взялся…

Я вспомнил внутреннюю классификацию Конклава. По ней Земля носила номер сто восемьдесят девять. Почему именно такой, количество разумных рас все же было ощутимо меньше, не знаю. Но это был достаточно искренний и в то же время путающий ответ:

– Сто восемьдесят девять.

Галис нахмурился:

– Кто вас так называет?

– Жители других планет.

– Пожалуй, мне это ничего не говорит, – признал Галис. – Я не слышал о твоей планете. Сам я родился здесь. На своей Земле.

– Язык у вас какой? – спросил Снег. – Ты говоришь с нами на своем наречии?

– Нет. Я его выучил, оказавшись здесь.

– Ну, я почувствовал. У тебя слишком правильные интонации. Можешь что-нибудь сказать на своем?

Вот так просьба. Сейчас мне казалось, что я и думаю на их языке. Русский, английский, язык геометров – все они будто ушли куда-то, забылись…

Прикрыв глаза, я попытался представить, что передо мной – Данилов. Или дед.

– Попробую, – сказал я. – Сейчас…

Собственные слова показались мне чужими. Я заговорил на русском.

Снег издал тихое ворчание. Оно явно было речью, той, которой я только что свободно владел.

Ой…

Кажется, мне обеспечен приступ головной боли.

Как сквозь вату до меня донеслись слова Галиса:

– Я тоже не слышал такого языка. Ладно. Это не важно, Снег! К тебе же не приставали с расспросами.

Открыв глаза, я уставился на них. Наваждение рассеялось. Речь снова была понятной. Только в висках тупо ныло.

– Не бери в голову, Петр, – сказал Снег. – Ну, не слыхали мы о твоем мире.

Кажется, они боялись, что обидели меня.

– Про его планету, – мягко сказал Галис, – я тоже почти ничего не слышал. Знал, что есть такие Радужные Мосты, и все. А послушал бы ты их диалект…

– Но-но, капитан! – Снег вскинул голову. – Здесь наши мнения прямо противоположны!

– Существует много миров, которые ничем себя не зарекомендовали… я имею в виду для нашей Земли…

Прекрасно.

Ребус складывался на глазах. Тень – конгломерат цивилизаций. Врата – транспортное средство исключительно для межпланетного сообщения. Обучение местному языку проводится ими же, это достаточно удобное и напрашивающееся решение. Меня приняли за волонтера, решившего помочь им… или просто поискать приключения.

Так?

Наверное. Вот только что-то продолжало меня цеплять. Оставалась нескладность.

– Петр, смотри…

Джунгли кончились. Потянулись поля – ухоженные, засеянные каким-то злаком. А вдали, за зеленым ковром, высились строения.

– Наша база.

Он мог бы и не говорить. Что-то общее есть во всех военных городках, в любом мире и у любой расы. Даже казармы солдат-хиксоидов на космодроме несли отпечаток военной структуры.

– Дальше, у подножия, город, – сообщил Снег. Ухмыльнулся. – Очень приятный городок. Понравится.

– В ближайший месяц тебе будет не до развлечений, – пообещал капитан.

Я не слушал их перепалку, больше похожую на ссору двух продавцов на базаре, чем на разговор подчиненного с командиром. Я пялился на базу.

Когда-то, давным-давно, еще в училище, я мечтал быть военным летчиком. Не космонавтом, не пилотом пассажирских самолетов – а именно военным. Причем – чтобы жить в крошечном гарнизоне у черта на рогах, где-нибудь на китайской границе – тогда все боялись, что Китай продолжит свою экспансию, или на западной… хотя бы гонять на старом «МиГе» юркие самолетики украинских наркобаронов. В общем – нормальный кровожадный юношеский романтизм, да еще и подстегнутый дедом.

Потом это прошло, конечно. Да и завоевывать Россию дальше вроде бы никто не собирался, это уже никому не было нужно. А все равно иногда возникало дурацкое чувство – будто предал детскую мечту. И хоть сто раз повтори себе, что в космосе я куда больше пользы принесу и стране, и всему человечеству, приближу это самое гипотетическое светлое будущее, все равно – осадок оставался.

Теперь я видел перед собой насмешливую пародию на юношеские мечты. Ряды длинных ангаров, короткие взлетные полосы, невысокие домики, в которых явно выделялись жилые и служебные помещения, башенки радаров, решетчатую ограду. Все было сделано из того же похожего на бумагу материала, что и наша лодка. Значит – обманчиво хрупкое на вид, но чертовски прочное… да еще и напичканное внутри техникой.

Вот как осуществляются желания. Хотел служить в гарнизоне на границе – получай. Правда, на другой планете. Зато можно вдоволь противостоять безумным экологам за компанию с не менее безумными пилотами.

– Чему улыбаешься? – поинтересовался Снег. Мы неслись прямо на ограду. То ли лодка могла перемахнуть двухметровый забор, то ли перед ней откроется проход.

– Напоминает… одно знакомое место.

Удовлетворенный ответом, Снег кивнул.

Перед лодкой открылся проход. Секции забора словно сокращались, втягивались друг в друга. Наверное, лодка не могла высоко подниматься над землей. Вылетев на середину базы, она остановилась, медленно опустилась. Вокруг никого не было видно.

– Снег… устрой парня. – Галис первым шагнул на каменные плиты, выстилающие что-то похожее на плац.

– Да уж можешь не объяснять, разберусь.

Капитан никак не отреагировал на подобный ответ. Кивнул мне:

– Петр, если хочешь поговорить – заходи. Буду рад.

Я смотрел, как он удаляется твердой, уверенной походкой, широко расправив плечи, всем видом воплощая представления о командире.

– Странная у вас субординация, – сказал я Снегу. – Ты с ним разве что не подрался.

Снег хмыкнул:

– Сейчас можно. Тревоги нет.

– А если бы была?

Лицо пилота на миг утратило расслабленное выражение.

– Тогда – заряд в лоб. Немедленно. Ты что, Петр! И не вздумай себя так вести, если база будет на военном положении!

– Спасибо, – поблагодарил я. Особого впечатления предостережение не произвело. Дисциплиной тут и не пахло, а уж более того – трибуналами и военно-полевыми судами. – Предупредишь, когда это случится.

Снег хихикнул:

– Ты и сам заметишь. Идем…

Безлюдность базы по-прежнему смущала меня. Мы прошли к приземистому двухэтажному зданию, вошли внутрь. Я с жадным любопытством вглядывался в обстановку. У геометров, по сути, удовольствия от изучения чужого быта я был лишен – с отключенной памятью мне не с чем было сравнивать их мир.

Впрочем, и здесь трудно чем-то заинтересоваться. Слишком уж все земное. Более того – образца начала двадцать первого века. Помесь военного городка с уютным отелем.

Сразу за входом – проходная. Наличествовала низкая стойка, за которой, по идее, положено находиться часовому. Над стойкой к тому же был включен какой-то энергетический барьер – угадывалось в воздухе слабое мерцание. Но вход никто не охранял.

– Только по тревоге, – заметив мой взгляд, сообщил Снег. – Все строгости – лишь в случае военных действий. У вас не так?

– Не так.

– Это ничего. Привыкнешь быстро…

Привыкать я не собирался, но говорить об этом, конечно, не стал.

– Идем.

Мимо холла, вполне сгодившегося бы гостинице без особых претензий – кожаные кресла, столики, огромный экран на стене, – мы прошли к лестнице. Интересно, почему все расы в Галактике так цепляются за экраны – ведь технология, позволяющая проецировать качественное изображение прямо на воздух, очень проста? Даже на Земле ее разработали без всякой помощи Чужих. Я старательно цеплялся взглядом за стены, пытаясь отыскать какие-нибудь картины. Чужая культура – самый верный путь к пониманию.

Одну картину я заметил. Море – или все же болото? – в лунном свете, серебристая дорожка на воде, парящая птица. Такие произведения искусства я тоннами возил для хиксоидов. Блин. Какая близкая культура!

С каждым шагом мне делалось все более не по себе. И не потому, что обстановка была чужой, а прямо наоборот. Ничего необычного. Разве что силовой барьер перед пустующим постом… впрочем, после парализаторов, сработанных умельцами ФСБ, такой барьер меня бы и в Звездном не удивил.

Близость культур?

Полноте.

У геометров и то быт куда необычнее. А ведь Тень – это цивилизация, стянувшая сетью гиперпространственных ворот сотни планет. Цивилизация, мимоходом обратившая в бегство маленьких, но таких кусачих геометров. Будь между ними и геометрами серьезный конфликт, меня бы не приняли так легко и беззаботно…

И вот я на их планете. В мире, где склеенные из бумаги лодки носятся со скоростью гоночного автомобиля. На планете, где половина населения модифицирует природу под себя, а вторая половина модифицирует себя под природу. Здесь появление чужака не вызывает даже лишнего любопытства, а этот самый чужак успевает выучить местный язык, сам того не заметив.

И ничего, совершенно ничего не режет глаз. Стены, окна, двери. Двери, кстати, на петлях, и петли поскрипывают…

На втором этаже был еще один холл. Такой же казенный уют кресел и столиков, неработающий экран. Я остановился, ожидая.

– Тебе вроде все знакомо? – спросил Снег.

– Да. Почти все. Как-то… я и не надеялся на это.

– Тоже не люблю перемен, – согласился летчик.

Кажется, мы говорили, не понимая друг друга. Что-то в их жизни делало мое появление не просто обыденным, а словно бы и запланированным. И то, что я буду воевать на их стороне и что смогу разобраться в чужой технике, – все словно бы подразумевалось.

– Я тебя устрою в комнате Лайда, – сказал Снег.

– А он против не будет?

– Уже нет. Его сбили на вражеской территории два дня назад. Со спутников зафиксировали огонь… сожгли вместе с машиной, он и выбраться не успел. После такого, знаешь ли, не возвращаются.

Говорил Снег обыденно-скучным тоном. Подумаешь, сбили и сожгли заживо.

Я уставился на него в робкой надежде, что это просто черный юмор. Да нет, таким не шутят. Снег был вполне серьезен.

– Если накроют на чужой территории – лучше покончи с собой, – посоветовал он. – Пленных зеленые все равно не берут.

– А вы?

– Мы – берем. – Снег улыбнулся. Вот только улыбка была нехорошая. – Сходим попозже. В тюрьме сейчас сидит одна жаба. Полюбуешься… врага надо знать в лицо.

Словно два разных человека. Первый пререкается с командиром и ведет себя будто хулиганистый бойскаут на военной игре. Второй – холодно кровожаден.

– Давай заходи.

Дверь в комнату, где раньше обитал неведомый мне Лайд, была полуоткрыта. Никаких геометровских церемоний с чужим помещением. Снег вошел первым и по-хозяйски огляделся.

– Ну, вещички его можешь выкинуть. Или оставить, что понравится.

Я молча смотрел на предназначенное мне жилище. Ну и бардак. Опять же – ничего необычного в обстановке, стены – нейтрального бледно-серого цвета, безликие плафоны на потолке, деревянные шкафы, два кресла, широченная кровать – почему-то наводящая на мысль о шампанском, девушках и дешевых немецких порнофильмах. Может быть, из-за фотографий на стенах – полуодетые красотки, преимущественно рыжие. Среди них затесался и один мужчина – в белоснежном костюме, не скрывавшем его могучей мускулатуры.

– Это Лайд… вот именно такой он и был, – с усмешкой сказал Снег. – Я ему всегда говорил – довыпендриваешься.

Подойдя к стене, он стал небрежно отдирать фотографии.

– А его друзья не будут против? – спросил я, по-прежнему чувствуя неловкость.

– У него, кроме меня, и друзей-то не было, – сообщил Снег.

Все желание развивать эту тему исчезло. Да, если таков лучший друг Лайда – можно ему только посочувствовать. Снег с улыбкой поинтересовался:

– Помочь чем-нибудь?

– Спасибо. Я разберусь.

– Ну тогда располагайся. Чистое белье должно в шкафу быть. Может, из одежды что-то найдешь, у вас вроде бы фигуры схожие. Ну, если что, подгонишь, в конце концов…

Кажется, он предлагал это всерьез. Неужели здесь военные, как в захудалом российском гарнизоне, не обеспечены обмундированием?

– Зайду через часик. Сходим пообедаем.

– Хорошо.

Снег вышел. Я постоял, глядя в закрывшуюся дверь, потом сказал вполголоса:

– Можно считать себя утвержденным в должности.

Интересно, а на чем они воюют? «Дельты»? Это самолеты, вертолеты, космические корабли, экранопланы? Бумажные летающие тарелки?

Да что со мной? Какая мне разница? Я что, собираюсь воевать с маленькими зелеными человечками, одержимыми идеей слияния с природой?

Помотав головой, я сбросил наваждение. Прошелся по комнате. Заглянул в окно с живописным видом на бараки, взлетные полосы и плац. Лодки, на которой мы прибыли, уже не было. Пусто, тихо, ветер гоняет пыль. А в общем – довольно чистенько и даже зелено. Наши, земные, экологи при всем желании не нашли бы, к чему придраться… Так, что тут еще есть? За неприметной дверью обнаружилась душевая кабина. Лейка на гибком шланге, кран. В раковине кранов не было, только отверстие под самым обрезом. Руки, видимо, полагалось мыть на немецкий манер, в наполненной раковине. Ненавижу.

На полочке под зеркалом – флакон, я открыл его и понюхал бледно-зеленую жидкость. Вроде бы шампунь. Кусок мыла. Бритву бы найти, зарос уже изрядно, последний раз брился на крейсере алари… тысячу лет назад… Выгляжу, наверное, как кавказский боевик со старых пропагандистских плакатов.

Ладно, хотя бы душ… Я прикрыл дверь, разделся. Провел рукой по щеке – да, и впрямь щетина. Ну чего стоило куалькуа, возвращая меня к настоящей внешности, убрать волосы? Неужели, пока я ходил в обличье Римера, куалькуа скрупулезно отмечал, насколько должна отрасти борода?

Тебе мешают волосы на лице?

Куалькуа!

Я не просто обрадовался, я чуть не подпрыгнул от восторга. Предложение помощи – да еще в мелком, не жизненно важном вопросе – это что-то новое в поведении симбионта.

Да… Можешь убрать щетину?

Усы и бороду?

Да.

Я не стал рисковать и полагаться на его парикмахерские способности. Пусть уж «выбреет» начисто.

Можешь стряхнуть.

Я провел ладонью по лицу – на пол посыпались мелкие волосы, словно из открывшейся электробритвы.

Подбери. Проведи по ним ладонью. Мне необходим эластин… – вяло попросил куалькуа.

Помедлив, я сгреб в кучку остатки своей бороды и накрыл ладонью. Пусть ест. Он союзник. И у него свои потребности.

Я мог бы поглотить их сквозь тело, но ты бы почувствовал неприятные ощущения.

Странно.

Очень странно.

Никогда – даже на краю гибели – куалькуа не отличался предупредительностью. Либо мой амебоподобный друг исправляется, либо…

Что с тобой?

Он молчал. Ладонь подрагивала – симбионт питался. Наверное, он сейчас стянул большую часть тела в руку.

Но вряд ли это помеха для разговора!

– Когда я ем, я глух и нем… Эй, дружок, к тебе не относится это детское правило! – негромко сказал я.

Я в порядке.

Ложь.

Куалькуа молчал.

Мечта шизофреника – разговаривать с самим собой. И я не намерен отказываться от права получать ответы!

Я боюсь…

Голос в моем сознании был тих, едва уловим. Шепот.

Что?

Я – боюсь.

Убрав руку с безупречно вычищенного пола, я постоял, глядясь в зеркало. А не наблюдают ли за мной сквозь стекло?… Чушь. Это уж точно чушь.

Чего ты боишься, куалькуа? – ласково, как ребенка, спросил я. – Тебя ведь не страшит смерть. Или…

Догадка была потрясающе правдоподобной!

Ты утратил связь со своей расой? Ты теперь один?

Какой шок, наверное, он испытал! Быть частью целого – и вдруг оказаться отрезанным от мира!

Не надо сочувствия. Ты ошибаешься. Если часть меня станет функционировать автономно – она не удержит разум и погибнет. И ты бы при этом погиб.

Жалость моментально сменилась ужасом и ненавистью. Значит – куалькуа допускал такую возможность? И если бы при полете к Ядру связь прервалась – обезумевшая амеба разнесла бы мое тело изнутри?

Да. Прости. Но вероятность такого исхода минимальна. То, что связывает меня воедино, – невозможно экранировать.

Я поймал себя на том, что скрюченные пальцы до боли впились в грудь. Найти, нащупать, выдрать комок чужой плоти…

Успокойся…

– Что тебе надо? Почему ты боишься? – закричал я. – Говори! Я имею право знать!

Врата.

Я замолчал. Кажется, он решил рассказать… Часто-часто колотилось сердце.

Когда мы вошли во Врата… Это было ошибкой.

Почему?

Я…

Пауза. Неужели это почти всемогущее существо испытывает сложности с объяснениями? В его распоряжении – сознание такой мощи, какое и не снилось прочим расам. Он ведь и соврать может так ловко, что я никогда не почувствую фальши. Мы не просто на разных ступенях развития, между нами непредставимая бездна.

Я не буду лгать. Я никогда этого не делаю. Я либо молчу, либо говорю. Трудности с формулировкой.

– Ты уж постарайся, – попросил я. – И я постараюсь.

Когда ты вошел во Врата, это было не переносом тебя в пространстве, как поступает раса геометров.

– Так.

Это было… я предупреждал о трудностях формулирования. Когда ты вошел – это было постижение. Нечто постигло тебя. Вот так…

Ощущение оказалось непередаваемым. Будто я издал крик – беззвучный вопль, вместивший в себя все, от смутных детских воспоминаний до бритья с помощью куалькуа. На какой-то миг я вспомнил такие вещи, которые давным-давно укрыла милосердная злодейка память. То, что рад был вспомнить. То, что я вспоминать бы не хотел…

Рухнув на пол, больно отбив колени, я жадно втягивал воздух. Нет…