Читать книгу Лорд с планеты Земля (сборник) - Сергей Лукьяненко - Страница 3

Я проснулся к полудню. Раскалывалась от боли голова. Во рту пересохло, губы покрылись сухой белой гадостью.

А еще мне было нестерпимо стыдно. За избитого в ванной парня. За пижонство с сигаретами. За опозоренного Ромку.

За синеглазую симпатягу с коротким именем Ада.

Я посмотрел на кольцо – оно казалось скорее серым, чем желтым. Бриллиант походил на стекляшку.

– Я сволочь, – вставая со скомканной простыни, прошептал я. – Сволочь, которая держит район. Сволочь, которая учит сопляков драться и заколачивает на этом деньги.

По пути в ванную я включил магнитофон, и квартиру наполнил грохот электронной музыки. Старина Жан-Мишель Жар старался вовсю.

Холодный душ. Потом – горячий: тугие струи кипятка, бьющие из гибкого шланга. И снова – ледяная вода под предельным напором.

Я замерз и обжегся. То постанывал от удовольствия, то визжал от боли. Потом, не вытираясь, вылез из ванны, прошлепал на кухню, поставил греться чайник. Квартира была пуста – родители давно ушли на работу. Мои хорошие родители, гордящиеся хорошим сыном.

– Я сволочь, – повторил я. – Но тебя так трудно ждать. Так долго… Я ведь правда тебя люблю. Хоть и не знаю ничего, даже имени.

Залив кипятком две ложки растворимого кофе, я уселся с чашкой за стол. Вскрыл пачку галет. Есть не хотелось, наоборот, подташнивало. Но я по опыту знал, что после еды станет легче.

Попивая кофе, я украдкой взглянул на кольцо. Металл ожил, налился чистой янтарной желтизной. Прозрачный кристаллик, который я привык считать бриллиантом, начал блестеть.

Иногда мне казалось, что именно кольцо не позволяет забыть давнюю встречу в парке. Странное это было кольцо – меняющееся в зависимости от моего настроения. Сейчас, после мысленного покаяния, оно стало нормальным, красивым золотым кольцом. А камень поблескивал даже ярче обычного.

Гораздо ярче.

Я полюбовался переливами света на крупинке углерода, которую чудовищное давление и жар превратили из черного угля в сверкающий алмаз.

Если кольцо было случайным подарком незнакомому спасителю, то странная девчонка была дочерью миллионера. Вряд ли я снова увижу ее. Наверняка не встречу никого похожего.

И все же – здорово, что она была. Смеющиеся синие глаза. Мягкие пальцы, смывающие боль. И настойчивый вопрос: «В тебя можно влюбиться?»

– Да, – ласково произнес я, глядя на кольцо. – Да.

– Ты все еще ждешь?

– Да.

– Ты придешь, если я попрошу?

– Да…

Меня подбросило со стула. Да нет же, я соскочил сам. Я уже не вспоминал. Не болтал сам с собой.

В гулкой тишине, особенно ощутимой после доигравшей кассеты, я слышал ее голос. И вовсе не такой, как в мечтах, – спокойный и по-детски беззаботный. Голос дрожал, словно от страха или боли. Он был неуверенным и тихим. И в то же время стал тверже и серьезнее. Девочка выросла.

И вспомнила обо мне!

– Ты не боишься? Это очень далекий путь.

Я покачал головой. Наступила тишина. Голос исчез. И вдруг до меня дошло, что она может и не видеть моего жеста.

– Я не боюсь.

Теперь я понял, откуда шел голос – из кольца. Так вот ты какой, драгоценный подарок…

– Время уходит, и надо спешить. Подумай еще раз – ты не пожалеешь? Я зову тебя в иной мир, на другую планету.

Наверное, я догадывался об этом всегда. В душе не мелькнуло даже тени удивления. Не было и страха. Жалеть этот мир? Пьяные рожи Графа и Доса? Два года армии, в частях спецназа? Вечерние разговоры родителей – какой прекрасной была наша страна до распада, при Лене… Еженедельный мордобой на незримых границах, делящих город на подростковые районы?

– Я приду. Я не пожалею.

Пауза. Молчание, белое и похрустывающее, как стерильный медицинский халат. Секундная пауза.

– Скажи, ты и правда… помнил меня?

Ее голос превратился в едва слышный шепот.

– Да… – Я растерялся.

– Со мной беда. Большая беда. Ты – последний шанс для многих тысяч… людей. Так получилось. Древний обычай стал преградой на пути зла.

– Не понимаю, – беспомощно произнес я. – Объясни, что случилось?

– Время уходит. Ты знаешь, что можешь погибнуть?

– Да… наверное.

– Ты придешь?

– Да! Но как?

– Сейчас я разобью камень нашего кольца. Он – ключ, закрывающий туннель. Барьер исчезнет, и ты придешь. Но я не знаю, кто встретит тебя на моей планете – враг или друг.

Почему-то меня удивили слова о «нашем кольце». И так же быстро, как появилось, непонимание рассеялось. Я неожиданно понял: на ее руке – то же кольцо, что и у меня. Кольцо раздвоено, разделено на два мира.

– Я иду, – просто сказал я. – Иду.

Камень в кольце вспыхнул ослепительной белой искрой. Зеркальные грани покрыла паутинка трещин. Еще мгновение – и он исчез совсем. А кольцо окуталось золотистым сиянием. Тонкой невесомой пленкой оно растеклось по руке, скользнуло по телу, охватило меня мерцающей пеленой.

И мир вокруг исчез.

Я падал. Нет, скорее, летел в невесомости, в бесплотной желтизне, сладкой как мед и теплой как янтарь. Меня раскачивали на огромных нежных ладонях, меня убаюкивали ласковыми прикосновениями. Мир был напоен теплом и покоем, в нем не осталось места для страха или боли. Приветливые голоса шептали что-то доброе, напевали бесконечную гипнотизирующую мелодию. Призрачные тени стремились ко мне, повинуясь едва осознанным мыслям. Тело словно разрасталось, заполняя собой весь этот нереальный мир, превращаясь в прозрачный, солнечно-желтый, пахнущий лимоном и мятой дым; в облачко апельсиновой пыли; в бриллиантовый дождь, падающий на огромный золотистый круг.

И вдруг, довершая магическое очарование полета, на меня обрушилась волна нестерпимого, сладострастного, выворачивающего тело наизнанку наслаждения. Я бился в судорогах, пытаясь удержать последние, ускользающие крупицы дурманящего нечеловеческого удовольствия. Но янтарный туман уже исчезал, рассеивался, гас…

Я очнулся.

Самым неприятным оказалось, что, выйдя из ванной, я не удосужился одеться. Теперь, когда я лежал ничком на каменистой, усыпанной острыми камешками земле, нагота причиняла нестерпимую боль. Переход от наслаждения к страданию оказался так резок, что на несколько мгновений я потерял способность думать и двигаться. Хотелось сжаться, замереть, впасть в сонное оцепенение. Но именно этот контраст помог мне прийти в себя, забыть сладостный бред гипертуннеля.

Первым движением я осторожно отжался от земли. Впившиеся в тело камешки посыпались вниз. Затем резким толчком поднялся, замер, рефлекторно принимая боевую стойку.

Вокруг до самого горизонта тянулась каменистая степь. Ни пучка травы, ни кустика, ни деревца. Ни единого голубого пятнышка воды. Бурая равнина под безоблачным, но непривычно темным небом. И дышится… не по-земному. Воздух словно профильтрованный, ни малейшего запаха. Даже пылью не пахнет, а уж это, по-моему, для степи – обязательно. А солнце в небе обычное, желтое, как дома.

– Похоже, залетел, – прошептал я самому себе.

Куда ты позвала меня, девчонка из детского сна? Куда забросило магическое кольцо, неизменный талисман, драгоценная игрушка?

Со смешанным чувством стыда и злости я посмотрел на себя. Голый атлет. Не дай Бог, наткнусь сейчас на женщину…

Не дай Бог, ни на кого не наткнусь. Сколько суток человек живет без воды? Трое или пятеро…

Я вдруг вспомнил о кольце. Взглянул на руку – не исчезло ли? Кольцо по-прежнему было надето на безымянный палец. А вот кристаллик-бриллиант исчез. Даже вмятины в золоте не оставил. Что ж, ключ в замке повернут, и барьер приоткрылся. Обратной дороги нет.

Посмотрев по сторонам – везде одно и то же, выжженная степь, никакой разницы, – я сориентировался по солнцу и решил, что пойду на восток. Конечно, если я не ошибся и сейчас утро.

Ноги не болели даже после трехчасовой ходьбы босиком. Сказались тренировки по карате. Иногда мне кажется, что на подошвах, ребрах ладоней и костяшках пальцев вместо кожи наросла какая-то роговая пластина, твердая и абсолютно нечувствительная. А вот пить хотелось ужасно. Я с тоской вспоминал недопитый кофе, ну а вид чайника, наполняемого из-под крана холодной водой, старался вообще изгнать из сознания. Если жажда так мучает после небольшой прогулки, завтра она станет непереносимой.

К тому же меня подвело солнце. Оно неторопливо садилось на востоке. Выходит, сейчас не утро, а вечер. Ну а двигаюсь я на запад.

Конечно, в выборе направления не было никакой разницы. Вполне возможно, что идти следовало на север, где мог располагаться какой-нибудь здешний мегаполис. Не исключено, что на юге раскинулись огромные озера, по берегам которых растут съедобные плоды. Но ошибаться всегда обидно.

Когда солнце наполовину скрылось за горизонтом, я начал готовиться ко сну: высматривать более-менее ровное и свободное от щебенки место. Первая неловкость от ходьбы голышом уже прошла. Все равно никто не видит. Я чувствовал себя первобытным человеком, не успевшим еще изобрести одежду.

Правда, на руке у меня было кольцо. Иногда я касался его кончиками пальцев, словно ожидая чего-то. Совета, поддержки, глотка воды… Ты позвала, девчонка моей мечты, и я пришел.

Я иду.

Гул родился высоко в небе, на западе. Я остановился, всматриваясь. И увидел, как над огненным полукругом заходящего солнца серебристыми искорками блеснули две летящие точки.

Почему-то я сразу подумал о боевых самолетах, об истребителях. На такую мысль наводили то ли стремительность полета, то ли явно заметные маневры «самолетов». Тот, что летел первым, непрерывно менял высоту и скорость, пикировал, свечой взмывал вверх. Второй синхронно повторял его движения, все сокращая и сокращая расстояние.

Задрав голову, я следил за полетом. Оба летательных аппарата были уже надо мной, но высота, не меньше чем пятикилометровая, мешала разглядеть очертания. Просто серебристые точки в темном небе – там, где они мчались, солнце еще светило вовсю.

Я ждал развязки. Я был уверен, что она неизбежна, что погоня окончится где-то здесь. И развязка последовала, но не та, которая казалась самой вероятной.

Клубящееся белое пламя, неяркое, похожее скорее на дым, чем на огонь, появилось вокруг преследователя. Серебристая машина стала уходить в сторону. Но медленно, очень медленно. А светящееся облако сместилось ей вслед – так стальные опилки ползут по листу бумаги за сильным магнитом.

Окутанная белым пламенем машина начала падать. Отвесно, кувыркаясь, с каждой секундой обретая объем, превращаясь в нечто вроде сплюснутого шара. Еще несколько секунд смертоносное облако снижалось рядом, затем отстало и померкло.

Сбитый аппарат падал прямо на меня. Я пригнулся, торопливо решая, стоит ли убегать и куда. Но машина, похоже, еще не совсем потеряла управление. Скользнув на высоте сотни метров, она замедлила движение, зависла. На какой-то миг я решил, что ей удастся благополучно сесть.

С негромким, похожим на хлопок взрывом металлический шар развалился. Блеснуло оранжевое пламя.

Вколоченные в армии рефлексы не подвели. В прыжке, не обращая уже внимания на камни, я растянулся на земле, ногами к огню. От инопланетной техники я ожидал любой гадости, вплоть до атомного взрыва.

Осколки глухо пробарабанили вокруг. Дохнуло жаром, спину обдал горячий ветер. Еще несколько секунд в воздухе висел давящий гул, глухой болью отзывающийся во всем теле. Потом стих и он. Лишь одиноко позвякивала железяка, катившаяся по камням в мою сторону.

Я поднялся. Метрах в пяти, завершая свое движение, подпрыгивал на одном месте маленький металлический диск – уцелевшая деталь разрушенного аппарата. Невдалеке темнела груда обломков, ничем не напоминавшая сплюснутый шар, еще недавно стремительно маневрировавший в небе. Оружие, используемое в этом мире, при всей своей экзотичности было весьма эффективным.

Обогнув диск (приближаться к нему абсолютно не хотелось), я побрел к обломкам. Найти там что-то целое представлялось нереальным, но и острый кусок металла окажется очень полезным. Нож – это самое простое, но и самое надежное в мире оружие. Он не дает осечек, и в нем не кончаются патроны. Правда, и от своего владельца нож требует некоторых навыков…

В глубине души я понимал, что подходить к разрушенной машине небезопасно. Она могла быть радиоактивной. Топливо, чем бы оно ни было, скорее всего ядовито. Наконец, во взорвавшемся аппарате вполне способны уцелеть пока еще не взорвавшиеся блоки. Кое-где по металлическому хламу пробегали язычки светлого пламени. Земля под ногами была горячей. Повторный взрыв мог последовать в любую секунду.

К остаткам машины я так и не подошел. В нескольких метрах от них я увидел пилота.

Он лежал, раскинув руки, недвижным черным отпечатком на фоне серого круга невыгоревшей земли. Фигура была человеческая, антрацитово-черная, похожая на густую тень, на обугленную, выкрашенную темной кистью огня деревяшку. Но когда я подошел ближе, то увидел, что пламя его пощадило. Просто от кончиков пальцев и до макушки пилота обтягивал тугой, вырисовывавший каждый мускул комбинезон. Ткань маслянисто поблескивала, но на ней не было ни красных отблесков заката, ни голубых бликов догорающей машины. Она словно впитывала падающий свет, чтобы преломить его, переработать в собственное легкое мерцание. Кое-где тонкая пленка комбинезона набухала гроздьями маленьких шариков, утолщалась, превращаясь в узкие ленты-ремни, охватывающие тело.

К поясу пилота была пристегнута короткая широкая кобура, расположенная непривычно – справа. У левого же бедра, прижимаясь к ноге, крепился длинный плоский чехол ножен.

Мне приходилось видеть разную форму. И нашу, армейскую, бывшего Советского Союза. И пестрое, нередко нелепое обмундирование национальных воинских формирований. Я помнил мундиры «голубых касок», частей ООН, высаживавшихся на пылающие улицы Тирасполя из своих огромных двухвинтовых десантных вертолетов. Международные силы сдерживания сменили тогда нас – спецназовцев – на границах крошечной Приднестровской республики.

Но ни в одной армии моего мира летчики ВВС не летали с пристегнутым мечом.

Я глянул вверх. Второй аппарат уже исчез. Он даже не снизился к сбитому противнику. Опасался чего-то?

Мешкать все же не следовало.

Колебался я недолго. Ночевка в степи без одежды привлекала меня меньше, чем мародерство. Осторожно перевернув тело на спину, я с некоторым страхом взглянул на лицо. Оно оказалось человеческим. Пилоту было лет сорок, комплекции мы оказались почти одинаковой. Я не увидел следов крови, но безжизненно расширенные зрачки не оставляли никаких сомнений. Пилот был мертв.

Мысленно извинившись, я принялся разбираться с застежками комбинезона. Шов был один, он тянулся от шеи до низа живота. Вскоре я понял, что он открывается при давлении на него с одновременным смещением вправо. Принцип действия застежки остался мне неясен. Скорее всего – какой-то магнитный механизм. В конце концов, какая разница…

Минут через десять я стоял одетый в глянцево-черный комбинезон. Белья с пилота я снимать не стал, он так и остался в светло-сером, похожем на спортивный, костюме. Снять и его было бы логичнее, но это не позволили мне совесть и брезгливость. К тому же черная ткань и без того приятно холодила обнаженную кожу. Ремни, впрессованные в нее, почти не ощущались. Они слегка сократились в поясе, растянулись в плечах, и комбинезон подогнался под мою фигуру. Удобно.

– Не знаю, кто ты и за что погиб, – вполголоса сказал я. – Но за такую одежду – спасибо. А я сделаю для тебя что могу…

Я огляделся, подыскивая подходящий кусок металла, чтобы вырыть неглубокую могилу. Обломки уже догорели, никаких признаков жизни поблизости не было, а бросить непогребенным тело я не мог. Однажды, в горном бою на Кавказе, мы потеряли троих ребят, вытаскивая из-под обстрела труп нашего сержанта. Наше отношение к убитым на войне – словно попытка извиниться за то, что мы сами еще живы…