Читать книгу Участковый - Сергей Лукьяненко - Страница 6

Аесарон прибыл ровно в полдень. Самое смешное, что визит Высшего Темного мог бы и вовсе остаться незамеченным – будь на то воля руководителя Дневного Дозора аж трех сопредельных областей. Как ни крути, а маг такого ранга запросто найдет способ замаскироваться, обвести вокруг пальца оперативника уровня Евгения, прикинувшись более слабым, незначительным, а то и вовсе не обладающим Силой Иного. Уж афишировать свои перемещения Темные точно не любили – скорее, наоборот, всячески старались избежать регистрации и каких-либо пересечений со Светлыми вообще. Однако Аесарон предпочел явиться с фанфарами.

Угорь читал книгу, полулежа на диване – теперь, после вынужденного переезда из здания администрации бумфабрики, у Ночного Дозора был кабинет, в котором помещались не только стол и шкаф. В новом кабинете было два шкафа и два стола, потому что – о, счастье! – в районном Дозоре наконец-то появился еще один сотрудник. Правда, сотрудник приходящий. Или, вернее, приезжающий – Евгению было обещано, что ведунья Танечка будет не реже двух раз в неделю наведываться из областного центра, помогать с отчетами, рапортами, архивом и прочей бухгалтерией, а также подменять оперативника, когда тому понадобится надолго отлучиться по делам или просто отоспаться. Угорь прекрасно понимал, чем обязан столь щедрому подарку. Впрочем, Танечка, какие бы указания областного начальства ни выполняла, работать не мешала. Ну, докладывает она вышестоящему руководству о текучке, делах и планах Евгения – и пусть докладывает, ему скрывать нечего. А сумеет подстраховать в трудную минуту – так спасибо ей будет огроменное.

На шпиона или контролера Танюша не походила совершенно – была впечатлительна и смешлива, обожала Сергея Есенина и Муслима Магомаева, таинственные истории и древние легенды. Собственно, книжка, которую начал читать Евгений, была ее. Таня продемонстрировала томик в первый же свой приезд, сопроводив демонстрацию словами: «Вот! Раз уж мне предстоит работать с туземцами, хочу узнать о них как можно больше!» Желание было похвальное, тем более что сам Угорь изучить подробности истории и быта остяков пока так и не удосужился. Встречался с ними, знакомился, вел записи в картотеке, а вот так, чтобы копнуть поглубже, руки не доходили.

Разумеется, уезжая, Танечка забыла книжку. Вряд ли намеренно оставила – скорее, просто отвлеклась на что-нибудь, замечталась. А Евгений, наткнувшись на томик, интереса ради повертел его в руках – обычное издание, человеческое, и вполне современное, – полистал-полистал, да и увлекся легендами и мифами народов Сибири, собранными под одной обложкой. Старенький кожаный диван, широкий и даже не слишком продавленный, оказался весьма кстати. Угорь как раз дошел до раздела, в котором были представлены разные версии происхождения Млечного Пути. Например, кеты считали, что это дорога Первого шамана Дога, по которой тот ходил по небу. Дозорный мысленно поставил себе галочку – узнать, что в результате стало с мифическим Догом. Ходил он по небу или нет – не суть важно; даже если и пытался, то точно не по Млечному Пути. А вот то, что, судя по легендам, чароплетом он был невероятной силы, сомнений не вызывало. Если в сборнике и был ответ на вопрос, чем закончилось полное сражений и подвигов земное существование Дога, да и закончилось ли, Евгений до этого момента пока не добрался.

Что же касается Млечного Пути – куда интереснее была другая легенда: два брата-шамана поссорились, один решил навсегда уйти из племени, а другой в сердцах кинул ему в спину топор. Собственно, по одной из версий, след от этого топора мы и наблюдаем на небе в ясные безоблачные ночи. Глупость, конечно. Но некоторые представители народов Сибири, с чьих слов записаны легенды, искренне в это верят. А это значит, что когда-то в здешних местах проходили нешуточные баталии Иных. И, видимо, такие энергии были задействованы, такие масштабы, что даже гигантский виток Галактики казался обычным людям всего лишь искрами, оставшимися от тех пожаров.

И вот как раз когда Евгений, полулежа на диване, знакомился с наследием остяков и в красках представлял себе сражения древних шаманов, грянули фанфары. Почему-то на ум сразу пришли слова услышанной недавно песни: «Он был одет в пурпурные одежды, над ним в тумане пели соловьи…»

Появление в городе Высшего Темного дозорный обязан уметь просчитывать заранее. Однако Угорь, по долгу службы и чисто механически ежечасно перебиравший вероятностные нити, о предстоящем визите Аесарона даже не догадывался. Получается, глава Дневного Дозора до поры до времени держал свои планы в таком секрете, что даже Сумрак не колыхался, а уже попав на место – заявил о себе во всеуслышание. Впрочем, линии вероятностей и теперь не сулили ничего скверного. Стало быть, внезапное появление Темного мага не вызвано чем-то экстраординарным и серьезных последствий иметь не будет. Визит такой персоны тем не менее не следовало оставлять без внимания. Антипатии антипатиями, а ради сохранения хотя бы видимости перемирия приходилось быть вежливым. Надев пальто и намотав на шею длинный клетчатый шарф, подпоясавшись терпением и охранными амулетами, руководитель районного Ночного Дозора отправился «выказывать почтение и обозначать присутствие».

Путь Аесарона легко читался. Неторопливо пройдя переулком, Угорь обогнул закрытый на ремонт ресторан и вывернул на площадь перед райкомом партии. Наверное, в каком-нибудь крупном городе подобное место и за площадь не считалось бы. Пятачок – он и есть пятачок. Но в центре, как и положено, прямо напротив райкомовского фасада высился единственный в городке памятник – Владимиру Ильичу, а обочь имелись две скамейки с цветником и фонтанчиком, едва угадываемыми сейчас по причине сугробов. Все мало-мальски официальные мероприятия проходили именно здесь, между зданием Комитета партии и фонтаном, возле массивного кубического постамента, и именовать это место кроме как центральной площадью было вроде даже неловко.

Иные подходили к памятнику с противоположных сторон. Припорошенный снегом Ленин стоял на пьедестале в своей самой известной, классической позе: левая ладонь сжата на отвороте пальто, правая рука вытянута вперед и, вместе со взглядом, направленным по-над крышами домов в дали дальние, должна была, по замыслу скульптора, символизировать направление к светлому будущему. Однако сейчас Евгению казалось, что жест вождя адресован исключительно Темным – дескать, явились? А теперь проваливайте туда, откуда пришли! Жаль, Аесарон подобного символизма не замечал.

Глава Дневного Дозора был в чрезвычайно благодушном настроении. Евгению вновь вспомнилась песня: «Он продавал на лучшее надежды, и счастье, и безоблачные дни». Только в отличие от героя этих строк Аесарон всем своим видом показывал, что готов не продавать, а раздать даром. Да и с пурпурными одеждами промашка вышла – шел навстречу Евгению обычный чиновник в хорошем черном пальто и каракулевой шапке-«пирожке», точно в такой, в какой обычно товарищ Брежнев приветствовал с трибуны Мавзолея трудящихся, собравшихся на Красной площади по случаю ноябрьских праздников. Был Аесарон маленьким, кругленьким, но весьма подвижным мужчиной лет шестидесяти на вид. К тому же длинное пальто весьма удачно скрывало его полноту. В чертах лица угадывалась восточная (Евгений знал – бурятская) кровь. Сбоку и чуть сзади вышагивал сопровождающий – молодой и, судя по оттенкам ауры, совершенно безбашенный оборотень, не то охранник, не то специалист по мелким поручениям, «шестерка». Зачем Высшему телохранитель, догадаться легко – он, как и каракулевый генсековский головной убор, был элементом статуса, деталькой, штришком, придающим визуальный вес хозяину. Поговаривали, что в свое время Аесарон прошел через лагеря, и вполне возможно, что его любовь к декору повелась оттуда, с зоны. Правда, сам Угорь в этом эпизоде биографии Темного сомневался: неужели маг такого уровня позволил бы себя арестовать и не вырвался бы на свободу при первой возможности, до или после вынесения приговора? Да заморочить одних, отвести глаза другим, усыпить третьих – делов-то! В обиходе у Темных есть и куда менее гуманные способы избежать неприятностей и расправиться с обидчиками. Ну, разве что ссылка была ему нужна для каких-то неведомых целей…

– Женька!!! – радостно, будто давнему, хорошему знакомому, замахал руками Аесарон. – Привет!

Евгений поморщился. Ну да, конечно, такая вот неожиданная встреча. Конечно, до сего момента Аесарон и не предполагал, и не чувствовал, и не видел направляющегося в его сторону дозорного. Конечно, он так скучал и так обрадовался, что вопит на всю площадь… Ну зачем этот фарс? Оставалось надеяться, что Темный не полезет с объятиями. Остановившись в двух шагах от руководителя Дневного Дозора, Угорь учтиво кивнул.

– Добро пожаловать, – без эмоций поприветствовал он Высшего мага. – Могу я поинтересоваться, чем вызван ваш визит к нам, Аесарон?

– Жень, – обиженно шевельнул пухлыми губами Темный, – к чему такой официоз?

Внутренне подобравшись, дозорный решил не поддаваться.

– А к чему такие фамильярности? – вопросом на вопрос сухо ответил он. – Я все же официальное лицо, хоть и не при исполнении в настоящий момент. Вы знаете правила, Аесарон: регистрироваться и отчитываться передо мной вы не обязаны, но можете по доброй воле сообщить о цели своего визита.

– По доброй воле, по доброй воле… – проворчал Аесарон, с театральным раздражением пародируя Евгения. – Вам сообщай – не сообщай, вы все равно шпика приставите. А?

«Это он на историю с Мельниковой намекает, – сообразил Угорь. – Уж не за «Всадником» ли пожаловал?»

– Ладно, ладно, не напрягайся, – прищурившись, благодушно махнул рукой Темный. – Я бы на твоем месте тоже распорядился глаз не спускать… Впрочем, тебе и распоряжаться-то некем. А?

Оборотень, безразлично глядя по сторонам, довольно хмыкнул. Угорь молча ждал.

– Ну, фиксируй, – вздохнув, продолжил Аесарон. – Прибыл я с внезапной инспекцией. Отделение у нас тут совсем новое, так? Надо же мне посмотреть, как они здесь обустроились, проверить, чем заняты в рабочее время… Чего ты?

Услышав про инспекцию, Угорь недоверчиво глянул сквозь Сумрак: аура Темного мага семафорила во всех диапазонах – тут тебе и сирена, и мигалки, и гигантский кумачовый плакат с оповещением «Я уже прибыл!». Хороша внезапная проверка, если и свои, и чужие о ней знают уже четверть часа, не меньше.

– Ах, это! – поняв, чем вызвано повышенное внимание оперативника к ауре, улыбнулся руководитель Дневного Дозора. – А ты прикинь, в какой они сейчас панике! Как мечутся, как хвосты подчищают, как в порядок все приводят! – Аесарон захихикал, мелко подрагивая румяными щеками и потирая ладони. – Это же куда интереснее, чем просто нагрянуть, без предупреждения! Ну, тебе пока не понять. Вот будут у тебя свои сотрудники – тогда, может, и распробуешь вкус. А?

– И долго продлится ваша проверка? – не обращая внимания на очередную подначку, спросил Угорь.

– До вечера, – торопливо ответил Аесарон. – До полуночи, не меньше. И не больше. Но вот, скажем, если тебе есть что обсудить со мной… Официально, разумеется! Претензию, там, предъявить по работе или, наоборот, помощи попросить… – Оборотень, с отсутствующим видом вертящий головой, вновь хмыкнул – теперь уже презрительно. – В общем, если что – я могу и задержаться. А?

Евгений вдруг пожалел, что у него нет милицейской фуражки – почему-то захотелось этак небрежно приложить ладонь к козырьку и барским жестом отпустить их, словно нашкодившую, но в целом безобидную шпану. Но фуражки у дозорного не имелось, да и «шпана» была не так безобидна, как хотела казаться.

– Хорошо, – подвел он итог встрече. – Я надеюсь, мне не нужно напоминать вам о том, что мы рады всем гостям, если они не нарушают порядок.

– Если ты на это надеешься – зачем же напоминаешь? Есть на твоем участке какие-то особые правила, о которых нам стоит знать? – серьезным тоном уточнил Высший.

– Да бросьте! – поморщился Угорь. – Правила везде одинаковы, и вы их должны знать получше меня, Аесарон. Не шумите после двадцати двух ноль-ноль и собачку на газонах не выгуливайте. – Оборотень, услышав про собачку, дрогнул уголком рта – похоже, хотел ухмыльнуться, но не очень-то вышло. – Удачной вам инспекции и скорейшего счастливого возвращения домой.

– Да где ж тут газоны? – комично закрутился на месте Темный маг. – В твоей дыре, гражданин начальник, и летом-то газонов не сыщешь, а уж по зиме-то…

Угорь усмехнулся этой – еще одной! – слабенькой попытке уколоть его самолюбие и собирался уже ретироваться, когда его негромко окликнули:

– Евгений, здравствуйте!

Все трое удивленно вытаращились на незаметно подошедшую девушку. С трудом и только после того, как мысленно размотал толстый вязаный платок, закрывающий нижнюю часть лица девушки, Угорь признал ее – продавщица из гастронома. В голове почему-то вертелось – Нина, хотя дозорный прекрасно знал, что Ниной зовут вторую, пожилую и полную продавщицу, но вспомнить имя этой, совсем юной и худенькой, никак не мог. Ситуация складывалась нелепейшая – Евгений молчал, Темные с интересом разглядывали подошедшую, девушка смущенно топталась на месте. По всем правилам приличия, Угорь должен был представить ее своим собеседникам, а их – ей, но у него не было ни малейшего желания знакомить ее с Аесароном и его прихвостнем. Говоря откровенно, ему вообще не хотелось, чтобы она видела его в их компании, чтобы у нее сложилось впечатление, будто его может хоть что-то связывать с такими… такими… Да и как представить, если имя из головы вылетело?

– А я на почту ходила, – сообщила продавщица, – смотрю – вы стоите. Вы зайдете? У нас сегодня пироги с вишней, ваши любимые… Зайдете?

Аесарон расплылся в улыбке – мол, поня-атненько, дозорный времени зря не теряет! Оборотень забавно дернул кончиком носа и похабно оскалился.

– В общем, я искренне надеюсь, что могу рассчитывать на вашу цивилизованность, товарищи, – полуобернувшись к Темным, проговорил Угорь, чтобы хоть что-то сказать. – Во всяком случае, на цивилизованность того, кто отдает команды…

Ему очень хотелось добавить «зверушкам» или «зоопарку», но Евгений заставил себя сдержаться. Впрочем, оборотень по его тону прекрасно понял недосказанное, многообещающе сверкнул глазами и вновь дернул носом. «Да он же принюхивается! – с омерзением подумал дозорный и вдруг испугался: – Он нюхает ее!»

– Пойдемте, Вера…

Вера! Ну конечно же, Вера! Взяв девушку под руку, Евгений быстрым шагом повел ее подальше от площади.

– Ох, молодежь! – кинул ему вслед Аесарон насмешливым тоном. – Совсем страх потеряли, никакого уважения к старшим. А? Верно я говорю, Палтус?

Угорь даже не поинтересовался у Веры, на работу она направляется с почты или домой, – он просто шел в сторону универсама, твердой рукой прижимая к себе локоть девушки, шел быстро, практически таща ее за собой, но она не возражала. За всю дорогу оба не проронили ни слова, хотя Евгений буквально физически ощущал распирающее ее любопытство. Во-первых, кто же такой этот молодой человек, постоянно покупающий у них в отделе пирожки с соком? Кем он работает, раз так строго и назидательно разговаривает с человеком, который, если судить по внешнему виду, не самое последнее лицо в районе, а может, даже в Комитете партии? Во-вторых, он что же – провожает ее? То есть он идет с ней через полгорода под ручку, на глазах у всех, не скрываясь – это что-то означает?

Наконец впереди показалась пожарная часть, от которой было рукой подать до магазина.

– Вера, в котором часу вы сегодня заканчиваете?

Она мгновенно вспыхнула, и Угорь беззвучно застонал от досады – она уже что-то напридумывала себе, да в таких красках, что теперь любое его слово, любое действие будет рассматривать на предмет подтверждения собственных догадок. Разубеждать ее сейчас в чем-либо не было ни времени, ни смысла. Конечно, можно заставить девушку забыть его вопрос, можно заставить вообще выкинуть из головы всю примечтавшуюся романтическую ерунду, но это будет вмешательством, воздействием самого минимального уровня, и, окажись поблизости кто-нибудь из Дневного Дозора, Темные заставят Евгения заплатить за необдуманное действие – то есть застолбят за собой право на подобное вмешательство в будущем. Минимальный уровень – это, конечно, не так уж страшно, но как знать, в какой момент и при каких обстоятельствах Темные потребуют вернуть должок?

Дозорный ослабил руку, отпустил Верин локоть и, не глядя на нее, буркнул:

– Извините!

После чего развернулся на сто восемьдесят градусов и с прежней скоростью двинулся обратно, в центральную часть города, поближе к конторе, дивану, книжке с легендами и мифами. Оставшаяся за спиной реальность негромко проинформировала вослед:

– Магазин закрывается в восемь.

* * *

Вернувшись в кабинет, Евгений на всякий случай позвонил в область, доложил руководству о прибытии в районный центр «дорогого гостя». Вообще телефоном он пользовался крайне редко – с кем общаться, если знакомых в городе практически нет? Разве что в универсаме справляться, завезли ли свежую выпечку…

Угорь чертыхнулся – универсам! Опять универсам. Смутное беспокойство не оставляло его. Как любой маг, не являющийся чистым предсказателем, Евгений умел предугадывать ключевые события – иногда лучше, иногда хуже; как дозорный-оперативник обладал необходимым набором инструментов для распутывания вероятностных нитей. Однако ни собственные возможности, ни рабочие амулеты не помогли ему сегодня предсказать появление Аесарона. Означает ли это, что его надежды на тишь да гладь в ближайшем будущем также не имеют оснований?

Евгению очень не понравился спутник руководителя областного Дневного Дозора. Не понравилось то, с каким превосходством он хмыкал, реагируя на шутки хозяина. Не понравился взгляд, который он постоянно прятал и которым напоследок многообещающе уколол Светлого мага. Не понравилось то, как он принюхивался, запоминая запах Веры.

Посмеет ли оборотень пойти на преступление на чужой территории? Так ли чувствительно задел его Угорь? Жажда мести у них сильна, гораздо сильнее, чем желание поквитаться у Светлых: там, где Светлый терпеливо и молча переживет обиду, Темный, особенно низший Темный, обязательно постарается напакостить обидчику, отомстить при первой же возможности. Если верить Аесарону, город они покинут сегодня же, еще до полуночи, поэтому ближайший и, вероятно, единственный шанс может появиться у оборотня с дурацкой кличкой Палтус только этим вечером, когда Вера будет возвращаться с работы домой. Но вот решится ли он? Присутствие непосредственного руководителя и недвусмысленное предупреждение Ночного Дозора – достаточные ли это сдерживающие факторы? Случись подобный инцидент в областном центре или в любом другом крупном городе, с полноценными Дозорами и добросовестным исполнением пунктов Договора, Евгений был бы уверен: достаточные. Но здесь, в глубокой провинции, посреди вековой дремучей тайги, при отсутствии надлежащего контроля на тысячи километров вокруг, не возникнет ли у оборотня желания порезвиться на воле?

Угорь вертел сегодняшний Верин прогноз так и этак, сам толком не понимая, с чего он взял, что опасность угрожает именно этой девушке. Напакостить оборотень мог каким-то другим образом, для этого не обязательно нападать на человека, тем более – на какого-то конкретного человека. Ну, понюхал он ее. Собаки и их дикие предки вообще любят нюхать всех подряд, особенно при знакомстве. Прогноз был совершенно безоблачный, но беспокойство дозорного почему-то не покидало. Порывшись в ящике стола, Евгений выудил из его недр и положил в карман брюк амулет с «серым волком» – простенькое и потому, наверное, безотказное средство против вервольфов. На всякий случай.

Зазвонил телефон. Абонента на том конце провода он не чувствовал.

– Ыыыыы! – жалобно проныл Аесарон, едва оперативник снял трубку. – Женька, ты не представляешь, какой тут бардак! Только не вздумай злорадствовать, это недостойно Светлого!

– Да я и не собирался, – пожал плечами опешивший дозорный.

– Вот скажи, у тебя же данные где-то фиксируются?

– К-какие данные?

– Разные. Вы же бюрократы! Ты только не обижайся, я в хорошем смысле. У моих оболтусов в документах значится, что… сейчас… «Василий Вершков, потенциальный Иной, инициализирован двадцать девятого декабря сотрудником Дневного Дозора Харламовым с согласия районного отделения Ночного Дозора…» А?

– Ну, было дело, давал я согласие, – подтвердил Угорь.

– Я знаю, что давал. Вопрос – когда давал? Если верить записям моих крючкотворов, то тридцатого. А?

– Ну, может, и тридцатого.

– Да как же? – раздраженной скороговоркой произнес Аесарон. – Как же тридцатого? Они сначала инициировали, а потом у тебя согласие получили? А?

Евгений подумал.

– Нет, – твердо ответил он. – Сначала я дал согласие.

– Тридцатого?

– Ну, может, и тридцатого.

– А инициировали его тогда когда?

– Когда – тогда?

– Ыыыыыы! – взвыл руководитель Темных. – Женя, ну хоть ты-то не издевайся! Ты же можешь посмотреть в своих записях, какого числа ты дал добро, а какого числа инициировали… этого… как его?.. Вершкова!

– Могу, – подумав, согласился Угорь.

– Ну так посмотри! – в отчаянии вскричал Высший маг. – И мне скажи!

– Хорошо, – послушно ответил Евгений, аккуратно положил трубку на край стола, направился было к шкафу, но вернулся, снова прижал трубку к уху, несколько секунд вслушивался в возбужденное сопение Аесарона и наконец спросил: – А это так важно?

Вместо ответа он примерно минуту слушал отборные бурятские ругательства. Когда отдельные слова начали повторяться, он все же решил поискать в шкафу нужные данные.

Аесарон звонил еще трижды – уточнял, сверялся и негодовал. Евгения удивляло, что могло помешать руководителю Дневного Дозора трех сопредельных областей прислать или привезти с собой какую-нибудь ведьмочку из областного архива, которая собаку съела на бланках, отчетах, сметах, формулярах и прочих бюрократических штучках. Вот, например, Танюша мгновенно привела документы Евгения в порядок и соответствие, теперь ему никакая инспекция не страшна. И, кстати сказать, ни разу не связалась с Дневным Дозором, чтобы что-то там уточнить и сверить. Почему же Аесарон копается в бумагах лично? Что он ищет?

– Жень, я дурею! – уныло признался глава Темных, позвонив в очередной раз. – Разгоню, на хрен, этих, наберу других. А?

– Что теперь? – усталым голосом поинтересовался Угорь, который уже собирался потихоньку выдвигаться на улицы города. Днем ему поспать не удалось, теперь снова придется патрулировать, стимулируя себя специальными заклинаниями.

– Остыган Сулемхай. Он действительно покинул район?

– А кто это? – озадачился Евгений.

– Кетский шаман.

– Его так зовут? – перепугался дозорный, поняв, о ком идет речь. – Минуту!

Он добежал до шкафа, нашел нужную папку, вернулся к телефону.

– Мне он представился Флегонтом Бочкиным. Соврал?

– Остыган Сулемхай – это по-кетски, – терпеливо объяснил Темный. – Суломайский[7] остяк. Если дословно, то «Дикий с Красной горы». А по паспорту – да, Бочкин. Раз, как ты говоришь, он тебе представился, значит, побывал здесь. Куда он уехал?

«Похоже, о «Всаднике в красном» он пока не знает!» – сообразил Евгений, тщательно пряча свои мысли от того, кто ждал ответа на другом конце телефонного провода.

– Без понятия! – совершенно искренне пожал плечами оперативник. – Он даже не регистрировался. Знаю только, что очень спешил на самолет. Но до трапа я его не провожал.

– Значит, мог улететь, а мог и остаться… – задумчиво пробормотал Аесарон. – Ладно, разберемся. Спасибо! – внезапно поблагодарил он Евгения, хотя во время предыдущих звонков обходился без этого. Ничего удивительного – в рабочем порядке Угорь и сам предпочитал сотрудничать с Темными без реверансов.

Натягивая пальто и наматывая шарф, Светлый маг мысленно строил сегодняшний маршрут. Сначала нужно будет пройтись мимо автовокзала – в семь вечера возвращаются последние рейсы из окрестных сел. Мало ли кого занесет на ночь глядя? После этого он обычно прогуливался до аэродрома – в двадцать один тридцать прибывал самолет из области, а без четверти полночь он же отправлялся обратно. Хотелось бы, чтобы именно этим рейсом восвояси вернулся Аесарон со своей «шестеркой». Но времени до самолета еще о-го-го сколько, да и маршрут нынче придется скорректировать. Благодаря внезапной инспекции у Темных Угорь остался без пирожков с вишней, однако к универсаму так или иначе надо будет попасть – для спокойствия души. Магазин закрывается в восемь, он проследит, чтобы Вера без приключений добралась до дома, а потом можно и на аэродром. Пошарив в кармане брюк, он нащупал амулет, заряженный против вервольфа, хмыкнул и продолжил сборы.

Звонок застал его уже на пороге. Захотелось от всей души послать надоевшего главу Темных подальше. Но что поделать? Служба есть служба.

– Жень, – голосом совершенно опустошенного человека выговорил Аесарон, – у тебя в последнее время ничего не пропадало?

Евгений замер. Что он имеет в виду? Если сейф, то… О краже сейфа Угорь доложил своему руководству. Разумеется, озвучил и свои подозрения о причастности Темных. Руководство обещало разобраться, допросить кого следует. В первую очередь – Мельникову. А она – сотрудница областного Дневного Дозора, ее нельзя допрашивать без ведома ее непосредственного начальства. В какой бы форме ни происходила беседа с Анной, содержание наверняка стало бы известно Аесарону. Что же получается? Руководство до сих пор не предприняло никаких действий? А если предприняло, и Аесарон в курсе кражи, то зачем он спрашивает?

– Да ты не напрягайся, – почувствовал Темный смятение Евгения. – Тут мои оболтусы одну штуковину притащили… Тяжелую. Казенную. Мне почему-то кажется, что она твоя. А?

– Возможно, – выдавил из себя Евгений, лихорадочно соображая, что может последовать дальше.

– Ну, так приезжай, забирай, – устало, пытаясь подавить зевок, выговорил Аесарон и повесил трубку.

Евгений помедлил. Ловушка? Что-то как-то все одно к одному. Сначала про кетского шамана вопросы задавал, теперь вдруг сейф нашелся. А в сейфе – «Всадник в красном» товарища Бочкина. Да даже если бы там пусто было – стали бы Темные возвращать имущество Ночного Дозора? «Притащили штуковину…» Притащили ли? Или она все это время простояла в их резиденции? Держали-держали – может, вскрыть пытались, может, просто забавлялись собственной проделкой, – а теперь наскучило, или Аесарон по шапке настучал за самодеятельность, велел вернуть… Знают они о том, что внутри? Догадываются? Или понятия не имеют?

Если знают, то позволение забрать – это точно ловушка. Не бывает так, чтобы Темный упустил возможность прижать Светлого. Что обычно происходит, когда человек является в бюро находок за утерянным кошельком? Его просят: «Опишите, что именно у вас там лежало, сколько денег, какие личные вещи, фотографии?» Что он ответит Дневному Дозору, доказывая принадлежность сейфа? Впрочем, доказательств они могут потребовать, даже если сейчас и не догадываются о «Всаднике».

А с учетом последних событий… Ну да, это самый легкий способ окончательно избавиться от Евгения. Что им это даст? Ну, снимут его с поста руководителя, пришлют другого. Дальше-то что? Начнут и под него копать? И под третьего, четвертого? Зачем? Или именно Угорь поперек горла им стал? Неужели все еще мстят за тот случай, за провокацию с лицензией на Крюкова? Бред какой-то…

Впрочем, вариантов у Евгения все равно нет – идти придется, а подстраховать некому.

Оперативник выдвинул ящик стола, оглядел свой арсенал – амулеты и боевые жезлы, заряженные как собственноручно, так и более могучими магами. Нет, это лишнее. Все необходимое для патрулирования у него с собой. Если он явится в резиденцию Темных вооруженным сверх меры, Аесарон почувствует, а это вызовет ненужные подозрения, повышенный интерес, внимание к мелочам, которых иначе бы просто не заметили. Впрочем… «Всадник в красном» – хороша мелочь! Невесело усмехнувшись, Евгений задвинул ящик на место, твердым шагом прошел к двери и подвесил охранные заклятья, закрывая все помещение целиком от любого проникновения – научили, ироды, спасибо вам!

* * *

Отделение Дневного Дозора размещалось в здании райкома партии. Так всегда получалось: в какой город ни загляни, Ночной Дозор будет располагаться в помещении неприметной конторы, за неказистой вывеской, на окраине, а Темные непременно найдут себе местечко посолиднее, пороскошнее, покомфортнее. И обязательно поближе к сильным мира человеческого. И не понять, почему так. Вроде в средствах не ограничены оба Дозора, на ответственных постах «свои» Иные есть и у тех, и у других… Угорь вовсе не завидовал имеющимся у Темных благам – ему, с его-то аскетизмом, излишеством казалось все, что не относилось к работе и элементарному бытовому обустройству. Но размещаться в центре города – это просто удобнее. Автовокзал и аэропорт отсюда равноудалены, все ключевые точки – почта, отделение милиции, сберкасса – под боком. Это сейчас кабинет Евгения в десяти минутах ходьбы от площади с памятником, а от бумфабрики он топал бы сюда не менее получаса. А Темным, чтобы оказаться в центре, достаточно просто спуститься по ступенькам.

Милиционер, дежуривший на входе в райком, был, очевидно, «предупрежден» о визите дозорного – он его попросту не увидел. Поднявшись на второй этаж по лестнице, устланной красной с зеленой каймой ковровой дорожкой, Угорь оказался в длинном коридоре со множеством одинаковых дверей из полированного орехового дерева. На каждой двери имелась черная с золотом табличка. Разглядывая сияющие фамилии в сияющих рамках, он поймал себя на нелепой ассоциации – «Помним, скорбим…». После всех посещенных в этом городке учреждений, заведений и прочих общественных мест райкомовский коридор казался удивительно чистым. Даже синий мох, паразит, обитающий на первом слое Сумрака, здесь был аккуратно выморожен сотрудниками Дневного Дозора. Евгений впервые попал в их резиденцию – до этого все встречи проходили на нейтральной территории. Наверное, он еще долго расхаживал бы по коридору, вертя головой в поисках какой-нибудь особой таблички, но тут в самом дальнем конце открылась дверь, из-за нее выглянул бородатый ведьмак Харламов и, ни слова не говоря, махнул рукой.

Районным Дозором руководил боевой маг третьего ранга Качашкин. Собственно, на табличке – Угорь не постеснялся вернуться и еще раз перечитать – так и значилось: «Л. И. Качашкин», и ниже, крупно: «Специальная комиссия». Нагло. Разумно. Специальных комиссий посетители-люди сторонились. А для Иных, конечно же, в Сумраке пылала иная вывеска. Кабинет у мага был хорош: высокие потолки, ореховые панели в полстены, тяжелые бордовые шторы с кистями, массивные шкафы, сверкающие начищенной медью финтифлюшки. Большущий стол с тремя телефонными аппаратами. Правда, сию секунду хозяин кабинета всем этим великолепием наслаждаться не мог, поскольку с потерянным видом сидел сбоку от стола, на стуле для посетителей. Хозяйское же кресло занимал Аесарон: уперев локти в лакированную столешницу, ладонями он обхватил голову, запустив пальцы в шевелюру так, что жесткие черные волосы встали торчком. Буквально перед его лицом высилась весьма солидная стопка бумаг. Вид у него был изможденный.

– Ну и сволочь же этот ваш Гесер! – сквозь зубы процедил он, глядя не на Евгения, а на стопку документов. Складывалось впечатление, что именно упомянутый Гесер, руководитель Ночного Дозора Москвы и негласно – всей Российской Федерации, прислал эту гору бумаг Аесарону лично. Угорь промолчал.

Наверное, прав участковый Денисов, говоря про сонное царство. По слухам, в Москве – нескончаемое противостояние Светлых и Темных, непримиримая борьба, ежедневные стычки, сражения не на жизнь, а на развоплощение. Настоящий фронт. В областном центре, где Угорь долгое время занимался оперативной работой, стычек тоже хватало, но масштаб совсем не тот. Там Иные разных оттенков не столько задирались, сколько с подчеркнутым высокомерием старались не замечать друг друга. Нет, случалось всякое – время от времени кто-то срывался, кто-то ошибался, кто-то нарушал Договор, сознательно – открыто или тайком – шел на преступление. Время от времени руководство того или иного Дозора отдавало приказ занять лидирующие позиции, но, наверное, какому-нибудь столичному дозорному все это больше напоминало бы игру, нежели реальную битву Тьмы и Света. А здесь, в глухом районе, Угорь и вовсе мог позволить себе проконсультировать по телефону противника, а потом прийти в самое логово Темных, и при этом не чувствовал по отношению к себе ни ненависти, ни даже особой неприязни. Не враги – всего лишь соперники. Правда, только до того момента, пока одна из сторон не подставится, не проколется. Сейчас в роли такой стороны был Евгений, но оставалась надежда, что Дневному Дозору об этом ничего пока не было известно.

– Да ты присаживайся! – Аесарон подбородком указал на свободный стул. – А?

Евгений заставил себя встрепенуться. Он слишком расслабился. Необъяснимо расслабился. Непозволительно расслабился. Между прочим, трое из находящихся здесь брали его тогда, в универсаме. И после требовали развоплощения и вообще делали все возможное, чтобы жизнь ему сахаром не казалась.

– Спасибо, но я заступил на дежурство, – развел он руками: дескать, рад бы посидеть с вами, но пора на улицы, полные опасностей.

Он даже изобразил виноватую улыбку, по очереди оглядывая всех присутствующих. Качашкин на него не смотрел, сомнамбулически покачиваясь на стуле вперед-назад. Угрюмый ведьмак Харламов составлял со стола на поднос чашки-блюдца. Третий Темный дозорный, абсолютно лысый вампир Гущин, оккупировал маленький столик в углу – место секретаря или стенографистки того, кто раньше занимал этот кабинет; рядом стояла печатная машинка, но Гущин строчил что-то от руки – видимо, очередной отчет или недостающий рапорт.

Неполный состав.

– А где же ваш этот… Палтус? – благодушно осведомился Евгений.

– Как? – переспросил, приподняв голову, Аесарон. – Кто?

– Ну, Палтус, тот, кто с вами днем был, – любезно разъяснил Угорь.

После внушительной, зловещей паузы вдруг грянул хохот. Евгений реально испугался – он впервые видел задыхающегося ведьмака, икающих магов и рыдающего от смеха вампира. Вид последнего, надо сказать, был страшнее всего. Упал поднос с грязными чашками, сполз со стула очнувшийся Качашкин, рухнул грудью на стопку документов Высший Темный. Они захлебывались, колотили кулаками и ладонями по всему, до чего дотягивались кулаки и ладони, они катались, хватались за животы, а Угорь понятия не имел, что вызвало такую реакцию и как ему теперь быть – потому что все это, наверное, надо было как-то останавливать…

Открылась дверца, которую Евгений до сего момента считал дверцей самого дальнего шкафа. Оказалось, что кабинет соседствует с другой комнатой – видимо, служащей для отдыха хозяина. Оттуда показался позеленевший от злости спутник Аесарона. Казалось, еще секунда – и он кинется на оперативника, попытается задушить или перегрызть горло, даже не трансформируясь. Но тут его заметил Аесарон. Отдышавшись, он ткнул пальцем в сторону оборотня:

– Палтус!.. – И, дважды всхлипнув, снова ткнул: – Нарекаю тебя!..

Истерика возобновилась с удвоенной силой.

Оборотень молча развернулся и скрылся в комнате, шарахнув полированной дверцей так, что под потолком закачалась тяжеленная люстра.

Угорь понимал только то, что невольно умудрился каким-то образом оскорбить низшего Темного в присутствии остальных. Чем же? Ведь он сам слышал, как руководитель Дневного Дозора называл свою «шестерку» этой кличкой! Может, все дело в этом? Может, эта кличка не для посторонних ушей? То, что нормально на зоне или из уст босса, неприемлемо при непосвященных?

Если бы Евгений догадался в этот момент проверить прогноз, он увидел бы массу изменений в сравнении с тем, что было час назад. Но он находился в резиденции неприятеля, ему предстояло решать куда более насущную проблему с украденным и внезапно найденным сейфом с мощнейшим артефактом внутри, и посему проверить прогноз он не догадался.

Постепенно все успокаивались: Харламов принялся собирать с пола осколки посуды, Качашкин поправлял галстук, Гущин носовым платком-простыней вытирал слезы, Аесарон приглаживал волосы и шмыгал носом.

– Ух, Женька, ух, релаксатор! А? – Слово было Евгению незнакомо, но интуитивно он догадался, что Темный не пытается его обидеть, скорее, наоборот, делает ему этакий комплимент, благодарит за веселую шутку. – Чаю хочешь? Или коньяку?

Коньяку действительно хотелось, Угорь нервничал сейчас сильнее, чем вначале, когда только вошел в кабинет, но он заставил себя помотать головой.

– Извини, кофию не предлагаю, его мои обормоты еще днем выдули. Ты чего пришел-то? Ах да! – увидев, как изумленно вытаращился дозорный, вспомнил Аесарон. – Сейф! А? Это как же ты умудрился? Из кармана он у тебя, что ли, выпал? Бывает, бывает. Внизу он стоит, за шторкой, возле мента. Защиту я сниму, можешь забирать. Ты машину подогнал?

Узнав, что Угорь вообще без машины, изумился уже глава Темных.

– А как же ты его попрешь? Он же, наверное, пудов шесть весит. Харламов, ты как его сюда пер?

– Грузовичок словил подле рынка. – Харламов, похоже, был откуда-то с Поволжья, поскольку ощутимо окал.

– А в «жигуленок» ваш он полезет?

– Это навряд, – подумав, ответил ведьмак. – Тут ить как: в багажник точно не войдет, а на сиденья Леонид Иваныч не позволит – углы у ево острые, пошкрябает обивочку-то. – Он еще подумал. – Да и так-то навряд войдет.

Аесарон прищурился.

– Жень, могу одолжить тебе один амулетик, очень он чудесно с гравитацией взаимодействует – обвяжешь сейф веревочкой и понесешь, как воздушный шарик. А? Одолжить?

Угорь выставил руку ладонью вперед, покачал головой, отказываясь от предложения. Подобные заклинания были и в его арсенале, но энергия, затрачиваемая на их применение, выходила за рамки обычной бытовой магии. Соответственно, он будет вынужден расплатиться с Темными разрешением на использование магии того же уровня. Ему-то всего лишь сейф до кабинета дотащить, а они, чего доброго, мотоцикл какой-нибудь перевернут или десяток кирпичей из-под крыши на тротуар столкнут…

– Есть у вас телефонный справочник? – обратился он к Качашкину. – Вызову грузовое такси.

На местном автокомбинате долго юлили – дескать, все машины в разъездах, и вообще заявку надо было заранее подавать и оплату производить через сберкассу заблаговременно. Похоже, набивали цену, намекали на наличные и двойной тариф. Но, узнав, что грузовик следует подать к райкому, и свободный «зилок» сразу отыскали, и пообещали прислать квитанцию, которую «оплатите, когда будет удобно».

Евгению не верилось, что все может закончиться так быстро и без последствий. Конечно, он еще не проверял сейф. Возможно, «Всадника» там уже нет: все-таки Аесарон Высший маг, а «кольцо Шааба» и прочие охранные заклятья обезвредить и обойти хоть и чрезвычайно сложно, но теоретически выполнимо – если наверняка знать, что серьезный даже для Высшего риск и невероятные усилия будут вознаграждены. А возможно, Темные, не сумев взломать сейф, вплели в его защиту пару-тройку незаметных паразитных заклинаний – прослушивающих, разрушающих содержимое или блокирующих механизм замка. Пусть не сейчас и даже не завтра, но однажды такое заклинание может сработать и… и случится какая-нибудь неприятность. Угорь, конечно, не дурак, он избавится от сейфа, как только извлечет оттуда все самое ценное, а из ценного там – лишь древний шаманский артефакт, который так или иначе придется возвращать владельцу-Темному.

Оставаться в кабинете не хотелось – похоже, Аесарон все дела таки завершил, на столе появилась бутылка армянского коньяка, Харламов звенел бокалами, доставая их из недр шкафа. Если задержаться в тепле и роскоши, можно снова расслабиться, а там пойдут душевные разговоры, жалобы на собачью работу, воспоминания… Приятного в этом было мало, да и по сути – это уже не перемирие, не поддержание терпимых отношений, не вынужденная толерантность, а какое-то непотребство. Наверняка какой-нибудь столичный Светлый вообще расценил бы подобное застолье с Темными как предательство.

– Пойду встречать машину. Всего хорошего! – Евгений направился к двери, остановился. – Аесарон, у нас ведь нет взаимных претензий?

– Жень, обижаешь! – возмущенно надул и без того пухлые губы руководитель Дневного Дозора. – Ты сегодня здорово мне помог с этой гадской бюрократией, я в ответ подсобил тебе с утерянным имуществом. – Он широко развел руки. – Мы в расчете.

Угорь коротко кивнул, соглашаясь, и вышел в коридор.

Сейф, как и сказал Аесарон, стоял внизу, в холле, за плотной шторой или, скорее, занавесом, отгораживающим служебный гардероб. Шагнув в Сумрак, Угорь бегло осмотрел его на предмет магических воздействий. Разумеется, сейф «щупали», проверяли, но вскрыть вроде не пытались. Кажется, обошлось.

Размышляя о том, смогут ли они вдвоем с водителем грузового такси вытащить тяжеленный металлический ящик из холла и поставить в кузов, Евгений вышел на крыльцо и закурил. Вообще курил он крайне редко, в свое время совсем бросил, но потом сигареты как-то скромно и почти незаметно вернулись в его жизнь. Сейчас хорошая затяжка оказалась весьма кстати.

Жуткие морозы отступили, дышалось легко и привольно, и пар после каждого выдоха уже не окутывал лицо почти непроницаемым облачком, не оседал густым инеем на бровях и ресницах. Зима все еще оставалась зимою, со снегопадами, метелями, обледеневшими тротуарами и ростовыми сугробами вдоль дорог, но лютый холод, острый, оглушающий, сводящий с ума, остался в прошлом году. Даже Угорь, освоивший терморегуляцию еще в незапамятные времена, был просто счастлив от подобного климатического демарша, что уж говорить об обычных людях.

«Ява» дотлела до фильтра, машина все не шла, да и вообще на улице было тихо и пусто. Светилась вывеска неработающего ресторана, бросала фиолетовый химический отблеск на пьедестал и пальто вождя. Далеко-далеко, на грани слуха, угадывалась мелодия – где-то слушали современные пластинки. Евгений потянулся за музыкой, отыскал окно, из которого она доносилась.

Голос был удивительно чистым и сильным (исполнителя Евгений не признал), мелодия приятной и запоминающейся, слова банальными – и вместе с тем совсем не банальными. Ведь по сути, если разобраться, эта песня – крик души обычного мужчины, обращенный к женщине-Иной. Сколь часто на своем веку Угорь становился свидетелем тому, как распадаются давно уже вроде бы сложившиеся пары! Встречаются парень с девушкой, в кино ходят, целуются, мечтают, женятся, а потом вдруг один из них (или, как в песне, одна) обнаруживает в себе дремавшие способности и, распахнув глаза, начинает познавать новую жизнь, новые возможности, новый мир – мир Иных. И очень скоро все привычное становится неинтересным, старые друзья и возлюбленные – скучными, былые мечтания и впечатления – примитивными… Мало кто умудряется сохранить брак, потому что это очень трудно – пытаться делать вид, что ничего не произошло, что все по-прежнему, оказаться без вины виноватым перед собой в том, что ты не такой, мириться с ущербностью супруга или супруги, закрывать глаза на то, что ему или ей никогда не будут доступны те краски, звуки и ощущения, которые доступны тебе, прощать случайно «подслушанные» мысли и эмоции… Вот участковый Денисов как-то умудрился. Сколько он женат? Четверть века? Дольше? Но тут случай вообще особый – Денисов практически отказался от использования своего дара. Бывает. Для Евгения подобный отказ был равносилен тому, как если бы человек добровольно завязал себе глаза, перестал пользоваться правой рукой, да еще и туфли надевал на три размера меньше – неудобно, неестественно, неприятно до боли. Никакой свободы, одна лишь гнетущая тяжесть, постоянная досада на то, что мог бы летать, а вынужден ползать… Вот и большинство Иных, вероятно, чувствовали то же самое и потому делали выбор в пользу невероятных возможностей, а не скучной жизни среди обычных людей. Некоторые старались держаться, какое-то время оставались в семье, но потом, рано или поздно, все равно сдавались. Может, это и малодушие, но Угорь считал, что лучше, когда рано, иначе ты обрекаешь себя на то, чтобы постоянно видеть, как стареет любимый человек – а ты ничего не можешь с этим поделать. Его постепенно одолевают болезни и страх – а ты ничего не можешь с этим поделать. Ты видишь изумление и невольный немой укор в его глазах, потому что ты все еще молодой и здоровый, а он уже нет, – и ничего не можешь с этим поделать.

Вот правда – лучше вовремя уйти. Это проще и действительно необходимо. Как подросший ребенок однажды перестает нуждаться в постоянной опеке родителей и выскальзывает из материнских объятий, чтобы начать самостоятельную жизнь, так и человек, обнаруживший в себе способности Иного, должен вырваться из привычного людского круга с тем, чтобы попасть в иной круг – себе подобных.

Но с Иными-то все понятно, а что должен чувствовать человек, которого оставили, покинули, бросили? Если бы ему была известна настоящая причина – он, наверное, думал бы и говорил примерно такими словами, как в песне. Что для него Сумрак? Облако, которое хочет забрать любимую. Почему ему нельзя с ней? Крылья, говорят, не те. В общем, неожиданный смысл открывается у песни.

Впрочем, был и другой смысл – более очевидный, «в лоб». Угорь давно уже ни к кому не привязывался и, собственно, никому не мог бы посвятить фразу «Как же я хочу рядом быть», но когда-то… Да, в этом «когда-то» и облако было, зловонное огненное облако, и была веселая и чистая девочка-Иная, которая не справилась со всепожирающим косматым сгустком пламени, а он, совсем еще юный боевой маг, просто не успел прикрыть ее. Потом долго с тоской и досадой вспоминал, корил себя за то, что не решился представиться ей раньше. Получилось бы что-нибудь у них? Возможно. Тогда, вполне вероятно, и жизнь сложилась бы иначе, и в том бою он был бы ближе к ней, плечом к плечу, и внимателен был бы за двоих, и яростнее в десять раз… «Поздно мы с тобой поняли…»

Где-то за углом, слева, раздался приглушенный шлепок – снег съехал с крыши и стукнул мягкой лапой о тротуар. Очарованность песней и навеянными ею воспоминаниями пропала. Машины все не было. Угорь спустился с крыльца, вышел на проезжую часть, посмотрел в один конец улицы, в другой – пусто. Редкий порыв ветра качнул фонарь неподалеку – заколыхались тени, проступили и вновь исчезли в темноте мелкие детали: штакетник, скамейка, голый куст. Забавно: как будто на секундочку включили и сразу же выключили телевизор, и все, что так реалистично смотрелось на экране, пропало, перестало существовать.

Вновь подул ветер, хлопнула фрамуга, и этот звук показался Евгению совершенно неуместным. Он задрал голову. На райкомовском фасаде светилось всего два окна – второй этаж, самый крайний кабинет. Партийные чиновники давно разошлись-разъехались по домам, и только «Специальная комиссия» заседает, запивая ценные указания руководителя хорошим коньяком. Абсолютно все окна закрыты, да и вряд ли кому-то придет в голову посреди зимы оставить проветриваться комнату на всю ночь. Угорь сделал несколько шагов в сторону, заглянул за угол. Сюда не доставал свет фонарей и ресторанной вывески, и, напрягая зрение, он тщательно осмотрел торцовую стену райкома. Может быть, почудилось, но одна из оконных створок едва заметно выделялась на залитой чернильным мраком стене. Вроде бы чуть-чуть приоткрыта. Или не до конца закрыта. Второй этаж. Комната, примыкающая к кабинету Дневного Дозора. Оборотень Палтус.

Угорь стал под самым окном, осмотрелся. В ближайшем сугробе обнаружилась вмятина – будто кто-то с размаху упал. Или спрыгнул со второго этажа. Спрыгнул – и исчез? Вокруг сугроба не было ни единого следа, лишь метрах в пяти обнаружилось несколько отпечатков лап крупного животного. Высоко вздымая колени, Угорь пошел по снежной целине, вертя головой, выискивая следующие отметины. Потом побежал. Потом на ходу нырнул в Сумрак и помчался что есть мочи. Как давно он услышал «падение снега с крыши»? Какова фора у оборотня?

Тратить столько сил в Сумраке было неразумно, Евгений это прекрасно понимал. Но понимал он и то, что нагнать вервольфа может только так, только проламываясь сквозь вязкий серый туман, отдавая ему так много, что потом не сразу и возместишь. Оборотни – единственные маги, которые могут воплощать свой сумеречный облик в реальном мире. Не принимать образ, не навешивать маскарадный костюм, не транслировать картинку в сознания окружающих, а по-настоящему перестраивать свое тело со всеми вытекающими бонусами. По этой причине Палтусу нет нужды сейчас находиться в Сумраке: он и так уже страшен, чудовищно силен, практически неуязвим и по-волчьи стремителен – вон какие прыжки, едва ли не по пять метров!

Угорь на бегу взглянул на часы. Начало девятого, универсам уже закрылся, Вера, наверное, только что переоделась и вот-вот выйдет… или уже вышла. Для Евгения время в человеческом мире практически замерло, он добежит до места и вынырнет из Сумрака раньше, чем минутная стрелка сместится на пару делений. Если в тот момент, когда он стартовал от торцовой стены райкома, Вера надевала шубку, то к моменту его прибытия она только-только успеет застегнуть все пуговицы. Но если она уже вышла, если добралась до какого-нибудь поворота… Черт возьми, ведь он понятия не имеет, где она живет, какой дорогой ходит! Ему сделалось страшно.

Как некстати привязалась подслушанная песня, как некстати всколыхнула воспоминания! Та девочка-Иная – она умела защитить себя, умела сражаться, это было ее профессией и долгом, и лишь однажды она не смогла справиться, а он не успел ей помочь. Вера не была Иной, она едва удерживала баллон с соком тонкими пальчиками, она вообще ничего не поймет и ничего не сможет поделать, когда встретится лицом к лицу с опасностью. И потому он обязан успеть.