Читать книгу Неправильные приставки. Весёлые рассказы - Сергей Махотин - Страница 3

Маленький чёрный жучок появился на парте неизвестно откуда. Уверенной быстрой походкой он направился прямо к раскрытому учебнику, вскарабкался на него и остановился на карте древнего мира, не дойдя двух сантиметров до Карфагена. Рядом был нарисован воин с копьём, схвативший за волосы упирающуюся рабыню.

– Гляди! – толкнул меня Юрка в бок. – Боится в Средиземное море лезть.

Жучок не двигался. Видно, размышлял, стоит ли ему, в самом деле, лезть в Средиземное море.

Юрка тихонечко пнул его кончиком карандаша. Жучок двинулся вперёд, ненадолго задержался на голой коленке воина, потом развернулся и пошёл обратно, вглубь Африки.

Я быстро достал из портфеля линейку и преградил ему путь к отступлению. Но тот, не дойдя до линейки, взял курс на Египет. Затем влез всё-таки в Средиземное море и опять остановился, выбрав для передышки остров Крит.

– Я ему имя придумал, – сказал Юрка.

– Какое?

– Гомер.

– Почему Гомер?

– Бродит по свету, поёт себе песни про Одиссея.… Ну, и вообще.

Тем временем Гомер опять попытался улизнуть в Африку. Но Юрка так пихнул его карандашом, что из Средиземного моря тот перелетел сразу в Балтийское, перевернулся на спину и забарахтался между страницами.

– Что, Гомерчик, холодно? – ехидно проговорил Юрка, наклоняясь над картой. – Что, не нравится?

В этот момент сверху опустилась рука Николая Михайловича и захлопнула учебник.

Юрка вздрогнул и задрал голову.

– Николай Михайлович, вы Гомера раздавили! – воскликнул он несчастным голосом.

В классе засмеялись. Юрка, изо всех сил стараясь казаться серьёзным, невинно смотрел в глаза историку. Но силы его быстро таяли. Юркины щёки надулись, сам он сделался красным и вдруг – икнул. Потом ещё раз. И ещё.

Опять все захохотали.

– Я не нарочно, честное слово, – попытался Юрка оправдаться, но начал икать ещё чаще.

Николай Михайлович нахмурился.

– Вот что, Шевельков. До конца урока двадцать минут, так что, к счастью, ты его не весь сорвал. Иди водички попей, обдумай своё поведение и не показывайся мне сегодня на глаза.

Не переставая икать, Юрка пошёл из класса.

Меня будто кто-то за язык дёрнул:

– Как же он попьёт водички, она же не кипячёная?

– Вот что, Сорокин, – совсем рассердился историк. – К тебе тоже относится всё, что я сказал твоему другу. До свиданья.

Я вышел из класса вслед за Юркой.

Юрка дожидался меня в коридоре, улыбаясь во весь рот.

– А я икать перестал!

– Поздравляю, – буркнул я.

– Понимаешь, икаю и не могу остановиться. Ну, думаю, всё! Ещё чуть-чуть – и заворот кишок. Аж живот заболел.

Назавтра истории не было, так что настоящие неприятности начались два дня спустя. Едва Николай Михайлович вошёл в класс и повесил карту, Юрка опять начал икать.

– Кончай, – сказал я ему. – Не смешно.

– Какие уж тут шу-ут-ки, – ответил он.

В классе снова захихикали. Пуще прежнего нахмурился историк. И через пять минут Юрка уже закрывал за собой дверь со стороны коридора.

На перемене он жаловался:

– Фантастика какая-то! Как только вышел из класса, сразу икать перестал. Что я, специально, что ли, икал? Что я, дурак, что ли?

Я не успел ответить утвердительно, потому что прибежал Орлов и, сияя от удовольствия, сообщил, что нас вызывает директриса.

Когда мы вошли в кабинет, они сидела за длинным столом и рассматривала нас, прищурившись. Посередине стола стоял графин с водой, и я подумал, удобно ли Юрке пить из директорского графина, если опять ему вздумается икать?

– М-да, – покачала головой директриса. – Не ожидала от тебя, Шевельков. А от тебя, Сорокин, и подавно.

Она выдержала длинную паузу. Юрка вздохнул. Я пожалел своих родителей.

– Ну? Что молчите?

– Я сам от себя не ожидал, Мария… Пахомовна! – воскликнул Юрка. – Я…

– Маргарита Прохоровна, – поправила директриса.

– Я сам от себя не ожидал, Маргарита… Пахомовна. Я, как историка опять увидел…

– Николая Михайловича.

– Я, как Николая Михайловича опять увидел, так на меня икота опять напала. Наверно, у меня на него иммунитет.

– Что, что у тебя на него? – изумилась Маргарита Прохоровна.

– Ну, этот… Как его?..

Открылась дверь, и в кабинет вошёл историк.

– Присаживайтесь, Николай Михайлович, – пригласила директриса. – Будем решать, что с ними делать. Оказывается, у Шевелькова на вас иммунитет.

Юрка виновато взглянул на учителя и вдруг икнул.

Николай Михайлович побледнел и чуть не опустился мимо стула. Видимо, такое безрассудное хулиганство было выше его понимания. Дрогнувшей рукой он налил из графина полный стакан и выпил его залпом.

– Вот видит-е, – радостно икал Юрка. – Я же не обман-ываю!

– Прекратить паясничать сейчас же! – директриса ударила ладонью по столу и поднялась с места. – Значит, мне, как ты предлагаешь, нужно сделать выбор: либо Николая Михайловича уволить с работы, либо тебя оставить на второй год.

– Ничего я не предлагаю, – пробормотал Юрка.

– Ну как же? Уроки истории ты теперь посещать не в состоянии. А с двойкой по истории я тебя в следующий класс не переведу. Просто права не имею. Не так ли, Николай Михайлович?

Николай Михайлович откашлялся, как будто собирался произнести речь. Но ничего не сказал, а просто кивнул.

И тут меня осенило.

– Шевельков не виноват! – закричал я. – Гомер во всём виноват. Он, наверное, заразный. Надо класс опрыскать!

Директриса посмотрела на меня, потом на Николая Михайловича, потом опять на меня. Ужас мелькнул в её глазах.

– Нет, – вздохнул Юрка. – Гомер сегодня отсутствовал, а я всё равно икал.

Это было правдой.

– А почему это ты, интересно, икать перестал? – подозрительно произнесла директриса.

– Ой, и правда! – удивился Юрка. Он набрал в грудь побольше воздуха, шумно его выдохнул и взглянул украдкой на Николая Михайловича.

Но с учителем творилось что-то непонятное. Он сидел уже не бледный, а розовый, и, казалось, не дышал. Взгляд его был устремлён в противоположную стену. Он не издавал ни единого звука, но через короткие промежутки времени вздрагивал всем телом.

Директриса забеспокоилась.

– Что с вами, Николай Михайлович?

Тот встал, взмахнул руками, будто отмахиваясь от невидимых насекомых, и выбежал из кабинета.

– Ты его икотой заразил, – шепнул я Юрке.

Зазвенел звонок с большой перемены.

Директриса потёрла пальцами виски и вдруг резко спросила:

– Кто вам рассказал про Гомера?

Мы переглянулись.

– Николай Михайлович…

– Во второй четверти ещё.

Она покачала головой:

– Эх, вы! Ничего-то не знаете. Это было его университетское прозвище. Он самостоятельно выучил древнегреческий язык. Его на кафедре оставляли. Бескорыстнейший человек! Ему бы наукой заниматься, а он с вами мучается, остолопами. Ступайте!

Мы ждали, что она вспомнит про наших родителей, снизит оценки по поведению или ещё какую-нибудь придумает нам казнь. Но директриса молча перебирала на столе бумаги, словно уже забыла про нас. Мы тихо вышли и осторожно прикрыли дверь.

Идя по коридору, Юрка вдруг остановился у окна и приложил палец к губам. Я посмотрел в окно. На школьном крыльце стоял Николай Михайлович и курил. Он был без пальто и без шапки, снег падал ему прямо на голову, ложился на плечи. На голове у него я заметил маленькую лысину. Впервые я глядел на учителя сверху вниз. И мне его было жалко.