Читать книгу Запасной инстинкт - Сергей Майоров - Страница 9

– Теперь давайте раскладывать по своим полкам все, что имеем.

Никитину уже надоело топтаться на одном месте. Более непонятного дела он не встречал за всю свою карьеру сыщика. В процесс включались новые действующие лица без всяких на то оснований. Как могут быть связаны единым умыслом преступника убийства положенца Вирта, ученицы средней школы и нувориша Верника? Пока ответа на этот вопрос не было. Если в городе завелся маньяк, то почему он действует вопреки всем мотивам поведения, известным мастерам сыска? Непонятно!..

– Сергей, какого цвета были глаза жертв? У них одинаковое прошлое, цвет волос, манера говорить? Какова связь между ними? Даже здесь опереться не на что. Как больной, по фамилии Русенков, человек не для бесед, может знать про какой-то метагексоэпам? Кто он? Почему под ногами постоянно путается главврач и Русенков при нем косит под дебила? Ты спрашивал у экспертов, Игорь, что такое этот… метагексоэпам-два?

– Спрашивал, – доложил Стариков. – Они сказали, что это каша, мед, дерьмо и пчелы в одном слове.

– Спасибо, – поблагодарил Никитин. – Сейчас иди и делай запрос на сотрудника УВД города Мурманска Русенкова Антона Антоновича. Все-все-все. «Хочу все знать». Захватил в юности такой киножурнал? Михаил, что по запросу в Москву?

– Ждем-с.

В конце стола зашевелился, словно пробуждаясь, Черников.

– Сегодня проверил все ориентировки за год по области. Человек в сером плаще нигде не отсвечивал.

– Да. А что насчет социального работника в черных брюках?

– Наружка его пасет. Раз молчат, значит, ничего выдающегося не происходит. Будем ждать письменного ответа. Может, там что прояснится.

– Понятно. – Никитин тяжело вздохнул.

У него было такое же ощущение в юности, когда он прыгал с парашютом. Ты стоишь перед вечностью, и не на что опереться.

– Что, Сергей, через полчаса нужно выдвигаться к мемуаристу Муромову?

– А ты коньяк купил?

– По дороге возьмем.

В тот момент, когда Александр и Сергей поднимались по лестнице дома, в котором жил доктор Муромов, в квартире данного персонажа происходило следующее.

Муромов барахтался на кровати, пытаясь вывернуться из-под подушки, которая тяжким грузом давила ему на лицо. В изголовье мемуариста на коленях стоял человек в коричневой кожаной куртке и с силой давил на эту самую подушку. С удовлетворением почувствовав, что барахтанье стало носить конвульсивный характер, он удвоил усилия, желая побыстрее закончить с этим делом.

И тут произошло непредвиденное. Раздался звонок в дверь. Человек вспомнил, что не запер ее изнутри, а лишь прикрыл, и мысль об этом разом изменила его планы. Он оставил подушку на голове жертвы и выскочил на балкон.

Четвертый этаж полногабаритного дома сталинской постройки. Прыжок вниз означал смерть, вверх, с целью дотянуться до балкона, – то же самое, только с большей высоты.

– Что это он не открывает? – забеспокоился Черников.

– Спит, наверное.

– Он сказал, что встает в семь и садится за мемуары.

– Ага. – Никитин неопределенно хмыкнул, разглядывая этикетку на бутылке «Дербента».

Черников толкнул дверь, и она неожиданно открылась. Ни слова не говоря, опер вынул ПМ и осторожно вошел в квартиру. За ним проследовал Саша. Его вид, с пистолетом в одной руке и бутылкой коньяка в другой, был несколько нелепым, но отвлекаться на то, чтобы избавиться от благородного напитка, не было времени.

Черников рывком перевалился через порог комнаты, за секунду оценил ситуацию в квартире и завопил:

– Саша! Займись дедом, я к балкону!

Балкон был пуст. Глянув вниз, он не обнаружил никаких признаков жизни или смерти на асфальте. Потом опер повторил движение человека в кожаной куртке – быстро поднял голову вверх. Не стоило даже думать о том, что можно дотянуться до балкона пятого этажа.

– Не на крыльях же он сюда прилетел! – в сердцах рявкнул он в комнату.

А там Никитин стащил старика на пол и делал ему искусственное дыхание. Саша уже понял, что тот будет жить. Пульс прощупывался, появилось и прерывистое дыхание.

– Давай, старик! – подбадривал его Никитин, продолжая давить толчками на седую впалую грудь. – Сейчас коньячку хапнем по маленькой! «Дербент», Кизляр, выдержка три года! Сорок два градуса! Как в сказке будешь.

– Ушел, сука! – со злостью выдавил Черников, входя и отмахиваясь от надоедливой тюлевой занавески. – Или улетел. – Некоторое время он глядел на Никитина, трудящегося в поте лица, потом заявил: – Хорош прессовать-то его!

– Посмотри у него лекарства на тумбочке. – Александр продолжал работать руками.

– А я в них разбираюсь? Валокордин, реланиум… Влей лучше пару капель коньяка ему в рот!

Наконец дыхание старика стало ритмичным.

Никитин поднялся с пола и коротко приказал Черникову, показывая на кучу пузырьков и таблеток:

– Дай нашатырь. Вон он стоит.

В это время этажом ниже двое братьев Мартемьянц семи и девяти лет воспользовались отсутствием дома взрослых и продолжали игру в полицейского и бандита. Забава заключалась в стрельбе друг в друга из пистолетов, снаряженных пистонами. Братья умело скрывались за складками местности в полногабаритной квартире и постоянно спорили о том, кто из них был убит первым. Иногда спор перерастал в масштабные драки, в ходе которых постигалась истина. Они приняли компромиссное решение быть убитыми по очереди, а потом младший Мартемьянц вдруг обратил внимание старшего на необычную ситуацию, сложившуюся за их окном. Балкон братьев был на другой стороне дома, поэтому они прильнули к окну.

Прямо перед ними висел мужик

Прямо перед ними, зацепившись руками за край балкона четвертого этажа, висел мужик. Такого они еще не видели никогда в жизни. Мужик не звал на помощь, не пытался подтянуться и снова залезть на балкон. Он просто висел, словно в этом был какой-то смысл.

Братья открыли окно. Видение не исчезло. Живой мужик в коричневой кожаной куртке спокойно висел, зацепившись руками за край балкона. Увидев открывающееся окно, он вздрогнул, но заметил детей и немного успокоился.

– Дядя! – обратился к нему старший Мартемьянц. – Пожарных с лестницей позвать? У нас телефон есть.

Мужик молчал.

– Может, дяденька глухой? – спросил младший.

– Не знаю, – сознался старший и заорал: – Дядя!

Мужик зашипел на них как гусь.

– Он немой, – понял старший. – Поэтому не может позвать на помощь. Дядя! Вам позвать пожарных?

– Кто там орет? – спросил Никитин Черникова, вливая в рот пенсионера полрюмки коньяку. – Ну-ка, глянь.

Черников вернулся через мгновение и сообщил:

– Пацанва какая-то. Где-то рядом.

– Может, он нас не видит? – спросил младший.

– Видит, но не слышит.

– Поэтому не понимает.

– И сказать ничего не может. Он глухонемой, – заключил старший.

– Надо что-то делать.

– А как? – огорчился старший Мартемьянц и тут же ответил на свой вопрос: – Нужно в него что-нибудь кинуть. Легкое.

– Гвоздь подойдет?

– Что с вами случилось? – спросил старика Никитин, едва тот стал проявлять признаки осмысленных действий. – Кто на вас напал? Вы знаете его?

Муромов уставился на Никитина немигающим взглядом.

– Вы кто?

– Начальник отдела по раскрытию убийств Никитин.

– Вот дожились, а?! – внезапно восхитился старик. – Убить еще не успели, а начальник уже здесь! Молодца! Не зря НКВД с конца тридцатых кадры готовить стали!

– Мой коллега Черников был у вас вчера, – пояснил Саша.

– Здорово, дедуля, – заявил Сергей. – А у тебя, вижу, жизнь ключом бьет? Не ту фамилию в мемуарах упомянул, что ли?

– А, Серега! – Старик улыбнулся одними губами. – Жизнь нынче стала опасной! Демократы хреновы довели страну!

– Это демократ тебя так? – полюбопытствовал Черников. – Кто был здесь? Знаешь, нет?

– Если бы знал! Налетел, падла, как коршун! Если бы я не спал, то показал бы ему, суке, старую закалку!

– Ладно, – успокоил разбушевавшегося доктора наук Никитин. – Из-за чего вас хотели убить? Сами подумайте. Вчера к вам приходит сотрудник полиции и расспрашивает про дела давно минувших дней. У вас сегодня с ним назначена встреча. Опоздай мы на полминуты, вы были бы убиты. Так кто это мог быть? С кем вы разговаривали после ухода Сергея?

– Он на гвозди не откликается.

– Молчит, – согласился старший брат. – Принеси-ка мне дротик от дартса.

– Может, в полицию позвонить?

– А вдруг он не хочет, чтобы кто-то полицию звал? Неси дротик.

– С кем разговаривал? Да ни с кем! Кому нужен такой старый пень, как я?! Впрочем…

За окном раздался страшный крик, как-то нехорошо удаляющийся вниз.

Черников и Саша метнулись на балкон.

– Черт!.. – вырвалось у Никитина. – Это тот самый! Социолог из мэрии!

К крику человека в кожаной куртке, корчившегося на асфальте, добавились несколько вскриков женщин, проходивших мимо. Около пострадавшего мгновенно стала собираться толпа.

– Откуда он упал?! – Изумлению Черникова не было предела.

Он смотрел вверх, не понимая, как такое могло случиться.

– Откуда упал?! – взревел Никитин. – Он висел, зацепившись за балкон! Ты как проверял?! Пока это наш единственный свидетель! Вызывай «Скорую» и опергруппу! Я вниз!

Не чувствуя своей скорости, Саша пролетел все лестничные пролеты, расположенные квадратом, и выбежал на улицу.

Расталкивая зевак, он прорвался в стихийно образованный эпицентр событий и присел над мужчиной в коричневой куртке.

У того из ушей текла кровь, и по его мутнеющим глазам Саша понял, что через мгновение все будет кончено.

– Кто вас послал к Муромову?

Последовало еще несколько конвульсивных движений, и из горла упавшего мужчины хлынула кровь.

– Бесполезно, – услышал Никитин позади себя. – Он упал практически вниз головой. Непонятно, как еще столько жил.

За спиной Саши стояла женщина лет тридцати.

– Я врач, – посмотрев на мужчину, объяснила она.

В бедре помощника депутата Семкина торчал черный дротик от игры дартс.

Оперативники сидели в квартире Муромова. На фоне неунывающего историка их вид вполне подходил под определение «депрессия». Старик, которого всего несколько минут назад едва не лишили жизни, обещал помочь им чем только сможет.

А операм было из-за чего переживать. Из реально существующих действующих лиц этой страшной и непонятной истории лишь двое могли пояснить хоть что-то. Гражданин, которого только что отвезла в морг местная труповозка, и Муромов.

Если быть до конца откровенным, то Никитин не ставил ни на одного из них как на лиц, могущих определить ключевое направление расследования. Настолько нелепой была связь между ними и убийствами.

Одно было ясно наверняка. Едва Черников посетил Муромова, как над жизнью старика нависла смертельная опасность. Восемьдесят лет он не думал о том, что помрет, будучи задавленным собственной подушкой. Всего лишь одно появление старшего оперуполномоченного Черникова, продолжавшееся полчаса, едва не поставило крест на его мемуарах.

Если только за Сергеем не следили, что, впрочем, маловероятно, то организатором покушения на Муромова вполне можно было считать самого старика. Только его связь с кем-то после отъезда Черникова могла подтолкнуть неизвестного злодея к решительным действиям.

– Кому же я звонил? – Старик напрягал память, тужась, как в уборной. – Нет, ребята. Разрази меня гром, если вру, но я не звонил никому. После отъезда Сереги я соснул с полчасика и сел за мемуары. За пятую главу. Она называется «Выжить, чтобы жить». В ней будет описана моя трагическая судьба во времена чистки. Понимаете, в конце тридцать шестого года…

– Я прочту, – пообещал Никитин и потер пальцами лоб. – Значит, вы не звонили?

– Слово доктора наук.

– Верю, – неуверенно заключил Никитин, глядя, как сей доктор наук заливает в рот, как в воронку, треть стакана сорокадвухградусного «Дербента». – Ну, а вам-то звонили?

Муромов крякнул как подстреленный чирок, поставил стакан на прикроватную тумбочку, с разочарованием уставился на Александра и заявил:

– Обижаешь. Мне звонят каждый день! Товарищи по партии, те, кого еще сохранила жизнь, консультанты по написанию мемуаров, ну и просто знакомые.

Никитин с Черниковым переглянулись.

– Хорошо. Тогда давайте вспомним, кто вам звонил вчера. Начнем с того, кто был первым после отъезда Сергея.

– Пожалуйста. Где-то в пять вечера звонила медсестра. Она живет неподалеку. Старая знакомая моей покойной супруги, поэтому ежедневно справляется о моем самочувствии.

– Дальше, – поощрил его Черников.

– Около семи позвонил Сташевич.

– Кто есть Сташевич? – по-военному поинтересовался Никитин.

– Выпускник Оксфордского университета, поляк по национальности, мой хороший знакомый. Помогает в написании истории возникновения огнестрельного оружия.

– Принято, – согласился Сергей. – Вспоминаем дальше.

Старик наморщил лоб, и без того перепаханный долгими годами, и Никитину подумалось, что если дед не может вспомнить, с кем он вчера разговаривал по телефону, то как он может писать в своих мемуарах про дела минувшие, которые начались чертову уйму лет назад? Судя по трудам Волкогонова и академика Поляка, разложенным по письменному столу, старик Муромов вспоминал не совсем своими мозгами. Мемуаристы – сложный народ. Они как в той песне: «Все, что было не со мной, помню». Брежнев писал, что спас солдата во время шторма. Оказалось, что это солдат его спас. И так далее. А вот принимали ли вчера но-шпу – не помнят. Бывает. Но про такое вспоминать не стоит, это – не героическое прошлое, а карма.

– Дед! – Черникову надоело смотреть на кошмарную маску напряжения, застывшую на лице Муромова. Что ты сидишь, как Кутузов в Филях? Пробки вышибло, что ли? Кто тебе после оксфордского поляка звонил?

Пенсионер хлопнул себя по лбу.

– Ну, конечно! Вспомнил! Витольд Шостак!

– Кто такой Витольд Шостак? – стоически продолжал допрос Никитин.

– Ученик мой. Я тогда в медицинском институте историю на кафедре преподавал, а он был моим лучшим студентом! И как я мог забыть?..

Вертикальные морщины воспоминаний сменились горизонтальными, признаком досады.

– Где работает Шостак?

Старик открыл было рот, но вдруг в комнате раздалась оглушительная трель телефонного звонка. От неожиданности Черников вздрогнул, взглянул на Никитина, пробормотал что-то невнятное и полез в карман за сигаретами.

– Да! – заорал в трубку Муромов. – Здравствуй-здравствуй! Слушай, у меня такая неприятность сегодня вышла! Кто-то меня задушить хотел, а потом этот человек упал вниз, когда полиция приехала!

Все это старик успел произнести на одном дыхании, так что времени у Никитина было ровно столько, чтобы рывком дотянуться до телефона и обрушить на рычаги свою ладонь.

– Кто звонит?! – рявкнул Черников, роняя сигарету изо рта.

– Да Витольд и звонил! – заверещал пенсионер. – Я как раз вам трубку хотел отдать!

– Кто такой этот Шостак, черт меня подери?!

– Главврач ЦПЛ! Центральной психиатрической лечебницы! Самый способный и старательный мой ученик!

Никитин побелел.

– Сергей, срочно вниз. Пусть труп этого помощника везут не в морг, а в реанимационную палату первой попавшейся поликлиники! У входа поставить опера в гражданке, пусть отслеживает все контакты. Врачам настрого запретить передачу какой-либо информации. Бегом!

Не успела за Черниковым захлопнуться входная дверь, Никитин присел около кровати Муромова, отодвинул в сторону бутылку коньяка и проговорил:

– Я хочу знать все про камни вашего деда. Скажите, кому вы могли о них рассказывать совсем недавно? Я имею в виду ничтожный период в истории, которую вы изучаете, – около года или двух лет назад. Не забывайте, что вы мой должник.