Читать книгу Холодная война в «сердце Африки». СССР и конголезский кризис, 1960–1964 - Сергей Мазов - Страница 12

Советские должностные лица, в отличие от американских коллег, отнеслись к позиции конголезского премьера с пониманием. В Америке Лумумба встретился с первым заместителем министра иностранных дел В. В. Кузнецовым (24 и 30 июля) и с послом в Канаде А. О. Арутюняном (29 июля)[197]. В меморандуме ЦРУ о помощи восточного блока Конго отмечалось, что на встречах с Кузнецовым обсуждался вопрос о поставках советского оружия в Конго[198]. У автора не было возможности ознакомиться с записями их бесед, и подтвердить или опровергнуть эту информацию он не может. Опубликованные документы дают основания предполагать, что могли быть достигнуты договоренности о поставках транспортных средств правительству Лумумбы в обход ООН. В заявлении советского правительства от 31 июля подтверждалось намерение СССР «в ближайшее время» отправить в Конго пароходом 100 грузовых машин, комплект запасных частей к ним и ремонтную мастерскую «в сопровождении инструкторов», послать туда группу врачей и медицинского персонала, а также медикаменты и необходимое медицинское оборудование. Если раньше грузовики предназначались для войск ООН, то теперь говорилось, что они, как и советские самолеты, будут использоваться для доставки грузов «в целях оказания помощи конголезскому народу и правительству в их справедливой борьбе против империалистической агрессии»[199].

Это создавало реальную угрозу всей конголезской стратегии администрации США, считавшей, что «опора на ООН в деле восстановления Конго является лучшей гарантией против советской помощи, за которой неминуемо последуют подрывные действия»[200]. 1 августа Госдепартамент ответил резким заявлением: «Советские лидеры должны отдавать себе отчет, что подобные публичные заявления могут только добавить проблем тем, кто на деле и всерьез пытается восстановить мир и порядок в Конго»[201]. 6 августа Госдепартамент разослал циркуляр, обязавший американских дипломатов разъяснить дружественным правительствам американскую позицию о помощи Конго исключительно через ООН. Аргументация была следующей: «Если США окажут прямую помощь, то Советский Союз и другие коммунистические страны сделают то же самое. Восстановление Конго превратится в противостояние в духе холодной войны, что не пойдет на пользу ни Конго, ни Африке, ни всему свободному миру»[202].

Холодная война докатилась до «сердца Африки» и избежать ее там было невозможно, пока оставалась неразрешенной проблема Катанги, эта ахиллесова пята Лумумбы. Мятежная провинция быстро обзавелась атрибутами независимого государства. Провинциальное собрание стало именоваться национальным, депутаты конголезского парламента от Катанги и члены центрального правительства от партии КОНАКАТ были отозваны в Элизабетвиль. Вступила в силу разработанная бельгийцами конституция, которая наделяла всей полнотой исполнительной власти президента (им стал Чомбе) и назначенное им правительство. Появился свой флаг и гимн, началась чеканка катангских монет. В Элизабетвиле продавались отпечатанные в Брюсселе карты «Государства Катанга». Налоги, которыми облагались иностранные компании, стали целиком поступать в местную казну. Прибывший в Катангу командующий КНА В. Лундула, назначенец Лумумбы, был задержан и выслан из провинции. Чомбе назначил руководителем силовых структур – частей «Форс пюблик», жандармерии и полиции – майора Гая Вебера, командира отряда бельгийских парашютистов, высадившегося в Катанге 10 июля. Он очистил их от «враждебных элементов», т. е. от лиц, замеченных в нелояльности Чомбе, оставил на командных должностях бельгийских офицеров. Жандармерия, полиция и лояльные вожди получили вооружение и боеприпасы из армейских арсеналов[203].

Катангское радио каждые 15 минут прерывало передачи и передавало на французском и английском языках: «Здесь Элизабетвиль – столица независимого государства Катанга. Здесь президент Чомбе. Всегда в борьбе против коммунизма»[204].

Прибывший в Леопольдвиль 28 июля Хаммаршельд оказался между двух огней. Центральное правительство настаивало на скорейшем проведении военной операции против Чомбе силами ООН. Подчас это делалось довольно бесцеремонным образом. 31 июля на приеме, устроенном в честь генсека ООН, вице-премьер Антуан Гизенга (Лумумба находился заграницей) неожиданно остановил игру оркестра и разразился пространной речью, в которой обвинил ООН в тайном сговоре с бельгийскими агрессорами и призвал очистить от них всю страну, включая Катангу. Сконфуженные гости с бокалами в руках вынуждены были слушать это[205].

Противная сторона тоже действовала напористо. 31 июля король Бодуэн направил генсеку ООН послание, в котором объяснил вооруженное вмешательство Бельгии необходимостью защитить европейцев и выразил опасение, что вывод войск из Катанги дестабилизирует положение в «этом островке спокойствия и стабильности среди всеобщего хаоса»[206]. Моиз Чомбе был менее дипломатичен. Он заявил, что никогда не согласится со вводом войск ООН в Катангу: «Они нам не нужны, мы не хотим, чтобы они были здесь. Если они высадятся в Катанге, то получат вооруженный отпор»[207].

Карикатура из газеты «Правда»

Прибывшему 5 августа в Элизабетвиль Ральфу Банчу Чомбе подготовил эффектную встречу. Едва он спустился с трапа самолета, новоиспеченный президент заявил, что в провинции объявлена мобилизация и возводятся укрепления, состоящие из «трех неприступных линий обороны». Позаботился Чомбе и о соответствующем зрительном ряде: «бульдозеры, джипы и емкости с авиационным топливом на взлетно-посадочной полосе», которые должны были помешать посадке самолетов с войсками ООН. Бельгийские офицеры в аэропорту, выкрикивавшие «Долой Хаммаршельда!», «Долой американцев!», воины, вооруженные луками и стрелами, колючая проволока вдоль дороги, по которой ехал глава администрации ООН в Конго[208].

На фоне реального соотношения сил между войсками ООН и катангскими военными и полувоенными формированиями угрозы Чомбе были чистым блефом. В приватных беседах офицеры подразделений ООН говорили, что покончить с отделением Катанги можно за сутки[209]. Такой исход был бы триумфом Лумумбы и значительно укрепил бы его позиции, что Запад и Хаммаршельда явно не устраивало. Банч рекомендовал генсеку не вводить войска ООН в Катангу, где они могут встретить «фанатичное сопротивление». Хаммаршельд не усомнился в обоснованности рекомендаций своего заместителя, отменил операцию и возвратился в Нью-Йорк[210].

Реакция СССР последовала на следующий день. В заявлении советского правительства от 6 августа впервые прозвучала резкая критика в адрес командования войск ООН: «Вместо того чтобы оказывать помощь законному правительству Республики Конго и по согласованию с ним принимать меры по пресечению агрессии, войска ООН используются сплошь и рядом не по своему назначению. Они направляются упомянутым командованием в те провинции и города, которые ведут борьбу против бельгийских агрессоров и находятся под контролем законного правительства Конго. Имеются сообщения о том, что вместо того, чтобы обеспечить скорейшее удаление войск бельгийских интервентов с территории Республики Конго, войска ООН, выполняя указания командования, разоружают конголезские национальные вооруженные силы и даже вступают в столкновения с ними». Советский Союз предлагал «заменить это командование и назначить новое, которое будет честно и неуклонно выполнять возложенные на него решением Совета Безопасности обязанности»[211].

Позицию СССР поддержали лидеры Ганы и Гвинеи. Кваме Нкрума, ранее неоднократно выражавший готовность оказать правительству Лумумбы «любую помощь», заявил, что «ни Гана, ни никакое-либо другое независимое государство, как я полагаю, не потерпит возникновения в центре Африки марионеточного государства, поддерживаемого бельгийскими войсками и предназначенного для удовлетворения нужд какой-то международной горнопромышленной компании». Секу Туре «предложил свои войска для обеспечения безоговорочного выполнения решений Совета Безопасности»[212].

Гизенга в радиообращении к конголезскому народу 6 августа обвинил Хаммаршельда и Банча в пособничестве Чомбе и потребовал немедленной отправки войск ООН в Катангу[213].

6 августа Нкрума «сообщил временному поверенному в делах СССР в Аккре, что правительство Ганы намерено в вопросе о Конго действовать решительно вплоть до образования совместного с конголезским правительством командования для ведения военных действий против бельгийцев в Конго». Президент прямо спросил, «в случае, если начнутся военные действия, может ли он рассчитывать на такую помощь СССР, которая бы не вовлекла СССР в открытый конфликт с великими державами»[214]. Дипломат телеграммой проинформировал Москву о просьбе.

8 августа Лумумба прибыл с государственным визитом в Аккру. В опубликованном коммюнике главы правительств Конго и Ганы заявили о готовности создать Объединенное Африканское командование, если ООН не обеспечит полный и безоговорочный вывод бельгийских войск из Конго. Они подписали секретный договор о фактическом объединении Ганы и Конго. Предусматривалось, в частности, создание совместного федерального правительства, в ведении которого находилась внешняя политика, оборона, выпуск общей валюты, экономическое планирование[215].

В тот же день, выступая в парламенте, ганский президент заявил, что «если Объединенные Нации окажутся не в состоянии выполнить резолюцию Совета Безопасности, Гана будет сотрудничать с вооруженными силами других независимых африканских государств в выдворении бельгийских агрессоров с африканской земли»[216]. Нкрума объявил всеобщую мобилизацию мужского населения Ганы и начал набор добровольцев для участия в боевых действиях против бельгийцев в Конго. 11 августа Хрущев проинформировал его, что СССР готов оказать «правительству Ганы возможную помощь, в частности, путём поставки <…> оружия»[217].

Когда Нкрума получил этот обнадеживающий ответ, он твердо знал, что никаких ганских добровольцев в Конго не будет. После визита в Аккру Лумумбы туда направился британский генерал Генри Александер, начальник штаба вооруженных сил Ганы, находившийся в Конго по указанию Нкрумы. Генерал быстро убедил президента ничего не предпринимать в Конго в обход ООН.

В мемуарах Александер довольно скупо и фрагментарно описывает свою миссию в Конго. Он называет себя «солдатом, которого впутали в конголезский кризис»[218]. Судя по британским архивным документам, Александер поскромничал. Его роль была не только и не столько военной, сколько политической. В секретном докладе в Министерство обороны Великобритании и Форин Офис он так формулировал свою задачу: «добиться, чтобы президент Нкрума действовал в рамках ООН». Всякий раз, когда Нкрума заявлял о намерении проводить собственную линию или проявлял опасные, как считал Александер, инициативы вроде всеобщей мобилизации в Гане, он летел из Леопольдвиля в Аккру, где «старался вернуть президента на путь истинный»[219].

Или посылал Нкруме депеши. Копии шли в Лондон, и по ним можно судить, какие аргументы использовались. Генерал играл на тщеславии Нкрумы и пугал его коммунистической угрозой. «Линия Ганы в Конго, – писал Александер 17 августа 1960, – должна способствовать успеху Объединенных Наций даже ценой краткосрочных политических издержек. Если Объединенные Нации при поддержке Ганы преуспеют в Конго, лично Вы, господин президент, войдете в историю как государственный деятель. Если ООН достигнет своих целей в Конго без поддержки Ганы или потерпит неудачу, что откроет двери вмешательству России, Гана ничего не выиграет». И резюме о последствиях действий в обход ООН: «Ваша репутация пострадает, Ваша армия развалится, Ваша страна станет банкротом, и в долгосрочной перспективе Гана неминуемо станет коммунистической»[220].

Это было ясным посланием от руководства Великобритании, чьим посредником в отношениях с Нкрумой фактически был Александер. Ганский президент всегда следовал советам генерала, в Конго у него было две дипломатии. Публичная – антизападная риторика и призывы к африканизации урегулирования кризиса. И тайная – поддержка действий ООН в Конго или молчаливое согласие с ними.

На проходившем 8–9 августа заседании Совета Безопасности Хаммаршельд заявил, что Чомбе и власти Катанги неожиданно оказали «организованное военное сопротивление» вводу войск ООН в провинцию и потребовал полномочий Совета на применение силы[221]. Если принимать эти слова «всерьез», заметил В. В. Кузнецов, «то создается несколько странное положение, а именно: вопрос о вводе войск в Катангу решает, оказывается, не Центральное правительство Конго совместно с Генеральным Секретарем Организации Объединенных Наций, а бельгийский агрессор через свою марионетку. Однако никто не сомневается в том, что Чомбе – это подставная фигура, находящаяся на содержании иностранных оккупантов и не признаваемая правительством Республики Конго, и что эта фигура никак не может рассматриваться в качестве какой-то стороны при решении этого вопроса»[222]. «Представитель Советского Союза, – парировал Хаммаршельд, – выразил искреннее желание помочь конголезскому народу. Такое желание разделяется, конечно, всеми, а меня оно вдохновляет в моей деятельности. Я лично не верю, что мы помогаем конголезскому народу действиями, в результате которых африканцы убивают африканцев, а конголезцы – конголезцев, и этим принципом я буду руководствоваться в будущем»[223].

9 августа 9 голосами (советский представитель голосовал за) при 2 воздержавшихся была принята резолюция, внесенная Тунисом и Цейлоном. Совет подтвердил «полномочия, предоставленные генеральному секретарю на основании резолюций Совета Безопасности от 14 июля и 22 июля 1960 г.» и заявил, что «вступление вооруженных сил Организации Объединенных Наций в провинцию Катанга необходимо для полного осуществления настоящей резолюции». В четвертом пункте делалась принципиально важная оговорка о том, что войска ООН «не будут участвовать в каком бы то ни было внутреннем конфликте, конституционного или иного характера», и «не будут использованы для оказания влияния на его исход»[224]. Кузнецов не настаивал на голосовании советского проекта резолюции[225].

Резолюция гарантировала режиму Чомбе неприкосновенность со стороны войск ООН, поскольку при желании отделение Катанги можно было интерпретировать как «внутренний конфликт». Чомбе без промедления воспользовался благоприятной для него ситуацией. 9 августа он заявил, что согласится на введение в Катангу войск ООН, если будут выполнены десять условий, которые фактически превращали войска ООН в гаранта сохранения власти сепаратистов[226].

12 августа во время перелета из Нью-Йорка в Элизабетвиль Хаммаршельд подготовил меморандум, разъяснявший четвертый пункт резолюции Совбеза. Трактовка генсека не оставляла сомнений, что ввод войск ООН не приведет к установлению федерального контроля над провинцией. Силы ООН не могли использоваться, например, для «подчинения провинциального правительства или принуждения его силой к каким-либо действиям»[227].

Прилетев в столицу Катанги в сопровождении двух шведских рот из контингента ООН, Хаммаршельд вручил Чомбе меморандум. Генеральный секретарь встретился с командующим бельгийскими войсками в Конго, договорился о графике их вывода из Катанги. Через неделю он начался, и части ООН стали занимать позиции в крупнейших населенных пунктах провинции[228].

Хаммаршельд считал это дипломатической победой, своим личным триумфом. Лумумба негодовал. Генсек ООН заключил соглашение с лидером сепаратистов, проигнорировав главу центрального правительства. Лумумба опасался, что многочисленный аппарат ООН в Конго может стать аналогом бельгийской колониальной администрации, создаст угрозу национальному суверенитету. 13 августа он заявил, что «шведы – это замаскированные бельгийцы» и потребовал, чтобы все белые контингенты войск ООН покинули Конго[229]. Лумумба отверг предложение Хаммаршельда о встрече в Леопольдвиле и 15 августа направил ему несколько резких писем. В одном из них говорилось, что «правительство и народ Конго потеряли доверие к генеральному секретарю Организации Объединенных Наций»[230].

Четвертый пункт резолюции Совета Безопасности вдохновил не только Чомбе. 9 августа была провозглашена независимость «Горнорудной Республики» Южное Касаи. Главой самопровозглашенного государства стал Альбер Калонжи. Агроном по образованию, он начал политическую карьеру в НДК Лумумбы. Летом 1959 Калонжи и несколько других членов национального комитета НДК опубликовали коммюнике, где обвинили Лумумбу в «диктаторских действиях» и заявили о создании собственной партии. Ее председателем был избран Калонжи. Партия получила название Национальное движение Конго-Калонжи (НДК-К)[231].

Появление еще одного очага сепаратизма существенно осложняло положение центрального правительства. Провинция Касаи с северо-запада примыкала к Катанге и являлась буфером-прикрытием для режима Чомбе. Доходы от экспорта промышленных алмазов из Касаи после отделения Катанги оставались последней существенной статьей пополнения федерального бюджета. Новое «суверенное государство» получило финансовую и военную помощь от Бельгии, горнорудной транснациональной компании «Форминьер» и Катанги. Калонжи и Чомбе заключили соглашение «о конфедерации, совместной обороне, создании единой таможенной службы и экономического союза»[232].

Совместная попытка советской и конголезской дипломатии использовать силы ООН для подавления катангского сепаратизма потерпела неудачу. На заседании Совбеза 21 августа А. Гизенга выступил с инициативой создать группу, представляющую нейтральные государства Азии и Африки, которая должна помогать генсеку «в исполнении его тяжелых и трудных обязанностей в Республике Конго». Советская делегация ее поддержала и внесла проект резолюции, где предлагалось «учредить группу в составе представителей государств», чьи войска находились в Конго. «Действуя вместе с генеральным секретарем ООН», она должна была гарантировать «безотлагательное проведение в жизнь решений Совета Безопасности, в том числе о выводе бельгийских войск с территории Конго и обеспечении территориальной целостности и политической независимости Конго»[233]. Развернувшаяся дискуссия показала, что на принятие проекта надежд нет, и советская делегация не настаивала на его голосовании. Никакого решения на заседании Совета принято не было[234].

Хаммаршельд согласился, правда, руководствуясь совсем другими целями, создать Консультативный комитет по делам Конго, куда вошли представители стран, чьи войска участвовали в операции ООН. Его заседания (первое состоялось 24 августа) проходили регулярно и в обстановке секретности. Для прессы предназначались только согласованные коммюнике. Обсуждавшиеся вопросы на голосование не ставились. В конце каждого заседания генсек ООН как председатель Комитета коротко подводил итоги, и несогласные имели право выразить особое мнение.

По мнению Брайана Уркварта, заседания Комитета давали прекрасную возможность «для консультаций, обмена мнениями и обеспечения поддержки операции ООН в Конго»[235]. В приватных беседах часто высказывалось мнение, что Комитет – это говорильня, декоративный орган. Представитель генсека ООН в Конго (сентябрь 1960 г. – май 1961 г.) Раджешвар Дайял заявил советскому дипломату, что «Комитет большую часть времени проводит в бесполезных спорах и не оказывает никакого влияния на решения и деятельность Хаммаршельда». Само существование этого органа «доказывает неэффективность попыток решить что-либо в Конго путем коллективных действий самих афро-азиатских стран, причем, прежде всего, потому, что эти страны по многим вопросам не могут договориться между собой»[236]. Сам Хаммаршельд говорил представителю Великобритании в ООН Патрику Дину, что Комитет «долго обсуждает вопросы», и ему трудно принимать конкретные решения[237].

Лумумба оказался в трудном положении, когда страна разваливалась, а войска ООН не трогали сепаратистов, но «продолжали оставаться в Конго, превратившись в мишень для нападок премьер-министра, который сам их пригласил»[238]. Теперь у него был только один выход – подавить сепаратизм и навести порядок в стране собственными силами при помощи стран Восточного блока.