Читать книгу Тайна Безымянной высоты. 10-я армия в Московской и Курской битвах. От Серебряных Прудов до Рославля. - Сергей Михеенков - Страница 4

«В первом батальоне остался один командир батальона и его заместитель…»

Линия фронта к концу декабря 1941-го. Положение армий левого крыла Западного фронта к началу 1942 года. 10-я армия атакует Сухиничи. Взятие станции Сухиничи-Главные. Состав дивизий. Телефонный разговор фон Клюге и Гитлера: «Держаться!» Сухиничи. Дивизии полковника Гарцева и генерала Кирюхина. Кто освободил Сухиничи. Рокоссовский

Неравномерный отход немецких армий, корпусов и боевых групп, а также удары наступающих войск Западного, Калининского, Брянского и Северо-Западного фронтов так изогнули линию фронта, так ее искромсали, что к концу декабря 1941 года она представляла собой слоеный пирог. Некоторые наши части глубоко выдвинулись на запад, северо-запад и юго-запад. И наоборот, на некоторых участках противник держался прочно, временами контратаковал, и армиям Западного фронта пришлось эти участки обходить. Образовались своеобразные уступы, выступы, глядя на которые генералы обеих армий еще яростней бросали в атаки своих солдат в желании отсечь, блокировать войска противника, чтобы затем уничтожить их в полном окружении.

Чтобы понять ситуацию на левом крыле Западного фронта более зримо и объемно, следует вернуться немного назад, в третью декаду декабря.

На левом крыле Западного фронта, где действовала 10-я армия, в самый канун нового, 1942 года происходило следующее.

49-я армия генерала Захаркина продолжала наступление восточнее Калуги на Недельное, Детчино и Торбеево с целью захвата участка железной и шоссейной дорог и выхода в район Кондрова и Полотняного Завода.

50-я армия генерала Болдина, чей левый фланг непосредственно примыкал к правому флангу 10-й армии, продолжала уличные бои в Калуге. В городе действовала выброшенная вперед подвижная группа генерала Попова. В Калуге яростно сражался с немецким гарнизоном тот самый Василий Степанович Попов, генерал-майор, которому вскоре предстоит принять командование 10-й армией.

1-й гвардейский кавалерийский корпус генерала Белова, разделившись на две ударные группы, двигался к Козельску и вскоре захватил его, и одновременно к Юхнову. К исходу 29 декабря и в ночь на 30-е левофланговая, козельская группа достигла района Привалово, Рязанцево и остановилась перед Мещовском. Мещовск занимал противник. В начале января кавалеристы завязали ожесточенные бои на линии Давыдово, Фошня, Беклемищево. К Юхнову немцы их не пропустили.

Тем временем дивизии 10-й армии вышли к рубежу Хотень, Колесово и начали обтекать Сухиничи с севера и с юга. Попытка ворваться в Сухиничи с ходу успеха не имела. Жуков накануне еще раз предупредил своих командармов о недопустимости лобовых атак, которые не приносили ничего, кроме потерь в личном составе и вооружении.

Однако на железнодорожную станцию Сухиничи-Главные батальонам 323-й стрелковой дивизии все же удалось ворваться именно с ходу. Произошло это 1 января 1942 года. Бойцы полковника Гарцева уничтожили гарнизон, заняли опорный пункт Михалевичи и на разъезде Живодовка захватили следующие трофеи: 3 паровоза, 28 вагонов. В вагонах военные грузы, снаряжение: 50 тысяч снарядов для полевых пушек, 11 тысяч противотанковых и противопехотных мин, одно орудие, один танк, 4 пулемета и, самое ценное, – большое количество лыж. Там же, в одном из тупиков, был обнаружен брошенный противником санитарный вагон с пятьюстами ранеными и обмороженными солдатами и офицерами.

Операция дивизии полковника Гарцева заслуживает особого внимания вот по какой причине. В архивах удалось обнаружить любопытный документ, характеризующий состояние этой дивизии и, следовательно, всей группировки 10-й армии.

Из политдонесения 1086-го стрелкового полка 323-й стрелковой дивизии:

«20 декабря 1941 года.

Начальнику политотдела 323-й сд.

Находясь в боях с 17 по 19.12.41, полк понес большие потери, особенно в командном составе. В первом батальоне остался один командир батальона и его заместитель. Так же и в других батальонах. Кроме них, в батальонах имеется 2–3 командира.

Военком 1086-го сп: (подпись неразборчива)»[21].

А вот сведения о личном составе дивизии к началу февраля 1942 года:

1086-й сп – 29 штыков;

1088-й сп – 44 штыка;

1090-й сп – 64 штыка.

Дивизию к весне пополнили. Но, пополненная, она была сведена в один полк, 1086-й, который после боев за Сухиничи сохранил более или менее достаточное количество командиров. Таким образом, довольно продолжительное время тамбовская дивизия полковника Гарцева действовала в составе стрелкового полка.

К концу первой недели января армия, застряв под Сухиничами, начала проводить перегруппировку. Приказ Жукова не атаковать в лоб генерал Голиков исполнял, как мог. Вернее, как умел.

Полководца из Голикова так и не получилось. Вскоре после того, как 10-ю армию немцы остановят в районе Кирова и Людинова, ему дадут одну из лучших армий Калининского фронта, затем повысят до заместителя командующего, а потом и до командующего войсками фронта. Но весной 1943-го окончательно отзовут в Ставку. Филипп Иванович займется любимым делом – разведкой. Больше на фронт его не пошлют.

Война – строгий командир, разборчивый, она отбирала для боя и битв только способных драться и побеждать. Других рассовывала по тылам, пристраивала к различным службам, которые конечно же тоже были нужны, как нужен хорошо отлаженный тыл для бойца, воюющего в окопе.

После перегруппировки в районе Сухиничей была оставлена одна дивизия – 324-я, генерал-майора Кирюхина[22].

К Сухиничам шла с севера 16-я армия генерала Рокоссовского. 10-я продолжала поход на запад, к Кирову и Людинову.

В эти дни состоялся телефонный разговор между командующим группой армий «Центр» фельдмаршалом фон Клюге и Гитлером.

– Даже при угрозе прорыва, – сказал твердо Гитлер, – не следует осуществлять большого отступления.

Фельдмаршал продолжал настаивать на отводе войск: войска истощены, морально надломлены, нуждаются в отдыхе и лучшем обеспечении на хорошо оборудованной для обороны линии.

– Не жалуйтесь, Клюге, – нервно прервал его Гитлер. – Опыт показывает, что обстановка на следующий день оказывается более благоприятной, чем представляется сразу после боя. Войска еще и сегодня чувствуют свое превосходство над русскими, и было бы неверно осуществлять большое отступление. Вы должны держаться и удерживать позиции теми силами, которые у вас есть. Необходимо выиграть время. Все зависит от выигрыша времени, в течение которого маршевые батальоны могли бы создать заслоны и удержать позиции, пока не прибудут резервы. Противника нужно заставить проливать кровь на каждом шагу, и это мнение разделяет начальник штаба сухопутных сил. Отход 4-й армии недопустим. При отступлении потери материальной части приводят к такому сильному ослаблению войск, что я не могу дать согласия на отход. Нужно собрать все, что возможно, и оборонять Боровск и снова освободить дорогу на Малоярославец.

– Я должен доложить, что предвижу, что и в дальнейшем события будут развиваться неблагоприятно. Мы, конечно, будем делать все, что возможно. Я не знаю и прошу не обижаться за это, – стоим ли мы на верном пути и должен ли приказ держаться быть в прямом значении слова выполнен любой ценой. Полосы действий дивизий настолько велики, что именно в этом заключается главная трудность.

– Если полосы действий в результате тактического отхода уменьшатся, то я соглашусь с таким отходом. Но прорывы должны быть ликвидированы. Необходимый частный отход не должен повлечь за собой общего отступления.

– Я отдам соответствующие приказы и надеюсь, что это не принесет разочарования.

Генерал Кирюхин, оставленный под Сухиничами, продолжал упорные атаки с целью взять город.

ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА

Сухиничи – первоначально село. Упоминается в одной из грамот литовского князя Витовта. Долгое время существовало как вольное село. Но здесь всегда было сильно влияние князей Мещёвских (Мезецких), вотчина которых находилась неподалеку. Название свое получила, по всей вероятности, от мужского русского имени Сухиня. В соседнем Белёвском уезде долгое время жили помещики Сухинины. В XVIII в., оказавшись на торговых путях, село стало бурно развиваться. А через сотню лет превратилось в город: «Первого августа 1840 года открыт в Калужской губернии безуездный город Сухиничи. Новый город был учрежден Указом царя Николая не для нужд административного управления, а в видах промышленных». Удивительно то, что Сухничи как город всегда строил и создавал себя сам. Находясь на пересечении торговых путей, служил прекрасным складским и торговым местом. В 1860 г. во время земской реформы Сухиничи вошли в подчинение Козельскому уезду. В городе появились две мощеные улицы – Болховская и Соборная. В 1876 г. открылся банк, в 1878-м – телеграфная станция. В 1842 г. учрежден герб города: щит, разделенный на две части; в верхней – герб калужский, а в нижней – в голубом поле торговые весы, под ними две бабочки. В конце XIX и начале XX в. через Сухиничи пролегли две линии железных дорог: участок Москва – Брянск Московско-Киевско-Воронежской железной дороги и участок Данков – Смоленск Рязано-Уральской железной дороги. Появились две крупные станции: Сухиничи-Главные и Сухиничи-Узловые. В 1926 г. стал уездным центром. В 1929 г. – районным центром Западной области. В 1937-м, по упразднении Западной области, стал райцентром Смоленской области. А в 1944-м – вновь образованной Калужской. Немецкие войска заняли Сухиничи 7 октября 1941 г., оставили – 29 января 1942-го. В 2006 г. в Сухиничах был установлен памятник освободителю города генералу К.К. Рокоссовскому. 29 января – День освобождения Сухиничей от немецко-фашистских оккупантов – отмечается горожанами как один из самых дорогих и значительных праздников.

А теперь обширная цитата о том, как были освобождены Сухиничи.

Из мемуаров маршала К.К. Рокоссовского «Солдатский долг»: «В середине января по решению Ставки Верховного Главнокомандования на разных участках советско-германского фронта было предпринято новое наступление. Войска Западного фронта тоже продолжали наступательные действия. И мы в них участвовали, но теперь уже не на правом, а на левом крыле фронта. 10-я армия, которой командовал генерал Ф.И. Голиков, переживала тяжелые дни. Немцы не только остановили ее, но, подбросив силы на жиздринском направлении, овладели Сухиничами – крупным железнодорожным узлом. Пути подвоза войскам левого крыла фронта, выдвинувшегося далеко вперед, в район Кирова, были перерезаны.

Управление и штаб 16-й армии получили приказ перейти в район Сухиничей, принять в подчинение действующие там соединения и восстановить положение.

Передав свой участок и войска соседям, мы двинулись походным порядком к новому месту. М.С. Малинин повел нашу штабную колонну в Калугу, а мы с А.А. Лобачевым заехали на командный пункт фронта.

Здесь нас принял начальник штаба В.Д. Соколовский, а затем и сам командующий.

Г.К. Жуков ознакомил с обстановкой, сложившейся на левом крыле. Он предупредил, что рассчитывать нам на дополнительные силы, кроме тех, что примем на месте, не придется.

– Надеюсь, – сказал командующий, – что вы и этими силами сумеете разделаться с противником и вскоре донесете мне об освобождении Сухиничей.

Что ж, я принял эти слова Георгия Константиновича как похвалу в наш адрес…

От Ф.И. Голикова 16-й армии передавались 322, 323, 324 и 328-я стрелковые дивизии и одна танковая бригада вместе с участком фронта протяженностью 60 километров. Из наших старых соединений, с которыми мы сроднились в боях под Москвой, получили только 11-ю гвардейскую.

Соседом слева у нас оказалась 61-я армия, переданная к тому времени Западному фронту; ею командовал генерал М.М. Попов. А в командование 10-й армией вступил генерал В.С. Попов.

Таким образом, мы оказались между двумя Поповыми. В старину сказали бы: счастливое предзнаменование!

…На рассвете, плотно позавтракав, отправились в Калугу, куда в этот день должен был прибыть весь штаб. Отсюда до места назначения было недалеко, и я решил остановиться в этом городе и наметить план дальнейших действий.

Управление и штаб уже приступили к работе.

Сама Калуга особенно не пострадала. Но следы поспешного отхода немцев были повсюду. Улицы и переулки загромождала брошенная отступавшими военная техника. За время пребывания в городе гитлеровцы обобрали жителей, как говорится, подчистую. Из продовольствия не осталось ничего. Жители города бедствовали, и нам пришлось принять все возможные меры, чтобы спасти многих от голодной смерти.

Ночью всесторонне обсудили, как нам действовать дальше. Пришли к выводу, что выгодно будет ввести противника в заблуждение: пусть думает, что к Сухиничам движется вся 16-я армия! Она немцам уже была известна по минувшим боям.

Головному эшелону штаба – а он уже разместился в Мещовске – дали указание не стесняться в разговорах по радио. Почаще упоминать 16-ю армию, называть дивизии (которых с нами, понятно, не было), фамилию командарма. И тому подобное. Одним словом, шуметь в эфире побольше.

– Атакуем с развернутыми знаменами! – весело сказал Малинин.

– Да! И с барабанами… 24 января мы были уже в Мещовске. Штаб занялся своими неотложными делами. Генерал Казаков отправился в передаваемые нам артиллерийские полки изучить на месте их возможности. Мы же с членом Военного совета выехали на КП 10-й армии, который находился в Меховой. Маленькая эта деревушка утонула в снегах. О проезде на машине не могло быть и речи. Добирались на дровнях. Пожалуй, не совсем удачное место для командного пункта армии. И днем КП едва отыщешь, не говоря уж о ночи. Между тем днем в армии вообще было запрещено всякое движение из-за того, что немецкие самолеты буквально висели над дорогами.

В штабе мы получили неутешительные сведения о численности переходящих в наше подчинение дивизий. Отправились в войска знакомиться с ними лично.

В пути дважды попадали под обстрел одиночных немецких самолетов. Они действительно вели себя нахально, снижаясь до бреющего полета. На их огонь и мы ответили огнем из автоматов. Дело обошлось благополучно для нас и, конечно, для них. Требовалось принять самые срочные меры пресечения безнаказанных действий вражеской авиации.

Уже третий раз за войну наш штаб принимал управление новыми соединениями в крайне ограниченные сроки. Ни у кого не было сомнений, что под руководством Михаила Сергеевича Малинина все будет сделано вовремя. Пока мы работали в войсках, офицеры штаба спокойно и четко налаживали связь, организовывали разведку противника и местности, собирали все данные в духе ближайшей задачи – овладеть Сухиничами.

Вскоре мы довольно точно установили намерения противника. Предприняв наступление против 10-й армии, он преследовал ограниченную цель: захватом Сухиничей и ряда других населенных пунктов отбросить подальше на север наши войска от основной магистрали Орел – Брянск. Таким образом, немцы улучшили бы свое положение и закрепились на захваченном рубеже на зиму.

В процессе продвижения на запад войска 10-й армии растянулись в нитку. Плохо управляемые и не успевшие еще организовать оборону, они были легко оттеснены, тем более что немецкое командование выдвинуло в район Жиздры войска, переброшенные из Франции. Одна из этих пехотных дивизий под командованием генерала фон Гильса и заняла Сухиничи, прочно там обосновалась и никуда не собиралась уходить.

В штабе фронта нам сообщили, что части 10-й армии окружили противника в Сухиничах. Да и в Меховой мне заявили, что этот город блокирует 324-я дивизия генерала П.И. Кирюхина. Но командир дивизии, человек энергичный и здравомыслящий, откровенно сказал при знакомстве:

– Мы их окружили, знаете ли, флажками. Опасаюсь, как бы самим не очутиться в западне…

Побывав в войсках, принятых в состав 16-й армии, я увидел, что нужда во всем была огромная. Дивизии в наступлении прошли больше 300 километров; бойцов было мало, и они сильно устали. Каждая часть нуждалась в пополнении, вооружении и боеприпасах.

Поставленная фронтом задача не соответствовала силам и средствам, имевшимся в нашем распоряжении. Но это было частым тогда явлением, мы привыкли к нему и начали готовиться к операции, изыскивая, где и что можно собрать с других участков. Разумеется, шли на риск, но иного выхода не было. К тому же противник, добившись своей цели, никакой активности не проявлял.

Командный пункт перенесли в деревню Жердево, находившуюся от города километрах в двадцати.

В ударную группировку были включены 11-я гвардейская дивизия генерала П.Н. Чернышева и 324-я стрелковая, возглавляемая, как уже упоминалось, Н.И. Кирюхиным. Усилили их артиллерией.

Начались перегруппировка и сосредоточение.

Атака была намечена на утро 29 января. Ночью войска заняли исходное положение. Артиллерия еще раньше стала на позиции и подготовила огни.

По плану главный удар наносили гвардейцы. У Чернышева дивизия была сильнее и по численности и по вооружению. Пожалуй, и опыта у нее было побольше, чем у 324-й дивизии, которой надлежало нанести вспомогательный удар.

К назначенному времени все было готово. Я, Казаков и Орел находились на НП генерала Чернышева и уже поглядывали на часы.

Прожужжал зуммер. Командир дивизии взял трубку и вдруг с удивлением воскликнул:

– Не может быть!..

– Что там случилось? – невольно вырвалось у меня.

Удивляться было чему: из полка, стоявшего ближе других к городу, передали, что к ним прибежали несколько жителей и сообщили, будто немцы в панике покидают Сухиничи. Командир полка, человек решительный, выслал в город усиленную разведку и уже двинул туда батальон с двумя танками.

А до начала артподготовки оставались минуты.

Я что-то не верил этим сообщениям. Обычно немцы упорно защищаются в населенных пунктах, а тут – такой город! На лицах товарищей я тоже прочел недоумение. Казаков даже, поморщившись, махнул рукой: очередные немецкие штучки…

Как бы там ни было, но я решил задержать открытие артиллерийского огня. Казаков передал приказ на батареи.

Долетели звуки редкой перестрелки. Явно из города. Но стрельба не усиливалась. Что же там происходит?

С каждой минутой напряжение на НП возрастало.

И наконец снова сигнал вызова к телефону. У всех нас руки невольно потянулись к аппарату. Но тут же опустились – не следует мешать дежурному телефонисту. Он доложил, что к аппарату просят комдива. Все насторожились. И вот Чернышев прерывающимся от возбуждения голосом, но твердо говорит:

– По докладу командира полка, противник бежал из Сухиничей. Разведка, батальон с танками и полковой артиллерией уже в городе, а весь полк на подходе к нему.

Невольно у всех, кто был на НП, вырвалось громкое «ура».

Немедленно обеим дивизиям были поставлены новые задачи – выделить усиленные отряды для преследования и разведки.

Позвонил Малинину:

– До полного выяснения обстановки в штаб фронта о случившемся не доносить. Подготовить все для перевода КП в город и сейчас же выслать ко мне оперативную группу со средствами связи.

Сами же мы, не утерпев, тут же поехали в освобожденный от врага город, радуясь, что дело обошлось бескровно. По-видимому, дезинформация ввела-таки немцев в заблуждение, и они решили заблаговременно ретироваться. Впоследствии это и подтвердилось.

Задачу, поставленную командующим фронтом, армия выполнила: Сухиничи были в наших руках.

Уже рассвело, когда мы въехали в город. Жители из домов не показывались: должно быть, они не были еще уверены, что город освобожден.

Везде следы поспешного бегства. Улицы и дворы захламлены, много брошенной немцами техники и разного имущества. Во дворе, где размещался сам фон Гильс, стояла прекрасная легковая автомашина. В полной исправности, и никаких «сюрпризов». Вообще в городе мы нигде не обнаружили мин. Вряд ли можно было поверить, что гитлеровцы пожалели город. Они просто бежали без оглядки, спасая свою шкуру. Им было не до минирования.

В этот же день окончательно определился рубеж, на который отошел противник. Он проходил в шести километрах южнее города. Попытка преодолеть его частями Кирюхина и Чернышева не принесла успеха. Мы натолкнулись на хорошо организованную оборону. Силами, собранными на сухиничском направлении, прорвать ее было невозможно. Я решил поэтому наступление здесь приостановить и позаботиться о закреплении достигнутого успеха.

Главное – удержать Сухиничи. Противник мог, опомнившись, попытаться вернуть столь важный объект.

Именно эти соображения и заставили нас вечером того же дня перевести весь штаб 16-й армии в Сухиничи. Если уж командарм со своим штабом здесь, то ни у кого не будет и мысли, что город может быть оставлен.

За каждым отделом штаба и управления были закреплены районы, которые они обязаны были подготовить к обороне и защищать в случае наступления и прорыва врага. Рубежи перед городом заняла 11-я гвардейская дивизия, командный пункт Чернышева располагался недалеко от нас.

Вечером 29 января командующему фронтом было доложено, что Сухиничи освобождены. Видимо, в штабе фронта не очень-то поверили нашему донесению. Что ж, обстоятельства и на самом деле вышли необычные. Жуков вызвал меня к проводу и потребовал подтвердить, отвечает ли донесение действительности. Он успокоился лишь тогда, когда я сообщил, что говорю из Сухиничей, из своего штаба, обосновавшегося в городе».

Лейтенанту Пояркову позиция не понравилась. Во-первых, слишком приметная. Для артиллерии и минометчиков – отличный репер. Во-вторых, оборону здесь держать долго невозможно.

Дорога, которую они должны были контролировать и удерживать в случае появления немцев, проходила рядом. За дорогой в ольховнике начиналось болото. За спиной – лес. Значит, если немцы пойдут по дороге, то только через них. Минометчики расположились в овраге.

Первый взвод занял позицию левее церкви. Бойцы лейтенанта Блинова долбили мерзлую землю на склоне то ли балки, то ли противотанкового рва. Ротный ушел туда и приказал Пояркову разместить пулеметы так, чтобы прикрыть незанятое пространство между взводами. Правее позиции обустраивал второй взвод лейтенанта Шубникова. Шубникову повезло, второй взвод обыскал старые окопы и теперь очищал их от снега.

Юго-восточнее виднелась дальняя деревня. Видимо, это и были Пустошки или Пустошка. На карте значилась другая дорога, которая здесь, возле церкви, должна пересекать проселок и уходить на юг. В действительности никакой дороги здесь не было. И быть не могло – болото. А позади – лес. Но вскоре Поярков разглядел в лесу просеку. Значит, когда-то дорога здесь была. И тут же распорядился второй пулемет поставить в глубине просеки.

Молодой березняк тут же вырубили, застелили ветками снежные окопы.

Начали ждать.

Вскоре в поле на дороге показались двое. Приближались они медленно. Женщина вела на веревке корову. Рыжий полушубок на сборчатой талии, белые ладные валенки, серая шаль, обметанная инеем. Шла она быстро, время от времени внимательно оглядываясь по сторонам.

Поярков вначале хотел ее пропустить, но потом решил спросить, нет ли в Пустошке немцев. Шла она, по всей видимости, оттуда.

Когда он шагнул из кирпичного проема, женщина испуганно охнула и машинально перебежала на другую сторону дороги. А лейтенант отметил про себя, что она значительно моложе, чем он предполагал, лет двадцати восьми – тридцати, не больше.

– Немцы в деревне есть?

– Немцы?.. – Женщина была перепугана и никак не могла прийти в себя. – Немцы ушли. Вчерась еще ушли. Туда, в сторону Кирова. В сторону Кирова – это значит по дороге, на которой они сейчас стояли.

– На машинах? Или пешим ходом? – спросил он, всматриваясь в ее лицо.

– На машинах. Две машины. Большие грузовики. Погрузили все и поехали.

– А куда же вы идете? – вдруг спросил Поярков. Глаза у женщины вздрогнули.

– К матери иду. В Приселье. Тут рядом совсем, три километра.

– А в Приселье немцы есть?

– Этого я не знаю.

Поярков вдруг понял, что отпускать женщину нельзя. А вдруг в Приселье немцы? Начнут допрашивать, расскажет, что видела их. Обойдет с тыла, атакуют. Или обстреляют из минометов. Репер хороший. Пристреливать долго не придется.

Подошел Чернокутов с двумя бойцами, выслушал доклад Пояркова, потом несколько вопросов задал женщине и распорядился отогнать корову в лес.

– Отпустить мы вас не можем, гражданочка. Должны сами понимать – война. Вечером мы уйдем. Тогда можете идти на все четыре стороны.

– Тогда я назад, в Пустошку, домой… – стала просить женщина.

– И в Пустошку вам нельзя.

Пояркову было жаль ее. Бойцы повели корову в лес. Женщина полезла по снегу за ними.

– Видал, как одета? – кивнул ротный. – Немцы даже с полицейских валенки снимают. А у этой… Новенькие. Мелом натерты. Как все равно сватов ждет. – И ротный закурил.

Хорошо, что нет лейтенанта Грачевского, подумал Поярков.

Забрался на колокольню. Здесь было так холодно, что через несколько минут его заколотило. Как на этом ветру выдерживали пулеметчики? Надо почаще их менять, решил Поярков. И вообще, оставить только наблюдателя. А расчет пускай сидит внизу. Там хотя бы затишно.

– Идут, товарищ лейтенант, – услышал Поярков голос одного из пулеметчиков. – Впереди танкетка.

Теперь и Поярков видел то, что минуту назад заметили пулеметчики. Колонна небольшая. Впереди действительно то ли танкетка, то ли бронемашина. За ней два грузовика – крытые фургоны. Что в них, непонятно. Может, какие-нибудь грузы. А может, пехота. Если пехота, то на двух машинах могут ехать человек сорок. Или тридцать. Взвод. Если взвод, то три пулемета как минимум. Так, дальше гужевой транспорт. Тоже солдаты. Ноги в стороны торчат.

Шесть санных повозок. Если по три-четыре человека, то еще почти взвод. Многовато.

Танкетка… Танкетка… Поярков хорошо понимал, что она, танкетка, будет главной проблемой его взвода, если не предпринять что-то заранее. Эх, нет Вязова, пожалел он, самая работа для Вязова… Кого послать? Антонова? Слабак, гранату не добросит. Прохоров? Ненадежный. Климантова не пошлешь, Климантов здесь нужен.

– Гречкин, – позвал он сержанта. – Бери пару противотанковых гранат и, пока они далеко, выйди вон к тем кустам, замаскируйся там и жди танкетку. Бросишь гранаты, уходи сразу в лес. Вон видишь, там овраг начинается? Прыгай туда и – ходу. Добросишь, не добросишь, уходи. Иначе под наш огонь попадешь.

– Понял. – Гречкин даже не взглянул на лейтенанта.

С некоторых пор у них во взводе так и пошло – самые трудные задания получали сержант Гречкин и ефрейтор Вязов. Вязова нет. Остался Гречкин…