Читать книгу Рождение Надежды - Сергей Мищук - Страница 4

На следующее воскресение Людмила проснулась рано утром. Не вытерпев слёз матери, она согласилась всей семьёй пойти в церковь.

Зайдя в комнату к дочери, она тихо села на кровать и вздохнув, прошептала:

– Оленька, просыпайся.

Ольга, открыв глаза, спросонья сказала:

– Уже нужно вставать? Можно ещё немного поспать?

– Нет, доченька, нужно собираться.

– Хорошо, – грустно согласилась Ольга и подвелась с кровати.

– Мне нужно на кухню, – сказала Людмила. – А ты пока одевайся.

– Хорошо, мама, – ответила Ольга и пошла умываться.

В соседней комнате Ангелина Власьевна готовилась к церкви. Одевшись, она прочитала молитву перед иконой Христа и с благоговейной радостью сказала:

– Спасибо тебе, Господи, за то, что надоумил Людмилу.

Положив молитвослов в карман, она направилась к серванту и достала из него несколько восковых свечей, которые лежали за маленьким фарфоровым бюстом. Завернув их в платок, она ушла на кухню.

– Доброе утро, доченька, – сказала Ангелина Власьевна.

– Доброе утро, – ответила Людмила, сидевшая за столом. Хоть она и услышала нежные тона в голосе матери, но понимала, что это только благодарность за поход в церковь, поэтому отреагировала холодно. В кухню зашла Ольга:

– Мама, я хочу кушать. Давай покушаем перед выходом.

– Хорошо, доченька, – сказала Людмила и пошла к холодильнику.

– Нельзя есть, – возразила Ангелина Власьевна.

– Это почему же? – спросила Людмила, посмотрев на мать.

– Людмила, мы же в церковь идём, – с недоумением сказала Ангелина Власьевна.

Людмила, поняв, что лучше не спорить, обратилась к дочери:

– Оленька, мы покушаем, когда вернёмся, хорошо?

– Хорошо, мама, – с пониманием сказала Ольга.

Через полчаса ходьбы по полупустой утренней дороге семья добралась до широких металлических ворот городской церкви, окрашенной в красный цвет. Три высокие позолоченные купола сияли бликами солнца. Возле церкви уже столпились прихожане. Власьевна перекрестилась и с важным знающим видом обратилась к Людмиле и Ольге:

– Оденьте платки на голову.

Достав из старой широкой сумки два платка, она подала их дочери с внучкой.

– Перекрестись, внученька, – обратилась Ангелина Власьевна к Ольге.

Решив, что не нужно задавать лишних вопросов, Ольга повторила движение бабушки, наклонила голову и прошла в ворота церкви.

Направляясь к дверям церкви, Ольга с изумлением смотрела на масштабы строения. Таинственность церкви вызывала чувство почтения, преклонения и страха. Неизвестного страха перед чем-то неведомым, перед чем-то совершенно отдалённым и великим. Перед ступенями Ангелина Власьевна снова перекрестилась, и Ольга повторила то же самое, искоса наблюдая за бабушкой.

Наконец, семья зашла внутрь. По бокам, прислонившись к стенам, стояли прихожане, покорно опустив головы и, время от времени, крестясь. Некоторые нашёптывали какие-то слова. А две бабушки, к тому же, подпевали голосам, доносившимся неизвестно откуда. Ангелина Власьевна повела Людмилу с внучкой дальше, вглубь церкви.

– Мама, давай не будем идти так далеко, – тихо обратилась Людмила к Ангелине Власьевне.

– Людмила, давай ближе к иконам подойдём. Пусть Оленька увидит, – возразила Ангелина Власьевна и, не слушая дочь, пошла дальше.

Ольга пыталась вслушаться в слова, которые быстро начитывал священник в длинной чёрной рясе и огромным крестом на шее, но не могла ничего разобрать.

– Бабушка, – обратилась Ольга к Ангелине Власьевне, – а о чём говорит священник?

– Священник читает молитвы. Он превозносит хвалу Господу и просит прощения за наши грехи, – с умным видом ответила Ангелина Власьевна и снова обернулась лицом в сторону алтаря, три раза перекрестившись.

– Мама, я не понимаю, – не унималась Ольга, которая не могла понять слов священника и певчих.

– Я тоже, доченька, я тоже не понимаю, – ответила Людмила и задумчиво, немного даже грустно, посмотрела на прихожан.

Ольга оглядывалась по сторонам. На стенах висело множество икон в пышных рамках. Перед тщеславно богатым иконостасом стоял деревянный крест с изображением распятия Христа. Под правым ребром Иисуса текла кровь. Ольга испугалась распятия, поэтому быстро отвернула взгляд.

Пышно разукрашенные и позолоченные царские врата были закрыты. Над ними висела икона с изображением Божией Матери, держащей на руках младенца. От иконы в разные стороны отходили лучи, как от солнца.

– А что там? – спросила Ольга бабушку, рукой показывая на царские врата.

– Там находится алтарь. Это священное место, – ответила Ангелина Власьевна, которая радовалась, что внучка расспрашивает её. – Но туда нельзя никому входить.

– А почему? – спросила внучка.

– Только священник имеет право. Мы, Оленька, недостойны быть внутри алтаря. Слишком велики на нас грехи, – сказала Ангелина Власьевна и снова перекрестилась. При этих словах Людмила неудовлетворённо посмотрела на Ангелину Власьевну.

Ничего не понимающая Ольга дальше рассматривала церковь. Подняв глаза, она увидела на огромном полукруглом потолке картину. Изображение казалось столь отдалённым и громадным, что Ольга долго и внимательно рассматривала его, пока её шея не устала.

– Оленька, – обратилась Ангелина Власьевна, – возьми свечки. Иди к тому подсвечнику и поставь за здравие тех, кто тебе дорог. И за себя поставь. Перекрестись при этом и поклонись Господу. Иди, – указала Ангелина Власьевна на подсвечник.

Ольга взяла от бабушки три свечки и направилась к подсвечнику. «Пусть мама будет здоровой», – подумала Ольга, подогрела низ свечи, запалила её и поставила в свободное место. Взяв в руки вторую свечу, она сказала себе: «Пусть бабушка будет здоровой» и сделала то же самое. Держа в руке третью свечу, Ольга уже приготовилась поставить её за своё здоровье, но вдруг отстранилась. «Поставлю за Инну. Пусть у неё всё получается. Пусть будет здоровой», – Ольга при этих словах нежно улыбнулась, вспоминая о своей подружке, поставила свечу, перекрестилась три раза и вернулась к маме с бабушкой.

«Интересно, – думала Людмила, глядя на Ольгу, – я тоже в раннем детстве верила. Все во что-то верили. Мама, соседи, знакомые. Вот и я верила. А что потом случилось? Что меня оттолкнуло от всего этого? Наверное, я просто начала думать».

– Премудрость, – затянул священник низким голосом, и прихожане опустили головы.

Взяв в руки толстую чёрную книгу, священник начал громко и быстро читать с неё. Все слушали со смирением и почтением, хоть почти никто не понимал слов.

Ольга пыталась вслушаться в слова. «Зачем так быстро читать, если никто ничего не понимает?» – подумалось ей, но Ольга решила, что не стоит пытаться вслушиваться. После последних слов священника Ольга услышала голоса певчих, переливающиеся с высоких нот на низкие и эхом отбивающиеся от стен. Ольга начала оборачиваться и искать место, откуда доносились голоса. Подняв голову, Ольга увидела, что в церкви есть маленький второй этаж, откуда и доносились голоса. Рассмотреть она никого там не смогла, увидев только чью-то спину.

– Оленька, – послышался голос Ангелины Власьевны. – Чего ты оборачиваешься? Смотри в сторону алтаря. Там же и священник и диаконы. Следи за службой, – сказала она, поводив в воздухе пальцем. Это заметила стоявшая сбоку Людмила, но ничего не сказала матери, лишь подмигнув Ольге.

– Оленька, – сказала Ангелина Власьевна, – пойдём к иконам.

– Хорошо, – покорно согласилась Ольга, хоть ей никуда не хотелось идти за бабушкой.

– Возьми, – сказала Ангелина Власьевна, протянув в руке несколько монет. – Бросишь их в урны возле икон.

Ольга следовала за бабушкой. Остановившись у иконы Христа, Ангелина Власьевна перекрестилась и поцеловала изображение, вытерев после этого стекло лежавшим возле иконы платочком. Ангелина Власьевна хотела взять внучку на руки и поднести к иконе, но к ней подошёл диакон:

– Давайте я помогу вам, – сказал он.

– Храни вас Господь, – ответила Ангелина Власьевна и перекрестилась.

– Я поднесу тебя к иконе, а ты поцелуешь её, – сказал диакон Ольге, которая очень не хотела этого делать. Ей было неприятно от одной мысли о том, что эту икону целовали сотни людей. Но руки диакона уже обхватили Ольгу за бока. Лицо девочки приближалось к иконе. Она сморщилась перед изображением и, вместо того, чтобы поцеловать, слегка прислонилась, чтобы обмануть бабушку.

– Молодец, Оленька, – сказала Ангелина Власьевна и быстро вытерла платочком стекло иконы.

– А теперь к Божией Матери, – сказал диакон и, вместе с радостной Ангелиной Власьевной, повёл Ольгу к другой иконе.

Когда диакон поставил Ольгу на пол, она быстро бросила монеты в урну. Диакон при этом утвердительно и похвально кивнул головой. Сердце Ольги быстро клокотало. Ольга хотела поскорее уйти к маме, которая всё это время наблюдала за тем, что делает Ангелина Власьевна и диакон.

«Ещё с самого детства они заставляют детей верить всему этому. Дети столь доверчивы и наивны. Дети открыты для всего нового. Поэтому и доверяют всем. Им внушают почтение и страх перед церковью. А потом эти дети вырастут и будут делать то же самое со своими детьми. И это, по-моему, никогда не прекратится», – тяжело вздохнув, подумала Людмила, наблюдая за прихожанами, покорно и смиренно опускающими головы перед холодными стенами церкви, невоодушевлёнными предметами и священниками, методично, из столетия в столетие исполняющими свою работу.

Ольга с довольной Ангелиной Власьевной вернулась к месту, где стояла Людмила.

– Ты не пойдёшь к иконам? – сухо спросила Ангелина Власьевна, как будто зная наперёд ответ Людмилы.

– Нет, не пойду, – ответила Людмила.

Ангелина Власьевна только молча покивала головой, перекрестилась и продолжила слушать священника.

Ольга стояла возле окна, где был небольшой наклонённый столик с крестом, иконой и Библией. Там священника ожидала небольшая очередь прихожан, готовящихся к исповеди. Некоторые держали в руках маленькие листочки, на которых были записаны грехи. Другие читали молитвы и крестились. А мужчина лет пятидесяти нервно смотрел на священника, ожидая начала исповеди.

Наконец, к прихожанам подошёл старый священник и начал исповедь. Ольга, стоявшая недалеко, иногда слышала некоторые фразы, которые говорил исповедующийся или же священник.

«Большой грех на мне, батюшка», – тихо сказал молодой мужчина и продолжил тише так, что Ольга ничего не услышала. «Покайся, дитя моё. Господь простит тебе», – ответил священник и прочитал молитву над головой у мужчины. Отпустив её, он подозвал стоящую позади бабушку, ожидавшую своей очереди.

Через несколько минут, во время чтения священника, в церковь зашла молодая девушка в чёрном полупрозрачном платке на голове. Её взгляд был совершенно пуст, а глаза смотрели на пол. Девушка зашла ближе к середине церкви, не обращая внимания на окружающих. Казалось, что она не видит и не слышит ничего вокруг. Через несколько минут девушка опустилась на колени, что привлекло внимание многих, в том числе и Ольги. Многие начали указывать на девушку. Бабушки перешёптывались и крестились. Стоявшая на коленях девушка и дальше была совершенно обездвижена.

– Бабушка, что с ней? – спросила Ольга.

– Не знаю, Оленька. Видимо тяжесть большая на ней. Вот и пришла к Господу о спасении просить.

Девушка, привлёкшая к себе столько внимания, подняла глаза и устремила их на икону Божией Матери, висевшей над царскими вратами. На щеках появились слёзы, и девушка опустила голову на деревянный пол церкви.

– Нагрешила, а теперь кается, – услышала Ольга голос какой-то старухи, стоявшей неподалёку.

– Да, наделают грехов, а потом к Господу идут, – согласилась другая и перекрестилась, обратив взгляд на священника.

Внутри у Ольги возникло чувство ненависти к старухам и сочувствие к девушке. Она хотела подойти, помочь ей, но знала, что нельзя. Ольга обернулась и увидела, что Людмила тоже с жалостью смотрит на вошедшую прихожанку, утирая слезу.

– Просто нужно всегда верить в Господа, – не унимались старухи, стоявшие у окна и с осуждением глядящие на девушку. – А то развелось сейчас таких, которые, то и дело, словами паскудными и делами нечистыми гневят Бога.

Ольге не нравилось, что старухи осуждают девушку, поэтому решила отвлечь от них внимание и продолжила рассматривать пышные внутренности церкви, время от времени поглядывая на прихожанку. Ольга хмуро, с удивлением, посмотрела на Ангелину Власьевну, которая только хмыкнула при виде прихожанки.

«Несчастная, – сочувственно подумала Людмила, внимательно смотря на девушку. – Пусть у тебя всё будет хорошо. Я хоть твоего имени и не знаю, но хочу, чтобы ты была счастлива. Пусть все твои горести уйдут. Пусть твоя жизнь наладится».

Вошедшая девушка через несколько минут встала, и Ольга увидела её заплаканные, но всё же глядящие в пустоту глаза. Обернувшись от престола, она медленно направилась к выходу, оставив за собой только косые взгляды.

– Вы посмотрите на неё, – сказала всё не унимавшаяся старуха, – даже не перекрестилась.

– Совсем нет смирения в молодых, – нервно поддакнула вторая и перекрестилась, держа в руке молитвослов.

Ольга, смотревшая вслед уходящей девушки, почувствовала в груди сильную тяжесть. Из глаз начали течь слёзы. Ольга не понимала, что с ней творится, но она расплакалась и прислонилась к матери.

– Доченька, что случилось? – спросила Людмила, обняв дочь.

– Так жалко, – сквозь всхлипывания обрывисто говорила Ольга. – Мама, мне так жаль ту девушку. Она так мучается. Мама… – Ольга не смогла договорить и зарыдала.

– Не плачь, доченька, всё будет хорошо. У той девушки всё наладится.

– Мама, она же не виновата. У неё какое-то горе. Она так мучается. А я никак не могу помочь, – Ольга не могла остановить рыданий.

– Мы ничем не можем ей помочь, Оленька. К сожалению, ничем, – сказала Людмила, на глазах которой тоже были слёзы.

Сквозь слёзы, Ольга видела стены с висевшими на них иконами, вызывающими у прихожан чувство благоговения и таинственного страха перед неизвестным и божественным. Внезапно, взгляд Ольги оказался прикован к огромной, висевшей на толстой цепи, позолоченной люстре. В ней горело множество свечей, посылая вверх потоки перегоревшего воздуха, отчего в церкви всё это время было невыносимо душно и жарко. Взирая на яркий свет, долгое утомляющее пребывание на ногах, и ужасную духоту, Ольге становилось плохо, а перед глазами застилался туман. Прижавшись к матери, Ольга закрыла глаза. В голове гудело. Почувствовав, что дочь падает в обморок, Людмила поддержала Ольгу и начала выводить её из церкви, проходя мимо прихожан, устремивших взгляд на священника. Некоторые косили взгляды на уходящих из церкви Людмилу и Ольгу.

На подсвечнике горело множество свечей. Капли воска стекали вниз, засыхая и оставляя за собой след. Пламя свечи, которую поставила Ольга, качалась в разные стороны. Недвижимым при этом оставался только чёрный обгорелый фитиль. Иногда свеча потрескивала, и серый дым поднимался вверх, ко второму этажу, откуда доносилось пение церковного хора. Певчие громко запели тридцать третий псалом. Их голос сливался и резонировал с молитвами прихожан. Когда высокий женский голос закончил петь, все сразу же затихли. На короткий миг в церкви наступило полнейшее безмолвие. Ни священник, ни певчие, ни прихожане не смели нарушить благоговейную тишину.

Через несколько минут Людмила с дочерью сидели во дворе церкви, на лавочке. Ольга немного отдышалась и утирала слёзы. Людмила смотрела на дочь, иногда переводя взгляд на двери церкви. Через несколько мгновений из них появилась Ангелина Власьевна, направившаяся к Людмиле с Ольгой:

– Почему вы здесь? Служба ещё не закончилась.

– Ольге стало плохо, – ответила Людмила.

– Давайте поскорее вернёмся внутрь, – торопясь, сказала Ангелина Власьевна. – Нужно быть до конца.

– Мы подождём здесь, – уверенно ответила Людмила.

Вздохнув и с некоторой злобой посмотрев в глаза дочери, Ангелина Власьевна обернулась и направилась к дверям церкви. Перекрестившись, она зашла внутрь.

– Мама, – спросила Ольга, держа в руке лист, упавший с дерева, – почему те бабушки осуждали девушку?

– Не знаю, доченька. Наверное, они плохо воспитаны.

– Но как же так можно? Они не видят, что ей плохо? – с непониманием спросила Ольга, посмотрев на маму.

– Наверное, видят. Но я не знаю, что тебе ответить, – заключила Людмила. – Я не могу этого понять. Мне самой очень жаль ту девушку.

– Мама, я не хочу больше в церковь. Мне страшно там. Я боюсь.

– Хорошо, доченька. Мы больше не пойдём. Я поговорю с бабушкой.

– Спасибо мама, – сказала Ольга и прижалась к матери. Людмила обняла дочь и смотрела дальше на высокие позолоченные купола церкви, из которой, через несколько минут, начали выходить люди.

В церкви зазвонили в колокола. Птицы, сидевшие на дереве неподалёку, испугались и улетели вдаль. Ольга взглядом провожала стаю. Ритмичный звон колоколов, оповещавший о завершении службы, набирал скорости, провозглашая хвалу христианскому богу. Потом, резко оборвавшись, звон колокола оставил за собой длинное эхо, которое, как казалось Ольге, медленно затихая, распространилось на весь мир.

Одной из последних, вместе с некоторыми другими пожилыми женщинами, вышла и Ангелина Власьевна.

– Как же хорошо, что мы сегодня пошли в церковь. Такая благодать. Такая благодать, – приговаривала довольная Ангелина Власьевна. – Хоть вы и не побыли до конца, но всё же это очень хорошо. Может быть, мы теперь чаще будем ходить в церковь вместе, – заключила Ангелина Власьевна, обращаясь преимущественно к Людмиле.

– Мама, Ольге рано ходить в церковь, – со спокойствием сказала Людмила. – Ей там страшно.

Ангелина Власьевна, широко открыв глаза, посмотрела на Ольгу и наклонилась к ней:

– Оленька, чего же ты боишься? В церкви же так хорошо. Так спокойно. Столько любви и благодати.

– Не хочу, – возразила Ольга несколько резко, крепче сжав руку Людмилы, – мне страшно.

– Оленька, – начала Ангелина Власьевна, но её перебила Людмила:

– Ольге страшно. Мы больше не будем ходить. Если захочет, то пойдёт сама.

Кивнув дочери, Людмила повела её дальше по улице, направляясь в сторону дома. Губы Ангелины Власьевны задрожали.

– Как же это? – сказала она сама себе. – Как же можно?

Пройдя ещё несколько метров, Ангелина Власьевна вспомнила, что взяла с собой несколько просфор. Достав их из своей сумки, она приблизилась к Ольге:

– Оленька, возьми просфору.

– А что это? – спросила Ольга, с интересом посмотрев на маленький круглый кусочек хлеба.

– Это священный хлеб, Оленька. Из церкви. Попробуй.

Ольга неуверенно взяла в руки просфору и начала её рассматривать.

– Кушай. И тебе, Людмила, – Ангелина Власьевна протянула в руке ещё одну просфору.

– Нет, спасибо, – ответила Людмила.

Ангелина Власьевна с укором и непониманием посмотрела на дочь и снова обратилась к Ольге, которая пережёвывала кусок церковного хлеба:

– Вкусно, Оленька?

– Да, – ответила Ольга, хоть она и не могла понять, вкусно ли ей, но решила сделать бабушке приятно. Церковный хлеб было тяжело жевать, поэтому во рту Ольги пересохло.

– Попей водички, – сказала Ангелина Власьевна и достала из сумки пластиковую бутылку с водой. – Это святая вода, перекрестись перед этим.

Людмила тяжело вздохнула, стараясь не реагировать на Ангелину Власьевну. Ольга перекрестилась и отпила воды. Проглотив кусочек, она спрятала оставшийся хлеб себе в кармашек.

– Я потом доем, – поспешила заверить бабушку Ольга.

– Хорошо, Оленька, только не выбрасывай крошки. Нельзя их выбрасывать.

– А почему? – спросила Ольга.

– Потому что он священный, – почтенно ответила Ангелина Власьевна. При этих словах Людмила хмыкнула.

– Чего ты улыбаешься? Я что-то не так сказала? – хмуро спросила Ангелина Власьевна.

– Я не улыбаюсь, – непринуждённо ответила Людмила и повела дочь дальше, всё время думая о несчастной прихожанке и в душе желая ей счастья.

Ручка двери школьного класса повернулась, и в понедельник утром дети моментально встали со своих мест.

– Здравствуйте, дети, – обратилась Елена Ивановна, зайдя в класс и закрыв за собой дверь.

– Здрав-ствуй-те, – громко и медленно протянули дети.

– Садитесь, – сказала Елена Ивановна и начала урок.

Дети сели по местам и сложили руку на руку, внимательно следя за словами учительницы.

Ольга сидела рядом с Инной, которая аккуратно записывала всё в тетрадь.

– А теперь, давайте начнём читать. Дима, начинай, – сказала Елена Ивановна мальчику за первой партой, и он начал читать текст с книги.

Дима читал по слогам, медленно водя пальцем по книге. Иногда он сбивался и начинал читать ту же самую строку по два раза. Дети смеялись с этого, но Елена Ивановна показывала пальцем в воздухе, чтобы никто не мешал читать.

Очередь дошла и до Ольги, которую Людмила научила читать и считать ещё раньше. Поэтому Ольга начала читать не по слогам, а полностью выговаривая слова.

– Оленька, – перебила Елена Ивановна, – читай, пожалуйста, по слогам. Не все успевают следить.

– Хорошо, Елена Ивановна, – ответила Ольга и теперь уже старалась читать медленнее, выговаривая слог за слогом.

– Хорошо, Оленька, молодец. Теперь ты, Инна, – сказала учительница, и чтение продолжилось.

Прозвенел звонок, и через несколько мгновений Елена Ивановна отпустила детей на перерыв, а сама ушла в учительскую. Мальчики начали сразу же бегать по классу и коридору.

– Оля, – обратилась Вика, светловолосая девочка, которая отмечалась особой активностью и жизнерадостностью. – А где ты научилась так читать?

– Я даже и не знаю, – пожав плечами, ответила Ольга. – Меня мама научила.

– Так интересно, – ответила Вика и ушла играть с подругой.

Со звонком начался следующий урок. Это были труды, на которых дети клеили разные бумажные фигуры, либо лепили из пластилина.

– Ой, – прикрыв рот рукой, сказала Ольга, ища что-то в своём портфеле, висевшем на железном крючке.

– Что случилось, Оля? – спросила Инна.

– Я забыла пластилин, – раздосадовано сказала Ольга.

– Ничего, у меня есть, – ответила Инна и положила свою упаковку посреди парты.

– Спасибо, – обрадовавшись, сказала Ольга.

Дети лепили из пластилина разных человечков и животных. Елена Ивановна ходила по классу, постоянно указывая детям на то, что у них было неправильно. Тех же, у кого получалось, она молча обводила взглядом и шла дальше.

– Ольга, – обратилась учительница, – у тебя совершенно неправильно. Я же показывала, куда ты смотрела?

Ольга смутилась и опустила голову. Некоторые дети обернулись и увидели работу Ольги. По классу прошёлся смех.

– Дети, не смейтесь, – строго сказала Елена Ивановна и снова обратилась к Ольге: – Попробуй сделать ещё раз.

– Хорошо, – ответила Ольга и начала лепить снова.

В это же время Людмила стояла в очереди, чтобы проплатить за коммунальные услуги. Очередь продвигалась очень медленно. Две кассирши, сидевшие в застеклённых кабинках, казалось, не замечали огромного количества людей, медленно выдавая чеки. Время от времени, слышались недовольные высказывания в сторону касс. Но, невзирая на это, длинная очередь была здесь ежедневно.

Людмила стояла, терпеливо ожидая своей очереди. Прошло уже полчаса, но она продвинулась всего на два шага.

– Это какой-то кошмар, – услышала Людмила голоса двух женщин, обсуждающих новые тарифы.

– Они только и делают, что карманы свои набивают. О народе никто не думает, – недовольно сказала женщина в сторону кассы.

– Я проработала всю свою жизнь на заводе. И для чего? Для того чтобы сейчас не иметь возможности по-человечески дожить до конца? Ни стыда, ни совести.

– Воруют у народа последнее, – договорила недовольная женщина и громко вздохнула, на что многие из очереди обернулись.

«Жалуетесь, – задумалась Людмила над разговором двух женщин. – А ведь, если подумать, почему в стране происходит всё это? Почему здесь не живут, а выживают? Почему все ненавидят друг друга? Почему грабят, убивают, насилуют? Почему отбирают друг у друга надежду? Не вы ли сами во всём виноваты? Вы же сами когда-то строили эту страну. Вы же сами убеждали себя и других, что делаете правильно. Так, имеете ли вы право жаловаться? Вы же сами создали мир, в котором живёте».

– Просто раньше был порядок, – сказала первая женщина. – Каждый ходил на работу и знал, что получит. Цены не менялись. Зарплаты не менялись. Всё было стабильно.

– Да, стабильности нет, – подтвердила вторая женщина. – И порядка нет.

«А вот и ответ, – подумала Людмила и в душе засмеялась. – Вам не счастье нужно. Вам нужен присмотр. Вам нужен порядок. Вы не хотите ни о чём задумываться. Вы хотите, чтобы думали вместо вас. Вы хотите, чтобы вами управляли, как скотом. Вам нужно, чтобы правила жизни в вашем хлеву никогда не менялись. Вы готовы жить в свинарнике, лишь бы он никогда не менялся. Вот к чему вы идёте. Вам не нужно свободы. Вы не хотите дышать вольным воздухом. Вам лишь нужно, чтобы в ваше корыто ежедневно, в одно и то же время, подавался корм. Больше ничего не нужно… Мне ведь тоже трудно. Не меньше, чем вам. Но, почему-то, жалуетесь только вы. Хоть я живу в мире, созданном вами».

– Раньше было лучше. А всё эта молодёжь. Никакого уважения. Никаких принципов.

– А какие они невоспитанные. Это же просто кошмар. Ужасное поколение растёт. Мы такими не были.

«Да вы такие же, как и моя мать. Вы, по-моему, все одинаковые. Конечно же, вас же всех делали одинаковыми. Всю свою жизнь. Вы стали продуктом грандиозной стандартизации. Причём, вы помните только хорошее из своей молодости. А в новых людях видите лишь плохое, ведь оно вам непривычно. Оно вам незнакомо. Вы верите в то, во что верили ваши родители. Вы доверяете тому, во что верит большинство… И жалуетесь. Жалуетесь на изменения и на тех, кто приносит эти изменения. Вам же стабильность нужна. Но, новое поколение намного умнее вас. Они уже в раннем возрасте понимают те вещи, о которых вы никогда и не смели задуматься. Только они смогут изменить мир к лучшему. Но не вы».

– Здравствуйте, дети, – на следующее утро обратилась к детям Елена Ивановна, и начался новый день в школе.

– Здрав-ствуй-те, – протянули дети и сели по местам.

«Зачем так долго выговаривать это „здравствуйте“? – думала Ольга, которую это начинало понемногу раздражать. – Можно ведь быстрее это сказать. И зачем мне читать по слогам, если я могу читать полностью?»

– А знаете, я проверила ваши работы по математике, – при этих словах учительницы в классе наступила мёртвая тишина. – Дима, раздай тетради, – сказала Елена Ивановна и подала мальчику пачку с тридцати тетрадей матового зелёного цвета.

Когда раздали тетради, Андрей – мальчик, сидевший вместе с Алиной, поднял руку. По взгляду Елены Ивановны было видно, что она этого ожидала:

– Андрей, что такое? – спросила она, театрально поставив руки в боки.

– Мне не раздали тетрадь.

– Правда? – спросила Елена Ивановна, создав удивлённый вид. – Может быть, она у меня. Сейчас посмотрю.

Андрей смотрел на учительницу в ожидании своей тетради, пока она рылась у себя в сумке.

– А вот же она! – со сценичной радостью и с колкостью в голосе сказала Елена Ивановна, достав из сумки тетрадь синего цвета.

– Ой, это моя, – радостно сказал Андрей, но Елена Ивановна строго обратилась к нему:

– Андрей, я же ведь говорила, чтобы вы завели одинаковые тетради. Посмотри: у всех одинаковые, а у тебя?

По классу прошёлся смех. Андрей опустил глаза.

– Возьми свою тетрадь, – сказала Елена Ивановна и вместе с тетрадью Андрея, подала ему ещё одну, зелёную, как и у всех. – А теперь, перепиши свою работу в новую тетрадь. А старая пусть будет черновиком.

– Хорошо, Елена Ивановна, – ответил смущённый мальчик и начал аккуратно подписывать свою тетрадь.

С привычной для учеников школ дрожью и тревогой, Ольга открыла свою тетрадь для контрольных работ. В ней было несколько подчёркиваний красной ручкой, а в конце нарисован цветочек.

– Елена Ивановна, – спросив позволения, обратилась Ольга, – а что значит цветочек?

– Ольга, ты такая невнимательная, – неудовлетворённо сказала Елена Ивановна, сделав языком щелчок. – Я же вам говорила, что чем больше лепесточков, тем лучше. А если нарисован колокольчик, то это значит, что работа написана плохо. Видите, как цветочек колокольчика опущен. Он смущается и плачет от вашей работы.

– Понятно, – сказала Ольга и посчитала лепесточки. Их было пять. Ольга, обрадовавшись, закрыла тетрадь и отложила её на край стола.

– А у тебя, Инна, сколько? – шёпотом спросила Ольга, повернув голову к подруге. Инна сидела, оперев голову на руки. Её плечи дрожали, а на тетрадь падали слёзы.

– Коло… колокольчик, – ответила сквозь слёзы Инна, плечи которой дрожали.

Ольга взяла тетрадь Инны и увидела, что целая страница была перечёркнута красной ручкой.

– Инна, не плачь. Ничего страшного, не переживай, – пыталась успокоить Ольга расстроенную оценкой подругу.

– Чего вы там так разговорились? – строго спросила Елена Ивановна, поднявшись со своего стула и посмотрев на заднюю парту, где сидели Ольга с Инной.

Ольга обиженно уставилась на Елену Ивановну, а Инна продолжала плакать над своей тетрадью. Увидев, что девочка плачет, учительница подошла к ней и сказала:

– Инна, не плачь. Всё хорошо. Ничего страшного. В следующий раз напишешь лучше.

– Хорошо, – обрывисто сказала Инна и вытерла слёзы.

– Иди, умойся, Инна, – сказала Елена Ивановна, и девочка ушла из класса.

Ольга, проведя Инну взглядом, взяла в руки её тетрадь и начала смотреть на контрольную работу. «Она же правильно начала писать, только в конце запуталась», – вздохнув, подумала Ольга и осудительно посмотрела на учительницу, которая рассказывала детям новую тему.

За соседней партой сидела светловолосая девочка Алина. Широко раскрытыми и испуганными глазами она смотрела вниз, кусая ногти. Ольга посмотрела на Алину, глаза которой бегали по сторонам, а ноги шуршали по полу. Странное чувство охватило Ольгу, которая не понимала, почему Алина настолько близко приняла для себя результат работы.

– Не шурши ногами, – послышался голос Елены Ивановны, обращённый к Алине.

– Хорошо, – резко подняв глаза, ответила Алина, не прекращая кусать ногти и панически смотреть в тетрадь с контрольной работой.

«Чего она так переживает?» – подумалось Ольге, и она ещё несколько мгновений смотрела на Алину, пока в класс не вернулась Инна.

– Можно сесть на своё место? – покорно спросила Инна, глаза которой были красными от слёз.

– Да, Инна, садись, – ответила Елена Ивановна и продолжила урок.