Читать книгу Голод - Сергей Москвин - Страница 8
Глава 6
Лики смерти
ОглавлениеВ медпункте по-прежнему стояла тишина, но в тамбур из-за неплотно прикрытой двери процедурного кабинета просачивалась узкая полоска света. Продолжая сердито сопеть – а может, это была возрастная одышка, Карп подошел к двери и резким рывком распахнул ее. Седой двинулся следом, но наткнулся на спину друга, соляным столпом застывшего на пороге.
– Карп, ты… – начал кормщик, но проглотил окончание фразы. Вернее, начисто забыл о ней, увидев отрывшуюся из-за плеча начальника Заставы невероятную, но от этого не менее страшную картину.
На полу посреди кабинета в луже крови лежал на спине Сергеич. Одну руку он откинул в сторону, другая, согнутая в локте, застыла возле головы. Правый глаз отблескивал из-под очков, а из левой глазницы сквозь разбитое стекло и оправу торчала стальная рукоятка хирургического скальпеля.
– Он…
– Мертв, – Карп все-таки вошел в кабинет, быстро глянул из стороны в сторону и снова перевел взгляд на неподвижно лежащего на полу доктора.
В отличие от своего товарища Седой никак не мог прийти в себя.
– Как же это? Он что, убил себя?
– Тогда сначала бы очки снял. Воткнуть что-то себе в глаз сквозь стекло довольно трудно.
– Так, значит… – Седой замолчал на полуслове. Он совершенно не представлял, что это значит.
Однако Карп, как и положено начальнику Заставы, быстро разобрался в ситуации.
– Его убили, – отрезал он.
– Убили? – механически повторил Седой, но Карп не стал отвечать на очевидный вопрос.
Вместо этого он остро глянул в лицо товарищу и неожиданно спросил:
– Какие у тебя отношения с Катериной?
– Мы расстались. А почему тебя это интересует?
– Расстались? Я об этом не слышал.
В интонации отчетливо слышалось недоверие. Седой ощутил нарастающее раздражение.
– Да, расстались, и уже давно, – твердо повторил он. – Но какое это имеет отношение к случившемуся?
– Дело в том, что недавно, – Карп специально выделил интонацией последнее слово. – Катерина пожаловалась мне, что Сергеич склоняет ее к физической близости, а когда напивается, еще и распускает руки.
– Он что, стал напиваться?! То есть напивался? – опешил Седой.
– А ты этого не знал?
– Разумеется, нет! – до Седого постепенно начало доходить, куда клонит его старый друг. Впрочем, не такие уж они друзья. Скорее товарищи. Или даже приятели. – Уж не намекаешь ли ты на то, что это я убил Сергеича в отместку за Катерину? Я же как с охоты вернулся, с тобой был неотлучно.
– А на продскладе?
– Так я в это время домой заходил. С Юлькой хотел помириться – сегодня поцапался с ней.
– Помирился?
– Да нет, не застал. Она же с Максом Пашку в медпункт повела, видно, еще не вернулась… – Седой запнулся.
Как-то в середине лета дочь прибежала домой сама не своя: бледная, тяжело дышит и губы трясутся. Он перепугался: не заболела ли? Хотел в медпункт отвезти, а та ни в какую. Настоящую истерику закатила. Так, может, дело не в болезни было, а в Сергеиче? Может, этот старый хрен не только к Катерине, а и к его Юльке подкатывал?! Да за такое…
Седой хмуро взглянул на раскинувшееся на полу тело доктора, словно надеялся получить у него ответ на свой вопрос. Под столом рядом с опрокинутым стулом что-то лежало. Кормщик сделал шаг в сторону, чтобы лучше рассмотреть находку, и застыл на месте, пораженный увиденным. Под столом валялась вышитая Юлькой охотничья рукавица. Когда Седой случайно обнаружил, что Юлька втайне от него вышивает на грубых рабочих рукавицах затейливый узор, то решил, что дочь готовит ему подарок. А та подарила рукавицы Максу. Он тогда еще здорово разозлился на парня, да и на Юльку тоже. И вот одна из этих рукавиц сейчас лежала на полу рядом с трупом. А ведь Юлька могла рассказать Максиму, что Сергеич к ней приставал!
Последняя мысль до дрожи напугала Седого, но он постарался взять себя в руки. Нет, не стал бы Макс ждать столько времени, чтобы свести с Сергеичем счеты, если… Если только этот кобель не лез к Юльке во время их последнего отсутствия!
Охваченный паникой Седой отступил к столу, надеясь таким образом загородить от Карпа найденную рукавицу. К счастью, тот в этот момент заинтересовался входной дверью.
– Кто-то побывал здесь до нас, – объявил Карп, в упор разглядывая замочную скважину. – Дверь открыта ключом, а ключи были только у Сергеича и Катерины. Надо проверить, на месте ли его ключи.
– Я проверю, – ответил Седой и, пока Карп не успел ему возразить, опустился на колени и принялся ощупывать карманы покойника.
Ключей там не оказалось, но Седого интересовали вовсе не они. Не прекращая своего занятия, он незаметно протянул руку под стол, схватил лежащую там рукавицу и быстро сунул себе в карман.
Он все еще ползал на коленях возле трупа, когда из коридора донесся скрип входной двери, звук приближающихся шагов и в дверном проеме выросла рослая фигура Макса. «Сейчас начнется», – решил Седой. Но Макс молчал и только переводил взгляд с мертвеца на присутствующих в кабинете людей.
Карп первым нарушил молчание:
– Ты что, с кем-то подрался?
– Я? Нет.
– А чего нос разбит?
Под носом у Макса действительно запеклась кровь. Он провел рукою по лицу и изумленно уставился на испачканную ладонь, но Седой успел заметить, что она уже была в крови.
– Не знаю…
Ответ прозвучал неуверенно, словно Макс действительно не помнил, что с ним произошло.
– А вот Сергеич с кем-то что-то не поделил, – вздохнул Карп.
В этот момент он не смотрел на Макса, а Седой заметил, как испуганно забегали глаза зверобоя.
– Ты чего хотел?
– Я? – Макс облизал губы, и это движение тоже не укрылось от пристального взора Седого. – Поговорить. Ванойта позвал.
– А где он сам?
– Мы с ним… разминулись? – через силу выдавил Макс.
Седой не знал, что и думать. Таким он видел Макса впервые.
Бесстрашный зверобой явно чего-то боялся.
– А Сергеича ты последний раз когда видел? – задал следующий вопрос Карп.
– Когда Пашку привел.
– И что он сказал насчет Пашки?
Макс пожал плечами:
– Не знаю. Когда мы пришли, дверь была заперта. Пашка остался ждать, а мы с Юлей вышли во двор. Навстречу Сергеич. Он сюда зашел, а мы… ушли.
И вновь окончание фразы прозвучало неуверенно. Растерянность, страх, бегающие зрачки – все указывало на то, что зверобой лжет. Вот только Карп этого не замечал. Или делал вид, что не замечает.
– Разыщите Павла, – распорядился он. – Надо выяснить, что ему известно. Только про гибель Сергеича пока никому не говорите.
Седой, а следом за ним и Макс, понимающе кивнули.
* * *
Мысли, одна ужаснее другой, путались в голове. Не успел Макс прийти в себя после очередного провала памяти, как последовал новый удар – смерть Сергеича. А еще кровь на руках и разбитый нос!
Последнее, что запомнил Максим, прежде чем сознание покинуло его, как отправился с Ванойтой в медпункт. Когда он пришел в себя, старика рядом уже не было. Надеясь прояснить, что с ним произошло в забытьи, Макс все-таки заглянул в медпункт. То, что он там увидел, повергло его в шок. Испугала даже не сама смерть – на охоте Максиму уже приходилось терять товарищей, а то, что Сергеич погиб не от зубов или когтей хищника, не от болезни, а от руки кого-то из своих! Бывало, жители Заставы ссорились между собой, порой в дело шли кулаки, самые отчаянные могли схватиться за нож. Но чтобы убить! Такого на памяти Максима еще не случалось.
Затылком он чувствовал пристальный взгляд шагающего сзади Седого. Тот явно собирался у него что-то спросить, но никак не мог решиться. Максиму тоже не хотелось разговаривать. Сначала требовалось привести в порядок мысли и главное – выяснить, что он сам делал, пока находился в отключке. На глаза попались две соседские женщины, развешивающие на веревке выстиранное белье, и Макс подошел к ним.
– Привет.
– Привет. Здрасьте, – та, что помоложе, лукаво улыбнулась.
– Пашку не видели?
– Так он вместе с Ваней на берег пошел, – продолжая улыбаться, ответила молодая.
– С дядей Ваней? – уточнил Макс.
– Ну да. Я еще подумала: чего это Пашка со стариком затеяли?
– И вовсе они не вместе были, – поправила молодуху ее соседка. – Сначала Пашка прошел, а потом уже старик. Вроде как следил за ним, что ли.
– Давно вы их видели?
Обе женщины пожали плечами, только молодая сделала это игриво. Было ясно, что ни Пашка, ни Ванойта ее совершенно не интересуют. К счастью, другая обладала более крепкой памятью.
– Да уж давненько, – ответила она. – Мы еще стирку не закончили.
«Сколько же я находился без сознания, раз ничего этого не помню? – с ужасом подумал Макс. – Надо расспросить Ваню», – пришла следующая, рациональная мысль. Раз они были вместе, старик должен знать, что с ним происходило.
– Я на берег. Вы со мной? – обратился Максим к Седому. Тот замешкался с ответом, но затем все-таки кивнул.
Вопреки утверждению обеих женщин, прибрежный пляж оказался пуст, не считая вытащенной из воды охотничьей лодки, которую жители Заставы уже успели полностью разгрузить. Зато с врезающейся в море каменной осыпи, состоящей из огромных валунов, среди которых любила играть в прятки детвора, поднимался к небу легкий дымок. Может, потому что Ванойта и сам чем-то был похож на ребенка – не случайно все дети на Заставе тянулись к нему, а может, потому что любил уединение, он устроил в укромном месте на гребне этой каменной реки что-то вроде алтаря, где, разведя огонь, молился северным духам. Почти все на Заставе знали об этой причуде старика и относились к ней как к безобидному чудачеству. Только Юлькин отец пренебрежительно называл молитвы Ванойты «языческими плясками», а место, где тот молился, «шаманским костром». Судя по дыму, курящемуся над грядой, старик как раз предавался своему любимому занятию.
Макс был уверен, что Седой останется на пляже или вернется на Заставу: не в его возрасте карабкаться по скалам. Однако тот последовал за ним, но вскоре начал отставать, а затем и вовсе устало опустился на камни.
– Ты иди, не жди меня, – отмахнулся он, когда Макс вернулся, чтобы помочь. – Передохну немного и двину следом.
Максиму эта идея не понравилась. Не хватало еще, чтобы отец его возлюбленной сломал себе руку или ногу, оступившись на скользких камнях.
– Вы меня лучше здесь подождите. Я только наверх заберусь, гляну, нет ли там Пашки, и сразу назад.
– Давай.
Макс так и не понял, согласился ли кормщик с его предложением, но уточнять не стал.
На гребне осыпи завывал ветер. Когда он задувал в щели между валунами, рождались причудливые звуки. Ванойта, а вслед за ним и Юлька утверждали, что это поют сами камни. Юлька специально забиралась на гряду, чтобы послушать «каменную песню». Несколько раз она приводила с собой Максима, но он так и не смог понять, чем привлекает девушку это место. Сейчас к обычному свисту ветра примешивались звуки протяжной ненецкой песни. Обогнув несколько особенно крупных валунов, Макс увидел и ее исполнителя.
Ванойта сидел на коленях возле горящего костра – оставалось только гадать, как ему удалось развести и поддерживать огонь на таком сильном ветру, – и что-то заунывно тянул на своем родном языке, раскачиваясь из стороны в сторону. Время от времени он брал разложенные на плоском камне тонко нарезанные ломтики свежего сырого мяса – не иначе пожертвовал для этого своей долей из последней добычи, – и бросал их в огонь. Странный старик: самому, может, зимой жрать нечего будет, а он все своих воображаемых духов кормит. Напротив костра возвышался череп огромного моржа, для устойчивости обложенный со всех сторон камнями. Этого моржа не убили на охоте. Ванойта нашел череп на берегу, как-то затащил на вершину гряды и украсил им свой алтарь. Всякий раз при виде лишенного плоти исполинского черепа с вечно оскаленной пастью и черными пустыми глазницами Максима охватывала дрожь. Если так выглядели все северные духи, которым поклонялся Ванойта, Макс не хотел с ними встречаться. Да и ни один нормальный человек – тоже.
– Он уже здесь.
– Что? – Макс не сразу сообразил, что Ванойта прервал свою песенную молитву и обращается к нему. Старик даже не повернул головы в его сторону, продолжая неотрывно глядеть в разведенный костер. – Кто – здесь?
– Нга – властелин подземного мира. Он пришел за мной, за тобой, за всеми. Его голод ненасытен, и даже тысячи душ не смогут утолить его.
Максим почувствовал неожиданный озноб. Хотя он ровным счетом ничего не понял, от слов старого ненца, даже не от самих слов, а от прозвучавшей в голосе обреченности повеяло могильным холодом. Если бы только это было возможно, он повернулся бы и бежал без оглядки прочь от полоумного старика и его бредовых мыслей. Вместо этого Максим сделал над собой усилие и сказал:
– Ваня, я ищу Пашку. Ты его видел?
– Твой друг мертв. Нга забрал его душу. Не ищи его. Он сам найдет тебя.
– Как мертв?! – опешил Максим. – Что ты такое говоришь?!
Ванойта в ответ только печально вздохнул и снова затянул свою унылую песню. Поняв, что от него больше ничего не добиться, Макс повернул назад. Настроение было ни к черту. Зверобой разозлился на себя за то, что испугался, но еще больше разозлился на Ванойту, заставившего его пережить этот страх. Разговор с ним окончательно подтвердил правильность мнения Седого: старик совершенно выжил из ума!
Спуск с гряды занял больше времени, чем Макс ожидал. Хотя еще в детстве вся каменная осыпь была излазана вдоль и поперек, он непонятно как забрел в нагромождение валунов, через которые не смог перебраться. Пришлось возвращаться и искать обходной путь. Чтобы снова не забрести в тупик, Макс стал внимательно смотреть вокруг, выбирая путь, но когда машинально бросил взгляд в одну из скальных расщелин, застыл на месте. Там на дне, среди голых и скользких камней лежала изломанная фигурка Пашки.
– Пашка, – шепотом позвал Макс и, не получив ответа, закричал во все горло. – Пашка, очнись!
Но Павел молчал, и Максим с ужасом понял, что он уже никогда не отзовется.
* * *
Время шло, а ни Макс, ни отец, ни дядя Ваня не возвращались. Юля уже несколько раз подходила к окну, но видела только проходящих по двору соседей. Чем дольше она оставалась одна, тем тревожнее становилось на душе. В какой-то момент одиночество стало просто невыносимым. Девушка схватила с вешалки свою куртку и, на ходу засовывая руки в рукава, выбежала за дверь.
Если отец и Максим с Ваней отправились в медпункт, она пойдет за ними. И плевать, что там можно встретить Сергеича! В присутствии посторонних он будет вести себя тихо, а если попробует снова распустить руки, Макс навсегда отобьет у него к этому охоту.
Окно процедурного кабинета освещал яркий свет горящей масляной лампы. Юля почувствовала нарастающую тревогу. Обычно врачи обходились свечой, в редких случаях – жировой коптилкой, а уж масляную лампу Сергеич зажигал только во время хирургических операций. Неужели с кем-то из жителей случилось несчастье?!
Юля осторожно поднялась по ступенькам и с замиранием сердца приоткрыла входную дверь. Из процедурного кабинета доносились чьи-то неразборчивые, словно неживые, голоса. Юле вдруг стало страшно, но она преодолела себя, сделала несколько шагов по коридору и заглянула в ярко освещенный кабинет.
Сначала она увидела Катерину. Женщина склонилась над стоящим напротив двери длинным металлическим столом, который использовался для операций. Сейчас на нем тоже кто-то лежал. «Макс!» – первым делом с ужасом подумала Юля, но, заметив обмотанную бинтами ногу лежащего, поняла, что это Павел. Катерина как раз закончила разматывать повязку и растерянно пробормотала:
– Ничего не понимаю.
– Да что там непонятного? – донесся откуда-то из угла хриплый голос отца. Юля в первый миг даже не узнала его. – Полез на камни, а раненая нога подвела. Вот он и сорвался в расщелину, сломав себе шею. Прости, Макс.
Услышав последние слова, девушка испуганно вскрикнула и влетела в кабинет. Там были все: отец, Макс, начальник Заставы и Катерина. Не хватало только дяди Вани и Сергеича, но об отсутствии последнего Юля нисколько не жалела. Карп сердито уставился на нее:
– Ты что здесь делаешь?
– Я папу искала, – нашлась Юля. – А что с Пашей?
– Несчастный случай: упал со скалы и разбился, – ответил Карп.
Макс шмыгнул распухшим носом и опустил глаза. Катерина, наоборот, подняла голову. Юле показалось, что женщина собирается что-то сказать, но та промолчала.
Карп тяжело вздохнул:
– Хотел сегодня праздник устроить по случаю удачной охоты, да какое веселье с двумя покойниками?
– С двумя? – в ужасе прошептала Юля. – А кто второй?
– Сергеич, – нехотя ответил Карп.
– Тоже несчастный случай?
– Хуже, – отрезал начальник Заставы. – Его убили.
«Убили?» Юля вдруг почувствовала, что ей не хватает воздуха.
Сразу закружилась голова, в глазах потемнело, пол зашатался под ногами, вздыбился и перевернулся.
Открыв глаза, девушка увидела перед собой сосредоточенное лицо Катерины.
– Очнулась, – не то спросила, не то подтвердила врач.
– Да, – Юля обвела взглядом вокруг себя и обнаружила, что лежит на кушетке в процедурном кабинете, где кроме нее и Катерины больше никого нет. Даже покоящееся на хирургическом столе тело Павла кто-то накрыл куском брезента. – А что со мной было?
– Ничего страшного, обычный обморок. Это я специально страху напустила, чтобы всех отсюда выпроводить. – Судя по голосу, Катерина действительно не видела в случившемся ничего угрожающего. Юлю это успокоило. – С чего только? Ты случайно не беременна?
– Нет! – возмутилась девушка, но тут же вспомнила, что где-то через месяц после того, как начала встречаться с Максимом, сама приходила к Катерине провериться – к счастью, тогда все обошлось, и сменила тон. – Я правда не беременна.
– Неужели из-за смерти Сергеича так расчувствовалась? – холодно усмехнулась женщина. – Плюнь. Не стоит он этого. Сволочь он был. Бабник и сволочь.
– Я знаю, – вздохнула Юля.
– Знаешь? – Катерина впилась ей в лицо пристальным взглядом. – Так он и к тебе лез?
– Пытался.
– Вот гад! Небось, выпить предлагал? А ко мне без всяких церемоний подкатывал. Так прямо и сказал: не дашь – выгоню и пайка лишу, тогда сдохнешь от голода. Знаешь, я ведь его порой сама была убить готова, – призналась Катерина и, заметив, что Юля переменилась в лице, добавила с холодной усмешкой. – Да не я это, не бойся. Хотя Карп наверняка думает, что я. Я однажды не выдержала и про все выходки Сергеича ему рассказала. Он обещал разобраться, да кто-то другой «разобрался» раньше.
– Как думаешь, кто его? – осторожно спросила Юля.
Женщина пожала плечами, потом вытащила из кармана аккуратно свернутую самокрутку и, прикурив от пламени горящей лампы, с явным удовольствием затянулась. На заставе курили многие. В ход шло все: мох, лишайники, высушенные листья брусники, даже перемолотые в труху сушеные грибы. Но обращение с такими курительными смесями требовало изрядной сноровки, поэтому мужчины, да и многие женщины предпочитали трубки, и только Катерина скручивала из листьев и мха курительные палочки. Юля давно заметила, что у нее очень ловкие и сильные пальцы.
– Не знаю… – женщина выпустила в сторону струйку дыма и разогнала ее рукой. – Может, самогон свой с кем-то не поделил? Сергеич ведь еще самогоном приторговывал. У него многие покупали: Ванойта, да и другие.
– Дядя Ваня?! – опешила Юля.
– А чему ты удивляешься? Сергеич даже шутил, что Ваня у него постоянный клиент.
– Нет! Дядя Ваня не мог убить!
– Да я и не утверждаю, что это он. И вообще я не об этом хотела с тобой поговорить. Лучше бы вообще с Максом, да он после смерти друга сам не свой. В общем… – Катерина запнулась. Юле показалось, что она подбирает слова. – Ты только не подумай, что у меня крыша поехала на старости лет.
– Катя, ну что ты такое говоришь? Какая же ты старая?!
Хотя Катерина никогда не рассказывала о своем прошлом, Юля знала от отца о ее тяжелой жизни и несчастной судьбе и от души жалела ее. Молодой девушкой, сразу после медучилища, Катя приехала на пограничную заставу работать фельдшером. Наверняка мечтала встретить здесь хорошего парня и выйти за него замуж, но этому помешала война. Много лет спустя, когда выжившие пограничники, объединившись с полярниками, основали на заставе общину охотников, Катя все-таки встретила своего мужчину и даже родила двух девочек. Но обе ее дочурки умерли друг за другом вскоре после рождения. По словам отца, Катя в те дни ходила сама не своя – переживала ужасно, да еще муж обвинил ее в смерти детей, а вскоре после этого и сам погиб на охоте – упал за борт и утонул. С тех пор Катя жила одна.
Иногда Юля помогала ей в медпункте, так, по мелочи: протереть пыль, постирать бинты, что-нибудь принести. Сначала заходила просто из любопытства, потом – чтобы поговорить. Катерина с благодарностью принимала ее посильную помощь, но подругами они так и не стали. Когда на Катю обратил внимание отец, Юля очень обрадовалась. Надеялась, что общение с Катериной поднимет отцу настроение – последнее время он ходил мрачнее тучи, порой беспричинно срывался на дочь, часто злился на дядю Ваню и на Максима, – но что-то у них не заладилось, и они расстались. Хотя Катерина старательно скрывала свои чувства, Юля видела, что она тяжело переживает разрыв с отцом, и по мере сил старалась поддержать ее. Наверное, поэтому Катя и решилась с ней на откровенность. А может, потому что ей больше не к кому было обратиться.
– Скажи: ты ведь видела Пашку, после того как он с охоты вернулся? – спросила Катерина.
Юля кивнула:
– Конечно. Это ведь мы с Максом его сюда привели.
– Ну и как он?
– Что?
– Как он выглядел?
Почему-то этот вопрос был очень важен для Катерины. Юля задумалась.
– Неважно. Видно, на охоте ему здорово досталось, хотя и храбрился. Но ты ведь знаешь Пашку. То есть, знала…
– Выходит, что не знала. – Катерина снова затянулась и решительно подошла к накрытому брезентом хирургическому столу. – В обморок больше падать не будешь? Тогда смотри.
Не успела девушка ответить, как она откинула край брезента, открыв почерневшую и отчего-то помятую или сморщенную Пашкину голову.
– Что это?! – опешила Юля.
– Разложение тканей. Проще говоря, гниение.
– Гниение? – Юля почувствовала, как к горлу подбирается тошнота. Пришлось сделать глубокий вдох, но это мало помогло.
– Вот именно, – жестко ответила Катерина. – Если бы я не знала, что Павел сегодня живой вернулся с охоты, я бы решила, что он мертв уже несколько дней.
Девушка в ужасе уставилась на разлагающийся труп. Пощадив ее нервы, Катерина снова накрыла брезентом обезображенную Пашкину голову, иначе Юля наверняка вновь бы лишилась чувств. Она внезапно вспомнила, как соседский мальчик однажды заблудился на Заставе во время метели и замерз во дворе буквально в нескольких шагах от дома. Его нашли только весной, когда растаял снег, и выглядел он точно так же…
* * *
Юля давно ушла, а Катерина все продолжала курить, пока тлеющий огонек самодельной сигариллы не обжег ей пальцы. Женщина затушила окурок и вернулась к накрытому брезентом мертвецу, но так и не решилась его открыть. Лежащее под брезентом тело внушало ей суеверный страх, потому что его внешний вид противоречил всему, что она знала о физиологии. Более того, он противоречил здравому смыслу. Надеясь развеять охватившую ее тревогу, Катерина поделилась своими сомнениями с дочерью Седого, но разговор с девушкой по сути ничего не дал и не принес ей душевного спокойствия.
А что она, собственно, рассчитывала услышать? Что Павел погиб на охоте и вернулся на Заставу мертвым, и никто: ни Седой, ни Макс, ни его подруга не заметили, что общаются с мертвецом? Бред! Но если судить по степени разложения тканей покойника, все именно так и было. Даже не так! Опыт подсказывал ей, что Павел умер примерно неделю назад – то есть еще до того, как отправился на охоту. Хотя в день отплытия он выглядел абсолютно живым и совершенно здоровым! Значит…
Однако, что это значит, Катерина не могла понять. Для дальнейших выводов бывшему фельдшеру пограничной заставы не хватало знаний. Возможно, Сергеич смог бы объяснить загадку невероятно быстрого разложения трупа, но… после того как лезвие скальпеля, пронзив ему глаз, поразило мозг, он уже никому и ничего не объяснит. Катерина нахмурилась и потянулась за новой самокруткой, хотя обычно не позволяла себе курить так часто – экономила драгоценные сигариллы, а это была уже четвертая за сегодняшний день. Первые две она выкурила вскоре после того, как в панике сбежала с работы домой, откуда ее вскоре снова вызвали в медпункт, чтобы осмотреть принесенный с берега труп Павла.