Читать книгу Лепестки Мугунхва - Сергей Мун - Страница 3

Стрела была ровная и гладкая. Слишком ровная и слишком гладкая. С некоторым удивлением глядя на неё, Мэнхо[8] задумчиво провёл пальцами по тонкому отполированному древку. Затем, откинув край тёмно – красного плаща, скреплённого на плече массивной позолоченной пряжкой в виде головы тигра, просунул ладонь под левую руку и ощупал кожаную броню на боку, откуда только что выдернул стрелу. Наклёпанные железные пластины, по которым скользнул острозаточенный наконечник, и оступившийся конь, дёрнувший хозяина в сторону в тот момент, когда со скалы к нему неслась лёгкая и быстрая смерть. Всё это по счастливой случайности отодвинуло ещё на какое‑то время неизбежную встречу с душами предков. Хотя, по правде сказать, народ, к которому принадлежал Мэнхо, никогда не верил в случайности.

Стоя у кромки воды небольшой, но бурной речушки, он в задумчивости наблюдал, как начавшие опадать красные кленовые листочки, кружась, проносятся по воде. Некоторые из них заплывали в маленькие заводи, сбиваясь в кучки. Другие налипали на торчавшие камни. А какие‑то проносились мимо.

Мэнхо поддел один листочек ногой.

Ведь кто – то же это решает. Кому сбиваться в кучки, кому налипать на камни, а кому проноситься дальше. И кто мы сами? Эти листочки или тот, кто решает?

Подальше от воды под скалой расположился на привал небольшой отряд воинов, человек в сто пятьдесят. Третья часть отряда была в таких же, как и Мэнхо, тёмно – красных доспехах. Вооружение их состояло из длинного прямого меча и составленного из трёх частей лука с бамбуковым колчаном, набитым до отказа стрелами. Дополнявшие всё это копья были у всех разные. В основном двух видов: в виде короткого прямого меча, насаженного на деревянное древко, и в виде трезубца.

Другая, большая часть отряда была экипирована лучше: закованные в «бронзовые» панцири, в литых шлемах, эти воины имели более чёткое разделение по боевому назначению. Одна их половина была вооружена арбалетами, другая мощными, скорее алебардами, чем копьями, по сути представлявшими из себя широкие искривленные мечи, насаженные на длинное древко, оснащённое на другом конце бронзовым противовесом. Это внушительное оружие называлось да – дао. Вооружение и тех и других дополнялось прямыми мечами. Даже их кони были защищены нагрудной металлической бронёй и неким подобием шлема с прорезями для глаз и ушей.

Весь отряд располагался на привале произвольным кольцом, в центре которого выделялась небольшая повозка в виде сундука на двух колёсах, обитого медными пластинами и запряжённого лошадьми.

Двое «красных» воинов, отделившись от отряда, пошли в направлении берега, где стоял Мэнхо. Один из них, высокий, крепкий, лет двадцати пяти, хмурил брови и что‑то возбуждённо говорил на ходу. Второй, на голову ниже, худощавый, лет на десять старше первого, шёл молча, с непроницаемым лицом, глядя в одну точку.

Подойдя к Мэнхо, оба поклонились.

– Генерал, позвольте сказать!

Мэнхо, постукивая стрелой по ладони, внимательно посмотрел в глаза высокому.

– Я слушаю, Чольсок![9]

Высокий ещё раз поклонился.

– Может, конечно, всё и не так. Но мы с Пингюном[10] думаем, что это не монгольские стрелы. Очень похожие, но не монгольские.

Высокий легонько пихнул локтем худощавого.

– Да, генерал! Чольсок прав. Вон и китайцы тоже так думают. Они четыре штуки выдернули из повозки.

Мэнхо задумчиво покрутил стрелу на ладони.

– Да-а! Пожалуй, действительно слишком ровная и гладкая. Кому могло прийти в голову столько возиться со стрелами, которые десятками вылетают в бою и пропадают? Или мастеру, сделавшему эти стрелы, нечем было себя занять. Или…

– Или этот мастер – японец! – Незаметно подошедший командир китайского «бронзового» отряда слегка поклонился. – Вы ведь это хотели сказать, уважаемый Хён Мэнхо? Мне, кстати, хотелось бы кое – что обсудить с вами по этому поводу.

Чольсок и Пингюн, взглянув на генерала и увидев его лёгкий кивок, поклонились и, развернувшись, поспешили оставить начальников наедине. Они не стали возвращаться к отряду, а поднялись чуть выше, вдоль реки, и, примостившись на крупных береговых камнях, принялись пить воду, зачерпывая её маленькими тыквенными чашками, которые каждый бывалый воин всегда имел при себе.

Сделав ещё глоток, Пингюн выплеснул остатки воды себе в лицо.

– Мне не приходило это в голову, но, пожалуй, я теперь тоже так думаю.

– Чего-о?! Японские пираты здесь, так далеко от моря?!

Пингюн хлопнул своей чашкой Чольсока по лбу.

– Дурень! По – твоему, что?! Японцы только пиратами бывают?!

– А я других и не видел. К нам на Чечжу каждое лето заплывали. Знаешь, как мы их били?! Я, правда, тогда совсем мальчишкой был. Но уже тогда был таким же здоровым! А ещё у меня во – от такущая дубина была …

– Сам ты дубина! У этих японцев кого только нет! И тайные кланы наемных убийц! Синобу называются. Подкрадутся к тебе, не услышишь!

– Это что ещё за синобу?

– Ну, это вроде наших, из этой… северной деревни, как её?.. Помнишь, Чон рассказывал? А ещё у них самураи есть. Ну, эти вроде наших… э – э–э… ну-у… да нет у нас таких! В общем, самураи – это такие… – Пингюн озадаченно почесал затылок, но, так и ничего не придумав, махнул рукой. – Ну, в общем, ходят они по Японии и друг с другом дерутся.

– Зачем?

– Что зачем?

– Зачем дерутся?

– А-а… ну-у… не знаю я зачем. Наверное, им надо.

– А – а–а! Ну, понятно.

Чольсок вылил из чашки воду себе на голову и обтёр ладонью лицо.

– Да-а! Япония. Что за люди такие? Значит, всё дерутся и дерутся. И к нам всё лезут и лезут. Чего им надо? Они сами – то хотя бы знают?

– Знают. Японцы не дураки. И вот ты подумай, зачем они так далеко от берега забрались? Через всё Корё, до самого Китая!

– Ну и зачем?

Пингюн лёг спиной на большой плоский камень и, глядя в небо, стал покусывать сорванную травинку, рассуждая вслух:

– За нами идёт большой отряд монголов. Только вчера от них немного оторвались. Сегодня нас обстреляли японцы.

– Ну, монголы понятно! Они воюют с китайцами. А японцам‑то чего надо? С китайцами они не воюют, с нами вроде тоже.

Пингюн повернулся на бок, подперев голову рукой.

– Скажи, Чольсок, ты рад, что минский император вернул Корё Священный Камень Тангуна?

– Спрашиваешь! Конечно, рад! Я как‑то сразу стал вспоминать, что мы, корейцы, древний народ. Я даже, наверно, когда вернёмся в Кэгён,[11] тому здоровому монголу в глаз дам! Помнишь, пускать нас не хотел?

Пингюн засмеялся.

– Вот видишь?! И теперь, так же как у тебя, у всех корейцев духа прибавится. И у каждого свой монгол или японец найдётся. Поэтому они и не хотят, чтобы повозка наша до Корё дошла.

Чольсок ошарашенно открыл рот, затем зло прищу – рился:

– Ах вот как! Ну, это у них не выйдет! Мы сейчас… это… Мы их… А кстати, почему китайский император такой маленький отряд нам в помощь дал?

– А ты бы хотел, чтобы он дал нам целое войско и этим признал, что он, повелитель Поднебесной, у себя в стране опасается юаньских разбойников, как их теперь называют? Он бы потерял лицо! А эти «бронзовые» – просто почётное сопровождение. Правда, я слышал, как их командир, этот Вэйшан,[12] сказал нашему генералу, что весь его отряд подобран из «тумэна[13] неистребимых».

– Да ну! Вот это да! А я и смотрю, странные они какие – то. Ни с кем не разговаривают, даже между собой. На привале сидят и молча жуют.

– Они раньше в монгольской армии наёмниками были. Говорят, полмира с монголами прошли.

– Кстати, о монголах. Зачем ко мне этого мальчишку прицепили? Ну, какой из меня наставник? Да ещё монгольчонка.

– Ты это про Тургэна?[14] Да какой он монгол? Разве что родился монголом да имя у него монгольское. Вэйшан сказал, что он у них с раннего детства при военной школе дворцовой стражи. И жил там же, и учился, вместе со всеми. Да и не такой уж он и мальчишка. Ты себя в пятнадцать лет вспомни!

– Ну, сравнил! У меня‑то и тогда уже здоровья было! А этот худой совсем. На что он может сгодиться?

– Так если и я худой, то ты и меня в никудышные за – пишешь?

– Ну-у… В никудышные не запишу, но если на копьях с тобой начнём, то я тебя …

– Эй – эй! А ну‑ка, стой! Ты чего это распетушился?! Ты забыл, что я на десять лет тебя старше? Ты должен быть ко мне почтительным и называть меня «учитель»!

– Это почему?

– Потому что я раньше тебя родился. А значит, дольше тебя на свете живу. А значит, больше тебя знаю и могу тебя чему – нибудь научить. Так Кун Фу – Цзы[15] сказал.

– А! Кун Фу – Цзы?! Ну, тогда ладно. Только и мальчишка этот, Тургэн, пусть тогда меня тоже учителем называет. Я ведь старше!

– Ну, пойди и скажи ему!

– Пойду и скажу!

– А не боишься, что он тебя сразу мечом ка – ак саданет?! У них, у монголов, это запросто.

Чольсок нахмурился, но тут же облегчённо вздохнул и заулыбался:

– Да нет. Ты же сам сказал, что он при китайском дворце рос. Значит, парень культурный. Может, и Кун Фу – Цзы читал.

Чольсок не замечал, что озорные искорки в глазах Пингюна уже готовы были вырваться вместе с хохотом наружу.