Читать книгу Восхождение в бездну - Сергей Николаевич Адушев - Страница 3

Осень. Город Шеол. Главные ворота. Утро.

Северо-западная черта границы Империи Солнечного Гало с периферийной столицей северян Шеол гордо раскинулась по холмам Семи Ветров. Сама же каменная земля Шеол простирается на шесть километров от центральной площади, а крестьянские хибарки ещё на десятки. Подпитывая город, в него входят две реки: Флегетон и Ахерон, образуя собой водоворот, соединяясь по центру города в озеро Коцит. Окружённый каменными домами и мостами город продолжает расти и процветать. Когда-то захваченные и присвоенные Первым Императором Гало земли северян сейчас ни о чём не жалеют. Налаженное сельское хозяйство и торговля приносят неземные доходы его наместнику Абаддону, которого за несметные золотые копи прозвали Живоглотом. Деньги приносят власть, а власть – уважение. Уважение даже от самого Императора всей Империи. В знак этого на город Шеол пала благодать в виде постройки на центральной площади Врат, что явилось не только честью, но и новым притоком денег в карманы жителей и самого наместника. За эту волю Императора боролись Фермилорды трёх Твердынь: Адма, Севоим и Сигор. Однако, как показало время, тщетно. Шесть поколений рода наместника трудились на возведении этих Врат, и окончание стройки пришлось на правление Абаддона Живоглота.

На долгожданное открытие начали съезжаться из соседних провинций вассалы и обычные миряне. Население Шеол только за два дня после объявления даты открытия выросло почти в три раза. В связи с этим площадь Врат пришлось расширять посредством сноса прилежащих домов, но с ежечасным ростом капитала коренного населения Столицы это никак не сказалось на их настроении.

К дате открытия Врат город приказали огородить войсками под приказом строгого запрета на въезд посторонних лиц – прямое распоряжение наместника. А в сей день на главном въезде в город Абаддон поставил двойную стражу и сам стал встречать самых главных людей Империи.

Он приказал установить для себя белый шатёр с чёрными шёлковыми лентами на входе и высокое кресло. Утро ожидания выдалось прохладным, но вскоре сменилось жарой, не свойственной для осени. Даже сидя в тени шатра, Абаддон Живоглот истекает потом под слоями одежды, что снять не вправе. Спасает лишь горячий настой листьев, который повышает температуру изнутри, тем самым позволяя чувствовать себя бодрее. Но в этом способе скрыт серьёзный недостаток, так как уже через пару часов одежда, расписанная шёлком и золотыми нитями, уже насквозь промокла, а Фермилордов и Императора ещё не видно на горизонте.

Двух породистых псов Кербера и Орфа из последнего выводка Абаддон самодовольно вывел на показ. Даже несмотря на то, что псам такого размера вообще не стоит присутствовать в столь людном месте, от случайных выпадов их сдерживают тяжёлые цепи вблизи Живоглота. Но и они в таком томлении от ожидания, поскуливая, легли в тень, что падает от кресла наместника, и даже не думают выходить под лучи беспощадного солнца.

Близится полдень, и на восходе среди скопившейся толпы появился кортеж с высоко поднятым знаменем. Две сомкнутые ладони на фоне Солнечного Гало – это знамя паладинов из Твердыни Адма.

– Наконец, хоть кто-то соизволил явиться, – заскрипел зубами наместник и встал с кресла. Он показательно потянулся: с его крепким телосложением это выглядит как разминка перед боем.

Белоснежные кони этой Твердыни Дестриэ́, крупные боевые рыцарские кони, как правило, жеребцы, всегда вызывали зависть у вассалов Империи, и наместник не был исключением. Верхом на таких конях два паладина в сияющих на солнце тяжёлых доспехах разогнали толпу своим видом. Кирасиры – тяжёлая кавалерия, так называется их военное обозначение. Они гордо, с достоинством ввели за собой тройку лошадей, что без труда втянули через Городские ворота карету, покрытую серебром, от чего и сияет на солнце, что глаза жмурить приходится. Украшенная резными знаками и знаменем на крыше её, колёса забились по брусчатой дороге. Замыкает кортеж неприглядный обоз на четырёх сильных, но медленных мулов.

Кирасиры первые подъехали к шатру и поклонились наместнику. Не снимая глухих шлемов, они выразили ему почтение, но он не заметил их жеста, заострив внимание на серебряной карете следом. Оставшись без внимания, кирасиры разъехались по сторонам, и долгожданная карета подъехала к шатру на их место. Повозчик торопливо спрыгнул со своей скамьи и открыл дверь. Первым из неё вышел старый Фермилорд Твердыни Адма Элохим. Его тяжёлая бело-чёрная мантия пала на пыльную брусчатку и потянулась за своим хозяином. Тонкая золотая корона с символами власти украшает седую голову Фермилорда. Взгляд наместника тут же притянул её золотой блеск – вот чего ему действительно не хватает среди своих богатств и мнимой власти. От этой мысли на его скуластом лице появилась уродливая ухмылка. Старый Фермилорд расценил столь неожиданный оскал Абаддона как приветствие, но всё же в ответ худощавое лицо старика разгладилось от морщин и вытянулось в сомнении.

– Приветствую Вас, Фер Элохим, – стараясь выглядеть гостеприимно, первым протянул руку Абаддон и мягко пожал руку старику.

– Я тоже очень счастлив побывать в вашей провинции нашей Империи, – Фермилорд заглянул своими светящимися бирюзовыми глазами в залитые потом ожидания глаза Абаддона и не увидел в них искренней радости. Не разжимая руки, он стал ждать ответа, чтобы оспорить своё сомнительное предчувствие.

– Да… да святится имя Его, – подразумевая имя Императора, ответил Абаддон лживо и наигранно. Своим чрезмерным богатством он уже зачастую давится, а алчность не позволяет остановиться.

– Хорошо, – насладившись его словами, разжал руку старый Фермилорд, тем самым освободив ладони наместнику. – Долгая к вам дорога, я даже сбился со счёта дней, – он вознёс взгляд в небо, словно слушая там кого-то. – Месяц… – прошептал для себя лично и обернулся к своей карете. – Абаддон, познакомься – это наследник Твердыни Адма, мой сын Люциан, – его голос задрожал от переполняющих чувств гордости, и тут же из кареты появилась незнакомая фигура. В лучах яркого солнца Абаддону виднеется лишь очертание силуэта, и он с трудом разглядел молодое лицо монаха в коричневом рясовом балахоне. Не скидывая капюшон, тот, склонив голову, подошёл к наместнику и протянул руку для приветствия. – Люциан, это Абаддон, наместник столь важного города Шеол.

– Приветствую, – Абаддон пожал ему руку, и тут же крепкое рукопожатие смешалось с брезгливым ощущением мерзких шрамов на его ладони. Наместник вздрогнул, с трудом удержавшись, чтобы не отдёрнуть руку. Незнакомый монах совсем недавно снял бинты с руки и уже смело подаёт её всем подряд. Абаддон всё же хотел высказаться по этому поводу, но осёкся, обратив внимание на светящиеся синевой глаза этого монаха, – они ярче, чем у отца. Паладинов всегда отличал свет глаз, что есть нормальное проявление их веры, но таких глаз он ещё не встречал.

– Он только вернулся из монастыря Благовещения, где провёл декаду трудоёмких лет, и ему ещё придётся год ходить в домино, вот такой порядок, – добавил Фермилорд и ухмыльнулся.

– Милорд, предлагаю проследовать к площади, тем более Ваша ложа уже ждёт, – наместник решил приостановить начатое знакомство, оборвав его на впечатляющей радости за сына.

– Хорошо, вот только кто нам покажет дорогу? Ведь в ваших достопримечательностях можно невольно заблудиться, – задался вопросом старик и направился к карете вместе с сыном, который подхватил его под руку, когда тот чуть оступился на брусчатке.

– Я всё предусмотрел, Фермилорд, мои слуги проводят ваш кортеж куда следует, – уголки губ Абаддона поднялись в лживой улыбке, он взмахнул рукой, и к карете выскочили двое в пёстрых одёжках с жёлтым знаменем в руках и быстро побежали вдоль улиц к площади. Их знамя развевается над головами, означая, что идут почтенные гости. Старик со своим сыном вернулись в карету, и она поспешно тронулась в даль улицы за слугами наместника.

Провожая взглядом кортеж паладинов, Абаддон устало выдохнул из лёгких горячий воздух и, вернувшись на своё кресло, продолжил ждать остальных. К его счастью, почти следом за паладинами пришёл кортеж Твердыни Севоим, народ которой совсем недавно начали называть Ханьцы, по имени их Фермилорда. Одна из немногочисленных народностей Востока, что покорилась первому Императору Гало в своё время, как и северяне чуть позже, но им в знак верности он даровал Твердыню с прилегающими землями. Невысокие люди в жёлтых шёлковых рубахах с ровными чёрными волосами и узкими глазами так и не перестают служить, хоть и вдали от родных поселений. Они ведут за красные ленты песчаного дракона, которого называют Василиском. Он в свою очередь покорно тянет золотой обоз с Фермилордом Твердыни внутри и небольшой прицеп позади с его женой. Чешуя с золотым отблеском не только защищает Василиска от перегрева, но и стойко может разить мелкие выпады какой-либо опасности. Основное отличие этих драконов от их сородичей – это бескрылая спина и относительно небольшие размеры, поэтому народ Ханьцев смог приручить их, а не поклоняться, как остальным. Худое и гибкое тело в продолжение шеи и переходящее в длинный хвост постоянно изгибается при ходьбе, напоминая собой воздушную природу. Но закованная в золотой намордник пасть опускает всю силу и могущество этих созданий на землю и наоборот возносит человека, ставя его во главе цепи.

Четыре ханьца подбежали к Абаддону, подтягивая за красные ленты к себе Василиска. Абаддон поднялся из кресла и выпрямился, будто за это короткое время успел засидеться. Возвышаясь над ханьцами, он посмотрел в светло-зелёные глаза покорившегося дракона, голова которого смотрит на него с высоты своего роста. Прикреплённое сзади к его голове знамя изображает полёт дракона над горным мысом в лучах всё того же Солнечного Гало.

– Тебе уже не испытать радость воли, – с тяжестью в голосе сказал ему наместник, и знамя, прикреплённое к голове Василиска, подтверждает это.

Абаддон обошёл его с левой стороны, зная, что драконы боятся кого-либо с правой по необъяснимой причине. Золотой обоз открылся, как бутон лотоса, лепестками оголив одну огромную шёлковую лежанку красного цвета с кучей разноцветных подушек. Абаддон задумчиво подошёл ближе и среди подушек увидел Фермилорда Твердыни Севоим Хан-Ци в окружении пяти обнажённых наложниц. Толпа зевак тут же, завидуя, завыла, узрев эту картину, и тут же затихла, боязливо услышав недовольный рык Василиска.

– Моё почтение, Фер Хан-Ци, – чуть склонив голову, пренебрежительно проговорил Абаддон.

– О! – воскликнул полуобнажённый Фермилорд, задрав палец к небу. – Абаддон Живоглот, моим очам сладостно видеть тебя во здравии, – а наместник в ответ лишь покачал головой и даже не улыбнулся, желчно завидуя его независимой власти. – Император уже прибыл? – боязливо огляделся Фермилорд, обозначив единственный свой страх.

– Его Величие ещё не удостоило нас своей честью, – ответил ему наместник, и Фер расслабленно рухнул в ласки своих наложниц.

– Тогда, Живоглот, показывай дорогу, – вальяжно сказал тот, и Абаддон вновь обернулся на шатёр. Он ожидал, что оттуда выбегут очередные слуги с жёлтым знаменем, чтобы уже поскорей увели отсюда искушённого Фермилорда, но никого не последовало из шатра.

– Ксафан! – не выдержав паузы, Абаддон во всё горло закричал, да так, что Василиск вздрогнул и зашипел на него. – Ко мне! – измываясь над собой в такую жару, наместнику не хотелось выглядеть в плохом свете перед Фермилордами, а уж тем более перед Императором. – Ксафан! – из шатра появился лысый человек, обмотанный оранжевой тканью будто знаменем с ног до шеи. Кланяясь, он быстро перебирал ногами, поднимая пыль с дороги, но всё же медленно приблизился к обозу. – Ксафан, четвертую, – сквозь зубы произнёс наместник и оглянулся вновь на Фермилорда, а тот в равнодушии дёрнул за розовый бант, и обоз неспешно закрыл его от любопытных глаз. – Где провожатые? – спросил Абаддон, когда Ксафан наконец подошёл вплотную к нему с поклонами в ноги.

– Сию минуту будут, – ответил тот и тут же побежал обратно в шатёр.

– Обязательно что-то должно пойти не так… – прорычал в спину ему Абаддон, нервно играя скулами. – Спрашивается, зачем вообще прибегал… – стоило Ксафану скрыться в шатре, как двое слуг, держа жёлтые знамёна, выбежали из него, будто ошпаренные, и тут же встали во главе кортежа ханцев. – Наконец-то, – с облегчением выдохнул Абаддон, провожая взглядом оседающую пыль от удаляющегося обоза. – Ксафан? – вновь позвал его Абаддон, вернувшись на кресло.

– Да, милорд, звали? – как ни в чём не бывало послышался писклявый голос из-за спинки кресла.

– Гнида, ты всегда знаешь, что сказать и как подлизаться, верно? – а самому Живоглоту так льстит, когда его называют милордом, хотя он таким и не является. Всё дело в крови: как бы ему ни хотелось бы стать Фермилордом, ему это не светило никаким способом, конечно, если не путём переворота власти.

– На то я Ваш советник, милорд, – даже из-за спинки кресла по его голосу слышно, как он самодовольно улыбается.

– Скажи мне, что произошло с провожатыми?

– С ними всё хорошо. Милорд очень добр к своим слугам, – Ксафан пытается через слово называть наместника милордом, чтоб тот забыл его провинность, но это имеет и обратную сторону монеты.

– Ксафан, не пытайся меня задобрить сладкими словами, ты же знаешь мою неподкупность, – а у самого уже не стереть улыбку с лица.

– Да, милорд.

– Прекрати! Ты же знаешь, что я не люблю это… принеси лучше опахало, – и тут же за спиной послышался щелчок пальцев, а следом подбежал слуга с огромным двуручным веером и принялся обмахивать наместника. – Ксафан, я тебя последний раз предупреждаю, отрежу тебе ещё что-нибудь и не посмотрю на то, что ты мой советник. Понял? – тот в ответ промолчал и лишь нахмурился, понимая, что после последнего проступка, когда его кастрировали, терять ему больше нечего, кроме собственной жизни, которая обесценивается каждый день.