Читать книгу Небоевые потери - Сергей Николаевич Куприянов - Страница 4

Ахмет со своим войском появлялся всё реже. Седобородого мужика, которого Вовка называл «Хсамда», как его называли боевики, звали Исмаил. Только потом он понял, что это обращение к хозяину. На вид ему было лет шестьдесят пять, немного хромал, но спину всегда держал прямо и в любую погоду ходил в папахе. Вовке казалось, что в ней он и спал.

Айна – так звали ту девочку, которую видел Вовка во дворе. Из дома она выходила редко, но когда появлялась, Вовка останавливался, смотрел на неё, а она, наоборот, пыталась прошмыгнуть незамеченной, прятала взгляд и скрывалась в доме.

Ближе к июлю, Вовка возился во дворе, укладывая дрова под навес, когда услышал звук приближающейся машины. Остановился, посмотрел на Исмаила. Тот привстал со своего излюбленного места. Когда услышал чеченскую речь, успокоился и сел на место. Машина остановилась напротив. Из кузова выскочили несколько человек и стали что—то стаскивать. К Исмаилу подошёл один из «чехов», которого Тонков видел раньше. Он всегда появлялся вместе с Ахметом, словно его тень. Звали его Иса. Наклонившись и коснувшись рукой плеча Исмаила, с почтением и трагическим видом что—то ему говорил. Исмаил встал, выпрямился и, торжественно посмотрел на машину. Из кузова вытащили тело Ахмета. Вовка сразу его узнал по необычным камуфляжным штанам каких—то иностранных войск. Тело положили на скамейку. Из дома выскочила женщина и начала в голос рыдать и причитать. Вместе с ней вышла и Айна. Закрывши руками лицо, она вздрагивала всем телом, но голоса её было не слышно. Боевики стояли, понуро опустив головы.

Исмаил посмотрел на Вовку и махнул рукой, что бы тот скрылся. Тонков побрел в свой сарай. Тело Ахмета унесли в дом. Через какое—то время к дому стали подходить односельчане. От непрерывного воя и плача, как женщин, так и мужчин, у Вовки переворачивалось всё внутри. Он не понимал, как суровые на вид мужчины рыдали, как дети – безутешно, навзрыд, не пряча и не стесняясь своих слёз. Он закрывал уши ладонями, но было тщетно. Звук немного заглушался, но особенно высокий тон голоса одной из женщин, будто крючком цеплял за кишки и пытался вывернуть их наизнанку.

Через какое—то время плач усилился. Вовка выглянул в окошко и увидел, что из дома люди вышли на улицу и вынесли на носилках, устланные ковром, тело Ахмета и накрытое чёрной буркой. Тело пронесли в центр двора и положили на землю. Его обступили вокруг плотной толпой. Затем, один за другим начали произносить речи. О чём они говорили, Вовка мог только догадываться. Вероятно, говорили о том, каким Ахмет был замечательным человеком, любящим сыном и храбрым воином и защитником. А Вовка злорадствовал. Смеялся и ликовал в душе, и жалел, что Саня Бобров так и не дождался этого момента. Когда все речи были сказаны, тело подняли и понесли со двора. Похоронная процессия состояла из одних мужчин. Женщины, дойдя до ворот, остановились и продолжали сопровождать тело только своим плачем.

Когда Вовка заметил Айну, ликование постепенно утихло. Он с жадностью всматривался в её красивое и скорбное лицо и сам того не желая, ему почему—то стало жалко её. Не Ахмета – её. Он даже смог себя убедить, что её скорбь вовсе не связана с Ахметом, а возникла сама по себе. Вовка так пристально смотрел на неё, что каким—то чудесным образом это почувствовала и Айна. Она обернулась и посмотрела на окно сарая, а Вовка, с перепугу быть обнаруженным, шарахнулся в сторону.

К вечеру двор наполнился людьми, запахами костра и пищи, вызывающие у него голодные спазмы. Вдруг, дверь сарая тихонько скрипнула и в неё просунулась тоненькая ручка. Она поставила миску и исчезла. Вовка открыл дверь и увидел Айну.

– Айна! Спасибо! – чуть слышно крикнул Вовка, но девушка не обернулась, – Айна! – крикнул он сильнее, но она опять не отреагировала. Он посмотрел под ноги. В миске дымился огромный кусок мяса, наполовину покрытый бульоном. Он с жадностью накинулся на этот неожиданный ужин, обжигаясь, отрывая куски и почти не жуя, проглатывал их целиком. Вдруг откуда—то в голову прилетела неожиданная и страшная мысль: «А что если это мясо самого Ахмета?» Кусок застрял в горле и в следующую секунду Вовку вырвало. Он кинул миску на землю и с ужасом вглядывался в её содержимое. Из памяти вылезли детские дворовые рассказы о сладкой человечине и он наяву почувствовал сладковатый привкус. Его передёрнуло и бросило в пот, сопровождая рвотными позывами. Но голод вскоре поборол страх. Он долго смотрел на мясо, отгоняя глупые домыслы, что это может быть Ахмет, а потом и вовсе вспомнил о племенах каннибалов, которые с большим аппетитом ели своих врагов, забирая их силу, храбрость и те качества, которых им недоставало. Вовка, в конце концов, доел мясо, убеждая себя, что от этого он станет сильным и храбрым, как Ахмет.

Ахмета поминали три дня и три дня Айна приносила еду. Он снова попытался с ней заговорить, но она не реагировала, словно ничего не слышала. Вовка решил, что она, во—первых ничего не понимает по—русски, а во—вторых, его статус не предполагает общение с хозяйской дочкой. О тамошних нравах он был наслышан. Спасибо и за то, что приносит еду.

После смерти Ахмета чувствовалось, что присутствие «пленника» как—то тяготит Исмаила. Не было такой работы, которую было бы невозможно выполнить без него. Но и отпускать, вроде как, было нельзя. Вовка чувствовал это, но сам инициативы не проявлял. Не потому что привык, а держало что—то, надежда какая—то, призрачная и глупая, что возможно подружится с Айной. Красивая она была. Вовка таких в Липовцах и не видел никогда. Да и страшновато было самому. Не хотелось попасть ни к своим, ни тем более к друзьям Ахмета. Тут хоть какая защита.

Однажды к Исмаилу пришёл Иса, притащил что—то из провизии, в знак уважения и в память об Ахмете. Говорили о Вовке. Он понял, что о нём говорят. Иса всё в его сторону поглядывал. Разговор был, видно, для Исмаила неприятным. Говорил резко, нервно. А когда Иса уходил, провёл большим пальцем по горлу, мол, зарезал бы, если бы не Исмаил. Вот и иди куда после этого.

Через неделю после похорон, Вовка почувствовал некоторое облегчение. Тревога от висящей над ним неизвестности постепенно уступила место простым будням. Его не запирали, да и быт стал не таким скотским, каким был раньше. У него появился топчан с матрацем и одеялом. Работу искал сам, не отлёживался. А когда узнал, что в одном сарае стоит «Москвич», глаза загорелись. Исмаил не возражал.

Это стало новой страницей его пленной жизни. Хоть инструмента и не хватало, да и тот дышал на ладан, Вовка находился, словно в наркотическом угаре. Каждая сбитая ссадина придавала ещё большее вдохновение. Он перебрал до болтика двигатель, коробку, настроил карбюратор. А когда выкатил засиженный курами «Москвич» на улицу и помыл его, радости не было предела. Айна, следившая за всем превращением груды хлама в автомобиль, кода Вовка наводил последний марафет, подошла и протянула кружку с молоком.

– Спасибо, – улыбнулся Вовка. Айна кивнула и улыбнулась в ответ. Она слегка опустила голову, а глазами продолжала с любопытством смотреть на него. Впервые он видел её так близко, сред бела дня, лицом к лицу. Огромные карие глаза на белоснежном лице смотрели с какой—то лаской и нежностью. Грудь наполнилась тревогой и он почувствовал себя неловко. Что если он выглядит сейчас, как чучело? Он и раньше чувствовал, что волосы можно было заплетать в небольшие косички, а рыжая борода была уже такой, за которую можно было крепко и надёжно схватить. Но уже несколько месяцев толком не видел своего отражения. Да и рожа, скорее всего, вся перепачканная мазутом тоже, наверное, выглядела не ахти. Он смутился, – можно было бы попробовать завести, – произнёс он, – да бензина нет.

Айна внимательно проследила за его губами, а потом зашла в сарай и постучала по самодельному металлическому баку. Вовка наточил с полведра бензина, залил в бак и долго ходил вокруг «Москвича», раздумывая, что ещё проверить. Заводить не решался. Появилась нервная дрожь, что не заведётся, а ещё и от того, что закралась шальная мысль – взять вот так, сесть с Айной и рвануть в Россию. Девушка, наблюдая за Вовкиными раздумьями, неожиданно подошла и показала, покрутив в воздухе рукой, чтобы он заводил.

– Завести? – Вовка больше спрашивал не её, а себя. Готов ли?

Айна часто закивала. Вдруг ему показалось, что она понимает его, но до сих пор не проронила ни слова.

– Ты не разговариваешь? – спросил Вовка и дополнил сказанное характерными для глухонемых жестами.

Глаза девушки вспыхнули радостью и интересом.

«Ты знаешь язык жестов?» – спросила Айна, ловко жестикулируя руками и пальцами.

Вовка вздрогнул. Не то, что бы он испугался, что она глухонемая, скорее этим она утвердила его догадки и более того – мечты. Да—да, мечты. Он и раньше замечал, что с девочкой почти не разговаривают, говорят только короткие фразы или показывают руками. Ему иногда казалось, что если бы она была глухонемой, то он бы смог с ней «поговорить», ведь вряд ли кто в округе знает этот «язык». И вот теперь призрачные грёзы превращались в реальность. Она и вправду оказалась глухонемой. В другом мире это могло и должно было бы вызвать сочувствие, но сейчас ему казалось, что её неполноценность была скорее достоинством, особым даром её и даром ему, о котором он даже не мог мечтать.

Каким же нелепым кажется этот зигзаг судьбы, когда глухонемая девочка за тысячи километров от дома становится самым желанным и долгожданным собеседником. Теперь то многое, на которое Вовка не мог получить ответы, становилось понятным. Айна оказалась племянницей Исмаила и его жены и двоюродной сестрой Ахмету. Её родители погибли раньше, в конце восьмидесятых. Она училась в спец интернате в Грозном, но с началом боевых действий в декабре девяносто четвёртого, интернат распустили и её к себе забрал Исмаил. Ей было чуть больше пятнадцати. Она тоже была ужасна рада, что Вовка понимает язык жестов и с головой кинулась «болтать», стремясь выплеснуть всю накопившуюся энергию, впечатления и чувства за время своего вынужденного «молчания». «Говорила» больше Айна, а Вовка наслаждался её грациозными и, в то же время, лаконичными и лёгкими движениями, да и не мог он продышаться никак. Грудь сдавило от волнения и накатившей радости, словно сбывалась самая заветная его мечта.

«Разговор» оборвал Исмаил. С тревогой посмотрел на Вовку, затем на Айну. Девочка опустила голову и удалилась.

– Ты понимаешь, что она показывает?

– Понимаю, – нехотя ответил Вовка, жалея, что об этом стало известно Исмаилу.

Мужчина замолчал, соображая, чем ему это грозит, да и грозит ли вообще. С недоверием посмотрел на Тонкова.

– Поди воды принеси. Бочка пустая совсем.

Вовка кивнул, потом окликнул Исмаила.

– Хсамда! Я машину починил, надо бы попробовать, как она в ходу… По двору —то не проедешь.

Исмаил задумался.

– Пробуй! – махнул он рукой через некоторое время.

У Вовки внутри сердце подскочило от радости. Он опрометью кинулся за вёдрами.

Наносив воды, Вовка вернулся к машине. «Москвич» сразу не завёлся, хоть вроде всё по нескольку раз перепроверил. Пришлось перенести «испытания» на завтра. А ночью всё мерещилась Айна, её глаза и улыбка. И фантазиями так себя раздраконил, так размечтался, что проворочался до самого утра, пока петух не прокричал.

С проблемой в машине Вовка справился быстро – бензонасос не качал. А когда «Москвич» взревел, оглашая своим забытым голосом окрестности, радости не было предела. Он убавил обороты, внимательно, без спешки, послушал двигатель, плавно опустил капот и замер в каком—то ожидании, сам не понимая ещё, что делать дальше.

Кто—то коснулся его плеча. Тонков оглянулся. Это была Айна. У Вовки перехватило дух.

«Она завелась?», – спросила девушка. Он радостно закивал и тут же, сам испугавшись собственной мысли, неожиданно заскочившей в голову, кивнул в сторону машины:

– Хочешь прокатиться? – произнёс он с замиранием, боясь, что она согласиться.

К изумлению Вовки, Айна радостно захлопала в ладоши и, оббежав машину, уселась на переднем сидении. Тонков опасливо посмотрел по сторонам, не видит ли его Исмаил или его жена. Тело проняло нервной дрожью. Он нерешительно открыл дверь, до конца не веря в то, что его грёзы становятся явью и обуреваемый сомнением, не будет ли это расценено, как посягательство на побег. Но вспомнив равнодушный ответ Исмаила: «Пробуй», набрал воздуха и сел за руль.

«Москвич» плавно выехал со двора и покатился вниз по узкой каменистой дорожке, изредка подпрыгивая на больших валунах. Айна сидела с широко раскрытыми глазами, приоткрытым ртом и с любопытством наблюдала за Вовкиными движениями. Так они скатились в конец села, проехали небольшую площадь, служившую центром и выехали на асфальтированную дорогу. Здесь можно было дать «Москвичу» почувствовать себя автомобилем, а не повозкой с колёсами. Вовка надавил на педаль газа и машина, словно соскучившийся по простору и свободе жеребец, рванулась вперёд и понеслась сломя голову, рассекая хрустальный горный воздух. Айна по—ребячески высовывала руки и голову в окно, с наслаждением подставляя лицо встречному потоку. Вовка тоже выставил руку, словно это было крыло способное оторвать его от земли вместе с переполняющими грудь радостью и счастьем. Это была радость свободы, счастье быть рядом с Айной. И жизнь казалась прекрасной. Будто не было плена, Ерохина, Ахмета, войны, не нужно было возвращаться к Исмаилу, а ехать и ехать без оглядки, куда глаза глядят, вперёд и вперёд, пожирая километры дорог, питаться синью неба и изумрудной зеленью лесов, густой стеной тянувшихся вдоль дороги. Вовка взял руку Айны и заглянул ей в глаза. Торжественность и радость передалась и ей. Девушка тоже выставила в окно вторую руку и «Москвич» взмыл на их руках—крыльях ввысь безбрежного Счастья, оставив позади все горести, страдания и невзгоды. Хотелось закрыть глаза и замереть, наслаждаясь этим мгновеньем. И как приятна была рука Айны – маленькая, нежная кисть, словно крошечный беззащитный птенчик, трепещущийся в грубой Вовкиной ладони.

Через несколько минут блаженства Айна встрепенулась, показывая Вовке вдаль, где в сизой дымке вдоль дороги струилась и поблёскивала река.

«Речка, там речка», – прожестикулировала Айна и посмотрела на него умоляющим взглядом.

– Хочешь к реке?

Айна радостно закивала. Они съехали по каменистой грунтовке вниз. Дорога была довольно крутой и Вовка несколько озадачился, как справится с дорогой «Москвич» в обратном направлении, но отказать в такой момент…

Машина скатилась до самой реки и выехала на пологий берег, усыпанный камнями. Сверху, с дороги река казалась широкой и полноводной, а тут у самого берега иллюзия растворилась. Глубина была не больше метра, а некоторых местах её можно было перейти, не намочив трусов. Айна выскочила из машины и стремглав подбежала к воде. Она задорно зачерпывала горстью воду и подбрасывала вверх. Брызги рассыпались тысячами бриллиантов, искрясь и переливаясь на солнце. Некоторые капли попадали на Айну, от чего она вздрагивала, выгибала спинку и лукаво улыбалась. Было жарко. Вовка неспеша подошёл к воде, закатал штаны до колен и, осторожно ступая на острые камни, зашёл в воду по щиколотки. Вода обожгла ледяным холодом. Он вскрикнул, съежился, но не вышел, а прошёл немного глубже. Последняя полноценная баня, где он мылся, была в Ростове. Он постоял немного, пытаясь привыкнуть к воде, но подумав, решил выйти. Вода оказалась слишком холодной. И тут сзади он услышал всплеск и в тот же миг ледяной дождь окатил его сзади.

– А—а—а! – заорал Вовка, извиваясь и корчась от боли. Он оглянулся. Айна готовилась зачерпнуть очередную горсть воды и плеснуть в него. Он ошалел от такого коварства, но оно было настолько приятным и желанным, что не было в этот момент ничего, на что бы он смог его променять. Айна успела ещё раз плеснуть на него, прежде чем он ответил. Они стали отчаянно плескаться и никто не желал прекратить и сдаться. Плескались с азартом, пока Вовка не оступился и, потеряв равновесие, упал в воду. Подскочил он, как ошпаренный и дальнейшие брызги Айны были уже не столь чувствительны, как вначале. Он остановился, перестал сопротивляться, посмотрел на девушку. Она выпрямилась и улыбалась улыбкой победителя. Платье её было насквозь мокрым, а на руках и предплечьях сверкали капельки воды, словно утренняя роса на цветке. Она мотнула головой и тёмные мокрые волосы, рассыпавшись по плечам и спине, открыли грудь, на которой просвечивалось два тёмных пятнышка сосков. Вовка, когда заметил их, резко перевёл взгляд в сторону, но недолго поборовшись с соблазном, вскоре снова уставился на них. Айна поняла причину Вовкиного внимания, смутилась и ещё раз плеснула в него водой, улыбнулась и повернулась спиной, размахивая волосами из стороны в стороны. Вовка зажмурился, пытаясь зафиксировать в памяти её образ, а затем с диким криком и фырканьем начал обливаться водой, растирать тело и скрести ногтями свои немытые жесткие космы.

Выбравшись на берег, он подошёл к машине и положил холодные ладони на капот. От него исходило приятное тепло. Он оторвал руки и оставил на капоте два мокрых отпечатка. Отпечатки на глазах, сначала съёжились, а затем исчезли вовсе. Он обернулся и помахал Айне.

– Иди сюда!

Девушка подошла и с интересом заглядывала через плечо. Вовка опять положил ладони на капот, оторвал их и опять два следа так же исчезли в несколько секунд. Айна улыбнулась и тоже положила ладонь на капот. Вовка специально намочил об штаны руку и прислонил ладонь рядом с ладонью Айны. Они оторвали одновременно и уставились на отпечатки. Отпечаток девушки испарился гораздо быстрее и Вовка с нарочитой демонстративностью, в шутку, встал в позу культуриста, показывая, что он выиграл. Айна улыбнулась. А Вовке было приятно, что она поняла его шутку.

– Давай сядем на капот, тут тепло, – показал он девушке. Она кивнула и он помог ей забраться.

Они сидели, прислонясь к лобовому стеклу, щурясь и греясь на ласковом солнце. Вовка разглядывал горы, небо, островки кустарников, словно сгрудившихся зелёных мохнатых овец, разбросанных по каменистой местности, дышал запахом её волос и чувствовал, как приятная нега разливается по всему телу. Он приподнялся, сложил ладони трубой и приставил их ко рту.

– Ай—на—а— а!!! – заорал Вовка, что было сил и стал прислушиваться, как многократное эхо повторяет имя, – Ай—на—а—а!!!

«Что ты делаешь?» – дёрнула девушка его за рукав.

Вовка улыбнулся, помотал головой, блаженно откинулся на стекло и закрыл глаза.

Айна коснулась его руки. Вовка бросил короткий, немного испуганный взгляд. Ему было неловко, что он так откровенно разглядывал Айну. Со стороны это выглядело слишком явно и непристойно, словно он подглядывал.

«Где твой дом?» – показала девушка.

«Далеко. Очень далеко», – ответил он жестами, а вслух добавил, с досадой и обречённостью, больше для себя, – так далеко, что даже не знаю смогу ли я туда снова попасть.

Айна внимательно следила за губами.

«Почему ты не убежишь? Ведь дядя Исмаил тебя не запирает?»

Вовка задумался. Он и сам не мог ответить на этот вопрос. Действительно, ждать, когда за него передадут выкуп, было бессмысленно. Таких денег матери не собрать, да и кому передавать? Ахмет убит, Исмаил сам тяготится пленником. Тогда, что держит его крепче цепей и решеток? По правде, Вовка сам боялся признаться себе, что держит его – она. Безо всякой надежды на какие—то отношения, взаимную симпатию или даже чувства, он высиживал свой случай, травил себя фантазиями. И он произошёл. Он сидит рядом с девушкой, которая приходила ему во снах, о которой грезил вечерами, сейчас говорит с ней и если захочет, может даже поцеловать. Вовка поднял глаза и только неопределённо пожал плечами, всем видом показывая, что причина—то как раз именно в ней.

«У тебя есть девушка… дома?» – спросила Айна. Вовка не ожидал этого вопроса, опустил глаза и шарил ими по мокрым штанам, пытаясь понять с какой целью был задан вопрос. Так обычно спрашивают, когда сами хотят стать твоей девушкой. Но готов ли ты к этому? Можно долго грезить, наслаждаться мечтами, но вот сама девушка даёт конкретный и непрозрачный намёк, а ты испуганно ищешь причину спрятаться от прямого предложения. Тебя пугает её инициатива, ты не знаешь, что с этим делать? Ты боишься ответственности, ты боишься взять её за руки, чтобы она переступила черту, после которой нет возврата назад?

Вовка молчал, а Айна, напротив, нетерпеливо ждала ответа. Но, скажи: «Нет» и что дальше? Ведь он здесь не в гостях, да и кто ей позволит с ним встречаться. Разве только… Вовка посмотрел на Айну, а девушка всё так же пытливо всматривалась в его глаза, словно пыталась прочитать его мысли. Он взял её крошечную руку и уставился на неё, словно решался совершить роковой прыжок.

– Ты пойдёшь со мной? – робко прошептал Вовка, сам до конца не веря в то, что он это говорит. Айна не поняла, попросила повторить. Тогда Вовка выпрямился и решительно прожестикулировал. Айна отвела взгляд и задумалась. Было видно, что она не была готова к этому вопросу. Теперь они поменялись местами. Вовка с нетерпением смотрел на девушку, а Айна кусала губы и опустила голову, скрыв лицо волосами.

– Айна! – он схватил её за плечи, почувствовав прилив решительности, которой ему вечно не хватало, которой завидовал у других и, за отсутствие которой, ненавидел себя, – Давай вместе убежим?!

Вдруг, казалось ранее, дикая идея так легко овладела им и была настолько естественной и очевидной, что он через секунду уже не мог даже представить другого ответа, кроме как согласиться. Девушка нерешительно покачала головой.

– Что ты тут забыла?! Тебя тут никто не понимает! Есть другая жизнь! Не с курами и козами! Идёшь?!

Айна соскочила с капота, посмотрела на Вовку, будто определяла, насколько ему можно доверять и насколько он готов сам.

«Мы же не можем уехать просто так? У нас нет денег, еды. Нас могут поймать, – с темпераментом показала Айна, – Давай всё подготовим»

Вовка обхватил голову руками, зажмурился и сидел так, прислушиваясь, как его мысли повторяют всё, что только что показала Айна. Она согласна. Это главное, что он должен знать. В голове роились планы, что нужно взять в первую очередь, как раздобыть деньги. Он понимал, что всё это придётся красть, как и саму Айну. Но все эти трудности и моральные терзания – ничто в сравнении с тем, что она согласна. Он соскочил с капота, показал Айне, чтобы она садилась, а сам взял ручку и завёл мотор. «Москвич» послушно завёлся и тронулся. Но, проехав сотни четыре метров по крутому каменистому подъему, усыпанного щебёнкой и почти дотянув до дороги мотор «чихнул», потом ещё и заглох. Вовка попытался завестись снова, но «Москвич» молчал, будто подслушал разговор и решил поломать их планы.

Вовка открыл капот и с ненавистью уставился на двигатель, как на виновника его рухнувшей мечты, хотя и сам вскоре понял, что виновником был он сам, беспечно не просчитав прожорливость «Москвича» и самонадеянно, слишком далеко уехав от села. Айна участливо заглянула под капот.

– Бензин закончился, – Тонков в сердцах скомкал и бросил в двигатель тряпку.

Вдруг послышался гул машины. Ехали снизу. Вскоре из—за поворота показалась «буханка». Машина остановилась напротив и из неё вышел Иса. Внутри всё похолодело.

– А… русский? Уехать решил? Да не один? – он дал знак и из машины вышли ещё четыре человека, вооружённые автоматами. Двое из них были старыми знакомыми – украинцы, которые пинками выгоняли больного Боброва из сарая.

– Москалыку, ты щэ живый? Нэ помэр, собака!

Боевики дружно грохнули смехом. Айна, предчувствуя недоброе, подбежала к главарю и отчаянно пыталась ему что—то объяснить.

– Мурад! Отведи Айну в машину.

Она попыталась вырваться, но чеченец крепко взял её за плечи и повёл к машине. Вовка посмотрел на её испуганное лицо и изнутри кишок по телу начал распространяться страх, расползаясь по всему телу.

– Не едет? – Иса кивнул в сторону машины.

– Бензин кончился…, – еле слышно произнёс Вовка.

– Так тебе бензина дать?! – он повернулся к своим, – Дадим русскому бензина?!

– Иса! Дозволь мэни йому видлыть. Так довго чекав на цэ, – мордатый украинец, с боксёрской пробитой переносицей зловеще улыбался и разминал кулаки.

– Дай братку бензина, Сашко́!

Боевики загоготали.

– Зараз… Трымай автомат.

Рядом стоящий боевик взял автомат, а Сашко́ неспеша, вразвалочку подошёл к Вовке, схватил того за волосы и с размаху сильно саданул в скулу. Вовка и не сопротивлялся, обмяк только, а в Сашка́ словно бес вселился, он с лютой ненавистью накинулся на Вовку, бил руками, ногами, рвал, раздирал, разве что не грыз его.