Читать книгу Универсальный ключ успеха - Сергей Николаевич Усков - Страница 7

***

Евгений Борисович в приятной рассеянности шагал в кабинете взад-вперед от окон до двери. Лакированные листья лимона колыхались вслед; из тугих бутонов прорывался долгожданный аромат. Или это витал оставшийся запах Полины. Аромат молодого тела, якобы модных духов, запах архивных документов. У девушки редкое имя.

В отличие от прожженного ловеласа, развязного бабника, Евгений Борисович всего лишь подмечал, говоря техническим языком, «изюминку» женской натуры, зерно, не давшее всходы. И затем вместе они либо взращивали плод, либо искореняли, как сорную траву в цветнике души; изгоняли как наносное поветрие. Предваряя вхождение в интимный мир, развитым чутьём проводился молниеносный экспресс-анализ, тест на годность к подпольному приключению.

Подпольному, потому что первые всходы в цветнике души должны быть невидимы никому, кроме их двоих: умудренному мужскому началу и внимающему женскому. Хотя может быть и наоборот: умудренный женский и внимающий мужской. Из прочих категорий людских характеров не терпел сплетников и сплетниц – тех, которые судили и рядили, промывали косточки, вникали, обсуждали выведанные интимные подробности. С этими только вежливое «здрасте» и чисто деловое общение. Суды-пересуды губят подобно проказе.

В техотделе издавна велась дурная традиция перемывать косточки другим. Две Светланы и две Любови – закоренелые сплетницы. Чаепитие у них, как пир вампиров, выпивающих душевные соки обозначенной (ых) в жертву. Как известно, чтобы стать вампиром недостаточно быть укушенной этим бесом бессмертия. Нужно самой вкусить кровь замаскированного монстра. То есть в данном случае посплетничать о сплетнице. Потому в техотделе не прекращаются интриги.

Принимала участия Полина в интригах и сплетнях? Похоже, нет. По первым признакам её не считают полноценным членом техотдела: какой-то архивариус, которая вечно теряет документы. Вечно заспанная молчунья, которая никак не может пробудиться от сна явного, от сна грёз и фантазий.

Есть надежда, что эта производственная проказа не тронула девушку.

А значит, девушка становится ближе.

Евгений Борисович приостановился у книжного шкафа. На одной полке стояли инструкции, стандарты, методические указания, регламенты – всё это временами использовалось для справки. На полке выше разместились технические книги, содержавшие базовые знания по профилю работы. Книги эти читаны-перечитаны, обращался к ним изредка. Тончайший налет пыли покрыл корешки белесой мутью, лёг на полированную полоску полки, где обосновался ряд сувениров: фигурки из гжели, полудрагоценных камней, бронзовая статуэтка, мельхиоровая рамка для фотографий, резные изделия из липы…

Никто не знал, не догадывался, что памятные сувениры либо вручены, либо куплены в знак состоявшейся любви. Когда удавалось, каждую весну встречать по-новому, с новыми ощущениями и новым субъектом интимного внимания – на этой полочке появлялся новый памятный знак. Самое дорогое – ощущения порой всплывали в сердце как сияние граней бриллианта. Память – капризная барышня; кнопочки управления ею порою недоступны. Явно выраженной рассеянностью, как начальной формой старческого склероза не страдал. Технические знания свежи в голове, как и прежде.

Что касается памяти ощущений, памяти пережитого, то алгоритм активации, считал Евгений Борисович, никогда не будет до конца уяснён. Только такими козьими тропами, как взыгравшее сияние в небесах, как обрывок мелодии, как памятный знак в виде сувенира возвращал дивные ощущения. Возвращал, чтобы подтолкнуть к новым.

Евгений Борисович салфеткой смахивал пыль, ставя плотнее друг к другу памятные знаки успешных и безопасных интимных приключений, важных личный свершений. Если завяжутся отношения с Полиной, каков будет сувенир? Места, в самом деле, найдется для новых памятных регалий, но всё-таки возраст, близкий к официальному пенсионному что-то нудит, что-то шепчет на ухо, как вредный старикашка-ворчун. Возраст – плохой советчик. Все друзья-ровесники состарились. И он знает, почему…

С металлическим скрежетом распахнулась дверь. Ворвавшийся ветер пронесся по фигуркам, сдувая пылинки; прошелся по серебру волос Евгения Борисовича, словно лакируя серебро всё еще пышной шевелюры. Он обернулся на свежее веяние, интуитивно предполагая, кто бы это мог быть.

Разлохмаченная Полина с округлившимися глазами, надкусанной губой, на которой алели бусинки крови, казалось, рухнет в изнеможении. К груди прижимает ворох каких-то деталюшек, опутанных тьмой разноцветных проводов. Вздымается девичья грудь в такт колотившегося сердечка. Глаза бледной красавицы мокрые от слез.

Евгений Борисович в доли секунды оказался рядом с гостьей. Придерживая за локоть и талию, довёл до компьютерного кресла. Руки Полины разомкнулись. Все деталюшки рухнули в мягкое седалище. Мигом к ослабевшей девушке пододвинулся стул. Она также ухнула в его мягкую длань.

– Говорить можете? – спросил Евгений Борисович.

Она кивнула. Указывая на металлические изделия и проводки, сказала:

– Где-то здесь ваш злосчастный проект.

– В смысле?

Губы старшего коллеги разъехались в улыбке. Таким же образом разъезжались мысли в голове.

– Это всё, что осталось от компа… Я не понимаю, что случилось, не понимаю абсолютно. Комп сбрендил!

– Это как же? Поподробнее, пожалуйста.

– Не поверите, на монитор выскочила программка, и стала задавать вопросы. Я её и тыкала, и сворачивала – ни в какую. Пришлось отвечать на вопросы. От этих вопросов толи у меня задымилась голова, толи у компа. Он заскрежетал, как мясорубка, в которую попала кость. И даже мне показалось, покрылся синим пламенем. Чтобы не спалить архив, я его схватила и решила выбросить в коридор. За что-то он зацепился, выпал из рук. И превратился в груду деталей. Я взяла эти комплектующие и бегом к вам.

– А зачем бегом?

Полина, уставившись на детали, сказала:

– Где-то здесь жесткий диск, карта памяти. Надо скорее вставить в ваш комп, чтобы не потерять данные. Я ведь нашла в нём электронный архив с бездной отсканированных документов.

– Не беспокойтесь, в этом случае скорость ничего не решает. Это же вам не донорское сердце, которое может жить всего шесть часов.

Хлопнула оконная рама, и в качнувшихся шторах пробежала вереница зеленых огоньков. Полина задрожала; слова вылетали из одеревеневших губ, как дробь барабана.

– Вы видели, видели?

– Что? и где?

– Там возле штор зеленое свечение. Такое же было и вокруг моего компа.

Евгений Борисович подошел к окну, взялся за шторы. Полина ахнула, закрыв лицо руками. Мрак застил глаза. Так было, когда пропала надежда на возможность реальной первой любви. Мрак и холод, распухшее от слез лицо; утро, приносящее еще большую боль.

Вдруг теплая рука коснулась голова, приятным баритоном окружили слова.

– Полина, вы напрасно пугаетесь. В моем кабинете никогда ничего не бывает, что может досадить, вызвать негатив. Успокойтесь. Все под контролем.

– Это у вас, у меня – нет.

Она отняла руки: зеленое свечение исчезло. Уголки губ дрогнули в слабой улыбке.

– И вправду ушло!

– Присаживайтесь. Я стульчик придвину к моему зеленому оазису. Видите, сколько тут зелени, и без всякого свечения.

Взвыли псы за окном. Лай, переходящий в заунывный вой возвращал к предощущениям больших неприятностей.

– В этом году необычно много бездомных собак, – сказал Евгений Борисович. – За зиму собралась целая стая; где-то неподалёку обосновалась.

– Откуда они взялись?

– Очередная волна кризиса. Некоторым становится трудным прокормить себя, не говоря уж о собаке. Доллар скачет как припадочный: то вверх, то вниз.

– А почему из-за какого-то доллара столько неприятностей?

– Никто пока не может предложить замены. Что-то должно быть мерилом, общепринятым эквивалентом стоимости нашего труда, продуктов, услуг. Вы наверное знаете, что была «холодная война двух сверхдержав». Победила Америка. Но проиграла не Россия – проиграл весь мир. Теперь по праву сильнейшего идёт подчинение всего и вся в глобальном масштабе. Подчинение через доллар, через военную мощь, через междоусобные войны, через ложь и лицемерие. Но решать судьбы мира, думать за всех может только Бог, который где-то далеко и одновременно растворен во всем. Кто берёт на себя его функции, явно рискует. Причём, не собой – рискуют сотни миллионов (если не миллиарды) стать обездоленными.

– Где же наверняка больше присутствует Бог: в церкви? мечети?

– Церковь и мечеть – это самый короткий путь к Богу. Я бы сказал путь для лентяев. Ведь нет ничего проще, поставить свечку, помолится. Хоть и не случится вымаливаемое в полной мере, но часть хорошего и доброго всё равно произойдет.

– А в церкви можно помолиться, чтобы было много денег? Я, все-таки, думаю, будь в достатке деньги, решатся многие проблемы. Хотя бы муж не будет работать на двух работах, больше времени будет дома, мы каждый год могли бы отдыхать на берегу самого теплого моря. В нашем уральском краю мне катастрофически не хватает солнца.

– О достатке молятся, но не конкретно, чтобы приплыли в карман много долларов. Зачем вам доллар? Пусть будет рубль.

– Зачем рубль, если он зависит от доллара?

– Ага! Вы хотите только оригинал, только лучшее, первичное.

Она кивнула, чуть подумав, добавила:

– Ну, или чтобы доллара не было вообще.

– В этом кабинете долларом точно не пахнет.

Полина хохотнула. Евгений Борисович откинулся на спинку кресла, краешком глаз любуясь простодушной девушкой. Это царственное простодушие. Внешне Полина близка к идеалу телесной формы. Стройная, гибкая, с тонкой талией. Некоторые даже не подозревают, какое сокровище заключают в себе. Внешние данные Евгений Борисович ставил на первое место. Психологически подготовить красотку можно гораздо быстрее и проще, чем неуклюжей дурехе творить имидж.

Он и сам тщательно следил за внешним видом. Всегда подтянутый, бодрый, с приятным ощущением мускульной силы, которую поддерживает занятиями в элитном фитнес-клубе. Собственные физические данные под строгим контролем: вес, осанка, завидный мускульный потенциал (отчасти занимался бодибилдингом), отсутствие болезней. Раз в год по собственному почину проходил медицинское обследование, совмещенное с профилактическим пролечиванием: массаж, ванны, прочее.

Как-то взял за правило, пред тем как поехать в санаторий (предпочитал российские на берегу Черного моря) посещать косметический салон, где смягчали кожу лица, красили волосы, убирая седину, делали педикюр. Он пропитывался молодежным сленгом, одевал бейсболку, козырьком назад. Для пробы на пару с племянником шли на дискотеку. Восхищенные взгляды девчонок, их восторженный шепот, говорил, что попали в тему. На пару с племянником снимали девчонок, как два генерала выбирают помощниц перед строем замерших контрактников женского пола.

Однажды ощутил себя настолько молодым, что по приезду в санаторий с ходу познакомился с двумя девчонками двадцатилетнего возраста, или около того, выдавая себя за тридцатилетнего (или около того). Три ночи они провели вместе. Девчонки потом признались, что у них впервые секс втроем; и такой он оказывается классный. Великовозрастному бой-френду стало стыдно, что переусердствовал в обольщении. Быть первым, уж точно не хотел. Благо, что всего на неделю прилетели подружки.

Евгений Борисович задумался, глядя на притихшую Полину, на её тонкие пальцы, бархатную кожу почти детской руки. Девушка явно неопытна, но гонор молодости страхует от самоуничижения. Это и хорошо и плохо. Может наделать ошибок, потратить уйму времени и сил на их исправление.

– Хотите, чайку, Полина. В это время у вас в техотделе чаепитие идет полным ходом.

– Хочу, если у вас найдётся чашка и ложка.

– Найдется и чашка и ложка, и всё, что вам угодно.

– Всё-всё?

Брови Евгения Борисовича взметнулись вверх; быстрый взгляд мгновенно оценил ситуацию. Растерянная девушка, сломанный компьютер, трудное производственное задание. Чтобы выбраться из такой ситуации, она пожирает его глазами, уже готовая выполнять указания.

– Сказать: есть все и ничего не надо – значит сказать, что жизнь остановилась. Новое перестало входить в неё. А это, – он пожал плечами, – это допустить к себе скуку. Это хуже тех собак, что воют за окном.

– У вас, наверное, и чай особенный?

– Безусловно! Он особенный. Отчасти увлекаюсь фитотерапией. Сам составляю сборы трав. Вы знаете, иногда не хватает одного сильного ощущения, чтобы всё остальное встало на свои места.

Полина вздрогнула, мотнула головой:

– Как это?

Евгений Борисович, выдерживая паузу, залили кипяток в заварочный чайник, накрыл остроконечную крышку тканым полотенцем, расшитым красочными узорами. Присел напротив Полины, ожидающей ответа.

– Если про чай, то так. Через пять минут в кружке заплещется янтарный напиток. В нём букет ароматов. Первый глоток – и воспринимаете сразу все. Но потом определяете доминирующий аромат, и наслаждаетесь им.

– Никогда так чай не пила. Но вы намекнули на универсальность. Тогда, если не про чай, то как?

– Так же. С небольшими оговорками.

– И что, много этих оговорок?

– Это зависит от правильности действий. Вот смотрите, сколько можно себе нагрести неурядиц только вследствие рассеянности, невнимательности. Вы, скорее всего, по рассеянности ткнули в активную кнопочку вашего компа. И что? (Полина пожала плечами). Выскочила программка, от которой задымили ваши мозги и комп съехал с катушек. В наших поисках проекта мы отброшены назад. Путь наш удлинился; впереди, как в сказке, непроходимый лес, населенный чудовищами.

– Ой, не пугайте меня, а то снова по рассеянности напортачу.

– Что же вы такая пугливая? – В словах звучала теплота, нежели упрек.

– Мне в техотделе всегда дают понять, что не дотягиваю до нужного. До грамотного архивариуса. Не говоря об инженере.

– Вы хотите быть инженером, аттестованным специалистом?

– А что? Глядя на инженерш техотдела, думается, и я смогла бы так картину гнать. Ну конечно, кое-что надо уметь. Например, быстро печатать, знать офисные и чертёжные программы. Совсем не обязательно самой что-то творить, или, говоря иначе, делать совершенно новую работу. Наши инженерши прежде чем за что-то взяться, ищут пример, образец, чтобы содрать. Так и я могу работать. Правда, нет у меня диплома – это проблема решается в легкую, когда есть деньги. Трехгодичный ускоренный курс без отрыва от производства. Да ещё по направлению от завода – вышка у тебя в кармане.

– В кармане «вышка», то есть диплом о высшем образовании. А в голове копилка, куда складывается увиденное, услышанное, усвоенное?

Полина кивнула. На щеках заалел румянец, как будто уличили в постыдном. Она сказала:

– Мне бы научиться отсеивать лишнее: взять от наших инженеров крупицы лучшего, отсеять их склоки, подкалывание, суды-пересуды о других.

– Некоторые вещи либо принимаешь целиком, либо проехали.

– Но вы только что говорили, что есть умение из общего аромата выделять доминирующий, или нужный. Затем усвоить только его.

Евгений Борисович улыбнулся. Слегка коснувшись ладони взволнованной девушки, сказал:

– Вы не заметили, что перефразировали мои слова? При внешней схожести фразы, вложили иной смысл. Этот приём свойственен инженерам техотдела.

– А вдруг они сначала делают себе подобной, и лишь после раскрывают настоящие ценные секреты.

– Если они есть, – заметил с усмешкой Евгений Борисович; подумав, поправился: – Кой-какие ценные знания можно извлечь, но слишком много апломба у ваших инженеров.

– Да, согласна! Этим они меня отталкивают. Меня держат за дуру, о которую можно потесать языки, когда больше не о ком.

– Представляете, как мы утрем нос им, раздобыв и реанимировав проект, по которому в наш захиревший завод вдохнут продуктивную жизнь!

– Я представляю! Но реально некоторые части проекта необходимо создавать заново. Нашим инженершам не суметь.

– Среди моих знакомых есть крепкие пенсионеры, бывшие конструкторы, которые по временному найму с радостью возьмутся за предложенную работу.

– Разогнать бы вообще этот техотдел, – вырвалось у Полины.

– Полина, так о коллегах не следует выражаться. Пусть обновление идёт своим чередом; кто не может, тот сам уйдёт.

– Почему вы не начальник? Вы такой умный! Мне кажется, что за двадцать минут общения с вами поумнела на несколько лет.

– Вы мне льстите.

– Нет!

– Я бы сказал так: потому и не начальник!

Полина хохотнула. Закинув ногу с ногу, с обожанием взглянула на старшего коллегу. Взгляд Евгения Борисовича метнулся к ногам красавицы, пусть хоть они скрыты джинсами, и сама обладательница красоты и молодости пропиталась пылью архива. Затем взгляд переместился на полку, словно бронируя место для следующего сувенира, что станет символом этой девушки.

С некоторой приятной грустью Евгений Борисович сказал:

– Есть, ещё причины, что не дадут в полной мере снова стать начальником.

– Я знаю какие!

– И какие же?

– Вы добрый.

– В чем-то вы правы. Тщеславие и доброта – вещи несовместимые! Мы совсем забыли про чай.

– Да и про доминирующий аромат!

– Но примете к сведению главное – работа.

– И минута отдыха!  – добавила Полины, готовая от распирающей благодарности расцеловать коллегу, подумав: не все плохо, что плохо начинается.