Читать книгу Сарматы. Рать порубежная - Сергей Нуртазин - Страница 8

Отдых в стане у реки Ра продлился недолго, аорсы покинули гостеприимные берега раньше. Дожди и ранние морозцы, нагрянувшие в эти места, покрыли землю ледяной коркой, лишив скот пропитания.

К Дану они подошли до ледостава. Приморские теплые ветры еще сопротивлялись наступающей зиме, и скотина могла кормиться.

Не прошло и пяти дней после их прибытия, как стан Евнона навестил Ахиллес. Купец в это время находился в Танаисе по торговым делам. Нетерпение, любопытство и желание повидать старых друзей привело его в стан аорсов. Узнав о прибытие вождя, он, оставил дела, оседлал коня и отправился в путь. У Евнона купец гостил два дня, затем засобирался назад. Пользуясь случаем, с ним напросился Умабий. Он давно мечтал увидеть город, но до сей поры ему это не удавалось. Евнон согласился, поручил сыну возглавить аорсов, пожелавших обменять добычу в Танаисе. Вождь доверял Ахиллесу, но для собственного спокойствия послал с Умабием Горда.

Выехали рано, до восхода солнца. С реки поднялся густой клубящийся туман, медленно пополз по степи, заглядывая в балки, займища, прибрежные заросли и рощицы, будто искал что-то, а потому ехали не спеша. Умабий любовался стелившимся в низине туманом, над которым возвышались верхушки низкорослых деревьев. Они казались ему плывущими в облаках островками.

Сбиться с пути не боялись. Путь от стана Евнона к Танаису проторили давно, и степняки могли отыскать его с закрытыми глазами. Да и дорога была недальней, ближе к полудню Ахиллес сообщил, что до города осталось ехать недолго.

Туман стал рассеиваться. Умабий заметил, как размытые силуэты двух всадников, ехавших им навстречу, свернули с дороги. Незнакомцы сочли за благо избежать встречи с отрядом кочевников. Кем были эти люди, путниками или танаитами, выехавшими поохотиться на дикую птицу, зайца или кабана, осталось неизвестным. Вскоре от тумана не осталось и следа, ветер с моря разогнал его последние остатки. Послышался перезвон колокольцев. Пастухи гнали навстречу аорсам стада коров, коз, овец, это говорило о приближении города.

Окраина встретила отряд крытыми соломой глинобитными хижинами, сбросившими листву садами и виноградниками, пустыми огородами и убранными полями, где танаиты выращивали неплохие урожаи ячменя, ржи, пшеницы. Кое-где желтели одинокие стожки, позабытые нерадивыми хозяевами. Миновав кладбище, где греческие надгробия из каменных плит с изображениями захороненных соседствовали с низкими курганами и немногочисленными каменными бабами скифов, путники достигли тополиной рощи. Но не успели они въехать в нее, как неожиданно деревья-гиганты, удивившие Умабия своей высотой, расступились, и перед сыном Евнона открылся вид куда более для него поразительный. Он увидел то, о чем давно мечтал. На известняковой скале стоял город – множество каменных одноэтажных зданий, крытых камышом. Лишь несколько из них были в двух уровнях и имели черепичную крышу. Город опоясывала каменная стена высотой, на взгляд Умабия, в четыре человеческих роста, а в иных местах и выше. Она же соединяла между собой мощные четырехугольные башни, отстоящие друг от друга на расстоянии нескольких десятков шагов. Умабий подметил, что стены только частично защищают город. Не ускользнули от взора и разрушенные башни, и строители, возводящие новые стены.

Ахиллес, угадав его мысли, сказал:

– Полемон, царь Боспорский, наказал строптивцев, пожелавших отложиться от его царства. Он привел войско, разграбил Танаис и повелел разрушить стены и башни, чтобы в будущем не возникало у танаитов искушения самим управлять своим городом. Но прошло время, и с соизволения боспорских царей горожане вновь стали укреплять город. Кроме стен и башен защитой городу служат река и море, а со стороны суши – высокий вал и глубокий ров.

– А что это? – Умабий указал на деревянные сооружения, венчавшие некоторые башни.

– Это боевые орудия. Они способны метать огромные стрелы, камни и даже огонь…

Когда аорсы подъехали ближе, Умабию удалось рассмотреть, что кладка башен ровнее, чем кладка стен. Видимо, танаиты торопились, стараясь обеспечить себя защитой, особенно со стороны степи и по этой причине клали необработанный камень как придется.

Аорсы остановились у Скотьего рынка. Он расположился у самых стен города, где по обычаю проходила мена кочевников с танаисскими купцами. Сюда же они приводили и пленников для продажи в рабство. Это привлекало не только танаитов и греков, но и парфян, иверов, армян, иудеев, купцов с берегов Средиземного моря. Опытный в делах торговли Ахиллес быстро нашел желающих обменять у сарматов пленников и скот, после чего обратился к Умабию:

– Что ж, навестим дом моего давнего друга эллинарха Деметрия. Заодно тебе представится возможность осмотреть Танаис изнутри.

Оставив Горда вместо себя, Умабий последовал за купцом. В город они въехали через Северные ворота, защищенные двумя мощными башнями. Стража, стоящая на деревянном мосту, перекинутом через ров, признала пантикапейского купца, водившего дружбу с самим наместником боспорского царя, и потому беспрепятственно пропустила Ахиллеса и его спутника.

Очутившись в городе, Умабий попытался на глаз определить толщину стен: «Не меньше трех шагов в ширину. Случись война с танаитами, нелегко будет захватить город, защищенный такими стенами и башнями».

Они ехали по главной улице, что вела к небольшой площади у дома наместника и дальше к городскому рынку, расположенному рядом с причалами, куда ежедневно приставали корабли со всего света. Улица оказалась неширокой, но еще уже были кривые улочки и переулки, отходившие от нее. На некоторых вряд ли могли разминуться два всадника. Теснота угнетающе действовала на Умабия. Сын степей, он привык к простору, город казался ему каменной ловушкой, из которой хотелось поскорее выбраться, но любопытство брало верх, и их путешествие по узеньким улицам Танаиса продолжалось. Миновав многочисленные мастерские плотников, кузнецов, ювелиров, косторезов, гончаров, пекарей, Ахиллес и Умабий достигли двухэтажного крытого черепицей дома наместника.

– Неплохо бы тебе, как родственнику верховного скептуха, навестить и выразить почтение этому вельможе, – посоветовал Ахиллес. – В Танаисе его называют пресбевтом, а порою, на римский лад, легатом. Я думаю, дружба с ним тебе не помешает.

Но повидаться с наместником не пришлось, слуга сообщил, что хозяин направился к причалу встречать высокого гостя из Пантикапея.

– Уж не сам ли Митридат решил навестить Танаис? – предположил купец. – Что ж, пойдем к Деметрию, у него и узнаем свежие новости.

Они повернули в сторону района, где жили эллины. Город был поделен на две половины; в одной обитали греки, в другой танаиты, имеющие своими предками меотов, фракийцев, скифов и сарматов. И те и другие выбирали себе предводителей, танаиты – архонта[24], греки – эллинарха, таким предводителем и являлся друг Ахиллеса – грек Деметрий.

Дом его, крытый, как и обиталище наместника, красноватой черепицей, оказался выше своих соседей – низких домишек с односкатными камышовыми крышами. Путники спешились. Ахиллес подошел к калитке, позвонил в колокольчик. Послышались быстрые шаги. Слуга Деметрия узнал купца, отворил калитку, замер в почтительном полупоклоне.

– Прими коней, – кратко бросил Ахиллес.

Из дома выбежали еще двое слуг, отворили ворота, приняли коней и завели их во двор.

Внутренний двор, выложенный плоскими камнями, по меркам Танаиса тоже оказался довольно обширным. Умабий увидел два навеса. Под одним из них хранилось сено. Тут же стояли две лошади, вол и коза. Второй навес явно предназначался для сокрытия людей от дождя и солнца. Под ним находился алтарь, огороженный с трех сторон невысокой каменной стеной, неподалеку расположился колодец, накрытый каменной плитой, и печь – глинобитный купол с отверстием наверху. В дальнем углу двора, под раскидистым ореховым деревом, торчали горловины врытых в землю пифосов.

Из дома вышел Деметрий, тучный грек в белой хламиде[25] под меховой мантией, и неторопливо, вперевалку направился к гостям. Жидкая борода едва прикрывала двойной подбородок. Хозяин радостно приветствовал старого друга и его спутника:

– О Ахиллес! Приветствую тебя и твоего друга в своем доме. Удачна ли была ваша поездка?

– Слава Зевсу и остальным богам, удачна, – ответствовал купец.

– Прошу, дорогие гости, входите в дом, отдохните после дороги, слуги накормят вас. К сожалению, я не могу разделить с вами трапезу. Спешу на главный причал. Вот-вот к нему должен пристать корабль… Котис – младший брат нашего повелителя Митридата решил посетить Танаис. Я должен быть там.

– Значит, нам с тобой по пути. Нельзя пропустить столь знаменательное событие.

– Но как же твой молодой друг? Возможно, он проголодался с дороги.

– Мой друг Умабий, сын царя нижних аорсов, и как каждый сармат легко переносит голод и иные невзгоды и неудобства.

Деметрий кивнул:

– Буду рад иметь таких спутников. Коней оставим. Пойдем коротким путем. Только вот улочки там узкие. Боюсь, не застрять бы мне со своим богатством. – Деметрий засмеялся и похлопал себя по объемистому животу. – Но перед этим, чтобы не прослыть негостеприимным хозяином, я должен угостить вас прекрасным и божественным нектаром, привезенным из чудесного места, называемого Хиос. Индор, вина!

Слуга, отворивший им калитку, исчез в доме.

– Твой друг Умабий пьет вино по-скифски или предпочитает вкушать его согласно греческим традициям разбавленным?

– Я не наблюдал за ним пристрастия к вину, но думаю, чтобы утолить жажду и почтить хозяина, нам будет достаточно разбавленного вина, – Ахиллес повернулся к Умабию: – Прав ли я, мой друг?

– Вы правы, уважаемый Ахиллес.

Деметрий с удивлением посмотрел на сармата.

– О, сын Евнона прекрасно изъясняется на греческом языке! К сожалению, в Танаисе все меньше слышится греческая речь. В городе проживает больше сарматов, чем греков и меотов!

Из дома вышел Индор с медным подносом, на котором стояли три полусферические мегарские чаши. Еще один слуга вынес амфору с вином.

Выпив вина и воздав хвалу греческому богу виноделия Дионису, все трое вышли через калитку и направились в сторону пристани. Ахиллес и Умабий могли бы достигнуть цели раньше, если бы не Деметрий. Эллинарх при всем старании шел медленно, потел, отдувался. Было видно, что ему тяжело нести себя. Но не это стало единственной причиной их медленного продвижения. Они прошли половину пути, когда из-за угла, им навстречу, выбежал стройный юноша в сарматской одежде. Его преследовали четверо вооруженных мечами людей, возглавляемых коренастым предводителем. Это были сираки. Умабий узнал их по одежде, несколько отличавшейся от одежды аорсов. С ними был горбоносый богато одетый человек. Розоватый шрам, протянувшийся ото лба до подбородка, обезображивал правую половину его лица. Следствием этой зарубцевавшейся раны были прищуренный глаз и искривленный в хищной усмешке рот с раздвоенной губой. Даже черная густая борода не могла скрыть уродливого рта и вытекающей из него слюны.

Увидев вооруженных людей, бегущих на них, Деметрий испуганно ойкнул. Не зная их намерений, Умабий схватился за рукоятку меча. Юноша тоже заметил неизвестных, вставших на его пути, жест Умабия заставил его резко остановиться и развернуться в сторону более многочисленных преследователей. Его войлочная шапка зацепилась за перекинувшуюся через каменную ограду ветку дерева, упала с головы. По плечам и спине юноши рассыпались густые каштановые волосы. Тот, кого Умабий принял за юношу, оказался девушкой. Преследователи приближались. Девушка встретила их лицом к лицу. Пути к отступлению у нее не было. С одной стороны догоняли преследователи, с другой – незнакомцы, возможно сторонники сираков, по бокам находились стена дома и каменная ограда в полтора человеческих роста. Попытаться перепрыгнуть через нее, значит, подставить спину противникам. Не теряя времени, она правой рукой выхватила меч из ножен, в другой у нее оказалась секира с двумя лезвиями, вынутая из-за пояса. Ею и был сражен первый из подбежавших воинов. Следующего за ним сирака поразил меч. Отражать нападение четверых оставшихся врагов оказалось делом непростым, к тому же внимание отвлекали люди, преградившие ей дорогу. Девушка не знала, кто они и что от них ожидать. Тем временем сираки и криворотый теснили ее к ограде. Коренастый предводитель изловчился, ранил ее в левое бедро. Кровь окрасила желтоватую кожаную штанину в красный цвет. Еще мгновение и мечи сираков порубят тело девушки на куски. Умабий выхватил меч. Вскоре один из нападавших упал ему под ноги. Коренастый предводитель, криворотый и оставшийся в живых сиракский воин отступили. Девушка бросила на спасителя благодарный взгляд, подпрыгнула, зацепилась за ветку дерева. В следующее мгновение она взмахнула ногами и исчезла за каменной оградой. Преследователи кинулись за ней, но на их пути встал Умабий. Стычка могла разгореться с новой силой. Ахиллес заслонил собой аорса, поднял правую руку вверх.

– Остановитесь! – воскликнул он, грозно взирая на сирака и его криворотого приспешника. – Как вы смеете посягать на жизнь гостя нашего города, сына скептуха аорсов!

– Мне плевать, что это сын Евнона! Я сам родственник вождя сираков Зорсина! Я покажу этому красавцу, как умеют биться сираки! – повысив голос, произнес коренастый на довольно сносном греческом языке и шагнул в направлении Умабия.

Из-за спины Ахиллеса выступил Деметрий.

– Я, эллинарх греков Танаиса, представитель закона нашего города, запрещаю применять оружие на его улицах и уведомляю всех присутствующих, что за неповиновением последует наказание. Посему предлагаю обратиться для разрешения спора к пресбевту, к коему мы и направляемся.

– Я согласен, – коренастый ухмыльнулся, – тем более что пресбевт сам пригласил меня.

– Вот, вот, – встрял в разговор криворотый, – наместник накажет того, кто выступил на защиту вора.

– Это еще надо доказать. Идите за мной. – Деметрий важной поступью зашагал по улочке. Ахилл и Умабий последовали за ним. Коренастый предводитель, обратившись к криворотому, распорядился:

– Харитон, предупреди стражу и моих воинов. Она не должна выйти из города.

– Непременно, Намген. – Криворотый бегом бросился исполнять поручение коренастого.

Предводитель сираков поспешил за остальными. На месте остался только сиракский воин, которому коренастый предводитель приказал позаботиться о телах соплеменников.

* * *

Некоторое время Умабий шел молча. Осознание того, что он не в битве лишил жизни человека, его угнетало, но жестокий закон жизни гласил: «Не убьешь ты – убьют тебя». Молодое ненасытное любопытство брало верх над угрызениями совести. Когда они проходили мимо башни, отличающейся от остальных меньшей шириной и большей высотой, Умабий спросил Ахиллеса:

– Почему башня построена иначе, чем другие?

– Это маяк. Он помогает кораблям отыскать в ночи правильный путь к городу. Ты видишь пристроенное к башне помещение?

– Да.

– В нем в глиняных сосудах хранится огненная жидкость. По надобности сосуды поднимают на смотровую площадку, жидкость поджигают в специальном светильнике. Свечение видно далеко в море, оно указывает морякам, в какую сторону вести судно.

«Велика мудрость жителей Танаиса, если они сумели произвести столько чудесных вещей и предметов, построить неприступные стены и башни, боевые орудия, маяк, челны, на которых могут плавать одновременно несколько десятков человек. Но Танаис, по словам Ахиллеса, небольшой город. Каковы же тогда сила, красота и величие Пантикапея, Александрии, Рима, о которых говорил купец?»

В раздумьях Умабий прошел ворота рядом с маяком, за ними начинался спуск, ведущий к пристани. Отсюда Умабию открылся чудесный вид на море. На какой-то миг у него перехватило дыхание, он остановился. Такого обилия воды ему еще не приходилось видеть. Ширь, не уступающая степи, раскинулась перед городом. Свежий морской ветер гнал многочисленные волны, оседланные белопенными барашками. Они бежали в направлении берега, накатывались на него с шуршащим шумом, разбивались, превращаясь в пенистую кайму, отделявшую море от суши. И там, в море, белели паруса многочисленных малых и больших челнов. Эти большие челны, видимо, и были кораблями, о которых он слышал от Ахиллеса.

Коренастый сирак подтолкнул его в спину:

– Иди, иди. Если ты задумал сбежать от справедливого суда, то не надейся, я слежу за тобой, аорс.

Умабий промолчал, зашагал дальше. Ахиллес, следовавший за Деметрием, поравнялся с ним и придержал его за локоть, помогая преодолеть крутой спуск. Эллинарх благодарно кивнул головой и с легкой тревогой произнес:

– Не вовремя произошла ссора. Уж не напрасно ли мы все это затеяли? Думаю, пресбевту будет не до наших споров в присутствии столь важного гостя.

– С Котисом у меня прекрасные отношения, впрочем, как и с его царственным братом, думаю, опасаться не стоит, – успокоил друга Ахиллес. – А скажите мне, высокоуважаемый эллинарх, с каких это пор по Танаису разгуливают столь прекрасные амазонки, подобные самой Афродите? Да не прогневается богиня на своего недостойного слугу!

– Не знаю, надеюсь это выяснить. Но почему, уважаемый Ахиллес, вы называете ее амазонкой? Я считаю все эти рассказы о племени женщин-воительниц выдумкой.

– Не только рассказы, но и свидетельства ученых мужей говорят о том. Всем известно, что Гипсократия, жена понтийского царя Митридата Евпатора, была амазонкой. А воинское умение девушки, которую мы видели, и наличие у нее лабриса – секиры с двумя лезвиями, не это ли подтверждение их существования?

– Возможно, вы правы, но кто поручится, что это не амазонка, а одна из женщин-сарматок, которые владеют оружием не хуже ваших легендарных дев-воительниц. Надеюсь, мы скоро узнаем, кто она…

Миновав рынок, изобиловавший свежими и вялеными осетрами, севрюгами, стерлядями, сазанами, сомами и рыбьей мелочью, они вышли на пристань. У причалов стояло большое количество кораблей, но обычной суеты множества людей, занимающихся разгрузкой и погрузкой, не было – Танаис встречал Котиса, брата царя Митридата. Стоило поторапливаться, корабль царственной особы уже подплывал к главному причалу. Навстречу ему хлынула волна торжествующих криков. Знатные граждане города стояли отдельно, им предоставлялась честь первыми приветствовать столь высокочтимого гостя. К ним-то и направились Деметрий и его спутники. Путь им преградили воины, оцепившие причал и неширокую площадь перед ним. Стражи строго следили за порядком и время от времени тычками и пинками охлаждали пыл особо ретивых горожан. Увидев перед собой танаисского эллинарха, они расступились. Коренастый сирак, Ахиллес Непоседа и Умабий последовали за ним.

Корабль боком притулился к деревянному причалу, брошенные с него концы незамедлительно приняли и привязали к специальным деревянным столбикам. С корабля спустили сходни, по которым на берег величаво и неторопливо сошел Котис в сопровождении вельмож и телохранителей. Раздались бухающие звуки литавр, протяжно запели трубы, пристань огласилась ликующими криками встречающих. Брат властелина Боспорского царства, милостиво одарив улыбкой толпу простолюдинов, подошел к мужам властным, склонившимся перед ним в полупоклоне. Пресбевт, невысокий плотного сложения лобастый грек с окладистой бородой, первым поднял голову и поприветствовал гостя. Речь его изобиловала словами, восхваляющими царский род Митридата и Котиса. Красноречию пресбевта позавидовали бы самые великие риторы Афин и Рима. Котис не оценил таланта и остановил нескончаемый словесный поток наместника.

– Рад видеть тебя, легат. – Котис предпочел назвать пресбевта на римский лад. – Рад, что мне посчастливилось посетить ваш город.

Котис лукавил. Плыть в этот, по его понятиям, городишко на краю Ойкумены он не хотел, но слово брата-царя было твердым и помимо своей воли, проклиная про себя Митридата, он отправился в Танаис. Митридат давно мечтал полностью уйти из-под опеки Рима, а это грозило войной, следовательно, царь Боспора должен был найти как можно больше союзников и конечно же быть уверенным в преданности городов, находящихся под его властью. А они не раз, в прошлой истории Боспорского царства, проявляли строптивость. Одним из таких строптивцев являлся Танаис. Потому Митридат и послал Котиса удостовериться в преданности города и своим присутствием показать – власть Митридата крепка. Ему же было поручено договориться с сираками о поддержке, а также, при посредничестве купца Ахиллеса, заручиться поддержкой аорсов.

– И мы рады принимать тебя, высокородный, в нашем городе. И простолюдины, и достойнейшие мужи Танаиса собрались, чтобы приветствовать тебя. Позволь представить тебе стратига[26] и предводителя городской стражи. – Пресбевт обернулся и указал на облаченного в доспехи мужчину. Далее он представил смуглолицего архонта танаитов, эллинарха Деметрия и нескольких вельмож. Дошла очередь до Ахиллеса. Пресбевт хотел представить и его, но Котис опередил:

– Сего достойного мужа представлять не надо. Кто же не знает Ахиллеса-Непоседу, одного из самых удачливых купцов и желанного гостя в царском дворце! Приветствую тебя, Ахиллес! – Котис похлопал купца по плечу. – Брат справлялся о тебе. – И, понизив голос, спросил: – Удалось ли тебе склонить на нашу сторону аорсов?

Ахиллес еле слышно ответил:

– Пока нет, повелитель, но я не оставляю надежды. Со мной сын Евнона – Умабий. По моим наблюдениям и разумению, велика возможность того, что придет время и он заменит отца.

– Где он? Познакомь меня с ним.

Ахиллес указал на Умабия.

– Позволь представить тебе, повелитель, Умабия – сына скептуха аорсов.

Котис посмотрел на аорса с легким налетом высокомерия. Его, сына боспорского царя, в отличие от брата Митридата, чьим воспитанием по большей части занимался отец, воспитывала мать Гепепирия – фракийская царевна, правнучка по материнской линии самого римского триумвира Антония и сестра трех фракийских царевичей, воспитывавшихся в Риме. Она-то и привила ему любовь к римской культуре и образу жизни, развив в нем тем самым отвращение к варварам. Для него Умабий – кочевник-варвар, пусть и царского рода. Он забыл или же не хотел помнить, что Аспург, его отец и отец Митридата, имел сарматские корни и сарматское имя – «сильный, как конь». Но чем больше он глядел на Умабия, тем больше проникался к нему симпатией. Лет на семь младше Котиса, сармат имел гордый и полный достоинства вид воина-предводителя, и, в отличие от подобострастных вельмож, он смотрел на Котиса, как равный на равного.

Долговязый, широкоплечий, с волнистыми черными волосами, гладковыбритым на римский манер лицом и надменным взором темно-карих глаз Котис тоже не вызвал у Умабия неприязненных чувств. Перед ним стоял воин, это Умабий смог определить с первого взгляда. Отметил он и то, что Котис одет скромнее своих вельмож. И все же что-то в нем настораживало. Что именно, Умабий понять не мог.

Теперь Котис смотрел на него с интересом. А интерес у Котиса имелся. Мыслишка тайная, спрятанная глубоко, с задумкой на будущее, проснулась в голове царевича. Впрочем, его интерес сменился удивлением, когда Умабий поприветствовал его на греческом языке.

– Высокородный Умабий говорит на языке Эллады? Похвально!

– И еще изъясняется на латыни, – вставил Ахиллес. – Умабий любознателен и легко осваивает науки. Он мечтает посетить Пантикапей, Афины и Рим.

– Это правда? – По выражению лица Котиса было видно, что его интерес к Умабию возрос еще больше. То, что он узнал об Умабии, окончательно убедило царственную особу в правильности своих намерений в отношении родовитого[27] сармата.

– Да, – кратко ответил Умабий.

– Раз так велико твое желание, считаю для себя возможным помочь тебе в его осуществлении. Приглашаю тебя с собою в Рим.

Котис действительно собирался отплыть весной в Рим. Митридат, чтобы усыпить бдительность римлян, посылал в столицу империи своего младшего брата. Вот туда-то (а не в эту дыру – Танаис!) Котис и стремился, и присутствие там Умабия было бы на руку его замыслам.

– Когда? – Глаза Умабия радостно блеснули. Он и не мог предположить, что такое возможно в его жизни.

– Весной жду тебя в Пантикапее. Ахиллес доставит тебя.

– Мой корабль к услугам моего молодого друга, – выразил готовность Ахиллес.

– Вот и славно. Жду вас вечером в доме пресбевта, в нем я собираюсь отпраздновать свое прибытие в Танаис.

– С превеликим удовольствием, – ответил Ахиллес и посмотрел на Умабия. – Надеюсь, скептух Евнон не будет гневаться на тебя за задержку.

– Думаю, нет.

Беседу неожиданно прервали. Расталкивая знатных танаитов, к Котису попытался приблизиться коренастый сирак, о котором и Умабий, и Ахиллес, и Деметрий уже успели позабыть. Два дюжих телохранителя преградили ему путь.

– Прошу слова и справедливости! – прокричал сирак.

– Кто это?! Как посмел?! – возмутился Котис, сверля наглеца гневным и несколько брезгливым взглядом.

Пресбевт побледнел, упал в ноги Котису.

– Прости меня, о высокородный! Это Намген – родственник царя сираков Зорсина, он прислан своим повелителем в Танаис для ведения переговоров.

– Это прощает его. Другого за столь дерзкий поступок я бы немедленно предал смерти. Встань и объясни, что ему надо.

Пресбевт поднялся, отряхнул одежду, с легкой дрожью в голосе произнес:

– Не гневайся, повелитель, но мне неизвестна причина столь буйного его поведения. Может, нам стоит выслушать посланника Зорсина?

– Скверно, пресбевту должно быть известно все, что происходит на вверенных ему землях, но, пожалуй, я выслушаю сармата. Хотя и не с этого предполагал я начать посещение Танаиса. Подойди… как тебя…

– Намген, – подобострастно напомнил пресбевт.

Коренастый сирак приблизился, поприветствовал Котиса полупоклоном, заговорил:

– Этот человек, – он указал на Умабия, – должен быть наказан.

– Чем провинился сын Евнона?

– Он убил моего человека и позволил скрыться воровке, когда я со своими людьми почти схватил ее.

– Девушка, насколько я успел рассмотреть, сарматка, а сарматки не промышляют воровством, – подал голос Умабий. – Может быть, он судит по сиракским женщинам…

Лицо Намгена исказилось от злобы. Сирак рванулся к аорсу, но телохранители вновь остановили его.

– Этот щенок, оскорбляя женщин моего племени, оскорбляет меня! Он должен поплатиться за это!

Умабий ответил, сохраняя спокойствие:

– Не ты ли накажешь меня за дерзость? Вас было шестеро против одной девушки, двоих из вас она убила. Неужели ты, сирак, – последнее слово Умабий произнес с некоторым презрением, – думаешь, что я слабее девушки?

– Прекратите! – приказал Котис. – Кровопролития я не допущу! И аорсы, и сираки являются друзьями Боспорского царства. Предлагаю решить спор борьбой без оружия. Вечером мы будем праздновать мой приезд. Перед застольем вы и решите, кто из вас сильнее. Кто победит, тот и прав. – Про себя Котис подумал: «Неплохо будет увидеть, как варвары будут ломать друг друга в объятьях. Зрелище могло бы быть гораздо интереснее, позволь я взять им в руки оружие, но при этом можно потерять молодого аорса, а он еще пригодится».

– А кто заплатит мне за троих убитых воинов? – возмущенно спросил Намген.

– Вступившись за девушку, я убил только одного, – уточнил Умабий.

Котису доставляла удовольствие ссора варваров. Вот так стравливая аорсов с сираками, языгов с роксоланами, скифов с таврами, можно быть спокойным за безопасность Боспорского царства. Но сейчас у него была иная забота. Вельможи и простолюдины с любопытством ждали его решения, а значит, заглядывая в будущее, он должен проявить себя как человек справедливый и мудрый.

– Я заплачу тебе за двоих воинов. За третьего, убитого Умабием, расплатится он сам… если ты одолеешь его в борьбе.

– Одолею, но прежде прошу распорядиться, чтобы воровку задержали.

– Я дам поручение начальнику стражи. Жду вас в доме пресбевта.

– О Котис, достойный сын своих родителей! Более справедливого решения нельзя придумать. Несомненно, ты источник великого ума, чей поток мудрых слов наполняет озеро наших знаний, – пресбевт, заглядывая Котису в глаза, не преминул вставить льстивое слово.

* * *

Поединок состоялся во внутреннем дворе дома пресбевта. Многим жителям Танаиса, прослышавшим о предстоящей схватке, хотелось бы посмотреть на нее, но это зрелище предназначалось для избранных. Воинов аорсов и сираков тоже не пригласили в дом наместника во избежание возможного столкновения и кровопролития. Пресбевт, по указанию Котиса, запретил впускать их в город. Степняки ждали известия за крепостными стенами.

На исходе дня все было готово к поединку. Перед входом из внутреннего двора в дом поставили деревянную скамью с невысокой изогнутой спинкой и резными подлокотниками в виде лежащих на животах медведей. На ней расположился Котис. По обеим сторонам от него встали танаисские и пантикапейские вельможи. Свидетелем поединка была и мраморная, в рост человека, статуя Афродиты, одиноко стоящая под сенью камышового навеса. Умабию она показалась живой.

Он не мог понять, как человек мог сотворить подобное из камня. На него смотрела самая настоящая женщина со всеми ее прелестями, причем необыкновенно красивая, и даже чем-то похожая на девушку с каштановыми волосами, ставшую причиной этого поединка. Но это было не обычное изваяние, оно являлась божеством, и Умабий, хоть и поклонялся другим богам, не преминул мысленно испросить у нее помощи в поединке. А помощь ему не помешала бы. Его противник далеко непрост и силен, Умабий это чувствовал. Прекрасно владея мечом и луком, он был далеко не самым лучшим в борьбе, хотя кое-чему научился у Горда. К этому бывалому бойцу Умабий относился с уважением и к советам его прислушивался.

Котис махнул рукой. Схватка началась. Единоборцы начали сходиться. Оба босы и обнажены до пояса. Тела степняков, не знавшие праздности, мускулистые и натренированные, невольно вызывали восхищение зрителей, казалось, что даже мраморная богиня любви с удовольствием взирает на эту природную красоту и мужественность.

Умабий был тоньше станом, но выше противника. Намген старше возрастом, коротконогий, кряжистый, широкогрудый, он выглядел внушительнее. Его туловище, руки, плечи, густо покрытые завитками черных волос, были сплетены из мышц, бугрящихся под смугловатой кожей. Он-то и бросился на соперника первым. Умабий не успел опомниться, как сирак поднял его над головой, а затем с силой швырнул на устланную коврами каменную площадку. Бросок Намгена был продуманным, он пытался провести его так, чтобы противник упал вниз головой и свернул себе шею. Падая, Умабий успел подставить руку. Это его и спасло. Он понял – намерения соперника серьезны, сирак задумал покалечить его, а то и лишить жизни, чтобы позже сослаться на случайность, ведь в пылу борьбы может случиться всякое. Умабий поднялся, превозмогая боль в руке и колене. Намген ухмыльнулся. Кончики подкрученных кверху усов вызывающе приподнялись. Это была ухмылка победителя. Весь вид сирака говорил: «Юнец мне не ровня», – во взгляде сквозило неприкрытое презрение. Умабия захлестнула ярость, подчиняясь порыву, он кинулся на Намгена. А ведь Горд наставлял: «В борьбе, как и в смертельном бою, нельзя давать волю гневу. Сохраняй холодную голову и ясность мыслей. Будь рассудителен, расчетлив и внимателен. Умей ждать момента, когда соперник ошибется». Не внял. И теперь тщетно пытался освободиться из крепких объятий сирака. Намген обхватил его сзади. Грудь стиснуло железным обручем, дыхание перехватило. Тут-то и вспомнились уроки опытного борца Горда. Умабий захватил противника за шею сверху, другую руку завел под живот. Повиснув на шее Намгена, Умабий сел к его ногам, перебросил сирака через себя, вскочил на ноги. Намген тоже не мешкал, но Умабий бросился ему под ноги. Попытка свалить опытного борца оказалась безуспешной. Намген устоял. Умабий откатился в сторону и вновь оказался на ногах. Выставив перед собой согнутые в локтях руки, Намген пошел на Умабия. Напирая, он делал выпады, пытаясь поймать противника. Аорс отступал. Но вот, улучив момент, он схватил запястье сирака и рванул его на себя. Намген сделал шаг вперед. При этом одна нога оторвалась от ковра. Умабий воспользовался этим и подсек опорную ногу. Намген упал лицом вниз и тут же попытался встать, Умабий не дал ему такой возможности, навалился сзади и словно петлей обхватил шею левой рукой. «Петля» стала затягиваться. Намген напрасно пытался разорвать ее. Его смугловатое лицо приобрело пунцовый оттенок, глаза закатились. Сирак не сдавался…

Котис, поняв, что для Намгена схватка может оказаться последней, остановил поединок. Смерть сирака ему была не нужна. Победа осталась за Умабием. Котис поблагодарил борцов за хороший бой, поднес им по чаше вина и предложил выпить за примирение. Они выпили. Умабий с радостью, Намген с неохотой. Заметив хмурый вид сирака, Котис решил смягчить горечь его поражения и пообещал заплатить за смерть воина, убитого Умабием, но Умабий, обрадованный исходом боя, проявляя уважение к достойному противнику, пожелал сам рассчитаться за смерть сиракского воина. На том и порешили. Пресбевт пригласил всех в дом. Застолье продолжалось до полуночи, а на рассвете аорсы отправились в обратный путь.