Читать книгу Крещение Новгорода - Сергей Пациашвили - Страница 3

Глава 2.

Перун.

В тот год князь Владимир так и не вернулся в Новгород, а вместо него с княжеской грамотой на пергаменте приехал боярин Добрыня. В грамоте было написано повеление князя, которое смутило многих гордых бояр. С одной стороны, Владимир требовал от бояр назначить посадником Новгорода Добрыню, который даже не был родовитым новгородцем. Старый Добрыня происходил из рода древлянского, более того, приходился сыном бывшему мятежному древлянскому вождю Малу. В Киев Добрыня вместе со своей сестрой попал как заложник после поражения восстания древлян. Долгие годы он как раб служил отцу Владимира – покойному князю Святославу, при нём и стал дружинником. Улучшилось и положение его сестры – Малки, причём улучшилось так, что она стала новой женой князя Святослава и родила ему сына – Владимира.  Тем самым род древлянский породнился с ненавистным им варяжским родом Рюрика. Так, Добрыня приходился князю Владимиру родным дядькой, а, значит, по обычаю мог замещать князя на посту. Но Добрыню никогда не любили в вольном городе Новгороде. Бояре привыкли сами выбирать себе князей, посадников, тысяцких, а если нужно, и воевод. Одних назначала боярская дума, других из боярских родов выбирало новгородское вече из Славенского конца. Когда-то Владимира так же избрали князем, больше от страха перед его братьями и войском его отца, но потом полюбили, как родного. Чего нельзя было сказать про Добрыню. Древляне не любили викингов, а викинги не любили за это древлян. А многие боярские роды в Новгороде были связаны с викингами. Иные же, как варяг Сигурд и вовсе стали боярами при Владимире.

Но даже не это смутило новгородских бояр, сколько другая часть послания, писанного на пергаменте и заверенного великокняжеской печатью. Говорилось там, что князь Владимир установил в Киеве новую веру, заключив союз с четырьмя чародейскими кланами: кланом Вепря, кланом Сокола, кланом Быка и кланом Змея. Эти чародеи называли себя колдунами, потому как использовали самые тёмные и боевые чары, а потому наводили страх на все славянские земли. И теперь они объединились и стали друзьями князя. Верховным же богом признавали бога Перуна – бога войны, который теперь стал ещё и богом молнии.

– Во владениях князя и когана Владимира везде должна быть одна вера, – говорил Добрыня на собрании боярской думы, – а иначе враги наши нас сломят. Нельзя нам сейчас давать слабину, враги сильны и их много.

– А ежели кто не захочет чужой веры принимать? – вопрошали дружинники, – как с теми быть?

– Тех мы раздавим, – отрезал Добрыня.

Такие слова встревожили знатных людей.

– Нельзя так, Добрыня, – выступил старый боярин Дамир, – у нас столько разного народу живёт, и все разным богам поклоняются. Купцы, земщина, служилые, люди вообще чёрт пойми кого чтут. Как ты всё это приведёшь к единству?

– С вашей помощью приведём, – спокойно продолжал Добрыня, – если назначите меня посадником и поддержите своим оружием.

– Нет, Добрыня, не поддержим, – возражал Дамир, – у нас, у знати, другая вера испокон веков. Мы чтим Рода, Даждьбога, Макошь, Стрибога. Варяги чтут Тора. Так у нас заведено.

– Напрасно вы мне противитесь, – начинал гневаться Добрыня, отчего скулы его напряглись, а ноздри расширились, голос же стал ещё громче, – со мной князь послал немалое войско, а так же клан Змея, который возглавляет известный вам вождь Усыня. Вы сами знаете, как колдуны не любят вашу волховскую веру. Только дай им волю, весь город в крови утопят.

– Крови хочешь, древлянский недобиток? – злобно прокричал Дамир и бросил на пол шапку, глядя прямо в глаза Добрыне. Далеко не каждый выдерживал его гневного взгляда, а сейчас взгляд Добрыни пылал гневом, лицо залилось краской, и в конце концов он поднялся на ноги и хотел уже наброситься на боярина. Но сразу несколько рук обхватили Добрыню, а ещё с десяток рук сдержали Дамира. Очередной раз бояре порадовались, что старинным обычаем было положено оставлять оружие в прихожей и в думе выступать без него. Иначе сей же час началась бы страшная сеча.

– Я здесь выступаю не от своего имени, – кричал Добрыня, чтобы перекричать поднявшийся в избе шум, – и не от имени древлянской знати, а от имени вашего князя, избранного вами, и который по вашему согласию и с вашей помощью взял Полоцк и Киев. За ним правда, и вы это знаете. Мы не смеем идти против этой правды. К своим врагам великий князь беспощаден, а со своими друзьями он щедр и ласков. Решайте сами, кем вы хотите ему быть: друзьями или врагами.

И с этими словами он вырвался из рук держащих его дружинников и вышел вон из избы. А бояре крепко призадумались. В глубине души все они понимали, что Добрыня прав, за князем Владимиром была великая правда, и именно эта правда привела его на киевский стол. Правда эта была довольна проста – месть за убитого отца. Когда отец Владимира, князь Святослав возвращался из похода против ромеев, войско его задержалось на днепровских порогах. Именно здесь им и бросили вызов печенеги. Отступать было поздно, а терять богатую добычу князь не хотел. Ведь это были не просто награбленные предметы, это было свидетельство его победы над самой Римской Империей. И вот Святослав отправил своего дружинника – Свенельда с добычей в Киев, а сам остался ждать врагов. Свенельд уговаривал Святослава, что тому стоит уйти вместе с ним, что никакая добыча не стоит его смерти от рук проклятых кочевников. Но Святослав стоял на своём. Он ещё надеялся увести печенегов подальше в степь и вырваться от них живым. Святослав знал, что печенегов числом больше, но полагался на свой талант полководца, забыв про свой возраст.

– Если же я не вернусь, – молвил тогда Святослав Свенельду, – им же хуже, мои сыновья тогда придут и отомстят за меня.

Так и случилось, печенеги поступили бесчестно, большим числом уничтожили малое войско и погубили князя. Из черепа Святослава вождь печенегов сделал себе чашу, из которой пил вино. В тот же год три сына Святослава: Ярополк, Олег и Владимир встретились в Киеве и поклялись перед богами и дружиной, что отомстят печенегам. Князем киевским стал старший сын – Ярополк. Значит, большая часть груза мести ложилась на его плечи. Но Ярополк не спешил выполнять данную клятву, и тогда другой сын Святослава – Олег, заспорил со страшим братом, призывая его в поход на печенегов, и когда тот отказался идти в поход, сам стал собирать войско, чтобы идти без него. В результате ссоры между братьями Олег был убит, а Ярополк захватил земли обоих своих братьев, в том числе и Новгород – вотчину младшего Владимир. Костя Новоторжанин был тогда совсем ещё ребёнком, но он прекрасно помнил, какие были настроения в Новгороде. Все говорили, что правда была за Владимиром, поскольку Ярополк нарушил клятву перед богами и дружиной, предал память своего отца. Именно поэтому Владимир вскоре вернулся в Новгород с дружиной викингов и захватил город. Новгородцы сами радостно встречали молодого князя, за которым была правда. Многие князья тогда шли за князя Владимира, включая черниговского князя Всеволода, поскольку чувствовали за ним правду. Но полоцкий князь Рогволод отказался занять сторону Владимира. И тогда Владимир разорил Полоцк, а теперь захватил и Киев. Вероломный Ярополк был убит, и клятву мести стал нести на себе Владимир. Пришло время мести печенегам, пришло время правды. Именно для этого князь Владимир теперь сделал верховным богом Перуна – бога войны. Это говорило лишь об одном: вскоре начнётся великая война, и она не закончится, пока не будет уничтожена последняя орда печенегов. Колдуны, князья, народ поддерживали князя в этой войне, все шли за его правдой. Но новгородская дружина боялась, что, идя за правду, потеряет свободу, а Новгород потеряет славу вольного города. Новгородские бояре по природе своей были очень горды и не хотели терпеть своё зависимое, подчинённое положение. Боярин Дамир считался одним из самых родовитых и старых в новгородской дружине, и теперь он выступил резко против Добрыни. Дружинник лично наведывался в гости к знатным людям, и убеждал их так же не подчиняться и стоять на своём. Наведался он в гости и к дружиннику Буслаю – отцу Василия, и был встречен радушно и приветливо. Старший и единственный законный сын Буслая – Василий, спрятался в укромном месте, откуда ничего не видел, но хорошо слышал, о чём говорится в гостиной.

На следующий день после этого визита Дамира боярские дети, а вместе с ними и Костя Новоторжанин снова собрались в волховской школе. Настроения у всех были печальные, волхвы не скрывали своей тревоги и открыто высказывались против веры Перуна и религиозной реформы князя Владимира.

– Что же теперь будет? – беспокоился Костя, – неужели наше училище закроют.

– Может и закроют, – молвил Святослав Вольга, – тебе-то какая печаль? Грамоте и счёту ты уже выучился, а боярские мудрости тебе учить ни к чему.

Но вскоре все мальчишки замолчали, поскольку заговорил Василий Буслаев и повёл речь о вчерашнем визите Дамира.

– Дамир так и говорит отцу: «Плохи наши дела, Буслаюшка. Я знаю, что князь Владимир наделил тебя немалыми землями, но этому городу ты обязан большим, здесь ты вырос, здесь росли твои отец и дед, и все поклонялись одним богам. А теперь нас хотят заставить верить в чужих, жестоких богов. Хотят заставить поклоняться Перуну». А отец мой Буслай отвечал ему, мол, говорят, сам великий князь Святослав отдавал почести Перуну, что это бог воинов, и он дарует удачу на поле брани.

«Святослав на нашей земле не жил, – возражал ему Дамир, – он всегда воевал на чужой земле, а правила его мать и дружина, которые верили совсем в других богов. Правили мудро, чужих богов никому не навязывали. И Ярополк – сын Святослава, чтил родных богов».

«Ярополк – клятвопреступник, – резко оборвал его отец, – он отказался от мести за отца, и за это поплатился. За нашим князем правда. Вспомни, Дамир, как мы сами на руках несли его в этот поход на Киев. Владимир держит своё слово, именно поэтому он выбрал своим богом Перуна – бога войны». Но Дамир был непреклонен и строгим голосом спросил отца:

«Уж не отрёкся ли и ты, Буслаюшка, от родной веры?» А отец так отвечал ему: «Я всегда был и буду верен своим богам, я не змея, своей шкуры не меняю. И коли уж надел одну шкуру, то всю жизнь в ней ходить буду, пока не помру. Но если ты, Дамир, хочешь воевать против Владимира и против правды, нам с тобой не по пути». Здесь мне показалось, что Дамир уступил отцу и заговорил несколько иначе, мол, я не собираюсь воевать против Владимира, что ты Буслай. Я лишь хочу напомнить ему о том, что Новгород – это вольный город, и с нами нельзя так грубо обращаться. Я хочу воевать против Добрыни, если угодно.

«Можно и по-другому, – возражал ему отец, – Почему мы должны напоминать князю о своей свободе сейчас, когда он одержим своей клятвой, когда за ним правда и все князья? Можно напомнить ему позже, когда он осуществит свою месть печенегам».

«Позже? – прокричал Дамир. – А до той поры мы должны терпеть этого выскочку Добрыню, бывшего холопа? Нет, Буслай, ты как знаешь, а я его терпеть не буду».

Дамир был полон решимости, и я, признаюсь, подслушивая их разговор даже почувствовал, как сердце моё сжалось от напряжения. Казалось, воздух в комнате стал густым как студень.

– Так что же, получается, Дамир замыслил восстание? – спрашивал Вольга, – так что, Вася, решил твой отец?

– Я не знаю, но я уверен, он рассудит всё по правде.

– Ох, что же теперь будет, братцы? – испуганно спрашивал Костя у своих боярских друзей, – неужели конец наступит миру в Новгороде?

Но никто ему не отвечал, головы боярских детей были заняты более сложной задачей. Они задавались вопросом о том, что задумал Дамир и о том, как поступят их отцу и какую займут сторону в грядущем конфликте. Дамир приходился родственником Буслаю, их роды недавно породнились, хоть род Буслая и не так давно стал знатным. Его дед всю жизнь был простым кузнецом, но мастерством своим превосходил всех других. Однажды он выковал меч для самого князя. Затем князь ушёл на войну с хазарами. Сталь тогда была плохого качества, и многие переломали свои мечи и так и погибли на поле боя. Но меч князя не сломался, более того, сломал меч врага, собиравшегося его убить. В благодарность за спасённую жизнь князь определил кузнеца в дружинники и пожаловал ему землю. Кузнец быстро, пока князь не передумал, поспешил породниться с другими знатными родами. Так, отдал свою дочь замуж за Дамира, она стала его третьей женой, женил отца Буслая на девушке из знатного рода. У Буслая было много братьев и сестёр, но сёстры вышли замуж, а братья все ушли на войну вместе с князем, оставив Буслая за старшего в роду. И вот теперь на нём лежала тяжкая ноша и ответственность за весь свой род. Тяжкая дума одолела Буслая и не давала ему покоя. На следующий день он отправился за советом к волхвам. Местные чародеи традиционно были врагами колдунов и потому заняли сторону Дамира. Редко между волхвами из разных родов наблюдалось такое единодушие, как сейчас, в борьбе против новых обычаев. Верховный жрец Рода волхв Родим был готов идти на смерть за своего бога. Буслай пуще прежнего расстроился, понимая, какой раздор ожидает в ближайшее время Новгород.

Тем не менее, новых идолов поставили на капище, причём намеренно в пятницу – торговый день, когда большинство людей ушли на торжище. Старых идолов не убрали, и потому поначалу никто не почувствовал произошедшей перемены. Но за внешним дневным спокойствием горожан скрывалось волнение готовящегося мятежа. Скандинавские и русские бояре в заговоре не участвовали, как и многие бояре из других племён, все они единодушно приняли новую веру. Но при этом они сохранили за собой право поклоняться и своим богам. Старые капища в Новгороде никто не сносил, и всё же большое капище на центральной площади не давало покоя Добрыне. Всё яснее становилось для него, что народ не хочет исполнять волю князя Владимира и выступает против реформы. Это могло означать лишь одно – на предстоящих выборах новгородцы могли выбрать себе совсем другого посадника. А там и до восстания против Киева не далеко. Новгородцы были народом вольным и далеко не робким. И в конце концов Добрыня принял решение и навлёк на себя большую опасность. В один из пасмурных осенних дней огромная процессия двинулась от дома Добрыни к соборной площади, многие ехали на повозках, запряжённых лошадьми. Народ, надо сказать, уже сразу нутром почуял, куда движется толпа и под руководством волхвов двинулся на площадь к главному капищу. Затем стали подтягиваться и знатные люди, кто верхом, а кто пешие, иные даже в кольчугах с щитами и копьями, готовые хоть сейчас ринуться в бой. Сражаться, сидя на коне, было не удобно, но сверху было всё прекрасно видно. Так, Дамир разглядел в толпе пешего Буслая, тот был без оружия, но, если присмотреться, можно было увидеть под рубахой кольчугу. Значит, он ещё не знает, зачем пришёл, просто посмотреть или сражаться за своих родных богов. Было и много других именитых горожан, из самых разных племён. Когда народ начал окружать площадь, вся процессия во главе с Добрыней была уже там. Идолов старых богов они перемещали, чтобы освободить место для бога войны, некоторые из них при этом падали в грязь, и, изваляв в грязи кумиров, рабочие ставили их на новое место. И в конце концов на холме осталось лишь несколько чистых идолов, среди которых возвышался суровый лик Перуна. Грозный бог не добрым властным взглядом смотрел на толпу, и от этого взгляда многим становилось не по себе.

– Ой, да что же это делается! – закричали в слёзы женщины, а затем сотрясли рыданиями всю площадь. Народ начал роптать и тесниться, но люди Добрыни стояли плечом к плечу в круг, сомкнув щиты и выставив вперёд копья. Никто не прошёл бы через эту стену. Будто специально, не спеша, дружинники в стороне от капища стали разводить костёр, в котором, очевидно, должны были сгореть жертвы новому богу. Добрыня ухмылялся и лишь изредка встречался взглядом с Дамиром. Решится ли старый боярин поднять мятеж против великокняжеской власти? Кончилось время, когда Дамир мог, не снимая шапки, в княжеских палатах перечить самому князю. Теперь наступило иное время, княжеская власть в Новгороде усиливалась, власть бояр ослабевала. Где-то позади толпы собралась группа городских мальчишек. Среди них были и Садко, и Василий Буслаев, пока ещё никому не известные, совсем юные, но уже тогда лидеры и любимцы сверстников. И всё же, в Славенском конце они не подавали виду, будто они были приятелями, для боярских детей это было стыдно. Василий, пользуясь своей силой, помогал знатным товарищам забраться на крышу ближайшего дома, откуда всё было прекрасно видно. Мальчишки из Людина конца так же просили им подсобить, но получали лишь отказ и насмешки от детей знати. Костя Новоторжанин теперь был в компании людинских мальчишек, в какой-то момент Садко схватил его за рукав, и на какое-то время оба исчезли из виду, а спустя какое-то время появились с украденной с большим риском лестницей. И вот вскоре все мальчики расселись на соломенных крышах, словно птицы на ветках, и, не отрываясь, глазели на происходящее.

– А Дамир-то мешкает что-то, – проговорил Васька.

– А ты бы на его месте не мешкал бы? – спросил Святослав, – правильно, не гоже поперёк княжеской власти лезть.

– Эка ты князя нашего полюбил, – говорил Василий, – может, ты в дружину к робичичу захотел?

Эти речи были очень смелые, даже безрассудные, и услышь их Буслай, непременно выпорол бы своего неразумного сына. Святослав в ответ на его слова лишь покачал головой. А тем временем события на площади развивались своим чередом. Народ теснился и уже едва не прыгал на копья, но тут в один момент расступился, и все увидели старого волхва Родима с посохом в руках. Не спеша он пошёл прямо к копьеносцам. Сам Добрыня при виде верховного волхва замер в ожидании.

– Не разумеете, что творите, – произнёс Родим, поднимая свой посох, – родных богов наших перепачкали, обидели. А рядом развели огонь, но наши боги в огне и родились. В огне Вселенной под молотом Сварога. И от огня мирового их сила.

А затем с силой ударил посохом по земле, и из костра, в котором горели идолы, поднялся столб пламени. Добрыня едва успел отскочить в сторону, чтобы не воспламениться. А огонь в костре стал менять цвет и становился каким-то синим.

– Взять его! – прокричал Добрыня, – скорее, ну же.

И стена копьеносцев двинулась вперёд. Здесь уже сам Дамир слез с коня и повёл за собой верных товарищей, и мечи их со звоном встретились с копьями.

– За Рода, за Сварога, – прокричал боярин.

– За Перуна, – прокричали в ответ дружинники.

И вот два отряда столкнулись, Дамир едва успел закрыть собой волхва Родима. В его щит тут же ударилось вражеское копьё. А в это время с пламенем в костре творилось что-то неладное, никто уже не сомневался, что это проделки волхвов, а то и самих богов. Какие-то огоньки начали плясать и вырываться прочь, струи огня выстреливали в разные стороны, и несколько дружинников уже воспламенились от них и бросились к воде. Защитники новых богов стали падать духом и уступать неприятелю. Дамир изо всех сил сдавил эфес меча в руке, чтобы нанести очередной удар, но тут один из дружинников вырвал у него щит. Теперь старый боярин был беззащитен перед несущимся на него копьём. Но в последний момент чья-то рука отвела вражеское копьё в сторону. Это был Буслай. В руках он держал огромную дубину. Лишь на мгновение он встретился глазами с благодарным взглядом Дамира, а затем замахнулся своей дубиной и переломил сразу несколько вражеских копий. Следующим ударом он разломал щит дружинника и повалил его на землю, а затем размозжил ему череп.

– Да, отец, так его! – радовался Василий.

– Гудмунда убили! – послышался вдруг рядом чей-то крик, – Буслай убил Гудмунда, Буслай – предатель.

Василий повернул голову и увидел на соседней крыше Щегла – старшего брата Садка. Людинский мальчишка теперь во всё горло поносил отца Василия.

– Замолчи! – прокричал оскорблённый сын, сжимая огромные кулаки.

– Змею князь пригрел на своей груди! – не унимался Щегол, стараясь кричать как можно громче, – Буслай князя предал.

Единственное, что защищало сейчас Щегла – это то, что он и Василий сидели на разных крышах. Но Василий не поленился и спустился на землю. Людинские мальчишки, видя это, затащили лестницу наверх, и теперь боярскому сыну не было никакой возможности добраться до них. В одиночку он не мог забраться на соседнюю крышу и вынужден был терпеть насмешки над своими нелепыми попытками. Это помешало Василию разглядеть, чем кончилось дело на площади. А меж тем в бой вступил уже сам Добрыня.

– Перун, отец дружин, не оставь нас, помоги своим верным слугам, – произнёс он, – вся кровь, что будет пролита здесь нами, будет нашей жертвой тебе.

И едва эти слова были произнесены, как все почувствовали, что ветер усилился. Откуда-то с севера поползли серые тучи и стали заволакивать всё небо. А затем пошёл редкий дождь, который, однако, смог потушить пламя костров.

– Вот и наши боги пришли к нам на помощь! – прокричал Добрыня и с копьём в руке и диким рёвом ринулся в самую гущу схватки. И враг тут же потеснился, а дружина Добрыни пошла в наступление. Василий Буслаев тем временем уже висел на одной руке под крышей, демонстрируя тем самым свою невероятную силу, но едва он пытался положить на крышу другую руку, как её спихивали ногами мальчишки. Людинские мальчишки наступали ему на пальцы ногами, и боярский сын вынужден был убирать то одну, то другую руку. У Кости от этого зрелища разрывалось сердце, он хотел ринуть к краю крыши, чтобы помочь другу, но Садко крепко схватил его и не отпускал. Дождь только усиливался, и вскоре сидевшая на крышах ребятня начала промокать. Добрыня раскалывал щит и протыкал копьями своих врагов, мало кто мог устоять перед его яростным натиском. В свалке куда-то пропал волхв Родим, и не ясно было, жив он или погиб. Буслай отважно сражался, его невероятно тяжёлая дубина отбрасывала врагов и раскалывала щиты. Но неприятелей было слишком много, и своей массой они всё-таки задавили боярина-кузнеца и повалили на землю. Под ударами вражеских ног в кожаных сапогах Буслай совсем обмяк и лишился чувств. Василию повезло, что он этого не видел, так как в этом момент висел под самой крышей избы и уже вот-вот готов был сдаться и свалиться вниз. Но тут один из мальчишек допустил ошибку и слишком далеко вниз запустил свою ногу, пытаясь спихнуть сына Буслая. Василий тут же свободной рукой ухватился за его ногу, подтянулся и оказался на крыше. Часть Людинский мальчишек тут же набросились на него, другие, включая Садко и Костю, принялись их оттаскивать. Василий стоял крепко и твёрдо был намерен добраться до Щегла. Только бы доползти, только бы ухватить негодяя за горло. Но Щегол специально близко не подходил к этому безумному силачу, лишь издалека наносил удары и пытался ногой спихнуть Василий вниз. В конце концов Васька из последних сил подпрыгнул вместе с уцепившимися в него мальчишками, схватил Щегла и вместе с ним рухнул с крыши. Боярский сын придавил своим весом людинского мальчишку и гневно ударил ему по голове кулакам. Но едва он замахнулся для второго удара, как его оттащили в сторону. Среди держащих его Василий узнал Святослава.

– Надо уходить, Вася, твоего отца схватили, – произнёс он.

– Не может быть! – всё ещё в гневе прокричал сын Буслая. Но его глаза сами говорили, что друг прав. Василий видел отступающую в панике толпу, перед которой в рассыпную с криком разбегались куры, гуси, собаки и прочая дворовая живность. Крик же толпы превратился в неразборчивый гул, в котором иногда издавались крики ярости или боли. Лишь немногие ещё сражались против приверженцев нового бога, среди них был и старый боярин Дамир. Возраст играл против него, он уставал, к тому же, он сражался уже без щита, его закрывали другие дружинники, но ряды мятежников редели. И вот Добрыня с силой ударил копьём и проткнул насквозь Дамира. Кто-то вскрикнул, но это был не Дамир, старый боярин мужественно перенёс страшный удар.

– Как ты сказал? – злорадствовал Добрыня, – древлянский недобиток?

И с этими словами поднял умирающего Дамира на копье над собой, чтобы все могли видеть.

– Перун, приношу тебе эту жертву!

И с этими словами швырнул тело Дамира к идолу Перуна. Так было покончено с властью старых богов в Новгороде, отныне там правил другой бог.