Читать книгу Как я украл миллион. Исповедь раскаявшегося кардера - Сергей Павлович - Страница 8

Телевизора в хате не было. Настольных игр, за исключением вылепленных из хлеба шахмат, тоже. В этой камере, 144-й, сидели под следствием в основном наркоманы, алиментщики и те, кому не сиделось спокойно на «химии» (в Союзе это называлось «стройками народного хозяйства»). Смотрящий за камерой, Сергей Макаров, был инъекционным наркоманом с немалым, несмотря на его двадцатипятилетний возраст, стажем и колол в вену все, что было запрещено законом. Наверное, если бы был запрещен аспирин, то Макар бы «вмазывался» и им. От него же я узнал, что если раньше белорусские наркоманы чаще всего употребляли героин, маковую соломку (в сезон) и метадон, то сегодня самым распространенным кайфом стали так называемые бубки – семена опийного мака, какими нормальные люди посыпают булки с маком.

– Пришла эта мода к нам из России, – однажды вечером после выпитой кружки чифиря начал Макар. – Вместе с технологией экстракции опия. По закону весь пищевой мак, продающийся в торговой сети, должен проходить термообработку, которая разрушает содержащийся в нем опий. В реальности же обрабатывают не больше 10 % всего мака.

– Сколько сейчас героин в Минске стоит? – перебил я Макара.

– Герыч и «витамин» – по 40 баксов за грамм, метадон – 140.

– А «бубки»?

– Три года назад, в 2001-м, когда еще никто в Минске не знал, что пищевым маком можно колоться, его цена составляла около $3 за 1 кг. Сегодня – от тридцати и выше. Для кого-то это крупный бизнес.

– А что такое «витамин»? – полюбопытствовал я.

– Амфетамин. Синтетический аналог кокаина. Неплохо «ускоряет», но мне не нравится – это больше для дискотек. Подельники есть у тебя? – переключился на другую тему Сергей Макаров.

– Да, – я вздохнул, – к сожалению. Один под подпиской о невыезде, другой здесь где-то плавает.

– Подельники – это плохо, – глубокомысленно изрек Макар. – Хуже нет, когда каждый начинает одеяло на себя тянуть и грузить других. Мусорам это только на руку. Если уж занимаешься криминалом – не важно каким, – делай все один. Одному оно и надежнее, и безопаснее. В какой он хате?

– Кто?

– Ну, подельник твой.

– Пока не знаю. Если увижу его где на коридоре или кабинетах, так спрошу.

– Можешь поисковую написать, – посоветовал мне Макаров. – Эта «малява» по всем хатам централа пройдет, может, и найдется кент твой.

Я написал так называемую поисковую «маляву», тщательно упаковал ее в несколько слоев целлофана от сигаретной пачки и оплавил зажигалкой – «дорога» в нашей хате работала «по-мокрой», через унитаз. Как устроена эта самая «дорога» – тюремная почта, о которой ты наверняка слышал? Для начала нужно сплести «коня» – самодельную веревку из заранее распущенных вязаных вещей. Делается это методом кручения: четыре-пять тонких ниток складываются вместе и перекручиваются между собой, затем складываются пополам и еще раз перекручиваются – получается тонкая и относительно прочная веревка. К одному ее концу прикрепляются «ежи» – сделанные из спичек колючки, или «поплавки»– туалетная бумага, запаянная в целлофан. В соседней хате делают то же самое. Затем два «коня» опускаются в дольняк и с помощью большого количества воды попадают в канализационную трубу, где спутываются между собой. Все, «дорога» наведена. После сработки один из «коней» убирается, а на другом гоняются «малявы» и грузы – в основном чай и сигареты.

По всем хатам централа поисковая «малява» проходит в среднем за два дня. Я отправлял ее дважды, и ни в одной из хат, через которые она прошла, не оказалось моего подельника и когда-то доброго знакомого Паши Воропаева.

– Макар, – обратился я к смотрящему за хатой, – поисковая дважды ни с чем вернулась.

– Такое случается. Посмотри на эту «маляву» внимательно: там отмечены номера всех хат, через которые она прошла. Значит, в этих хатах твоего кореша нет. Но здесь ведь отмечены, – он взял в руки мою «маляву», – далеко не все хаты, которые есть на тюрьме. Есть ведь еще и нерабочие, где навести дорогу по разным причинам невозможно, и откровенно «красные» хаты, где сидят коммерсанты, таможенники, менты и всякое сучье – не исключено, что твой Воропаев в одной из таких хат. Это у нас тут братский ход… В других камерах срабатываются по воздуху. Это если в соседних хатах окна недалеко друг от друга находятся. Одна хата делает «ружье» – полую трубку из плотной бумаги, чаще всего из журнальных листов, и клейстера – самодельного клея из пережеванного и пропущенного через простыню черного хлеба, а также волан – конусообразный дротик из бумаги, утяжеленный тем же хлебом. К волану привязывается «контролька» – тонкая плетеная нить из синтетического носка. Волан из этого самодельного духового ружья выстреливается в сторону соседней хаты. А там уже ловят его «причалом» – самодельной палкой, сделанной из тех же журнальных листов и клейстера. Сработались, потом «конь» запускается, и все как обычно. «Дорога» – это святое, кровеносная система любой тюрьмы, без «дорог» прекращается общение, не решаются общие вопросы, не знаешь даже, что творится на соседнем корпусе – вдруг мусора или суки бьют кого, а от одной «малявы» часто судьба человека зависит – мало ли какие показания с подельниками нужно согласовать или еще какой вопрос серьезный решить. От показаний зависит очень многое в твоем уголовном деле. Вот взять, к примеру, дачу взятки. Сунул «десятку» гаишнику, стало об этом каким-то образом известно – все, держи дачу взятки. Ан нет, всегда можно сказать – если диктофонной или видеозаписи нет, конечно, – что гаишники у тебя деньги вымогали, сказали: «Не дашь лавэ – заберем права». Взятка, данная под угрозой или вымогательством, таковой не считается. Или еще пример: статья 214 УК РБ, «Угон». Скажешь, что хотел автомобиль на запчасти разобрать и так продать – это уже не угон, а кража, и часто за нее наказание меньше, чем за «просто покататься». Тут уже надо в зависимости от стоимости автомобиля смотреть, чтоб не вышла кража в особо крупном…