Читать книгу Балканская звезда графа Игнатьева - Сергей Пинчук - Страница 10

6 января рано утром из Петербурга пришла шифрованная телеграмма.

Ее текст Скалон разбирал, пока великий князь был в постели. Смысл телеграммы был прост: англичане боятся дальнейшего продвижения русских войск вглубь Турции. Под вечер поступило донесение от Скобелева о занятии им еще двух турецких городов Германлы и Трново-Сейменли и что на переговоры в ставку едут турецкие уполномоченные.

Турки выехали еще две недели назад из Константинополя, с большим обозом и личным поваром, беспечно продвигаясь по стране, рассчитывая, что русские войска еще далеко – где-то там, за Малыми Балканами. Только в Адрианополе до них дошло известие о генеральном сражении в долине роз и полном разгроме турецкой армии. Сервер-паша и Намык-паша были ошеломлены: стоит ли ехать им дальше или вернуться назад?

Уже на пути из Эдирне к Эски-Загоре турецким посланникам пришлось столкнуться со зрелищем не для слабонервных. На заснеженной дороге валялись поломанные коляски-каруцы, а возле них были разбросаны веретена, драные одеяла, подушки, тряпье; изнеможенные и брошенные волы лежали без корма; некоторые из них, которые еще могли кое-как передвигаться, глотали валяющиеся в грязи метелки из жесткой травы, оставшиеся от домашних веников. Но самое ужасное было видеть трупы стариков, старух и больных детей, брошенных еще живыми. Многие старики, что особенно поразило Сервера, лежали с открытыми глазами, в последней надежде вцепившись в томик Корана. Старые турчанки с распущенными, выкрашенными хной в ярко-рыжий цвет волосами и пестрых юбках, скорченные в разных позах, застывали там, где их неожиданно настигла смерть. Все эти тела покоились в грязном снегу, а трупики детей и вовсе с ней смешались.

Среди этих ужасов Сервер-паша заметил одну сидевшую турчанку, закутанную в одеяло. Она казалась еще живой среди этого людского кладбища. Паша слез с коляски и, затыкая нос шелковым платком от тлетворного запаха гниения, подошел к ней. И только тут понял, что на ее руках лежал умирающий ребенок. Сервер наклонился к ней, чтобы помочь, но тут же отшатнулся, как будто его ужалила ядовитая змея. «Да пошлет Аллах своих грозных ангелов на головы тех, кто вызвал эту войну! Да будешь ты проклят!» – из последних сил произнесла женщина, плюнув ему в лицо. Услышав эти слова, впечатлительный Намык-паша испуганно вжался вглубь коляски. Дальше по ночам путь пашам освещало зарево бесконечных пожаров – башибузуки жгли села и деревни, чтобы оставить перед русскими выжженную пустыню. В шестидесяти верстах от Адрианополя им встретились уже не беженцы, а солдаты, устало бредущие, изможденные, в крови и копоти. «Москов» близко, Ак-паша где-то тут в окрестностях», – только и могли сообщить посланникам аскеры. Через час, не доезжая до Германлы, турки наткнулись на первые аванпосты русских. Это был отряд знаменитого генерала Скобелева. Сам генерал устроил послам встречу с помпой, самовольно решив их задержать на несколько часов, чтобы показать им, с какими силами и каким настроем войска идут вперед.

«Пусть турки видят русских орлов-победителей во всей красе!» – распорядился Михаил Дмитриевич адъютанту. Солдаты и офицеры, выстроенные в шеренги, потрясали оружием и громко кричали «ура», когда вдоль строя проходили смущенные турки, а Скобелев еще и умудрился прогарцевать на белом коне, по-молодецки отсалютовав шашкой. От увиденного послы загрустили не на шутку. Для сопровождения пашей в Казанлык, где находилась ставка главнокомандующего, Скобелев отрядил лучшую уральскую сотню Кириллова, но паши не показывались из кареты, пребывая в мертвом молчании. Только во время ночлегов турецкие дипломаты выходили на улицу и, безмолвным кивком ответив на приветствие охраны, до утра прятались по отведенным домам.

События тем временем разворачивались стремительно. Разгромив к югу от Шипкинского перевала турецкую армию Вессель-паши и взяв в плен 36 тысяч человек, русские силы под предводительством Скобелева взяли направление на Пловдив и Адрианополь. Вследствие этих маневров, Сулейман-паша со своей 50-тысячной армией оказался отрезанным от основного театра войны. После нового поражения армии Сулеймана русские войска стояли у ворот Адрианополя. Телеграфисты стучали у своих аппаратов, не разгибая спины, передавая бесконечные высочайшие и великокняжеские депеши, шедшие из Санкт-Петербурга и обратно. Приказы, указания и распоряжения из Зимнего дворца, военного министерства и Певческого моста, где располагалось Министерство иностранных дел, сыпались как горох из ведра, зачастую противореча друг другу.

7 января, после Рождества, к утреннему чаю к великому князю пришел его дипломатический советник Нелидов с депешей от министра иностранных дел Горчакова. Канцлер информировал, что государь направил важные письма в Германию и в Австрию, чтобы прозондировать их отношение к дальнейшему продвижению русских войск к турецкой столице. До получения ответа ставке главнокомандующего приказывалось тянуть время, спрашивая у турок, каковы их мирные условия, а свои не раскрывать. «Имеем причины предполагать, что Порта просила переговоров для умножения своих военных сил и воспользования нашими политическими условиями, дабы укрепить враждебное нам положение Биконсфилда и, сколь возможно, разрознить нас с нашими союзниками. Во всяком случае, военные действия не должны быть остановлены», – резюмировал Горчаков.

– Этот старик опять сбивает государя и делает вздор! – швырнул с досадой чайную ложку и встал из-за стола Николай Николаевич. – Этот великий дипломат не знает, в каком положении дело, и начинает все путать. То мы получаем указание в виде «последней уступки Англии, в Галлиполи отнюдь не идти», то Горчаков нам свысока, из теплого кабинета, советует не останавливаться. Черт знает что! Сейчас самое время, не давая опомниться англичанам, быстро заключить мир и кончить дело.

– Ваше высочество, в свое время Дибич повелел утопить курьера из Зимнего дворца, чтобы не прерывать движения за Балканы.

– Это было в свое время! Однако скажи Чингисхану, чтобы прервал телеграфное сообщение и более ни одна депеша к нам не шла из России. Все по-тихому и без лишней ажитации. Давай-ка зови его сюда.

– Ваше высочество, Чингисхан, как говорит Газенкампф, настоящий телеграфный спортсмен. И хотя у некоторых против него здесь большие предупреждения, ибо считают его фанатичным мусульманином, Губайдулла – солдат исправный. Не сомневайтесь, все будет как надо.

Сын казахского хана Губайдулла Жангиров, получивший в довесок к своему родовому имени разрешении называться еще и Чингисом, действительно был отдаленным потомком знаменитого монгольского воителя. С началом войны Губайдулла как преданный офицер и опытный администратор был назначен начальником движения телеграфной корреспонденции Балканской армии. Именно этот человек стал основателем и войск связи России, а в Московском Кремле, на беломраморной стене в Георгиевском зале высечена его фамилия.

– А-а, явились! Лучше поздно, чем никогда. А то мне докладывают, где-то бродит тут Чингисхан, прячет от меня свою неверную басурманскую голову, – усмехнулся Николай Николаевич.

Невысокий, стройный, плосконосый, с темными горячими глазами азиат вытянулся перед ним в струнку. Выслушав приказ, Чингисхан лихо козырнул и, плутовски подмигнув Скалону, вышел со двора. Немедленно им было отдано распоряжение испортить телеграф. Связи с Петербургом и со штабами больше не было. Полнейшая тишина и безызвестность.

Даже новые данные о победе Гурко об окончательном разгроме армии Сулейман-паши не были своевременно отправлены в Петербург.