Читать книгу Путин – «приемный» сын Ельцина - Сергей Платонов - Страница 8

Идея введения поста российского президента витала в воздухе с конца 1990 года. И окончательно оформилась после февральского «заговора» шести. Ельцину и его сторонникам, которых становилось все меньше, стало понятно, что еще одной попытки отстранения от власти, если он останется в старом статусе спикера парламента, они не выдержат. Противостояние Ельцина и депутатов нарастало, а обстановка в республике, как и в стране, становилась все более и более катастрофической. Производство падало, прилавки магазинов опустели, на основные продукты вводились карточки, росла безработица и преступность. Надбавки к зарплатам и пенсиям тут же съедала растущая инфляция. Правда, пока еще удавалось все огрехи и провалы валить на Горбачева. Умники из придворных постоянно нашептывали Ельцину, что спасение его и демократии в учреждении поста президента, избираемого на всеобщих выборах. И ни в коем случае – не на съезде народных депутатов. В лучшем случае это даст повторение слабого горбачевского варианта. Но скорее всего – поражение. Об этом же постоянно твердили и зарубежные «друзья» Ельцина.

Народ, одураченный ведомством Полторанина – российского ученика Геббельса, продолжал верить бесшабашному «народному вождю». Подвластные СМИ каждый день вещали о героическом Ельцине, «развернуться которому не дают корыстные депутаты». Мол, надо освободить народного заступника от депутатских пут и тогда страна воспрянет. И путь к этому один – наделить его президентскими полномочиями на всеобщих выборах.

И тут везение! Депутаты съезда СССР по предложению Горбачева решили вынести на всесоюзный референдум вопрос о будущем страны. Быть или не быть Союзу? Лучшего подарка Ельцину и придумать сложно. Поэтому решено было быстренько подверстать свой вопрос «Согласны ли вы с введением в РСФСР поста президента» к общесоюзному, зная по предварительным оценкам, что большинство избирателей будут голосовать за сохранение Союза. В такой ситуации искомый результат практически неизбежен. Проголосуют заодно. Ведь неведомое до той поры российское президентство покажется такой мелочью на фоне вопроса о судьбе Союза. Так и получилось. Положительно и на оба вопроса ответили более 70 процентов участников референдума. Так в традиционно центристском государстве возникло опасное положение, когда всенародно избранный президент огромной и основной республики должен подчиняться непопулярному к тому времени союзному президенту, избранному теряющим авторитет парламентом и поэтому заведомо более слабому. Могло быть и по-другому, если бы на российский «престол» реально претендовал и был избран иной претендент. В случае с Ельциным это исключалось. В отношениях с Горбачевым он жаждал реванша за прежнее поражение на партийном олимпе. Причем любой ценой. Что и случилось в конце года. Подписав в Беловежской Пуще с двумя другими сепаратистами договор о роспуске СССР, он сделал Горбачева безработным.

Идти с идеей президентства на съезд Ельцин с окружением опасались еще и потому, что большинство депутатов было против не самой идеи, а того, что это делается под укрепление власти Ельцина, который за короткий период уже показал свое вероломство и неспособность к правлению. Как будто чувствовали, что дальше будет только хуже. Ведь впереди были и уже упомянутый Беловежский сговор о разрушении Союза, и то самое, небывалое в условиях мирного времени январское 1992 года ограбление народа. Когда в один день на банковских счетах в связи с указом Ельцина о введении свободных цен примерно 300 миллиардов рублей накоплений российских людей превратилось в ноль. В среднем каждого ограбили на две тысячи тех твердых рублей. Потом он также подло поступит и с самими депутатами, приказав «выкуривать» непокорных народных избранников из здания парламента танковой стрельбой во время государственного переворота в октябре 1993 года. При всем своем вероломстве Ельцин на такие преступления никогда бы не решился, если бы не был избран на всеобщих выборах. «А так избрали – получайте! Оппоненты грозят отстранением, импичментом? Так это все разговоры для законопослушных, а нам это неведомо. Только попробуйте! Танков мало? Применим газы». Так и было впоследствии в момент голосования при первой попытке его импичмента. На балконах Кремлевского зала по указанию Ельцина комендант Кремля разместил офицеров службы безопасности с наполненными хлорпикрином канистрами, готовых в случае необходимости вывести депутатов из строя. Импичмент, как ни покажется странным, к счастью для президента и депутатов, не прошел. Не хватило всего нескольких голосов. Поэтому канистры не пригодились. Ельцин остался на посту, и здоровье народных представителей не пострадало. А доверчивая страна и далее оставалась под сумасбродом.

…Самыми активными проводниками идеи президентства были советники Ельцина бывший философ-марксист Геннадий Бурбулис и придворный юрист Сергей Шахрай. Эти недалекие, но лукавые и ловкие ельцинские подпевалы понимали, что без президентства Ельцин не дотянет на посту главы республики и до конца года. С ним с теплых мест полетит и его камарилья. Правда, ни они и ни кто другой в то время не могли знать, что впереди их ждет еще августовский подарок от членов ГКЧП, поднявших рейтинг Ельцина до небес. Причем в борьбе с теми, кто как раз и пытался защищать общенародное решение о сохранении СССР, высказанное подавляющим большинством на том самом референдуме 17 марта. Эти двое первыми прибежали к Ельцину с идеей протолкнуть президентство с помощью референдума – и не прогадали. Ельцин не забыл их услуги. Потом он назначит Бурбулиса государственным секретарем и первым заместителем председателя правительства, а Шахрая – государственным советником и простым заместителем. Правда, царская милость к Бурбулису была недолгой. Через полтора года президент станет тяготиться его присутствием и прогонит с этого поста. Милость к Шахраю будет более длительной, но непостоянной. Ельцин трижды призывал его в правительство и трижды изгонял. Не вышло из них политиков. Теперь Бурбулис читает студентам политологию, а Шахрай возглавляет Федерацию бадминтона. Как говорится, для чего родились, на то и пригодились.

А тогда Бурбулис, после положительного референдума, возглавил предвыборный штаб Ельцина. Выборы решили совместить с празднованием 12 июня первой годовщины принятия Декларации о государственном суверенитете. Тоже лукавство. И все под Ельцина. Так что свободными и равными выборы были только в законе, но не в реальности. Все еще помнили, что инициатором декларации был Ельцин. И как же после этого, да еще в ее первую годовщину, избрать президентом кого-то другого, кроме как «отца-основателя» возрожденной суверенной республики! Потом подобный прием используют еще раз, когда для второго тура президентских выборов 1996 года простым постановлением Государственной думы выходным объявят обычный рабочий день. Хотя по закону выборы проводятся только в воскресенье.

И тогда, и позже, и сейчас мало кто в стране понимает суть праздника 12 июня. История его хотя и недолгая, но показательная. В том числе в смысле характеристики зрелости наших правителей, да и нас самих. Через год после первых президентских выборов в 1992 году эта дата была объявлена нерабочим днем без всякого названия. Очевидно, уже тогда началось осознание какой-то его несуразности, если не сказать сильнее. С 1994 года он стал называться Днем независимости. С 1999 года – Днем принятия Декларации о государственном суверенитете. В 2002 году был переименован в День России в ранге главного праздника страны. Вот так за десять лет он прошел путь от безымянности к верховенству. Легкость и скорость, с какой меняются его названия, сами по себе уже вызывают вопросы: «Что мы празднуем? Какого масштаба и значения событие стало к тому поводом? Не празднуем ли мы такое, чего должны стыдиться?»

Причин, из-за которых случаются социальные катастрофы в жизни государств, много. Но главная из них – решения правителей. Если и есть общие законы истории, то из них с неумолимостью действует только один: успехи и неудачи народов жестко зависят от верховных правителей и их решений. Под верховным правлением подразумевается единоличное или коллективное правление.

В конце XX века был разрушен Союз Советских Социалистических Республик – первое в мире рабоче-крестьянское государство без господства капитала. Это была одна из крупнейших социальных катастроф в мировой истории.

Наша держава создавалась более тысячи лет тяжкими трудами многих поколений россиян и их выдающихся правителей. И только два из них за всю историю страны не смогли соответствовать своей миссии: император Николай II, оставивший империю как надоевшую игрушку, и президент Горбачев. По выражению самого Горбачева, он за пять лет «перевернул страну» и бросил ее в костер мировой демократической революции.

К этому времени СССР прямо или косвенно на протяжении более пятидесяти лет контролировал половину мира и вместе с США составлял основу глобальной безопасности. В результате гибели Советского государства международные отношения снова оказались в том хаотичном состоянии, которое содержит в себе опасность очередной мировой войны. Следующие один за другим глобальные и региональные кризисы – ее грозные и явные предвестники.

«События такого масштаба, как ликвидация СССР, мы должны анализировать для того, чтобы понимать истинные причины и последствия таких катастроф», – призывает один из лучших наших государственных умов, лауреат Нобелевской премии Жорес Алферов. Главной целью таких анализов должна быть оценка тех фундаментальных решений верховной власти, которые стали роковыми для Советского государства.

В ряду таких решений и событий Декларация 12 июня была действительно роковой. Когда I съезд народных депутатов РСФСР принимал Декларацию о государственном суверенитете, за нее проголосовало 907 депутатов, против – всего 13. Только чертова дюжина народных представителей была в состоянии оценить, какую смертельную угрозу союзному государству эта Декларация представляла. Это произошло за полтора года до развала СССР, но, по мнению специалистов и политиков, было первым и решающим шагом на пути к союзной катастрофе. Как же могло решение верховного органа власти пусть и крупнейшей республики столь трагически повлиять на судьбу всего Союза? И не получили ли мы то, что заслужили, посылая в высший орган власти таких незрелых представителей?

Следует вспомнить, что в это время в СССР и его главной республике России было возрождено вечевое правление – съезды народных депутатов. По инициативе тогдашнего правителя Михаила Горбачева в Конституции Союза и республик были внесены изменения, в соответствии с которыми государственной властью стали органы, не приспособленные для этой роли. Вече как орган верховного правления в истории России и других стран известно. Оно существовало недолго и показало свою непригодность, потому что, как правило, вырождалось в тиранию аристократии, борьбу кланов и заканчивалось хаосом и диктатурами. Однако именно эту форму правления избрал Горбачев, который, став руководителем Союза, очень скоро понял, какой непосильный груз взвалил на себя. Очевидно, это была его попытка на уровне подсознания «свалить» ответственность за неминуемые негативные результаты своего правления на крикливое, но слепое и глухое коллективное народное представительство. И это в условиях глубокого финансово-экономического кризиса, когда, наоборот, требуется сверхоперативность в оценке ситуации и принятии важнейших решений. Каждому ясно, что Съезд народных депутатов СССР, состоящий из 2250 депутатов (Съезд народных депутатов РСФСР состоял из 1068 человек), для этой роли не подходит. Каждому, но не Горбачеву. Он уже действовал неосознанно, в состоянии паники, как отчаявшийся игрок. Как раз в это время, через два года после прихода к власти, он признал: «Мы не представляли сложности финансовых и экономических проблем, которые придется решать». После этого заявления и начинаются хаотичные политические реформы. В их числе внесение в декабре 1988 года названных выше изменений в систему высших органов государственной власти.

Действующая до этого система правления складывалась на протяжении десятилетий. Вначале она была похожей на предложенную Горбачевым. Но с 1936 года по причине громоздкости и неэффективности съезды Советов упраздняются. Неизменным оставался Договор об образовании СССР 1922 года, в соответствии с которым РСФСР была одним из учредителей нового союзного федеративного государства. Семьдесят лет он был прочной правовой базой жизни первого в мировой истории государства и общества, основанного на государственной собственности.

По действующей Конституции, каждая из входящих в СССР республик имела право свободного выхода. И конечно, РСФСР тоже. Теоретически с выходом ее из состава СССР он сохранялся. Но на практике это означало конец союзного государства, так как оно создавалось по инициативе и на базе РСФСР. Россия – костяк Союза, и она не могла ни покинуть его, ни войти в него как бы заново без риска разрушения этой конструкции. Сложность и новизна этой государственной модели объяснялась также национальными и социально-экономическими особенностями объединяемых республик. И революционной ситуацией, каковая на тот момент существовала. Однако эта модель выдержала много испытаний, в том числе и в ходе борьбы не на жизнь, а на смерть с германским фашизмом. Очевидно, что она могла бы жить и дальше, если бы не возникла горбачевско-ельцинская идея обновления Союза (надо отдать должное мудрости ныне покойного лидера Украины Владимира Щербицкого, который был единственным, кто еще в июле 1988 года на заседании Политбюро заявил Горбачеву: «Не надо трогать союзный договор 1922 года и заключать новый. Это опасно»).

К середине 80-х годов прошлого века в СССР действительно начала ощущаться некоторая избыточность интеграции. Хрестоматийным стал пример ее проявлений, когда цена коробка спичек, как и структура органов местной власти, определялись в Москве. Но в ходе изменений нельзя было выплескивать с водой и ребенка, то есть следовало устранять избыточность, а не ликвидировать сам Союз. Ситуацией воспользовались сепаратисты, которые везде и всегда ждут своего времени. Неожиданно активно повели себя великорусские сепаратисты во главе с Ельциным. Венцом их усилий стало принятие Декларации о государственном суверенитете как «естественном и необходимом условии существования государственности России…». В самом факте ее принятия были и странность и лукавство одновременно, потому что на это время Россия, как и другие республики СССР, государственным суверенитетом обладала. Но был он ограниченным (например, как сейчас у стран – членов Европейского союза). Без ограничений суверенитета не бывает федераций и союзных государств.

РСФСР была образована в 1918 году. В это же время принимается и ее первая Конституция. В ней, как основном законе, провозглашается и закрепляется государственный суверенитет, означающий контроль верховной власти над всей территорией и повсеместность действия на ней Конституции и законов Российской республики, а также полная независимость в ее внутренних делах и в ведении внешней политики. Таково общепризнанное понятие государственного суверенитета.

С созданием в 1922 году СССР часть суверенитета РСФСР по договору с другими субъектами Союза на основании решения Всероссийского съезда Советов передавалась вновь образованным союзным органам верховной власти. Прежде всего, это касалось функций в области обороны, внешней политики, денежной и таможенной систем. То есть, действуя строго юридически, для восстановления в 1990 году своего суверенитета в полном объеме необходимо было принимать решение о выходе из СССР, а не Декларацию о суверенитете. Но в этом случае пришлось бы наклеить себе позорный и крайне непопулярный среди российского населения ярлык разрушителя СССР. Да и процесс выхода по закону мог растянуться на десятилетие. А это не совпадало с планами рвущихся к власти сепаратистов. Ведь впереди были выборы президента РСФСР. Вот тогда и пошли на лукавый вариант – принятие странной, но коварной по последствиям декларации. Главное ее зло заключалось в том, что в пышных словесных декорациях пряталось внешне безобидное и даже половине депутатов съезда не понятное, разрушительное для Союза положение о верховенстве республиканских законов над союзными (вспомним результаты голосования: 907 – за, 13 – против, 9 – воздержалось). Вопреки здравому смыслу законы части ставились выше законов целого.

Ради исторической достоверности надо признать, что Ельцин и К⁰ не были оригинальными. Первыми по пути подмены законной процедуры выхода ложными по сути декларациями пошли Литва, Эстония и Латвия. И к этому их подталкивал тот же Ельцин (в интервью прибалтийской телекомпании Ти-би-эс он в это время заявил: «Надо дать им независимость»). Последствия их решений для судьбы СССР не были фатальными, скорее ничтожными. Другое дело – решение России. Оно прозвучало как сигнал к разрушению Союза. После этого события процесс его развала стремительно нарастал и стал совсем необратимым после принятия 22 июня этого же года I съездом народных депутатов РСФСР подготовленного лично Ельциным постановления «О разграничении функций управления организациями на территории РСФСР». Как легко и даже беспечно принималось это фатальное по последствиям решение, или, другими словами, как наносился по Союзу удар прямой наводкой, да еще в черный для народов СССР день 22 июня, рассказывает председатель Совета Республики Верховного Совета РСФСР Владимир Исаков. Приведем его слова полностью. Они того заслуживают: «Съезд шел к концу. В один из последних дней меня вновь вызвал Ельцин и вручил несколько густо исписанных листков: «Вот написал ночью. Надо успеть принять». С трудом разбирая ломаный почерк, я переписал проект на машинке, исправив в нем неточности терминологии и явные погрешности стиля. С первого взгляда было видно, что проект носит конфронтационный характер. Совет министров РСФСР и большинство министерств выводились из подчинения союзного правительства. Учреждались российская банковская и таможенная системы. Запрещалось отныне перечислять налоги в союзный бюджет. Постановление было вынесено на голосование в последний день работы. Уставшие от заседаний депутаты приняли его без обсуждения. Поверили на слово: все будет нормально». Так за первым последовал второй, еще более решительный удар в самые болевые точки Союза – банки, таможню и бюджет. По инициативе Ельцина 24 октября 1990 года Верховный Совет РСФСР принимает закон «О действии актов органов Союза ССР на территории РСФСР», подтверждающий приоритет республиканского законодательства над союзным.

Затем последовала цепная реакция парада суверенитетов. Последней из республик такую декларацию приняла Киргизия. До полного развала СССР оставался год, во время которого Горбачев и Ельцин, подобно нанайским мальчикам, только изображали попытку подготовки и заключения нового договора о союзном государстве.

Что это была игра, видно из их следующих высказываний. Горбачев 2 июля 1990 года в политическом докладе на XXVIII съезде КПСС уже говорит не о союзном государстве, а заявляет о «необходимости настоящего Союза суверенных государств». А это уже никому не нужная аморфная конфедерация по типу СНГ. Ельцин 1 августа 1990 года на встрече с депутатами Верховного Совета Латвии браво заявил: «Надо разрушить этот вертикальный жесткий стержень. Разрушить – и идти на прямые связи. Россия, возможно, будет участвовать в союзном договоре. Мы подготовили свой вариант о создании Содружества суверенных государств, имеющих основы конфедерации. Фронт обороны трех прибалтийских государств был все-таки маловат, а напор Центра был велик. И стала рядом Россия. И Центр уже серьезно забеспокоился. Ему сейчас наступать будет труднее на эту укрепленную цепь обороны». Не за эту ли оборонительную позицию русофобское руководство Латвии удостоило горе-полководца Ельцина высшей государственной награды?!

Чего стоит в свете перечисленных выше актов и заявлений утверждение покойного ныне ельцинского подельника Гайдара о том, что «Союз не был разрушен Декларацией от 12 июня, другими российскими законами и Беловежским соглашением, а они только фиксировали его распад». Лукавил Егор Тимурович. Государства – это не радиоактивные материалы. Они сами не распадаются. Их разрушают правители – ничтожества, которых мы возводим на трон по своей доверчивости или которые коварно захватывают его сами.

Итак, ежегодно 12 июня мы празднуем роковое для большинства бывших советских людей событие! Не пришла ли пора отправить этот «праздник» в музей истории для назидания живущим и потомкам? А истинным Днем независимости по праву определить 4 ноября, тот исторический день, когда в 1612 году войска поляков были изгнаны из Москвы народным ополчением во главе с Мининым и Пожарским. И Россия вновь, после двух лет оккупации, стала действительно суверенным государством.

Но вернемся в июньские дни накануне первых выборов первого президента России. Все продумал начальник предвыборного штаба Бурбулис. Даже отказ от участия Ельцина в теледебатах. Понимал, что его косноязычие в прямом эфире не скроешь. При такой картинке и сторонники могут передумать. С той поры и завелась гнилая российская традиция неучастия правящих кандидатов в теледебатах и замена их доверенными лицами. Какой-то цыганский прием – показывать не то, что продается. Да и как тут по-честному, если хочешь победить? Причем любой ценой! Ведь очевидно, что выборы – это покупка голосов избирателей за обещания кандидата. Всего лишь за обещания. Мутная на самом деле сделка. И никакого гарантийного срока. Как говорится, товар обмену и возврату не подлежит. Вроде нижнего белья. Нельзя нам и дальше так избирать правителей. Были неудачные и при царях, и при генеральных секретарях. Но чтобы настолько никчемные и опасные, как Горбачев с Ельциным, – таких не припоминается. Может, правы те, кто предлагает возвратиться к монархии? Разве плохо живут народы в тех европейских и скандинавских государствах, где она сохранилась?

…Ельцин выиграл уже в первом туре, набрав 57 процентов голосов. Противостоящие ему нерешительный Николай Рыжков, импульсивный новичок в политике Жириновский, обещавший в случае победы пороть интеллигенцию на Красной площади Альберт Макашов и другие кандидаты шансов на победу не имели изначально из-за отсутствия каких-либо ресурсов. Ни популярности, ни партий, ни денег, ни властных возможностей. Ни команды, ни международной поддержки. Ельцин все это имел. Например, самолеты «Аэрофлота» бесплатно ввозили в Россию миллионы его агитматериалов, отпечатанных за границей. А денег больше всего поступило от зарубежных источников и будущих олигархов. Ведь понятия «избирательный фонд» и отчетности за его расходами тогда еще не было.

Праздничный обед, переходящий в ужин, главный охранник Коржаков и замминистра внутренних дел Дунаев по поручению только что избранного президента организовали в пансионате МВД, расположенном на уютном острове одного из подмосковных водохранилищ. Сочный шашлык из кавказского барашка, дагестанский коньяк, осетринка и икорка, много зелени и всякой другой всячины создавали атмосферу всеобщего счастья, беззаботности, а уединение располагало виновника торжества и гостей к откровенности. Постепенно внятные беседы перешли в застольный галдеж и беспрерывные здравицы в честь, как выразился в своем тосте Бурбулис, нового вождя русского народа. Не отстал от главного идеолога и вице-президент Александр Руцкой. Бывший боевой летчик просил слово несколько раз и каждый тост заканчивал клятвой президенту в верности до гроба. Как будто уже в тот день предчувствовал, что через два года ему придется изменить патрону и «перелететь» на сторону парламента. Министр печати, бывший журналист-правдист и редактор «Московской правды», а теперь ближайший ельцинский соратник Михаил Полторанин пытался повернуть застолье в деловое русло. Но поздно, никто его не слышал. Поэтому он подошел к президенту и попросил его не дать втянуть себя в победную эйфорию и заставить правительство быстрее заняться нуждами простых людей. Мол, программу предвыборную придется выполнять. Фирменная кривая ухмылка вмиг слетела с лица президента. Он взял слово и стал благодарить всех за поддержку на выборах, обещал никого не забыть при дележе портфелей с постами. Обращаясь к Полторанину, не удержался от колкости:

– Вот вы, Михаил Никифорович, часто меня критикуете. Спасибо, что не за глаза. Мало кто на такое способен. Кишка, видно, тонка. А вы можете. За это и уважаю. Особенно вам не нравится, как я отношусь к Горбачеву. Так вот, теперь мы самостоятельные, и он нам вообще не нужен. Надо чуть потерпеть – и его не будет. Скоро нам помогут. И кредитами тоже. Теперь их дадут только под меня. Конечно, придется кое в чем уступить. Задаром ничего не делается.

– И что же от нас теперь попросят, уж не мою ли Сибирь с вашим Уралом? – не удержался ехидный Полторанин.

– Опять вы за свое. Нет, торговать Россией я не собираюсь. Но здесь в узком кругу скажу: от старой системы с партийной монополией и государственной собственностью будем отказываться. Только тогда получим солидные кредиты. Кто не согласен, того не держу.

– Может, народ спросим? Как он на это посмотрит, в программе такого не было, – опять не умолчал Полторанин. Ершистым он был мужиком, но и смекалистым. За это Ельцин и держал его при себе.

– Спросим, когда надо. Правильно я говорю? – уже менее миролюбиво закончил Ельцин вопросом в сторону Бурбулиса.

– Именно так, Борис Николаевич, – подтвердил главный идеолог. – Народ пойдет за вами. Вам народ верит. А когда надо, и его спросим.

Потом, как вспоминает Полторанин, гости наперебой заговорили о ближайших планах. Каждый старался вложить в уши президента свою тему. Ельцин снисходительно слушал и молчал. В умении слушать молча, не перебивая, он был мастер. Видимо, это была стойкая привычка аккумулировать недостающие знания и информацию. Своего рода подзарядка. Только в один момент, когда кто-то стал агитировать за проведение народной приватизации, не выдержал и выдал потаенное: «На это не пойдем. Было производство государственное, станет народное. От такой перемены ничего не изменится. Продадим предприятия тем, у кого есть деньги. Таких немного. И это к лучшему. Когда меньше хозяев – с ними работать удобнее. А все станут хозяевами – начнут власти указывать».

Покинули остров пьяненькие гости за полночь. И почему в ту ночь не случилось там хотя бы слабенького цунами? Это был бы тот исключительный случай, когда локальное, прицельное бедствие пришлось как раз к месту и забросило эту компанию подальше от российских земель. И может быть, теперь эта ночь носила бы название Светлой. Но не случилось, как и многое позже. Видимо, мы пока еще недостойны таких природных и Божьих милостей.

Подобно депутату из Чувашии Леонтьеву, который назвал черным день избрание Ельцина председателем Верховного Совета. День 12 июня 1991 года, когда Ельцин стал президентом, с еще большим основанием можно было назвать следующим черным днем России. И он, к горькому сожалению, был не последним. Впереди страну ждали и черные вторники, и черные субботы, и черный август. Да и вообще в основном черные годы ельцинского президентства.

…Сбылись слова Николая Рыжкова, сказанные Горбачеву во время последней встречи: «Как только Ельцин изберется президентом России, он перестанет с вами считаться». Так и произошло. Рядом с союзными структурами появился параллельный центр власти во главе с еще одним президентом. Причем, в отличие от Горбачева, не бывшего фанатом власти, а лишь ее поклонником-любителем, Ельцин власть обожал. Его фальшивый пафос о защите советского конституционного строя в дни ГКЧП не мог скрыть того, что на самом деле его волновала лишь власть и безопасность собственной персоны. Известно, что задолго до этого события в случае угрозы был разработан план его бегства из страны с помощью американского посольства. А уж благополучие Горбачева и сохранность СССР, о чем он вещал, взобравшись на танк у Белого дома, заботили Ельцина меньше всего. Ведь если бы он стоял на позиции референдума 17 марта 1991 года о сохранении Союза, то обязан был, как президент республики – учредителя СССР, поддержать гэ-качепистов. Причем это давало ему почти стопроцентную возможность возглавить ГКЧП, а потом и Союз. О таких говорят – ловкачи. Ведь, выступая против путчистов, он тоже выиграл, но один. А все, в том числе и «спасенный» им Горбачев, проиграли. И Союз развалился. Он мог предотвратить эту катастрофу, если бы, повторим, думал не только о сохранении собственной власти. И, продолжая действовать в этом ключе, уже в Беловежской Пуще он довел ситуацию до полного абсурда, доказав еще раз, что в этом он не имеет себе равных. Зачем было «разводиться», если в это время Европа и мир объединяются?

О роли Горбачева и Ельцина в августе 1991 года написано горы и серьезной литературы, и не очень. Но редко кто за частоколом сложного события видит истинную роль этих деятелей и других лиц, в нем участвующих. Может, прав Горбачев, однажды сказавший, что всей правды о ГКЧП мы никогда не узнаем. Или правы те, кто утверждает, что августовский путч – дело рук самого Горбачева?

Если судить по логике событий, ведущих к ГКЧП, то его «родителями» следует считать их двоих, так как путч есть следствие борьбы за власть этих «титанов». С этим поспорить трудно. Если говорить о том, кто его спровоцировал непосредственно, то в этом пальма первенства, несомненно, принадлежит Горбачеву. Еще в марте, а потом в июле, перед отъездом в Форос, он приказал подготовиться к введению чрезвычайного положения. А впоследствии в самый острый момент, испугавшись возможного провала, как всегда, ушел в кусты и подставил своих простоватых придворных, которые продолжали добросовестно исполнять им задуманное. И даже позаботились о его алиби, объявив на весь мир, что он болен.

Истинные заговорщики не едут советоваться с «жертвой» о своих преступных намерениях и потом не летят докладывать «жертве», что Ельцин всех обставил и путч провалился. Вспомним безмятежное поведение Горбачева в «заточении», а также знаменитый ответ начальника форосской охраны полковника Толстого на вопрос горбачевской поварихи: «Как теперь Михаила Сергеевича обслуживать?» – «Обслуживать как президента, его никто не снимал».

Хотя не обошлось без провокации и со стороны Ельцина. Председателю КГБ СССР Владимиру Крючкову, как теперь бы сказали, главному модератору ГКЧП, в конце июля уже после отъезда Горбачева в отпуск стало известно, что президент России играет с Горбачевым в кошки-мышки. И что Ельцин намерен после подписания нового договора о конфедерации и упразднении СССР потребовать от Горбачева отстранения от власти руководителей всех его силовых ведомств, а потом отстранить и его самого. Так и произошло, но только четырьмя месяцами позже.

После разгрома ГКЧП и фактического лишения Горбачева власти Ельцин впал в «победную» депрессию и убыл отдыхать в Сочи. Но на этот раз паралич воли длился не так долго, как обычно. До него дошла информация, что Горбачев пытается взять реванш и формирует новое правительство. Возглавить которое предложил премьеру России Ивану Силаеву. Понимая, что дальше тянуть опасно, Ельцин возвращается в Москву и решает брать всю власть в свои руки. Благодаря хитроватому Шахраю были подготовлены и приняты такие поправки в Конституцию России, что теперь и съезд, и парламент, и правительство – все «ходили» под президентом. Получался взрывоопасный гибрид советской и президентской республик. Шумливые депутаты проголосовали за них, не понимая, что дают Ельцину полномочия покруче диктаторских. Через два года, в октябре 1993-го, поймут, но будет поздно.

Для того чтобы совершить задуманное, в конце сентября Ельцин отправил в досрочную отставку ненадежного главу правительства Силаева, но сам не стал сразу занимать этот пост. Затем в течение месяца изображал дело так, что никто не желает его занять и поэтому он вынужден назначить себя, любимого, председателем правительства. После этого Ельцин приступил к формированию нового, более либерального состава министров. Кроме того, добился с помощью еще послушного Хасбулатова от Верховного Совета права регулировать процесс реформирования экономики не законами, а его президентскими указами. Теперь он действительно обладал такими полномочиями, что любой диктатор позавидует. Тут-то и пригодились в качестве инструмента загодя обученные в Австрии «шопронские мальчики», готовые к любым экспериментам над уже одураченным перестройкой населением. Назначенному первым заместителем председателя правительства Бурбулису был поручен подбор кандидатов в министры из «шопронских мальчиков». Самого «золотого» из них Егора Гайдара он рекомендовал поставить на финансы, а также назначить вице-премьером, ответственным за экономическую реформу.

– Этот парень бредит реформами. Правда, очень молодой и на вид больно интеллигентный. У нас в народе таких не жалуют.

– С лица воду не пить. Лишь бы мозги работали. Но я с ним ни разу не общался. Вы его, понимааш… хотя бы покажите. А кому доверим министерство экономики?.. Центральный банк?.. Есть кандидатуры? – требовал Ельцин.

– Есть как минимум две на одно место. Почти все прошли через австрийские семинары у наших друзей. На экономику подойдет Нечаев. Авена можно поставить на внешнюю торговлю. Он хорошо известен на Западе и имеет там поддержку. Чубайса вместо Малея на Госкомимущество. Малей уже замучил всех идеей народной приватизации. А надо, наоборот, как можно быстрее и больше передавать «общенародное» частникам и выбить из-под коммунистов их экономическую базу. Иначе возможен реванш. Козырев тоже проверенный, можно оставлять на МИДе. С Центральным банком – посложнее. По закону он подчинен Верховному Совету. И там уже сидит человек Хасбулатова. Только вы с ним можете эту тему обсуждать. Он и так на меня косо смотрит. Ревнует к вам.

– Куда он денется! Без моей рекомендации и поддержки Хасбулатов… не стал бы председателем Верховного Совета. Поэтому, понимааш… назначит кого надо. Давайте кандидатуру.

– Гайдар предлагает Геращенко. Но я сомневаюсь. Вертлявый он какой-то. Хотя и в возрасте. Можно сказать, несерьезный. Все у него со смешками. К месту и ни к месту повторяет: «Я хоть и банкир, но математики не знаю». Но вся карьера прошла в банковской системе, в том числе в Лондоне. И отец у него был заместителем председателя Центрального банка. Боюсь, правда, не помешает ли ему прошлый опыт в новой обстановке.

– Гайдару виднее. Ему с ним работать. Скажите Хасбулатову, пусть ставит Геращенко.

Потом Гайдар признается в том, что рекомендованный им Геращенко оказался самой крупной его ошибкой.

– А кого предлагаете на социальные вопросы? – продолжил Ельцин.

– Хорошо бы Явлинского, но он отказался. Поэтому я пригласил Шохина. Дружит с Гайдаром. Работал в Министерстве труда. Политически нейтральный. Не засветился в партиях, поэтому хорошо будет ладить с депутатами. А при обсуждении социальных вопросов это важный момент. Хотя я знаю, что коммунистов на дух не переносит. Тоже прошел через семинары.

– Политиков у нас хватает. Специалистов мало. По данным подойдет, но надо познакомиться. Пригласите ко мне. Посмотрю. По остальным кандидатам… доложите на следующей неделе. Скажите Гайдару, пусть готовит мое программное выступление на Верховном Совете. Чтобы во вторник доложил. Надо формально, понимааш… получить одобрение депутатов и… повязать их с нашим планом. Иначе не дадут работать. К Новому году все подготовим, понима-а-ш…, и включим реформу. Да, чуть не забыл. Попов Гавриил был у американского посла, и тот сказал, что в субботу в Москву приезжает команда консультантов из Международного валютного фонда во главе с советником экономистом Саксом. Надо их хорошо разместить. Они надолго. Так что теперь без их одобрения кредитов не получим. Скажите Гайдару, пусть программу покажет Саксу. Все! Делайте. Пятница нынче, что-то устал. Поеду на дачу, там поработаю, понима-а-ш… с документами. – Говорил Ельцин трудно, с паузами и обязательным словом-паразитом «понима-а-ш…».

С приездом Сакса страна на несколько лет получила внешнее управление. Поэтому, когда говорят о гайдаровских реформах, на самом деле речь идет о программе Сакса. Именно об этом Джеффри Сакс в 1995 году напишет в своей книге «Рыночная экономика и Россия».

Выходил Бурбулис из кабинета президента под бой огромных напольных часов. Циферблат показывал полдень. Философ-эстет и сам с трудом дотянул до конца недели. При этом подумалось: «Одно дело – прежняя работа советником. Ответственности никакой. Даже работой назвать трудно. Другое дело – действительная работа. Пусть и высокого ранга. С непривычки общаться с президентом ежедневно и по конкретным вопросам становилось все сложнее. Всегда угрюмый и жесткий Ельцин теперь становился настоящим деспотом. Никаких возражений и полное подчинение. А это – ельцинское «понима-а-ш…»? Ну никак не вязалось с его высоким статусом и сильно раздражало. И ведь не подскажешь.

Да и поздно ему исправляться на седьмом десятке. Неужели правдивы те характеристики Ельцина, которые довелось уже слышать от разных людей? Академик Дмитрий Лихачев как-то сказал: «Боюсь, Ельцин – невежда, малообразованный, примитивный демагог», а от охранника и жены слышал, что он газет и книг не читает, телевизор не смотрит. Держись, Гена! Взлетел или вляпался, так терпи и держись», – успокаивал себя новоявленный государственный секретарь и первый заместитель председателя правительства. То есть самого Ельцина.

А ведь был еще и вице-президент Руцкой. Со временем они так схватятся в борьбе за близость к телу президента, что обоих, сначала Бурбулиса, а потом и Руцкого, Ельцин безжалостно вышвырнет из Кремля. Первого опять в советники, а второго – в тюрьму.

Через неделю депутаты-демократы послушно (876 – за и только 16 – против) проголосовали за программу социально-экономических реформ, сутью которых были: приватизация (распродажа) государственного имущества; свободные цены; сокращение социальных расходов. Они также наделили президента правом назначать и освобождать своими указами прежде выбираемых руководителей регионов.

Самые демократические правительства в мире «не заметили» в этих решениях ничего антидемократического и дружно, как по команде, их поддержали. Тогда как на месте ненавистного ими советского режима во главе с коллективным Политбюро в России быстрыми темпами сформировался режим личной диктатуры Ельцина, который в сентябре – октябре 1993 года совершит самый настоящий, а не опереточный, как в августе 1991 года, государственный переворот.

После очередного и, как всегда, бесполезного заседания у Горбачева по поводу нового Союзного договора Ельцин возвратился к себе и срочно собрал ближних «бояр». Это были госсекретарь Бурбулис, первый заместитель председателя правительства Гайдар, министр иностранных дел Козырев и заместитель председателя правительства Шахрай.

– Горбачев себя изжил полностью. С ним надо заканчивать. Собирайтесь вечером во Внуково. Вылетаем в Минск.

– А что там будет… – как всегда, нудно начал тянуть Бурбулис.

– Там узнаете, – не дослушав любимца, перебил Ельцин.

А уже на второй день в Беловежской Пуще между сепаратистами Ельциным, Кравчуком и Шушкевичем было подписано известное соглашение о кончине СССР.