Читать книгу Другая война - Сергей Подгорных - Страница 8

Иван в десантном тельнике и основательно потёртых джинсах с сумкой через плечо сошёл с прибывшего на конечный пункт поезда. Посмотрев в голубое небо, он вдохнул полной грудью утренний не успевший прогреться летним солнцем воздух и постоял немного у вагона, любуясь на преображённый за годы его отсутствия железнодорожный вокзал. Погода стояла чудесная, вовсе не такая когда он покидал Чечню. Тогда дул промозглый, пронизывающий до костей ветер, моросил мелкий дождик, а на грязно-сером небе не было даже признаков солнца. Сейчас же солнце светило вовсю, нагревая утренними пока ещё слабыми лучами кожу. Недавно взошедший диск светила стоял невысоко над горизонтом, испаряя своим быстро проявляющимся теплом небольшие лужицы короткого ночного дождя.

Вчера в Москве было нестерпимо жарко, и Иван, наученный опытом, не стал надевать джинсовку. Убрав куртку в спортивную сумку, он, поплотнее закрыв молнию, проверил на месте ли документы и, с лёгкой грустью вспомнив прощальный поцелуй Ольги, сошедшей на предыдущей станции, направился к входу в подземный переход.

Решив перед дорогой позавтракать; бурно проведённая ночь отдавалась урчанием в голодном желудке, Добров прошёл в кафе, расположенное в здании железнодорожного вокзала. Пройдя через проход, разделяющий собственно кафе и ресторан, Иван миновал просторный зал, обдуваемый висящими под потолком большими лопастями вентиляторов, и подошёл к стойке, за которой стояла скучающая, изредка позёвывающая барменша.

Утром посетителей было немного, и женщину, отработавшую ночную смену, клонило в сон. Впрочем, как только она заметила подходящего высокого парня с сильно развитым телом, в каждом движении которого сквозила скрытая мощь, как с женщины сразу же слетела вся сонливость. Быстро, одним движением руки поправив сбившийся под тонкой кофточкой бюстгальтер, она учтиво спросила клиента, что он желает, успев подумать, что подошедший мужчина очень даже ничего. Может из-за того что по-настоящему мужчины у неё не было вот уже третью неделю; муж при этом в счёт ни шёл, одно недоразумение это, а не муж, – может потому что именно такой тип мужчины она всегда предпочитала, но барменша с явным интересом разглядывала раннего посетителя. Строгая выправка с первого взгляда выдавала в нём военного. Об этом же говорили и десантная тельняшка и вытатуированный на правом плече знак ВДВ, и надетые немного не по погоде ботинки армейского образца с высоким верхом и шнуровкой. Барменша всегда неровно дышала к военным, а этот образец был и вовсе в её вкусе. В мужчинах ей особенно нравилась короткая армейская стрижка и стройная высокая фигура. А не как у её отрехолка-мужа, отрастившего волосы, словно баба, и расплывшегося к своим сорока, словно борец сумо. Нравилось барменше в мужчинах и приятная, красивая внешность.

Подошедший же клиент удовлетворял всем перечисленным требованиям. Загорелое лицо, серые глаза, прямой средней длины нос, обветренные губы и некрупный, но и не мелкий подбородок: всё это успела подметить женщина, пока утренний посетитель делал заказ. Невольно залюбовавшись его сильными с выпирающими бицепсами руками, барменша не сразу расслышала заказ. Подумав, что была бы не прочь провести время в компании этого военного, она ещё раз пожалела, что так рано вышла замуж и, недовольная своей жизнью, пошла разогревать в микроволновке курицу для раннего клиента. Решив, что это офицер, для солдата посетитель был немного староват – что-то около тридцати, барменша, пересчитав протянутые деньги, передала посетителю заказ: стандартную для железной дороги куриную ножку, да плюс салат оливье. Со вздохом сожаления она посмотрела на отошедшего к дальнему столику клиента, решив в следующие же выходные позвонить своему знакомому майору, с которым как-то неплохо провела время.

Иван, не зная какую бурю эмоций вызвало его появление, между тем спокойно уплетал явно перегретую курицу. Сидя на хлипком стуле, он, по-армейски быстро покончив с птицей, вопреки установленному правилу: сначала салат, потом второе, – принялся за оливье. Отметив про себя, что внимательно его разглядывающая барменша очень даже ничего, может лишь чуть полновата для стандартов, к которым он привык. Добров размышлял над тем, куда ему податься с вокзала.

В город Иван не стремился; дома, в пустой квартире, его никто не ждал; Доброва вообще никто не ждал в Нижнем. В городе остались, конечно, знакомые, но из близких друзей один только Лёха, который сейчас проживал с семьёй в Озерках – посёлке, отстоящем от областного центра в сорока километрах и расположенном при войсковой части, где служил Лекомцев. К нему, к лучшему другу, когда-то спасшему его из плена, и решил первым делом направиться Иван; тем более что близких родственников у Доброва давно не было: жена погибла несколько лет назад, те женщины, что у Ивана появлялись после Маши, давно забылись. Стерлись из памяти их лица, исчезли из записной книжки, наскоро записанные адреса. Жизнь за годы отсутствия Доброва сильно изменилась.

И город тоже изменился. Прошло всего три года, а Иван уже многое не узнавал в Нижнем. Появилось множество новых автобусных маршрутов, выросли новые дома, старые здания преобразились. Жизнь, вопреки прошедшей перестроечной разрухе, не стояла на месте, а двигалась вперёд семимильными шагами. Всё это успел заметить Добров, пока шёл от здания вокзала к стоянке такси.

Впрочем, изменился и сам Иван. После того как несколько лет назад Добров потерял жену, он впал в депрессию. Похоронив Машу, почти два года крепился, потом запил горькую. Запой за запоем. Жизнь казалась мукой, смерть – избавлением. Так бы, наверное, и сгинул Иван, если бы не лучший друг Лёха, который помог Доброву, вывел из нехотения жить, уговорил его поехать в Чечню. Иван согласился. Что ему было терять? За жизнь он никогда не цеплялся и никогда не дрожал над единственной и неповторимой. Хотя и никогда не бросался тем, что дано Богом. Добров всегда был приверженцем восточного взгляда на жизнь и судьбу, где человек лишь исполнитель кармических законов, где нет смерти, а есть переход на другую ступень развития, к другой жизни, где человек рождается и умирает бесчисленное количество раз, и где конец – это всегда одновременно и начало.

С молодости Иван увлекался восточной философией, естественно, помноженной на нашу русскую реальность. Древний восток Добров вообще очень любил. Когда-то давно его нельзя было оторвать от хатха-йоги. Потом наступил черёд увлечения боевыми единоборствами, изучением акупунктурных точек, аутотренингом. Короткое увлечение дзен-буддизмом сменилось на занятие тайским боксом.

Изучая аспекты восточной философии, Добров перелопатил горы литературы по древнему Китаю. Порох и фарфор. Шаолинь и ушу. Великая Китайская стена и переселение душ. Открыв перед собой древнюю цивилизацию, Иван плавно перешёл к изучению Японии. И первоё, что его поразило, это было искусство ниндзюцу. Долгое время Добров находился под сильным впечатлением тайного учения ниндзей. Потом увлёкся самурайской методикой. Даже изготовил очень похожий на настоящий самурайский меч. Иван до исступления изучал кэндо и по вечерам в гараже колотил самодельную макивару. Что и говорить, восток сильно повлиял на становление Доброва. Правда, со временем самодельные мечи и макивары забылись, но восточный взгляд на жизнь остался навсегда.

Согласно этому взгляду, рассудив, что если уж суждено умереть, то пусть это будет за правое дело, Иван и поддался на уговоры друга, на расписанные в розовых тонах картины военной романтики: «Вот так надо жить, Ваня. Там мы нужны. Кто спасёт Россию? – Ты, я и автомат Калашникова, – вспомнил он доводы Лёхи, уговаривающего его подать заявление в военкомат. И Добров поддался на эти уговоры, вспомнив с некоторой ностальгией вроде бы неплохие армейские будни срочной службы.

Через полгода Лёху ранило; его признали годным к нестроевой, и Лекомцев поехал домой в Нижний, а Иван оттянул лямку контракта по полной программе. Перейдя в спецназ, он перестал участвовать в масштабных боях. Его подразделение занималось в основном спецоперациями: освобождением заложников, уничтожением главарей банд формирований, разведкой. Кочуя по Чечне с места на место, получая письма от друга, Иван знал, что Лёха по большому блату устроился на складах хранения химического оружия в памятных по далёкому детству Озерках. Окончив школу прапорщиков, он сделал карьеру, дослужившись от обычного дежурного до начальника отдела. Потом женился, завёл дочку и на данный момент имел всё, что необходимо для полного счастья: зарплата для военных вполне приличная, жена красавица, крошка дочь. Живи не нарадуйся. Конечно, всё идеально не бывает; в последнем письме Лёха писал, что у него возникли трения со своим непосредственным начальником полковником Нечепурём, но Иван всё равно завидовал другу; жизнь у того наладилась. Доброву же в свои тридцать с хвостиком только предстояло начать её строительство.

Выйдя из здания вокзала, Иван постоял несколько секунд у выхода, любуясь успевшей забыться и основательно измениться за годы странствий привокзальной площадью. Было время, когда он часто, едва ли не каждый день здесь проезжал, встречая возвращающуюся с работы жену. Вспомнив о Маше, Иван сразу же погрустнел; с её смерти прошло много лет, а ему всё казалось, что всё было только вчера.

Задумавшись, Иван едва не проскочил стоянку такси. Внезапно услышав громкий разговор, он резко остановился. У одиноко стоящей машины с шашечками стояли двое подвыпивших парней: один – верзила под два метра, несмотря на лето, одетый в чёрную кожанку, и второй в помятом костюме тоже высокий, но из-за худобы кажущийся ещё выше, чем есть. Наседая на водителя такси, сидевшего за рулём, парни громко что-то требовали. Иван, продолжив идти, невольно прислушался к разговору.

– Ну, ты чё, баран, не понял, – верзила ткнул пальцем в грудь водителя, – гони бабки. Третий раз повторять не буду.

– Ребята, я с утра на опохмелку не подаю, – водитель лысоватый мужичок средних лет, изо всех старался оставаться невозмутимым. – Такие лбы здоровые, сами бы могли заработать, а не выпрашивать.

– А мы не просим, мы требуем, – тощий скривил рот в пьяной улыбке. – На полных правах.

– Это каких ещё правах?

– Мужик, ты кому платишь? – вновь вступил в разговор верзила.

– Ясно кому – налоговой. Патент у меня муниципальный, могу показать.

– В сортире его показывай. Я тебе не про налоговую толкую, про «крышу». «Крыша» у тебя, мужик, есть?

– Да как не быть. Недавно на даче новую справил из оцинковки.

– Не, ты посмотри, Котёл, на этого шутника, – усмехнулся тощий. – Ты чё, не врубаешься? Мы, мужик, тебе про другую крышу толкуем. Усёк?

– Вертухай, этот баран сейчас меня досмешит, – терпение верзилы начинало истощаться. – Я его самого в оцинковку заверну.

– Ладно вам, ребята, чего вы, – водитель, быстро осмотрелся, но, не заметив как назло поблизости никого из коллег таксистов, сник. – Нет у меня денег.

– А ты думаешь, нас это волнует, баранье колесо? – верзила снова ткнул водителя в грудь. – Ищи. Время пошло.

– Заплати налоги и спи спокойно, – добавил тощий.

Неизвестно чем бы всё это закончилось для попавшего в переплёт таксиста, не вмешайся в разговор Добров. Иван никогда не боялся идти на конфликт, отличаясь редкой смелостью, а иногда и вовсе, казалось бы, совершенно бессмысленной отвагой. Так было и на «гражданке», и на войне. К тому же приученный за годы службы к не боязни самой смерти, Добров перестал испытывать страх перед чем бы то ни было. И уж никак он не испугался наглеющих у него на глазах молодчиков. Подойдя к такси – жёлтой подержанной двадцать четвёртой «Волге», он, не спрашивая разрешения, открыл переднюю дверцу и, забросив назад сумку, уселся на сиденье, лишь бросив: «Свободен, шеф? До Озерков не подбросишь?»

Парни, онемев на секунду от его бесцеремонности, тут же переключились на новый объект. Котёл хотел сразу же заехать в ухо подошедшему нахалу: нечего людей перебивать. Вертухай, как более осмотрительный, так поступать не спешил. Стоя у такси со стороны водителя, он заглянул в салон автомобиля и, встретившись взглядом с серо-стальными глазами помешавшего их разговору парня, сразу сообразил, что тот за ответной оплеухой не постоит. И ещё не известно, кто из потасовки выйдет победителем: бывший морпех Котёл или этот парень в десантном тельнике. Решив так, Вертухай едва заметным движением ощупал спрятанный во внутреннем кармане ствол, с ним никакой десантник ему не был страшен.

Котёл в отличие от своего приятеля был абсолютно уверен в своих силах; и не таких срубал одной левой.

– А ты кто такой? Что за фрукт, ё-моё? – зло бросил он, обходя машину. – Не видишь, такси занято.

Хамов Иван не любил с детства, по возможности всегда ставя таковых на место. Хладнокровный в любых ситуациях Добров многое мог перетерпеть, но было в нём что-то такое, что на дух не переносило наглости. И с детства же Иван хорошо усвоил, что с наглецами разговор всегда один и всегда на их языке – на языке силы. Добров хорошо помнил тот случай, который с ним произошёл в школе, классе в третьем. Тогда он совсем ещё пацан впервые столкнулся с проявлением людской наглости. Ивана долгое время доставал засевший в их классе на очередной год второгодник. Невзлюбил он Доброва за его фамилию, прямо прохода не давал. Иван долго терпел, пока, наконец, не вышла стычка с этим доставалой. Тогда они схватились в раздевалке, Иван уже не помнил из-за чего. Помнил только, что дрался отчаянно, часто не попадая, беспорядочно размахивающими кулаками по более опытному противнику. Но всё же один раз попал точно, поставив тому фингал. Победить не победил, уж слишком были разные у них весовые категории, но второгодник навсегда отстал. Это была первая драка в жизни Доброва, но после того случая он захотел научиться драться по-настоящему. И не просто драться, а уметь побеждать более сильного противника. Иван хотел достичь в этом совершенства. Поэтому Добров в своё время и пошёл заниматься боксом. Поэтому не переставал совершенствоваться в искусстве рукопашного боя и изучал все мыслимые и немыслимые системы боя с холодным оружием.

Выбравшись одним движением тренированного тела наружу, Иван подождал подошедшего вразвалочку Котла и, в свою очередь, обращаясь к верзиле, спросил.

– А ты разве, гнида, не видишь кто я?

Котёл, на мгновение онемел от такого обращения. В мозгу у него мелькнуло: что-то здесь не так; уж слишком уверенно держится противник. Бросив взгляд на десантный тельник, неожиданно встрявшего пассажира, на наколку ВДВ, на выросшую перед ним фигуру явно не слабака, Котёл ненадолго стушевался. Но его замешательство длилось считанные секунды. Заметив Вертухая, обходящего машину со стороны багажника и проклиная себя за нерешительность: какого-то хмыря испугался, Котёл решил быстрее покончить с наглецом. «Десантник говоришь, – подумал он, – да и хрен с тобой. Я тоже не в стройбате служил. Как-никак, два года от звонка до звонка в спецотряде морской пехоты. Семьсот тридцать дней сплошной боевой подготовки».

Котёл уже совсем собрался начать драку, как разговор начал подошедший со спины незнакомца Вертухай.

– Оно тебе надо, встревать за это чмо в такси? – спросил он. – Парень, у нас была тяжёлая ночь, и мы хотим хорошо отдохнуть. Ты усёк?

– Я тебя самого сейчас усеку. Ровно вполовину – Иван вполоборота повернулся к тощему. Так усеку, свои яйца три дня будешь от асфальта отскребать.

– Чё, такой крутой? – тощий осклабился, – ты знаешь, на кого дёргаешься? Про Качана слышал?

Иван быстро осмотрел с ног до головы худого. Противник из того никакой. Верзила посильнее будет, но, похоже, не очень поворотливый, к тому же весьма поддатый. Да чего тут рассусоливать: пора кончать с этим огородным маскарадом.

– Вот и валите к своему кочану на грядку, – Иван быстро, одним движением, наклонился в сторону тощего, и тот инстинктивно дёрнулся назад. – Меня ваш огород не интересует.

Заметив, что парни стоят в нерешительности, оторопев от его напора, Иван спокойно забрался обратно в такси. Однако дверкой хлопнуть не успел, Верзила быстро подставил длинную ногу. Тощий, приняв это за сигнал к действию, тоже ринулся вперёд. Дальнейшее произошло за считанные секунды.

Иван, словно распрямляющаяся пружина, привёл свой отлично подготовленный организм в действие, проведя первым движением рубящий удар ногой в живот верзилы. Послышался короткий крик боли, и туша Котла безвольно свалилась наземь. Вторым движением Иван выбрался из машины и, не останавливая движения, как и обещал, ударил тощего в пах. На этот раз крик раздался не такой короткий. Худой, сложившись, неприятно заскулил и, едва сдерживаясь, чтобы не заорать во всю мощь лёгких, сложил почти пополам своё длинное тело. Завершая успех, Добров обрушил на него град ударов, и уменьшившийся наполовину в росте тощий упал, уткнувшись окровавленным носом в нагретый утренним солнцем асфальт.

Одержавший полную победу Иван, тем не менее, расслабляться не стал. По опыту зная, что недобитый противник всё равно что не побеждён, он, подскочил к верзиле, намереваясь отправить того в окончательный нокаут, но остановился от возгласа выскочившего из машины таксиста.

– Парень, остановись. Убьёшь ведь придурка. Поехали быстрей в твои Озерки, пока менты не нарисовались.

Таксист, для которого всё произошедшее явилось полной неожиданностью, нисколько не растерялся. Быстро оглядевшись, он увидел, что свидетелей драки нашлось немного лишь парочка охающих неподалёку бабушек-торговок семечками. Но они, ясное дело, в счёт не шли. Но также таксисту было ясно, что ещё немного промедления, и свидетели, а то и сообщники побитых парней, обязательно найдутся. Поэтому надо было валить отсюда со всевозможной скоростью.

– Поехали, – Иван, выпрямившись, оглядел проделанную работу. Постепенно возбуждение поединка начало его покидать.

– А что с этими будем делать? – водитель кивнул в сторону растянувшихся на асфальте парней.

– Да, пусть себе лежат «качаны», может ещё подрастут, – Иван забрался в «Волгу» и, сильно, хлопнув дверкой, повторил маршрут. – В Озерки, шеф. Быстро домчишь – плачу двойной тариф.

Таксиста дважды приглашать не пришлось. Заскочив в ставший за долгие годы родным автомобиль, он мгновенно завел двигатель, со скрипом включил первую передачу и, осторожно выруливая со стоянки, чтобы не дай бог не задеть распластавшихся горе-наглецов, направил машину к выезду из города.