Читать книгу Седьмая свеча - Сергей Пономаренко - Страница 8

Проще было ему доехать до кладбища на машине, но, услышав шум отъезжающего автомобиля, Оля обо всем догадается, и вспыхнет очередной скандал – она придает этому слишком большое значение. Разговор с Олей весьма удивил Глеба: выходит, она подвержена суевериям и мистике, чего он не замечал за ней раньше. Впрочем, до этого случая подобных ситуаций не возникало. Ничего, завтра они вернутся в город и их жизнь войдет в прежнюю колею, в ней не будет места колдовству и мистике. Заблуждения Ольги можно понять – она выросла в этом селе, где ее маму, Ульяну, односельчане давно считали ведьмой. Вот так и делай людям добро! Возможно, теща разбиралась в травах, была целительницей, а ей приписали черную магию.

Глеб достал из багажника аккумуляторный фонарик, проверил его и остался недоволен – тот светил очень слабо. На подзарядку его у Глеба не было времени. Идти на кладбище он решил напрямую, а не кругом, по улице, благо, со зрительной памятью у него все было в порядке и дорогу он хорошо запомнил, хотя прошел этим путем всего один раз. Глеб, как ему показалось, незаметно вышел через калитку на улицу, и ночной мрак окружил его со всех сторон. Он постоял пару минут, ожидая, пока глаза немного привыкнут к темноте. Уличного освещения в селе не было, и рассчитывать Глеб мог лишь на слабый свет ночных светил – луны и звезд, едва проглядывающих на чернильном небе. Фонарик Глеб включил, когда отошел достаточно далеко от дома.

Ночь, как и время, меняет облик знакомых предметов и людей. Глеб шел по разбитой грузовиками дороге, и слабый луч фонарика ему плохо помогал – он то и дело спотыкался на неровностях, колдобинах. Дома, стоявшие по обе стороны улицы, были едва различимы в ночной тьме. Стояла глубокая тишина. «Так же тихо было и в прошлую ночь», – вспомнил Глеб, и ему стало не по себе. У него возникло ощущение, что село с наступлением темноты вымерло или затаилось в страхе перед чем-то неизвестным и потому еще более ужасным. Собачий лай изредка слышался где-то вдалеке, в этой части села собак как будто и не было. Странное село, странные его обитатели.

Вдруг ему вспомнился давно прочитанный рассказ с забытым названием, где главный герой определил по вою своей собаки, что его сосед – живой мертвец. Тут же Глеб успокоил себя – чего только не придумают писатели, чтобы привлечь читателя. Ведь в самом названии – «живой мертвец» – кроется явное противоречие. Если он живой, то никак не может быть мертвым, а если мертвый, то уже не живой. Жизнь и смерть – это противоположные полюсы. А если это другая разновидность, форма жизни? Может, человек, точнее, его душа после смерти попадает в параллельный мир, тогда привидения, призраки, фантомы – это посланцы оттуда.

Глеб вполголоса выругался, чтобы себя ободрить. Если он будет так об этом думать, то, пока дойдет до кладбища, запугает себя до полусмерти. «Почему до полусмерти, а не до смерти?!» – предательски вклинился внутренний голос.

– Все, хватит! – чуть ли не заорал Глеб.

Никогда эти темы его не интересовали и не волновали, и вот нате вам! А если размышлять об этом на кладбище, да еще ночью, к тому же после похорон, такое пригрезится, что мало не покажется!

Все очень просто. Он – житель большого города, привык постоянно находиться в сутолоке жизни, не знает, что такое настоящая тишина – шум в городе не смолкает даже ночью, особенно вблизи автомагистралей. Приходя домой, он включает и телевизор, и компьютер, находясь в автомобиле – приемник или магнитолу, в метро слушает что-нибудь записанное на плеер или забавляется гаджетом – наушники у него постоянно на ушах. Куда бы он ни шел, что бы ни делал, его неизменно сопровождают звуки. И он хорошо знает, к чему они относятся. Здесь совсем другое дело – приходится слушать тишину, если же возникает какой-то звук, то он зачастую не знает его природу, а все неведомое страшит.

То же самое относится к темноте и одиночеству. Можно представить себя в городе в полной темноте и с ощущением, что никого вокруг нет? Даже ночью в темном безлюдном парке ты знаешь, что, выйдя из него, окажешься на освещенной улице, среди людей. Здесь ты предоставлен сам себе и имеешь в наличии эти три пугающих фактора: тишину, темноту, отсутствие людей. В такой обстановке человек сам придумывает страхи! Вот так из ночных фантасмагорий людей с расстроенной нервной системой и богатым воображением возникли персонажи страшилок. А далее эти страхи индуцировались при общении в сознание других людей. Эти рассуждения Глеба ободрили, ему даже показалось, что темнота разочарованно отступила и стало немного светлее. Так размышляя, он незаметно подошел к усадьбе, через которую можно было прямиком попасть на кладбище. И вдруг у него возникло ощущение, что что-то не так, что-то он упустил из внимания, очень для него важное. Может, он ошибся домом и сворачивать надо было не сюда?

Глеб посветил на металлическую калитку, покрашенную зеленой краской, рядом с ней он увидел перекошенные ворота, сваренные из труб, в середине образующих «солнышко». Местами ворота основательно проржавели. Именно этим путем он возвращался с кладбища. Но чувство, что он делает что-то не то, еще больше усилилось. Он решительно подошел к калитке и, просунув в щель руку и повернув щеколду, вошел во двор. Ему было неудобно без разрешения идти через чужой двор, но что было делать? Не будить же хозяев, чтобы спросить у них разрешения? «Вы позволите мне пройти, так как внезапно возникла необходимость ночью сходить на кладбище?» Глеб даже представил себе выражение лица хозяина после такой просьбы и улыбнулся. Это его позабавило.

Глеб вошел во двор. Он помнил, что надо обойти дом, а там огородами, по прямой, дойти до грунтовой дороги (других здесь не наблюдалось) и по ней выйти прямо к кладбищу. Собаки во дворе не было, иначе она бы уже лаяла. Не то что он боялся собак, но не любил, когда они разгуливали свободно, без поводка и намордника. В таких случаях у него почему-то начинало сосать под ложечкой, но сейчас он предпочел бы, чтобы собака все же здесь была, конечно, на цепи, и очень короткой. Что-то ненормальное было в том, что собаки в этой части села отсутствовали. Он осветил фонариком крыльцо и неожиданно узнал дом Мани. И буквально остолбенел от этого открытия – чувство надвигающейся беды овладело им.

Как могло случиться, что, возвращаясь с кладбища, он не обратил внимания на то, чей это дом? Ведь он не был сильно взволнован – смерть и похороны тещи не вызвали в нем особых эмоций. Он с тещей очень мало общался, почти ее не знал. По теще он скорбел, как и по любому человеку, ушедшему из жизни. Прожила она достаточно долго, так что не приходилось сожалеть о ее безвременной кончине. Глеб жалел беспомощных стариков и не хотел дожить до немощного состояния.

Глебу показалось, что Маня притаилась за входной дверью в той же тоненькой ночнушке на голое тело и ожидает его, чтобы увлечь на софу. Он с испугом посмотрел на дверь, когда обходил крыльцо. «И пенсионное удостоверение под подушкой!» Глеб разозлился на себя и дальше пошел не оглядываясь. Вдруг ему послышалось, что дверь скрипнула, но он так и не обернулся.

По убранным огородам с утрамбованной сухой землей идти было несложно – здесь было принято перекапывать их только весной. Непроглядный мрак ночью бывает лишь в лесу, в замкнутом пространстве помещений, но не в чистом поле, так что тут ему было комфортнее, чем на темной, узкой, мрачной улице.

Начал моросить мелкий дождик, и Глеб надел на голову капюшон, спрятанный в воротнике куртки, затянул молнию под подбородок. Сразу похолодало и стали мерзнуть руки, особенно та, что держала фонарик в металлическом корпусе. Глеб попеременно отогревал руки в карманах. Огороды закончились, и он вышел на грунтовую дорогу, которая должна была вывести на кладбище, а потом огибала его дугой. Вдруг фонарик замигал и погас. «Этого еще не хватало!» Глеб начал его трясти, но, поняв бессмысленность своих действий, сунул его в наружный карман куртки, тот сильно оттопырился и мешал при ходьбе, неприятно колотя по боку. Рука, оставшаяся без теплого прибежища – кармана, стала мерзнуть. Глеб опустил молнию и, как Наполеон, заложив руку за борт куртки, продолжил путь. Отсутствие источника света сильно затрудняло продвижение вперед, но не делало предприятие невыполнимым.

Насмехающаяся ущербная луна в беззвездном небе, таинственное во мраке ночи кладбище, тишина, пронизанная множеством непонятных звуков, будоражащих фантазию, – все это воспринималось как романтика безвозвратно ушедшей юности. Глеб почувствовал, что им овладевает минорно-ностальгическое настроение, будящее воспоминания о прошлом, когда все было просто и понятно: белое было белым, черное – черным, а дружба – святой и нерушимой. Он подумал, что сотворил очередную глупость – поперся ночью на кладбище, чтобы набрать земли. Зачем, спрашивается? Ведь в религии и в церковных ритуалах главное не атрибутика, а вера. И обычная земля, взятая в другом месте, сгодилась бы для запечатывания могилы. Глеб остановился, но подумал: «Ну не возвращаться же назад, когда до цели рукой подать! Наберу земли с могилы, раз уж нахожусь здесь».