Читать книгу Пока вращается Земля. Избранная лирика - Сергей Поваляев - Страница 2

Пока  моей Земле кружить,

средь света звёзд, неторопливо,

ещё не время мне сходить,

ещё не время мне сходить,

я пассажир вполне счастливый!

Счастливый тем, что на груди,

от Мамы, оберег-дружочек.

И концевые впереди,

и концевые впереди —

ещё никто не напророчил!

Пока те два окна горят,

и годы свет не затушили,

где любит Женщина меня,

где любит Женщина меня —

дай Бог, чтоб также вас любили!

Пока моей Земле кружить,

счастливым быть не перестану!

Ещё не время мне сходить!

Ещё не время мне сходить!

кружить я с нею не устану!

Я словно глух, я словно глух —

всё не услышать мне тебя.

Пропавший звук, пропавший звук —

играет скрипка про себя.

Рука ведёт, рука ведёт

смычок, просыпав канифоль.

Но музыка там не найдёт

звучанья струн – одна лишь боль.

Но шепот твой рожденьем губ —

Люблю тебя, люблю тебя —

мне снова возвращает слух.

И звук доходит до меня.

По струнам вновь смычок ведут,

скрипка диезы шлёт свои.

Я словно за смычком иду,

и слышу музыку любви.

Вот падает  ещё,

вдали, одна звезда.

Вот август мой прошёл —

и ничего нельзя

уже вернуть назад,

с желанием моим.

Антоновок опад

осенний сад дарил!

Было в душе ненастье.

Холила Осень тоску.

А кто-то взял, и на счастье,

собрал золотую листву,

в душевный букет для Любимой,

пока шли костры разжигать,

готовясь туда, всем не милые,

последние листья бросать.

Плащами крыш, мой город серых крыс,

бегущий под дождливыми ручьями.

И этими скользящими руками

не застегнуть себя ни вверх ни вниз..

В лицо бросает мне шершавый лист,

словно перчатку, злой надменный ветер.

Дуэль назначена, средь фонарей, на вечер —

моя и осени, в аллее скучных лиц.

Дробь ржавых труб свою доносит фальшь,

а одноногий дождь всё верит слепо,

что он способен сделать выход степом

и удивить весь городской асфальт.

Но поднимает настроение опять

девчонка с зонтиком, красивым и нездешним,

и юбочка короткая, конечно,

и взгляд от ног красивых не унять!

Неба вдруг пролилась просинь

паутинка метит след.

Ставит свет фотограф – осень,

будет золотой портрет.

Я вхожу в аллею парка,

как в начало своих снов,

где, как памяти подарок,

моя нежная любовь.

И, быть может, на скамейке

мои юные стихи —

тетрадь школьная в линейку,

откровения мои.

Есть нежность рук и губ блаженство.

А ночь так глупо коротка.

И что любви ей совершенство?!

Она в своём, в ночном права.

И ходит, и бурчит не к месту,

мнёт фиолетовую бязь,

А за окном июнь-повеса

бесстыдно всё стремится снять.

Ложатся тени под луною,

как чертенята, на асфальт.

А мы опять не спим с тобою.

У нас любовь, нельзя нам спать!

Ваятель высший, образ лепит,

как нежно грудь твоя нага.

И губы тянутся навстречу.

А ночь, так глупо коротка.

Старое разбилось на осколки —

звон хрустальный нем уже давно.

Что, осталось от бокала только —

на полу чудесное вино.

А мы не поймём, что нам дороже:

старый тот разбившийся хрусталь,

или же вина глоток возможный,

что не удалось испить, а жаль?

Роза тёмная печали.

Роза алая любви.

Эти цвета два случайно,

вдруг соседство обрели.

Только будет что за радость,

если вместе их возьмёшь?!

Ведь любовь с печалью рядом,

как букет, не поднесёшь!

Не зажигайте свет, я вас прошу!

Мне одному уютно ночью в кресле.

Зажжёте – и окажемся мы вместе,

а это ни к чему, я вам скажу.

Луна две тени бросит на паркет,

как будто павших на дуэли чести.

Мне одному уютно ночью в кресле.

Я вас прошу, – не зажигайте свет!

Была молчаливо сдержана.

В глазах притаилась печаль.

И говорила вежливо,

как будто о чём-то жаль.

И от всего отстранённой

порою казалась она.

Была ли она влюблённой,

дружила ль с душою весна?

Возможно, когда-то и было

то счастье в жизни её.

И в памяти сохранилось

поныне всё это ещё:

прохладная ночь до рассвета.

объятья до неги в груди,

его поцелуи приветные,

и обещанья любви…

Но короток век обещаний-

и всей любви одна ночь.

Остались лишь горечь прощанья,

и всё уходящее прочь.

Вот и выходит быть сдержанной,

Печаль не скрывая в глазах.

А хочется снова, как прежде,

чтоб к сердцу, и на руках!

Но от всего отстранённой

приходится вежливо быть.

Не потому, что влюблённая,

А просто любовь не забыть!

Называют нас по имени и отчеству.

и по делу уважительно звонят.

Города похожи одиночеством —

в миллионы глаз своих горят.

В миллионы глаз, а мне б иконку

в свете одинокого окна,

Там, где на мгновенье, ненадолго,

мелькнёт тень знакомая одна.

Мелькнёт, словно повод ожиданья,

словно миг невысказанных грёз.

Город спит в огнях, и он не знает,

как похожи одиночества, до слёз!

Город…

Ты ещё не спишь.

Только шёпот крыш

над краешком окна,

где высь

всех домов одна —

броском рыжей рыси.

Тишина…

Усни,

мой малыш,

моя Любовь,

мой Мир.

сон глупыш

читает вновь

сказки Братьев Гримм.

Космос —

звездный рой

летит.

Волос,

локон твой

лежит.

на сказках.

Всё спит.

Без Любви, жизнь – сирота,

прислониться не к кому!

И выходит – никуда

без Любви поэтому!

Половинками живут

человеки странные.

Хорошо, если найдут

свою они желанную.

Половиночкам Любви,

как сердцам – не можется!

Но мгновением судьбы

в целое всё сложится!

А что сложится, тогда

всё сами и увидите:

Жизнь в Любви не сирота,

когда есть родители!

Снимите перчатку, возьмите руками

рассветную розу с уколом шипами.

И капелька крови пусть ваша прольётся,

и в нежных бутонах она не свернётся.

и в белизне загорится рубином.

Его поцелуют губы любимой.

Прижмут и, в уколе шипами до боли,

к рубину добавят свою каплю крови.

И белые розы меняют свой цвет,

а капли Любви дарят алый букет!

Наши песни повсюду слышны,

им привольно на свете живётся.

Поэт рифмы сложил для души —

скоро музыка к рифмам проснётся.

Композитор – поэзии друг,

эти рифмы берёт в свои руки.

И рождением клавиш, идут

ещё робкой мелодии звуки.

У рояля бессонно творят,

рука об руку две эти Музы..

То аккорды чего-то шалят,

то слова не ложатся в их лузы.

Но забрезжит в окошке рассвет,

и сойдутся на нотной бумаге

то, что мучил душою поэт,

и мелодии будущий шлягер.

Наши песни повсюду поют,

с ними словно душою моложе.

И две Музы душою живут,

и душе жить без них невозможно.

Снова клавиши гладит рука,

музыкальною темой в начале.

К новой песне стремится строка,

нотный лист её ждёт на рояле.

Осень, осень… Плащик под береткой.

На ресницах скучные дожди.

Подари любимой Бабье лето.

Просто так, возьми и подари.

И ещё, если тебе не трудно.

Осень, попрошу тебя —

Ты шепни любимой ранним утром,

Что подарок этот от меня.

Я уйду, невзначай,

как уходят рассветные звёзды,

всю ночную печаль,

растворив в хлади сонной реки.

Я уйду. невзначай,

как бы ни было это непросто,

после встречи – «прощай»

говорить, на излёте руки.

Наши верные птицы —

наши души, вспорхнувшие в небо,

улетают далёко, только не зимовать.

Улетают туда, где осталось усталое эхо,

журавлиного клина клёкот припоминать.

На столе стынет чай.

Чашка старая – профиль японки.

Вот и вся благодать,

от житья моего.

Я уйду невзначай —

две строфы на клеёнке.

Только-то и всего,

что кому-то я смог пожелать.

Я уйду невзначай,

как уходят рассветные звёзды,

всю ночную печаль,

растворив в хлади сонной реки.

Я уйду невзначай,

Как бы ни было это непросто,

После встречи – «прощай»

говорить, на излёте руки.

Мне назначает цену время

За все минуты бытия.

Как ситец, их длину отмерит

И торговаться здесь нельзя.

Всё точно и по прейскуранту-

Давай, выкладывай на жизнь,

Пока заведены куранты —

Не мелочись, не мелочись…

Не уставайте удивляться,

писать наивные стихи,

опять, как в первый раз, влюбляться,

по-детски, глупости нести.

Не уставайте быть счастливыми

дождливым и погожим днем,

и постарайтесь быть терпимыми

к тому, кто этим обделен.

Не уставайте удивляться.

хотя бы даже потому,

что дважды, попросту, рождаться

не удавалось никому.