Читать книгу Цусимские хроники. Не тихий Тихий океан - Сергей Протасов - Страница 4

Но Дальний Восток, он на то и дальний, чтобы из всяких Европ долго все докатывалось. Во Владивостоке пока лишь на главном штабном уровне знали (точнее говоря, подозревали) о возможной скорой «перемене ветра», но молчали и виду не показывали. Но вовсе не потому, что хотелось шашкой помахать. Навоевались уже досыта. Скорее, опасались ответной реакции снизу. Потому как все было по-русски. Запрягали долго, потом наконец поехали, а сейчас и понесли. Попробуй теперь останови.

Тем временем все, что ниже, жило своей обычной жизнью. Война вроде бы ушла куда-то за море, оставив на берегу только напряженную суету, скрашиваемую достойным вознаграждением за труды и предвкушением чего-то лучшего, непременно ждущего впереди. Город развивался и отстраивался невиданными доселе темпами. Уже думали, как жить после войны, и начали проявляться другие приоритеты.

По кабакам ходили упорные слухи о несметных россыпях серебра и даже золотого песка и самородков, перехваченных на контрабандистских шхунах, пробиравшихся из Охотского моря. Что это благодаря содержимому их трюмов, выменянному ушлыми американцами на спирт у коряков и эвенков в окрестностях Охотска и Олы, наполнилась казна наместничества на Дальнем Востоке.

Изрядно подогревали подобные пересуды и появившиеся во Владивостоке чиновники казначейства, которых ранее здесь отродясь не видели. А особенно их неизменное сопровождение вооруженной охраной и жандармами, коих тоже стало намного больше.

Поговаривали, что Линдгольм уже подбирает знающих, опытных людишек для промышленной разработки богатых золотых россыпей, найденных на том далеком и опасном берегу. И никого не смущало, что короткое лето в Охотском море кончилось, а зимой там делать нечего, поскольку кроме охоты заняться нечем. А это ремесло кормит коренных жителей, конкурировать с которыми бесполезно, да и опасно.

Официальные комментарии о начале национализации предприятий российских и иностранных подданных, уличенных в организации недавних беспорядков и обвиненных в государственной измене, (чем на самом деле и занимались указанные чиновники) считали отговорками, призванными скрыть истинную суть вопроса. Авантюристам, которых в здешних местах всегда хватало, кружило головы золото, что мерещилось им всюду.

Но слухи слухами, а дела тоже делались. Причем едва ли не с еще большей основательностью. В условиях, когда судоремонтные мощности Владивостока в значительной степени отвлекались на срочное оборудование большого числа пароходов для перевозки войск, появился большой риск не успеть уложиться с ремонтами в сроки, что изначально давал штаб наместника. Даже при условии круглосуточной работы, в том числе и экипажей, времени все равно не хватало.

Грохот кувалд, заклепочников и прочего инструмента дополнялся лязгом и скрежетом передвигаемого, поднимаемого или отчищаемого железа, шипучим треском сварочных аппаратов. Эта «музыка» в порту и в бухте Новик не стихала ни днем, ни ночью. Густой дух битума, олифы, грунтовок, всевозможных лаков, красителей, отвердителей и пропиток, ежедневно расходуемых даже не ведрами, а бочками, не успевало разгонять ветром.

К обычным запахам большого ремонта на корабле теперь во многих местах обильно примешивался новый, совсем необычный. В Золотом Роге и бухте Новик одновременно работало по несколько сварочных бригад. Такого размаха подобные технологии еще никогда и нигде до сих пор не достигали.

Помимо значительной экономии времени отсюда вытекали и некоторые не столь приятные побочные эффекты. Теперь всюду проникал еще и «аромат» озона, «настоянный» на выжженных краске, сурике и ржавчине вперемешку с горелым металлом. Сначала такое амбре вызывало изрядную тревогу. Но скоро убедились, что вреда это не несет, а его источник делу помогает, причем весьма заметно.

Заметно не только в плане ускорения работ, но и чисто внешними проявлениями. Особенно эффектно все выглядело в темноте, когда яркие всполохи рукотворных молний, плавивших металл, озаряли небо, воду и все, что было вокруг. Голубоватое зарево, беспрестанно мерцавшее над Золотым Рогом, мастерскими в бухте Уллис и бухтой Новик, видели издалека.

Во всех храмах священники каждый день твердили своей пастве, что это не бесовские огни, не адово пламя, рвущееся наружу, а сила молнии и грома небесного, божьим промыслом поставленная в помощь нашим ратникам для одоления вероломного супостата на суше и на море. Но помогало слабо. Набожные старушки, наблюдая страшное сияние, беспрестанно крестились и бормотали молитвы. Хотя, конечно, привыкали потихоньку.

Несмотря на увеличившийся за последние полгода в несколько раз штат рабочих механического завода и всех частных предприятий, обслуживающих флот, квалифицированных специалистов все еще остро не хватало. Были наняты все немецкие мастера, уже закончившие устанавливать свое оборудование в цехах, но и это не сняло полностью кадровый дефицит. Радовало, что хотя бы нужные материалы теперь имелись в необходимых количествах.

Несмотря на все оптимизации, рационализации и прочие ухищрения, даже с таким весомым кадровым подспорьем начальник порта контр-адмирал Греве вынужден был раз за разом докладывать на внеочередных совещаниях, что не успевают. К его удивлению, это принималось довольно легко. Из-за накопившейся усталости и хронического недосыпания он даже не пытался такое анализировать. Не намылили холку, и ладно. И сразу переключался на свое, насущное по должности, будь она неладна!

«Камчатка», вернувшаяся с Цусимы, вынужденно выпадала из общей работы, поскольку сама нуждалась в ремонте. Простреленный нашим же снарядом еще при штурме Цусимы котел совершенно вышел из строя. Почти все главные и вспомогательные механизмы также были изношены до критических пределов. В связи с этим ее, как и кое-что ранее, вывели в резерв. Специалисты фирмы «Сименс» сняли станцию беспроволочного телеграфа и готовили к установке на один из транспортов.

Сейчас плавмастерская стояла в бухте Золотой Рог, задвинутая в дальний угол, с погашенными котлами и холодными машинами в ожидании своей очереди на завод. А ведь при составлении планов на нее рассчитывали совсем с другой стороны. Всех ее мастеровых перевели на берег или загрузили работой на эскадре, но образовавшегося «провала» такие меры все равно не выправили.

Снова всемерно помогали железнодорожники Никольск-Уссурийска, едва закончившие выполнение срочных заказов армии. Вся скудная промышленность Хабаровска, полностью переведенная на военные рельсы, также круглосуточно работала в интересах Тихоокеанского флота.

Но все равно – зашивались. Был и брак, который приходилось переделывать, со склоками и скандалами, когда дело доходило до того, кто за это заплатит. По этой причине росло недовольство властей на местах. Кое-кому из генерал-губернаторов казалось, что с войной покончено, а потому пора снимать удавку осадного положения и выходить из прямого подчинения наместнику. Добавил поводов для административного недовольства и еще один момент.

С целью дальнейшего усиления обороны Цусимы уже 2 октября туда отправили очередной конвой, состоявший сразу из семи судов. Пароходы «Ангара», «Борго», «Гапсаль», «Малазиен», «Галатея», «Олаф» и «Фальке» под охраной броненосцев береговой обороны и трех эсминцев благополучно достигли пункта назначения, доставив части 31-го и 32-го Восточно-Сибирских полков для усиления гарнизона, а также продовольствие, топливо, боеприпасы и машинные материалы, необходимые для функционирования мастерских Такесики.

Кроме того, на нем отбыли сразу десять переводчиков с японского языка. Целый отдел штабной канцелярии, специально сформированный для нужд цусимского гарнизона. Такое расточительство чрезвычайно ценных кадров было осознанной и остро необходимой мерой противодействия японскому шпионажу. Особым циркуляром наместника императора на Дальнем Востоке штабу островного гарнизона строжайше предписывалось отныне полностью исключить доступ местных к любой внутренней документации. Подобные категоричные предписания разослали и по другим штабам, вместе с делегациями «толмачей» для решения проблем, напрямую связанных с их исполнением.

Но этому предшествовало немало споров. Простых штабных предписаний отказаться от услуг местных и сформулировать заявки на минимально необходимый штат подобных сотрудников оказалось недостаточно. Михаила, самого рьяного сторонника немедленной коренной реорганизации правил соблюдения секретности при обработке документации, мягко упрекали в неопытности. Даже если в глаза и соглашались с ним, как-либо реализовывать его нововведения не спешили.

Продавить такое решение через все инстанции даже титулом великого князя, регента при наследнике и наместника императора на всем Дальнем Востоке оказалось не просто. На местах считали уже работающих сотрудников (по бумагам корейцев или китайцев) достаточно надежными и проверенными временем.

Изобличение многих из них как лазутчиков, имевшее место после резкого усиления сыскной деятельности специального корпуса жандармов, ситуации не изменило. Серия газетных статей, перепечатанных из столичных газет о скандале, связанном с арестом преподавателя японского языка при Санкт-Санкт-Петербургскомуниверситете Ёсибумо Курано[3] за саботаж и сотрудничество с японской разведкой, тоже. Даже после огласки на внеочередном заседании дальневосточного Военного совета последних, откровенно шокирующих данных о вскрытии разведывательных и диверсионных сетей на крупных узловых станциях и во всех приморских крепостях, нашлись те, кто усомнился.

Вслух, конечно, не высказались. Но по углам перешептывались. Виданное ли дело, чтоб священнослужители – и на содержании у японских шпионов! Да быть такого не может! Да чтобы «духовная миссия», да на деньги Священного синода и шпионские книжки печатала![4] Это уж вы хватили, любезный!

Но чаще всего объяснялось это неверие простым нежеланием менять уже сложившуюся практику. Генералы, почуяв, что власть сменилась, расслабились. А что? Пока еще Михаил в курс дела войдет… Японца уже, считай, добили. Можно и выдохнуть в ожидании заслуженных почестей. Стоит ли суетиться?

Однако новый наместник императора, несмотря на молодость, был настойчив, а местами даже суров. Хоть до повышенных тонов на грани грубости, как при Рожественском, и не доходило, но по вниманию к мелочам и требовательности в исполнении собственных распоряжений, отданных даже мимоходом, он приближался к предшественнику. К тому же и на расправу тоже скор. После пары арестов за саботаж, выражавшийся, согласно официальным формулировкам обвинения, «в умышленном нарушении сроков введения новых правил штабного делопроизводства», дело сдвинулось.

Перетасовка «обслуживающего» штабного звена оказалась далеко не единственной диковиной, спешно вводимой в оборот. Отправка конвоя на юг по времени совпала с публикацией в прессе указа о формировании из батальонов, участвовавших в самой первой высадке в проливе Цугару сводного Цугарского полка. В этой связи, при скрытом попустительстве штабов, в газеты просочилась информация, что в скором времени предполагается приступить к формированию и Фузанского полка. Недолго японцам там сидеть осталось.

Подобные слухи, шедшие с самого верха, стали одной из частей совершенно новой, информационной составляющей этой войны, которую предполагалось развернуть в полную силу. Кроме военной части предстоящей операции, разработка которой продолжалась с прежним усердием, с самого начала продумывалась ее пропагандистская и даже политическая часть в долгоиграющей перспективе.

В рамках этих планов нашему военному представителю в Шанхае полковнику Дессино, совместно с купцом Гинсбургом, еще в середине сентября поставили задачу: «организовать вербовку нескольких, не обязательно широко известных, но достаточно бойких на слово английских, немецких, французских, итальянских и американских журналистов для тайной поездки в Токийский залив в разгар его штурма». Цель и конечный пункт назначения, естественно, не разглашались. Зато гарантировалась сенсация небывалой величины, о которой станет известно миру именно и исключительно благодаря им.

Первым, посвященным в эту великую тайну, оказался немец из шанхайской газеты «Чифу Дейли Ньюз» Адольф Банер, с которым Дессино уже имел дело еще зимой. Тогда этого репортера нанимали для прикрытия разведочной деятельности буксира «Индустри», и его действиями в непростой ситуации, за всем этим последовавшей, остались довольны.

Немногословный, в отличие от большинства представителей его профессии, и всегда серьезный, он производил впечатление человека, на которого можно положиться в серьезном деле. Поняв, о чем идет речь, он сразу заявил, что широкая огласка будет неуместна. Появится огромное число желающих, причем каждый начнет свою рекламную кампанию с целью получить максимальные авансы от издательств. А излишняя шумиха в таком деле ни к чему. Так что остальных собратьев по цеху он подбирал уже сам. Результат получился неожиданным и спорным. Настоящим «бриллиантом» в собранной им «коллекции» оказался Редьярд Киплинг.

Причем англичанин сам пришел в редакцию газеты и заявил, что намерен участвовать в предстоящей экспедиции. Каким образом он узнал о вербовке и что имел в виду под «экспедицией», так и осталось загадкой. Сам он в ответ на прямой вопрос полковника Дессино лишь с хитроватой ухмылкой на лице напомнил, что в молодости был неплохим репортером.

С этой кандидатурой сразу возникли определенные трудности, поскольку фигурой он был известной. Водил дружбу с Сесилом Родсом, являвшимся символом британского колониального империализма, выступал в поддержку Англии в Англо-бурской войне, в то время как Россия сочувствовала бурам. И сейчас вряд ли сменил свои приоритеты[5]. К тому же эта подозрительная осведомленность?! Решения такого уровня с политическим душком могли принимать только в штабе наместника.

Гинсбург и Дессино, после недолгих размышлений, отбили кодированную телеграмму соответствующего содержания во Владивосток и были уверены, что спихнули проблему. Но высокое начальство молчало, а сроки поджимали. После еще двух безответных запросов на свой страх и риск им все же пришлось давать ему допуск под свою ответственность. И немедленно после этого свернуть всю кампанию, ставшую излишне популярной.

К тому времени удалось привлечь, кроме уже названных персон, еще одного француза. Причем вовсе не журналиста, а совсем еще молодого начинающего публициста. Банер рекомендовал его как мастера ироничного романтичного рассказа. Насчет романтичности сомневаться не приходилось. Этот двадцатилетний юноша примчался в Шанхай вообще без денег, бросив работу на фабрике отца, под впечатлением от газетных публикаций о войне, в частности о партизанах Сахалина. Что же касается мастерства, тут судить сложнее. Но тот факт, что всего за неделю в Шанхае он успел уже отметиться в «Чифу Дейли Ньюз» парой статей под псевдонимом Андре Моруа[6], спровоцировавших заключение двухмесячного контракта с отдельным постоянным окладом, внушал оптимизм.

Когда дело дошло до подписания договора, выяснилось, что этот Андре из выкрестов немецко-еврейского происхождения. Его семья перебралась в Нормандию после франко-прусской войны и приняла католицизм. И его настоящее имя – Эмиль Соломон Вильгельм Эрзог.

Сам Дессино идеи антисемитизма не разделял, в первую очередь исходя из интересов дела. Но как наверху рассудят? Он вспоминал потом: «Тогда, помнится, сразу появились сомнения, что вербовка идет как-то не так. Ни у меня, ни у Банера, даже у Гинсбурга опыта в подобных делах не было. И как такое будет воспринято в штабе, мы не знали. Но после Киплинга подобные нюансы казались уже сущей ерундой». А Эмиль-Андре не подвел!

В итоге компания подобралась хоть и тесная, но зато колоритная. В таком составе их и вывезли из Шанхая на норвежском пароходе «Анфрид», загруженном провизией. Переход Японским морем с вливанием в караван возвращавшихся с Цусимы судов и броненосцев их эскорта оказался скучным. Зато во Владивостоке ждал сюрприз. Там к ним присоединился еще один неожиданный участник «проекта». Это был американский военный корреспондент Джек Лондон[7].

Его привлекли события, связанные с антибраконьерскими экспедициями у камчатских берегов и Командор. Об этих рейдах ходили самые невероятные слухи на всем западном побережье, особенно в Датч-Харборе и Сан-Франциско, где уже много лет был хорошо отлажен рынок сбыта богатой добычи, вывозимой из русских земель и вод.

Редакция «Сан-Франциско Кроникл» обещала солидные гонорары за репортажи с котиковых промыслов Охотского и Берингова морей, откуда вернулось уже несколько разгромленных браконьерских флотилий. Но желающих так сильно рисковать в благополучном Сан-Франциско не было.

Находясь гораздо ближе к месту событий, Джек знал больше и сразу смекнул, как можно на этом заработать. Имея в прошлом немалую парусную практику, он решил завербоваться простым матросом на одну из наших дозорных шхун. Туда как раз добирали экипажи, вербуя почти всех подряд.

С попутным транспортом также проблем не было. Имелся даже некоторый выбор. Конечным пунктом сложного маршрута американского углевоза «Барракуда», доставившего его в Россию, был Николаевск-на-Амуре. Но перед этим пароход зашел в залив Америка, где и сошел пассажир. Оттуда уже на попутных парусниках, кстати говоря, частью трофейных, в том числе и браконьерских американских, таскавших теперь сучанский уголек, он и добрался до крепости. При этом попутно посвятил пару дней сбору материала для своего первого репортажа, изучая быт и условия труда на копях и только еще осваиваемой сучанской узкоколейке. Общался преимущественно со своими соотечественниками, некоторым передав телеграммы из дома.

Странного в этом ничего не было. О том, что в тех местах перевоспитывались и браконьеры-иностранцы, известно было далеко за пределами залива Петра Великого. Только благодаря такому резкому расширению штата «специалистов широкого профиля» стало возможно увеличение добычи при одновременном параллельном восстановлении поселка, пострадавшего от бунта.

Но своим появлением в обход таможни Владивостока, а особенно задаваемыми специфическими вопросами беспокойный Джек быстро заинтересовал жандармов, все еще пребывавших во взвинченном состоянии после недавних кровавых событий. Те, опросив нескольких его собеседников, а также неожиданно быстро наведя справки «по месту прописки», оказались не на шутку встревожены новостью, что гость, имевший паспортные данные на имя Джон Гриффит Чейни, входит в Социалистическую партию Америки. Причем не на бумаге, а по факту. При этом и «состоял», и «привлекался», и даже неоднократно. Приказ на арест, пока домашний, в пределах гостиничного номера, последовал незамедлительно, и только потом начали вдумчиво разбираться.

Пока в жандармском управлении гадали, куда его девать, засылая запросы в штабы всех уровней, пришла докладная от Дессино с сожалением о явном недоборе в формируемой им команде в связи с вынужденным досрочным прекращением тайной «мобилизации». Учитывая гражданство и быстро набираемую популярность поднадзорного на его родине, в штабе наместника решили помочь шанхайским «товарищам», заодно спихнув лишнюю головную боль в виде потенциального подрывного элемента куда подальше. Тем более что сам клиент оказался вовсе даже не против.

Заполучить в свое распоряжение таких «рекрутов» только что специально сформированный пресс-отдел при наместнике даже не рассчитывал. Пришлось на ходу перекраивать всю предполагаемую методику освещения предстоящих событий. Да и в бытовом плане появились определенные сложности. Все же обеспечение приемлемых условий для простого командированного журналиста и уже известного писателя далеко не одно и то же.

Зато, воспользовавшись обозначившимися достаточно громкими именами, которых, учитывая уже сложившуюся репутацию и связи, в дальнейшем будет трудно упрекнуть в предвзятости, начали прорабатывать вариант привлечения и других известных иностранных публицистов в качестве независимых наблюдателей на предстоящих прямых переговорах о мире с японским императором. Но этот вопрос требовал еще многих согласований на самом верху, так что огласке пока не предавался.

Главной целью было, исходя из уже имевшегося опыта с оперативным освещением результатов кратковременного пребывания японских войск на Южном Сахалине, обеспечить, таким образом, максимальную публичность. Учитывая эффект, произведенный всего лишь несколькими газетными статьями, и – самое главное – ответную реакцию, предполагалось в ближайшей перспективе оказать такими фамилиями должное сдерживающее влияние на «жаждущих крови» политиков некоторых развитых стран. Причем список этих фамилий решили даже расширить, подобрав еще несколько кандидатов и отправив соответствующие телеграммы Дессино и Гинсбургу.

Одновременно так же планировалось использовать и некоторых репортеров, окопавшихся во Владивостоке. Часть из них уже сотрудничала ранее со штабом Тихоокеанского флота. Проявившие наибольшую беспристрастность в своих статьях должны были отправиться в этот поход вместе с эскадрой. Отбором претендентов уже занимался пресс-отдел штаба.

А для полковника Дессино имелось и еще одно особое параллельное жутко секретное и деликатное поручение. Поскольку даже в случае отказа Великобритании от открытого выступления в защиту Японии все еще оставался довольно значительный риск продолжения грубых провокаций, подобных той, что уже имела место у Цусимы, была разработана и реализована операция по дезинформации.

Зная о повышенном внимании к его персоне со стороны англичан и американцев с самого начала работы в Шанхае, ему, еще когда броненосцы стояли на Цусиме, отправили, якобы для срочной пересылки в Петербург, письмо-отчет о примененных в последнем эскадренном сражении новых бронебойных снарядах с повышенной проникаемостью.

В нем говорилось, что двенадцатидюймовые снаряды, доставленные железной дорогой в последней партии, благодаря корпусу из стали особой выделки, специальному наконечнику и особому устройству головной и хвостовой части гораздо стабильнее придерживаются траектории в полете, медленнее теряют скорость и поэтому легко пробивают даже толстые броневые плиты на значительных расстояниях. А из-за нового состава заложенной в них взрывчатки обладают большим за-броневым воздействием. Аналогичные боеприпасы для шестидюймовок на средних дистанциях боя уверенно пробивают броню, по толщине сопоставимую со своим калибром, и не склонны к рикошетированию или раскалыванию от удара.

Именно применение таких снарядов, от которых не спасает никакая, известная на данный момент, броня, и вызвало быструю потерю боеспособности, а затем и гибель японских броненосных крейсеров. Аналогичные по баллистике фугасы вызвали большие внутренние разрушения на бронепалубных крейсерах, не имеющих бортовой брони. Кроме того, такая форма снижает сопротивление воды, что позволяет им подныривать под бронепояс тяжелых кораблей и поражать незащищенную подводную часть борта на значительном углублении от поверхности. В таких случаях повреждения получались особенно тяжелыми.

Это письмо, согласно инструкциям штаба наместника, должно было «случайно» попасть на глаза заинтересованным лицам, после чего подлежало отправке нарочным в Петербург вместе с прилагаемыми пояснениями. Таким образом планировалось побудить потенциальных новых противников к максимальной осторожности в случае встречи даже с одиночным русским кораблем.

* * *

Результат организованной «утечки» совершенно секретной информации превзошел все ожидания. Правда, известно обо всем этом стало уже спустя много лет после окончания войны.

Первыми до нее добрались американцы. Их ответной реакцией стала официальная рекомендация морского секретаря САСШ на имя президента Рузвельта «О крайней нежелательности вступления в войну с Россией на данном этапе, ввиду явного подавляющего превосходства русской артиллерии на море». Подобная бумага отправилась и в конгресс уже в начале октября. Более того, в это же время из Вашингтона в английское адмиралтейство ушло предупреждение о появлении у русских новых мощных снарядов, чрезвычайно опасных для тяжело бронированных кораблей даже на больших дистанциях боя.

Это было уже второе сообщение, полученное британским адмиралтейством, о возможном применении русскими нового вида боеприпасов и неизвестных ранее способов стрельбы. За несколько дней до него из Японии пришел обширный аналитический отчет о третьем бое у острова Цусима, весьма встревоживший директора управления военно-морской разведки Чарльза Отли.

Его авторами являлись авторитетные офицеры Королевского флота, числившиеся в качестве наблюдателей британского адмиралтейства при японском морском министре. После проведенного ими опроса подобранных остатков экипажа «Адзумы» и команды «Токивы», единственного крейсера, пережившего тот бой, они пришли к выводу, что первые, пусть не решающие, но весьма тяжелые повреждения, безусловно повлиявшие на дальнейший ход сражения, японские корабли получили в самой завязке. Причем на дальностях, ранее считавшихся немыслимыми для ведения прицельного огня по маневрирующим целям. Ни высокая скорость хода, ни перемена курса не избавили от быстрых накрытий.

В отчете указывалось, что «Адзума» получил свой первый снаряд в самом начале перестрелки. Это попадание вызвало серьезные повреждения броневого пояса и обширные затопления в средней части корпуса, где стояла самая толстая броня. При этом башенные наводчики самого крейсера еще практически не видели свою цель, большей частью находившуюся для них за линией горизонта.

Несколько лучше защищенный крейсер «Якумо», также получивший аналогичное попадание в одном из первых залпов противника, имел сразу после этого заметный крен, что также говорит о вызванных им значительных подводных повреждениях. Но из-за гибели корабля и последовавшего сразу за этим пленения всех, кто выжил, точно установить характер этих повреждений сейчас невозможно.

Обследование спасшейся «Токивы» не дает ясной картины из-за больших разрушений, вызванных детонацией собственных боеприпасов, традиционно частично складированных в казематах. Но, учитывая дальность ведения боя в тот момент, ему, несомненно, предшествовали пробитие не тонкой крыши, а именно бортовой шестидюймовой брони каземата и последовавший за этим мощный взрыв внутри защищенного помещения.

Эти новости сильно встревожили первого лорда адмиралтейства графа Кавдора, выступившего резко против уже начавшего реализовываться последнего предложения первого морского лорда вице-адмирала Фишера. Тот, учитывая первые итоги противоборства русского и японского флотов у берегов Цусимы, набиравшего обороты с конца весны, развернул вектор приложения своих усилий на 180 градусов. С присущей ему энергией, вместо начатого по его инициативе сосредоточения всей броненосной силы в водах метрополии, он уже требовал немедленной отправки мощных эскадр непосредственно к японским берегам.

Кавдор назвал запланированный им перевод половины Средиземноморской эскадры в Тихий океан прямым путем к катастрофе. Воинственный «Джеки» в долгу не остался. В итоге возникший спор пришлось разрешать Эдуарду VII лично.

Сам король, несмотря на хроническую антипатию к России, разделял обеспокоенность своего морского министра. Да и поднявшуюся газетную шумиху вокруг Сахалина, резко убавившую симпатий к Японии в обществе, столь демонстративно проигнорировать было уже невозможно.

В итоге последовал всего лишь приказ о слиянии Восточно-Индийской, Китайской и Австралийской станций в Восточный флот с командованием в Сингапуре и передовыми базами в Гонконге и Шанхае. В Лондоне состоялось экстренное заседание Комитета имперской обороны (CID), по итогам которого срочно провели ряд секретных консультаций с людьми, сведущими в области артиллерии, взрывчатых веществ, а также в металлах и сплавах.

Ничего определенного они не дали, по причине скудности исходных данных. Но ведущие специалисты в области металловедения и взрывчатки подтвердили, что такое, в принципе, возможно, если не брать в расчет конечную стоимость изготавливаемых боеприпасов, получающихся безумно дорогим штучным товаром. Это стало достаточным основанием, чтобы застопорить уже почти начатое продвижение броненосцев из Средиземного моря на Дальний Восток вместо запланированного перехода в воды метрополии. А на театр боевых действий для детального разбирательства на месте срочно отправился кептен Джалико.

Занимаемая им должность директора департамента морской артиллерии и торпед при адмиралтействе просто обязывала к этому. А приданные ему офицеры из 1-го отдела военно-морской разведки, отвечавшего за ВМС иностранных государств, должны были оказать содействие по своим каналам.

Для максимального ускорения следствия отправился он на крейсере «Абукир», назначенном флагманом в отряд из четырех таких кораблей. Все они – «Абукир», «Хог», «Эдгар» и «Тезус», – вместе с пятью приданными судами обеспечения, перешли под командование Джона Рашуорта Джалико и являлись отдельным автономным отрядом, не подчинявшимся командующим на местах и действующим исключительно по согласованию с адмиралтейством. В пути следования к ним должны были присоединиться шесть шлюпов и полтора десятка миноносцев из состава Средиземноморского, Восточного флота, а также с Гибралтарской станции и от мыса Доброй Надежды.

Одновременно командующий только что созданным Восточным флотом Великобритании адмирал Джерард Ноэл[8] получил строжайшие инструкции из Форин-офиса, подписанные самим премьер-министром. Их суть сводилась к рекомендации «стараться не ввязываться в артиллерийский бой с русскими кораблями до особого распоряжения».

Джек Фишер, узнав об этой «импотентской» инструкции, вполне ожидаемо пришел в ярость. Но это уже относилось к большой политике, куда его пока не пускали. Джентльмены всегда дорожили честью своего флага, а в данном случае было слишком много неопределенностей.

Столь серьезные перипетии правительственного уровня остались не известны никому во Владивостоке, да и в Петербурге тоже, ни тогда, ни после. Иначе витавшее в верхах мнение, что в случае резкого обострения отношений с Англией все, что уже создано на берегах Тихого океана, удержать не удастся, не получило бы стольких сторонников. Хотя… Кто знает, какими мотивами они руководствовались?

* * *

Другой «диковиной забавой» великого князя Михаила на столь высоком посту стал срочный запрос, отправленный нашим торговым представителям, консулам и коммерческим партнерам в Сан-Франциско и Датч-Харборе. Получив его, серьезные люди за океаном не могли взять в толк, зачем ему понадобилось тратиться на телеграфные и почтовые расходы, чтобы как можно быстрее и конфиденциальнее получить списки судов, регулярно совершающих рейсы от побережья САСШ в западном направлении. Причем совсем не обязательно в Японию. Запрашивались также их принадлежность и характеристики: тоннаж, вместимость, скорость хода, численность экипажа и прочее. Среди множества этих пунктов совершенно терялся один, малозаметный, но, пожалуй, самый важный – наличие беспроводного телеграфа.

Но это был только первый, самый заметный этап плана, задуманного Михаилом совместно с немецким полномочным посланником во Владивостоке Паулем фон Гинце. К реализации второго, самого важного, масштабного и невероятно секретного, привлекались уже специально нанятые надежные люди.

Часть из них среди прочих попутных пассажиров доставил на американский берег бывший эскадренный госпиталь «Орел» в одном из своих рейсов. Прочие уже были на местах, давно получая дополнительное жалованье из немецкой казны. Одновременно особые тайные инструкции Адмираль-штаба получили германские рейсовые пароходы, ходившие из Европы через Тихий океан в порты Южной Америки.

Третьим этапом занимались исключительно доверенные финансисты в Берлине и Петербурге. Их круг был достаточно узок, а имена не особо известны, однако репутации безупречны. Они заранее получали почти неограниченные краткосрочные кредиты и особо секретную информацию о тайных планах, а потому имели возможность просчитать, когда и чьи акции нужно будет скупать или продавать через подставные фирмы.

* * *

А на самом восточном краю русских земель все так же занимались своими делами, не особо оглядываясь по сторонам. И дел тех было!.. Главным силам флота теперь требовался внеочередной ремонт в заводе, а значит, сроки начала решающей операции могли вновь отодвинуться бог знает на сколько.

Хоть за время стояния в Озаки на наименее пострадавших «Орле» и «Бородино» все, что было возможно выполнить силами порта Такесики, «Камчатки» и самих экипажей броненосцев, сделали, уложившись до встречи конвоев и обратного перехода, еще находилось куда приложить руки.

В базе, заметно развившейся с приходом беспокойного флота, это было не в пример удобнее и легче. К тому же вполне приличный и уже поднаторевший в этом штат подчиненных контр-адмирала Греве еще и знал, как нужно сделать быстро и хорошо. Исключительно благодаря этому уже сейчас они оба могли бы выйти в море сразу после пополнения запасов.

Однако план экстренного введения в строй еще и «Александра III», все же продавленный упертым Иессеном, оставил в составе действующей эскадры только один боеспособный новейший броненосец. А обоих его собратьев переводил в разряд ремонтируемых-догоняющих.

Этот план, предусматривавший попутную замену половины расстрелянных двенадцатидюймовок на «Бородино» «обездомевшими» пушками с «Александра», уже вынутыми из его наглухо «контуженной» носовой башни, продвигался довольно быстро. Тем не менее выходил за границы приемлемого по срокам, хотя работы не прекращались даже ночью.

Для гвардейского броненосца, обосновавшегося в новом доке, как для самого «заезженного», дата намеченного ввода в строй вообще неминуемо отодвигалась на четыре, а скорее всего, на все шесть недель. Пришлось привлекать и иностранных специалистов, тоже загружая их сверх меры, но принципиально это ситуацию не изменило.

Педантичные немцы, глядя на сосновые брусья, подгоняемые по месту топором поверх кое-как залатанной вмятины оголившейся обшивки, ворчали, обзывая это все эрзац-ремонтом. Заменять перекошенные и ослабшие броневые плиты деревом вместо восстановления набора и правки поврежденных листов казалось им немыслимым. Однако дело они делали, даже внося рациональные предложения, повышающие общую прочность собираемой конструкции. Одновременно нещадно гоняли мальчишек-подсобников, постоянно убиравших щепу и прочий пожароопасный строительный мусор, порою обильно осыпаемый искрами сварки.

Ситуация с «Бородино» выглядела несколько более обнадеживающе, хоть по внешнему виду сказать подобного никто и не мог. Мастера завода «Дюфлон и Константинович» спешно монтировали новую проводку во всех башнях, попутно дорабатывая системы Гейслера. Им помогали инженеры «Сименса», после очередной отладки вверенных им в попечение станций беспроволочного телеграфа остававшиеся временно безработными. Очень пригодился их богатый задел по всевозможным электротехническим изделиям.

В итоге, основываясь на хотелках и, самое главное, конкретных проработанных предложениях артиллерийских офицеров броненосцев, обобщенных Цывинским, вся заумная путаница проводов, контактов, реле, предохранителей и переключателей приобретала совершенно иной, более лаконичный вид, весьма далекий от исходного.

Но очередные доработки тщательно скрывали от посторонних, так что заметно это было лишь на баке, где после снятия броневой крыши и орудийных стволов главного калибра осталась только сама «кастрюля» из толстых плит со станками на поворотном столе. Сменные пушки уже доставили из мастерских, сгрузив на стенку под бортом, и готовили к установке.

Завершения этих работ, как и планировалось, флот дожидаться не стал. И так все разумные пределы отсрочек выбрали с запасом. Дальнейшая задержка могла предоставить японцам возможность беспрепятственного подхода их последних «оптовых» покупок из Латинской Америки. К тому же так вполне можно было дождаться начала сезона штормов в Тихом океане, а затем и неизбежного замерзания гавани Владивостокского порта.

Вдобавок пришли очень тревожные вести из Англии. Стало известно, что король Эдуард VII неожиданно одобрил решение адмиралтейства о создании Восточного флота, что предусматривалось только на случай войны. Похоже, тревога Министерства иностранных дел имела под собой основания.

Однако в штабе наместника вероятность вступления «альбионцев» в войну на стороне Японии признавалась крайне невысокой. Откровенно пророссийская позиция Германии являлась существенным сдерживающим фактором. Последние рапорты разведки это подтверждали.

По донесениям нашего военного атташе в Лондоне, в броненосных эскадрах Владычицы морей никаких подвижек не последовало. Только в соответствии с тут же отданным по такому случаю приказом Джеки Фишера на Дальний Восток срочно отправлены еще восемь броненосных крейсеров и два десятка самых новых мореходных миноносцев, схожих по типу с последними русскими минными крейсерами. Предполагается также передать адмиралу Ноэлу часть кораблей с Гибралтара и мыса Доброй Надежды.

Пусть броненосные, но все же крейсера. То есть «главный довод короля» они не использовали, ограничившись демонстрацией своей мощи и готовности ее быстро нарастить в любом уголке земного шара. Да и черт с ними! Пускай побряцают оружием, раз так хочется. Это мы можем и не заметить.

Но уточненные немцами сведения оказались менее оптимистичными. Они хоть и сократили число отправленных кораблей вдвое, добавили такую ма-а-аленькую деталь. Начатое Фишером сосредоточение сил флота в водах метрополии временно приостановлено. По этой причине в Средиземном море пока остается мощная эскадра, затеявшая учения у египетских берегов. То есть в случае необходимости она способна быстро усилить Восточный флот, и без того обладающий заметным превосходством.

Из прочих больше всего беспокоила непроверенная пока информация, также полученная из Адмираль-штаба, о том, что ведутся переговоры по срочной передаче нескольких крейсеров и десятка истребителей сынам Ямато прямо здесь, на Дальнем Востоке. А тут еще и сами японцы довольно эффектно показали зубы в Цугару, снова доказав, что недобитый враг все еще опасен. Требовалось срочно доводить дело до конца, пока не поздно.