Читать книгу Побег за белой ночью - Сергей Псарев, Сергей Псарёв - Страница 14

Мы опять немного задержалась в парке этой старинной дворянской усадьбы. Как это было? Вспомнил… Это неверно. Не забывал. Ты сидела рядом со мной за дощатым столом, на котором лежали осенние листья. Мы пили чай, и я подумал, что моя жизнь еще никогда не была так заполнена. Кроме работы в ней появилась личная жизнь. Было дело, которому я всегда служил. Не было счастья, и, кажется, уже совсем примирился с этим.

– Скажи, мне. Ведь так не бывает.

– Бывает, один раз в тысячу лет.

Счастье не слишком ярко улыбается мне. Свой родной, дорогой человек. Немножко грустно. Сантименты не к лицу человеку моего возраста. Он должен представлять собой что-то солидное и рассудительное. Если ты рядом, то куда все это у меня девается?

Таких деревянных усадеб в окрестностях Петербурга и в Ленинградской области осталось совсем немного. При всей своей внешней привлекательности они совсем не защищены и часто горели. Пока оставались умельцы старой школы, их быстро строили заново, и история начинала свой новый отсчет. Сейчас историческим местам торопливо возвращали прежние имена, но их самих, уже не было. Нам только оставалось иногда возвращаться туда и просто вспоминать, какими они были.

Господский дом усадьбы Набокова на горе привлекал внимание всех, кто проезжал мимо по Киевскому шоссе. Просторное деревянное строение с колоннами в стиле ампир, создателей которого уже никто не помнил, сменило немало хозяев. Теперь среди них, чаще вспоминали представителя известного купеческого рода сибирского золотопромышленника старообрядца Ивана Рукавишникова и знаменитого писателя эмигранта Владимира Набокова. Издали дом выглядел заметно лучше. Восстановленный после страшного пожара 1995 года, он снова разрушался. Ощущение мистики и чего-то необыкновенного здесь просто висело в воздухе. У входа в усадьбу мы заметили старушку в белом берете. Она едва передвигалась, опираясь на свою палку, и что-то говорила сама себе. Оглянуться не успели, как эта старушка куда-то исчезла на совершенно ровном открытом месте.

Такие душевные провинциальные музеи мне всегда нравились своей простотой, естественностью и отсутствием излишних ограничивающих правил. Свободное перетекание миров и времени здесь нередко начиналось с самого первого прикосновения к старинному предмету. После этого, как ток по телу пробегал. Зрительные образы рождали новые ощущения, даже какой-то особенный привкус. Получалась совсем другая атмосфера.

Среди интерьеров комнат, столовой и бальной залы, портретов и фотографий, бабочек-сфинксов под стеклом и личных вещей владельцев усадьбы меня неизменно привлекала выставка работ местного художника Леонида Птицына. Совершенно точно, что лишней она здесь не была. Человек необыкновенной судьбы, мальчишкой потерявший при разминировании обе руки по локоть. Он сумел потом закончить Академию художеств и стать профессиональным художником. Тот случай, когда божественный дар творца давался человеку с рождения, а потом проходил непостижимые испытания. Молодому человеку пришлось заново осваивать изящную технику живописца и рисовальщика голыми обрубками рук. Эти картины теперь ничего не говорили о духовных и физических муках их создателя, они были выразительны и сдержаны в цвете. Наверное, только автопортрет самого художника мог подсказать что-то любопытное наблюдательному и чуткому посетителю. Среди работ художника картины с изображением храма Рождества Богородицы на берегу Грязны, который можно было легко увидеть из окна усадьбы. Всегда интересно сравнивать реальность с изображением и читать ее глазами художника.

Сохранилось любопытное описание усадьбы царевича Алексея, оставленное потомкам фрейлиной его супруги Юлианой Арнгейм: «12 мая 1715 года мы в Рождествене, мызе царевича в Копорском уезде, в семидесяти верстах от Петербурга…. Я была долго больна, думали, умру. Страшнее смерти была мысль умереть в России. Ее высочество увезла меня с собою сюда, в Рождествено, чтобы дать мне отдохнуть и окрепнуть на чистом воздухе. Кругом лес. Тихо. Только деревья шумят, да птицы щебечут. Быстрая, словно горная речка, Оредеж журчит внизу под крутыми обрывами из красной глины, на которой первая зелень берез сквозит, как дым, зелень елок чернеет, как уголь. Деревянные срубы усадьбы похожи на простые избы. Главные хоромы в два жилья с высоким теремом, как у старых московских дворцов еще не достроены, рядом – часовенка с колокольнею и двумя маленькими колоколами, в которые царевич любит сам звонить. У ворот – старая шведская пушка и горка чугунных ядер, заржавевших, проросших зеленой травой и весенними цветами. Все вместе – настоящий монастырь в лесу. Внутри хором стены еще голые бревенчатые, пахнет смолою; всюду янтарные капли струятся, как слезы. Образа с лампадками. Светло, свежо, чисто и невинно – молодо. Царевич любит это место. Говорит, жил бы здесь всегда, и ничего ему больше не надо, только бы оставили его в покое…»

Прежняя Рождественская церковь находилась в излучине реки Оредежа, на вершине небольшого холма, там, где сейчас за Могильным мостом расположено Старое кладбище. По свидетельству современников она была очень простой архитектуры и без звонницы. Как сообщает старинное епархиальное издание, храмовые «колокола висели на деревьях». Эти деревья, уцелевшие с эпохи царевича Алексея, существовали до 1865 года…

Окружавший обширный парк, по которому мы теперь шли, казался неухоженным и больше напоминал обычный лес с проложенной широкой аллеей, вдоль которой стояли старые вековые деревья. Здесь все еще можно было отыскать каменные основания, на которых в господском парке раньше стояли мраморные статуи. После создания нового государства освобожденного труда, они пострадали в самую первую очередь. Улыбаюсь, мысленно представляя тебя в длинном белом платье и милой шляпке с ажурным зонтиком. Бережно беру под руку, и мы медленно идем дальше…

Все эти высокие, изрезанные холмами берега рек Оредеж и Грязны, раньше называли нашей русской Швейцарией. Теперь сложно представить, что это заросшее бурьяном футбольное поле еще столетие назад было оборудованным современным теннисным кортом, а едва заметные тропы представляли собой проложенные в парке велосипедные дорожки. На одной из них во время прогулки познакомились родители будущего знаменитого писателя: Елена Рукавишникова и Владимир Набоков.

Детство писателя прошло неподалеку отсюда, в загородном имении Выре под Гатчиной. До наших дней оно уже не сохранилось. Его родители предпочитали жить «на английский манер» и во всем следовать европейскому стилю. В обиходе семьи обычно использовалось три языка: русский, английский и французский. В какой-то момент юному Владимиру Набокову даже пришлось подтягивать знание своего родного языка. Обычная история из жизни многих обеспеченных русских аристократических семей. Читать, по его собственным словам, научился раньше по-английски. Позднее он вошел в мировую литературу, как русский и американский писатель, поэт, переводчик и драматург, создававший свои произведения на русском, английском и французском языках.

Теперь мы направились в сторону источника, куда многие приезжающие ходили за водой. В самом конце усадебного парка всем часто показывали установленный на валуне поклонный крест. Как гласило предание, на этом месте странным и загадочным образом «ушла под землю, провалилась в одночасье» деревянная церковь, которую называли «Велики Никола». Местный вариант «града Китежа». Случилось это в конце XVI века, в Смутное время, перед самым приходом новых хозяев – шведов. Иноземные завоеватели не смогли осквернить ее своим присутствием.

Основанием для этого вполне могло стать вполне реальное событие, поскольку в этих местах, где когда-то проходил старый новгородский тракт, каждый год появлялись новые провалы и воронки, жадно всасывавшие в себя все, что могло находиться на поверхности. Словно подтверждая эту легенду, местные подземные воды изредка выкатывали на поверхность древние монеты и кольца. Самые первые поселения в этих местах появились намного раньше. Курганные захоронения, исследованные археологами в Рождествене еще в 1874 году, оказались древними кладбищами и по времени относились к XI – XII векам.

Здешние земли представляли собой красные песчаники, горные породы осадочного происхождения. Подземные каналы и пустоты образовывались в них в результате механической эрозии, вымывались водой, содержавшей песок и осколки камней. Завершив свой титанический труд, вода выводила пещеры на поверхность, подобно открытым пастям мифических драконов, из которых по лесам и полям струились чистейшие родники.

Появление таких древних красных песчаников ученые относили к девонскому периоду, завершившемуся на земле 500 млн. лет назад. Название ему дали по имени графства Девоншир на юго-западе Англии, где были впервые обнаружены следы подобных геологических образований. Нам оно больше знакомо по Баскервиль – холлу и таинственной собаке, обитавшей среди торфяных болот. Мы без труда представили себя в Ленинградской области среди гигантских древовидных папоротников, рядом с которыми бродили первые наземные позвоночные существа.

Осенние листья под ногами все больше смешивались с мокрым песком и красной глиной – следами работы подземных рек. Лесная тропинка вскоре привела нас к источнику. Из основания красной береговой скалы бил родник. Учитывая близость провалившейся легендарной церкви, эту гору с давних пор почитали Святой, а здешнюю воду целебной. Теперь это место оборудовали специальной купелью, а вдоль источника расставили множество икон. Все бы ничего, только сделанное наспех из современных материалов сооружение вместе с рукотворными пещерками теперь совершенно изменило красивый лесной пейзаж. Вода в ручье казалась черной, но это было обманом зрения. Она кристально прозрачна и хороша на вкус. Ее неторопливое течение приводило в движение донную траву, заставляя вспоминать лучшие кадры знаменитого фильма Андрея Тарковского «Солярис».

Мы снова пошли по лесной тропе и скоро оказались у входа в пещеру. Это было уже настоящее творение природы, причем довольно внушительных размеров. Выброс подземной речки открывался высокими сводами, внутреннего пространства здесь хватало, но дальше начиналось его сужение. Это чем-то напомнило мне сквозное пулевое ранение, где отверстие на выходе всегда получалось больше. Двигаясь дальше, мы увидели справа от главного прохода небольшую сухую подземную залу, сделанную водой. Получалось, что кое-что можно было узнать о пещере, даже не заходя далеко внутрь.

Нам показалось, что мы многое потеряем, если не пойдем дальше. Когда еще могла придти в голову безумная идея прогуляться по подземному царству? Открытое чрево пещеры определенно притягивало скрытой тайной. Включив фонарики, мы продолжили свое движение. Гладкие, отшлифованные водой красные стены пещеры усиливали ощущение путешествия внутри какого-то живого гигантского чудовища, способного пожирать земной мир. Из глубины пещеры вытекал ручей, и нам пришлось идти по его руслу из мелких камней. В этой пустой замкнутой полости бегущая вода журчала как-то необычно, словно волшебная музыка. Наши шаги и голоса отдавались глухим эхом, здесь был совсем другой мир. Мы замерли и слушали разговор подземного ручья. В какой-то момент мне даже показалось, что я слышал чье-то тихое пение и слова молитвы. Однако, скорее это звучало во мне, как обращение к Господу, напоминая о последнем присутствии на церковной службе..

К основному потоку сюда присоединялся еще один подземный ручеек. Так когда-то образовались новые боковые ходы этой пещеры. Вправо вел сужавшийся ход, откуда выходило главное русло. Похоже, что раньше он был меньшим по высоте, и люди увеличили его до удобных нужных размеров. Хорошо заметно, что форма потолка у коридора теперь искусственная и обработана рабочим инструментом.

Говорили, что самые дальние проходы в пещеры каждый год меняли свою форму, там кто-то вел новые раскопки. Похоже, здесь все еще продолжали искать древние клады под землей. Метров через десять перед нами открылся еще один зал, но уже заметно меньших размеров. Выходы из него вели в разные стороны. Все они проделаны подземными ручьями, но некоторые из них тоже расширялись руками человека. Один их таких проходов теперь заканчивался коротким тупиком, в котором кто-то вырубил ниши для фонарей. Дальше мы идти уже не рискнули, поскольку пространство в проходах сильно сужалось, превращая их в похожие на склепы норы. Многотонная масса над нами начинала давить все больше, и желание продолжить путешествие сокращалось точно в такой же пропорции. Мы повернули обратно, ты снова шла за мной следом по руслу подземной реки.

Вспомнилась красивая легенда Орфея и его возлюбленной Эвридики, за которой он оправился в подземное царство мертвых. Там оно тоже начиналось с входа в пещеру и маленького ручейка, впадавшего в реку Стикс. Все это время я слышал твой голос и шаги за спиной. Кажется, у легендарного Орфея такой возможности не было. Эвридика в царстве мертвых оставалась бестелесной и беззвучной тенью. Впереди сверкнул свет, проход снова расширился. Еще немного и над нашими головами засияло небо.

Наполненный солнцем и косыми тенями осенний парк теперь показался особенно прекрасным. Нам улыбались встречные люди, деревья и кусты, а старая усадьба просто светилась своим фасадом на фоне синего неба. Земная жизнь, при всей ее неустроенности, выглядела привлекательней любого подземного рая. Радость так переполняла нас, что захотелось купаться в осенних листьях. Мы снова и снова подбрасывали их в воздух и устраивали себе настоящий фейерверк…